Клиника нравственной и умственной отсталости*

434

Общая информация

* Текст печатается по изданию: «Воспитание и обучение дефективных детей». Сборник лекций под редакцией проф. А.С. Грибоедова и д-ра Н.П. Казаченко-Триродова. Том 1. СС. 54-68, 291-301. Издание Комиссариата Социального обеспечения. Петроград, 1918. Текст приводится в современной орфографии.

Ключевые слова: умственная отсталость, умственная дисфункция, нравственное здоровье, нравственное развитие

Рубрика издания: Из педагогического наследия

Тип материала: научная статья

Для цитаты: Маляревский М.И. Клиника нравственной и умственной отсталости // Аутизм и нарушения развития. 2008. Том 6. № 2. С. 41–49.

Фрагмент статьи

Я буду после­довательно демонстрировать перед вами ряд детей, страдающих той или иной формой ненормальности,  и в вашем присутствии попытаюсь выяснить их внутренний мир со всеми его особенностями настолько, чтобы вполне определенно знать, что представляет собою данный ребенок, что можно от него требо­вать, и какие меры воспитания и обучения к нему при­менимы.

Однако насколько бы не была разработана система исследования, как бы не велик был в будущем ваш личный опыт, и как заманчиво бы не казалось с первого раза после двух часов исследования ребенка определить его действительное состояние, никогда не следует соблазняться этим и удовлетво­ряться одним исследованием, хотя бы и самым тщательным, и детально разработанным.

Всегда необходимо помнить, что, решая вопрос о ребенке и принимая на себя ответственность за его судьбу, должно быть очень осторожным и все свои выводы тщательно проверять. Для этого у нас есть помимо исследования еще два способа: анамнез и наблюдение.

Полный текст

Клиника нравственной и умствен­ной отсталости[1]

МАЛЯРЕВСКИЙ  М.И.

 

Первая лекция

 

Введение

Мне предстоит познакомить вас с проявлением умственной и душевной ненормаль­ности в детском возрасте. С теорией этого вопроса вы ознакомитесь на лекциях проф. Грибоедова, я же должен вас практически ознакомить с отдельными формами душевного расстройства в области интел­лекта, воли, эмоций и морали.

Но прежде чем приступить к нашей задаче, я должен вас ознакомить с некоторыми медицин­скими терминами, без которых нам трудно будет обходиться в дальнейшем: Клиника, статус-презенс и анамнез. Под клиникой разумеется изучение болезни на самом больном. Я буду после­довательно демонстрировать перед вами ряд детей, страдающих той или иной формой ненормальности,  и в вашем присутствии попытаюсь выяснить их внутренний мир со всеми его особенностями настолько, чтобы вполне определенно знать, что представляет собою данный ребенок, что можно от него требо­вать, и какие меры воспитания и обучения к нему при­менимы.

Однако насколько бы не была разработана система исследования, как бы не велик был в будущем ваш личный опыт, и как заманчиво бы не казалось с первого раза после двух часов исследования ребенка определить его действительное состояние, никогда не следует соблазняться этим и удовлетво­ряться одним исследованием, хотя бы и самым тщательным, и детально разработанным.

Всегда необходимо помнить, что, решая вопрос о ребенке и принимая на себя ответственность за его судьбу, должно быть очень осторожным и все свои выводы тщательно проверять. Для этого у нас есть помимо исследования еще два способа: анамнез и наблюдение.

Под анамнезом разумеется все то, что касается прошлого ребенка, его родителей, дедов, братьев, сестер, дядей, теток, его утробного периода и первых лет жизни, отрочества и юношества вплоть до той минуты, когда ребенок поступает в ваше ведение.

При благоприятных условиях, по заранее разработанному плану, когда родители или родственники толковы и понимают, чего вы от них хотите, пол­ный опрос в сфере анамнеза возможно составить в течение двух часов времени. Здесь на лекциях, конечно, мы не сможем тратить так много времени на это и будем ограничиваться лишь самым существенным из анамнеза. Но вы в дальнейшей ва­шей самостоятельной работе не должны ограничи­ваться только главным и случайным, вы должны всегда помнить, что часто родители сами не отдают себе отчета в том, что важно и что не важно, и потому не могут самостоятельно взвешивать все вам сооб­щаемое.

Хронологически, конечно, правильнее было бы сна­чала собирать анамнез, т.е. прошлое ребенка, а затем приступать к «статус-презенсу», но прак­тически лучше сначала тщательно исследовать ре­бенка, составить себе о нем некоторое представление и допустимое предположение, а затем уже присту­пить к выяснению анамнеза. При такой системе вы будете собирать сведения не об абстрактном, неизвестном вам ребенке, а когда уже имеется о нем оп­ределенное представление, которое или подтвердится или опровергнется анамнезом и тем самым укажет вам, какие ошибки вы допустили при выяснении «статус презенса».

Но вот ребенок изучен, анамнез собран, у вас составилось о нем определенное мнение, кото­рое подтвердилось. Однако и теперь не считайте дело оконченным. Вам еще предстоит дальнейшее наблюдение над ним. Это дальнейшее наблюдение осо­бенно важно, потому что на практике вы никогда не получите сразу полного анамнеза, и кроме того, целый ряд причин помешает вам произвести пол­ное исследование «статус презенса».  Лишь дальнейшее наблюдение  за мальчиком или девочкой в классе, на работе, в столовой, в спальне, в играх и в свободное от занятий время даст возможность поставить уже вполне закончен­ный диагноз, после которого вы можете со спокой­ной душой сказать, что данный субъект подлежит такому-то приему, такому-то отделению, классу, мастерству и системе воспитания и обучения.

Таким образом, изучение каждого пациента ва­шего должно слагаться из 1) его исследования (Status praesens) в данную минуту, 2) выяснения его прошлого (Anamnes) и 3)дальнейшего над ним наблюдения.

На наших лекциях нам доступны лишь два мо­мента из этих трех: исследование статус-презенса и выяснение анамнеза. Но так как нам важна не судьба каждого пациента в отдельности, а судьба того типа, который мы изучаем, то этот пробел отчасти нам удастся возместить тем, что мы просмотрим тот же тип в более позднем возрасте, и таким образом вам будет видно, чего следует ожидать от той или иной категории нравственной и умственной отсталости.

Но т.к. мне не всегда удастся показать вам одну и ту же группу в разных возрастах, то во многих случаях придется наглядную демонстрацию заменить сообщением вам тех наблюдений, кото­рые сделаны были Врачебно-Воспитательным Заведением за тридцатилетнюю его деятельность.

После этого краткого вступления мы можем при­ступить к нашей программе.

Все случаи детской психической ненормальности мы должны подразделить на две обширные категории: чисто дегенеративную и дегенеративную, но ослож­ненную каким-либо добавочным заболеванием.

Для краткости мы будем их называть формы дегенеративные и формы патологические (т.е. болезненные).

Это деление очень существенно как для понимания состояния детей, так и потому, что в обоих случаях совершенно различная этиология и различ­ный «прогноз», т. е. предсказание исхода болезни.

Это различие происходит потому, что в первой группе, чисто дегенеративной, мы имеем картину врожденного недоразвития, тогда как во втором мы имеем результат разрушения, произведенного заболеванием и производимого дальше, поскольку само заболевание серьезно и хронично.

В первом дегенеративном состоянии мы мо­жем с полной уверенностью сказать, что данный субъ­ект представляет собою ступень недоразвития, и путем искусственного воспитания мы можем достиг­нуть вполне определенных результатов в дальнейшем.

В случаях патологических мы уже этого ска­зать не можем. Здесь мы должны быть очень осто­рожны и каждый раз оговариваться: данный субъ­ект представляет собою картину остатков от разрушений, нанесенных заболеванием, и мы можем чинить или исправлять эти недостатки, поскольку это заболевание уже прекратилось и поскольку оно в дальнейшем не разрушит нашей работы.

Чтобы наглядно пояснить эту мысль, я для сравнения приведу вам три случая недостатка речи.

В первом случае, где речь убога на почве чис­то дегенеративной, где она связана с общим типичным убожеством всей психики, мы можем по­ставить такой прогноз: данный субъект обладает плохо развитой речью вследствие того, что он сам развит очень недостаточно. Поскольку нам удастся его развить самого, постольку разовьется и его речь.

Так при скудоумии возможно общее развитие в пределах обыденных, «комнатных», представлений, а следовательно, путем воспитания и обучения мы и речь его можем доразвить в этих же пределах комнатных представлений и соответствующего запаса понимаемых слов. Правда, мы можем его научить еще и целому ряду непонятных для него слов, но от этого ни ему, ни кому другому не будет никакой пользы. Так один скудоумный выучился отвечать: «свет есть движение эфира. Ветер есть движение воздуха, теплота есть движение молекул». Он очень охотно повторял эти ответы, и т.к. его часто спрашивали, то он помнил и не сбивался в них. Само собою понятно, что он говорил эти фразы, как попугай, совершенно не понимая их значения и не связывая с этим никаких представлений. Так как у него была довольно хорошая механическая память, то дети научили его целому ряду других мудрых изречений и потешались, когда вводили в заблуждение наивных посетителей.                     

Во втором случае, где речь утеряна после частичного воспаления мозга (как осложнение скарлатины), остальная часть психики почти совершенно не разрушена, как это наблюдается у большинства глухонемых, и мы можем определенно сказать, что речь удастся восстановить вполне и придать ей почти полное служебное значение, особенно в области письменного и печатного слова.

Там, где речь утеряна на почве того же менин­гита, но разыгравшегося в связи с туберкулезом мозга или в связи с тяжелой эпилепсией, там приходится говорить: если туберкулез не повторится, или если эпилепсия, разрушившая и продолжающая разрушать организм, прекратится, то мы сможем восстановить и речь. Но так как этого ожидать трудно, то следует предполагать, что пока не пов­торятся тяжелые приступы болезни, нам удастся, быть может, восстановить разрушенную речь. Но как только повторится болезнь, она, наверное, снова разрушит все нами сделанное. А кроме того, умственное напряжение, которое связано будет с нашей работой, переутомит силы больного и сможет само по себе вызвать ухудшение основного заболевания.

Вот вам три примера дефектов речи, которые развиваются на различной почве, имеют совершенно различный прогноз и требуют совершенно различного к себе отношения. Первый случай относится к первой группе состояний - чисто дегенеративных, где мы имеем врожденное убожество, которое в опытных руках может сделать вполне определенные успехи.

В третьем случае, где отсутствие речи наблюдается в связи с общей гибелью душевной жизни, на такой тяжелой почве как эпилепсия, сле­дует ожидать с дальнейшим развитием эпилепсии и дальнейшего ухудшения общего состояния. При этом умственное напряжение может лишь ухудшить дело.

И во втором случае ребенок до четырех лет развивался нормально. Заболел скарлатиной, и на почве скарлатины развилось воспаление мозговых оболочек. Это воспаление разрушило центр речи и коснулось близлежащих центров движения правой стороны тела, и действительно, при тщательной проверке мы наблюдаем, что правая рука несколько слабее левой, правая нога как будто не так сво­бодно ступает, как левая. Но это общее повреждение было настолько слабо, что эта ненормальность едва заметна. Она, однако, наблюдается почти у всех глухонемых и заик, которые получили повреждения речи после воспаления мозговых оболочек или воспаления мозга.

Что происходит при таких воспалениях  - дело теории, и мы здесь касаться этого не будем, но укажем лишь на то, что путем упражнения можно восстановить разрушенные органы и добиться того, что глухонемой будет говорить, а конечности будут двигаться правильнее. Мы этого можем достичь лишь потому, что вся остальная душевная жизнь уцелела и функционирует почти нормально.

У идиота неговорящего нет этой психической жи­зни, и добиваясь речи, мы достигаем очень малого.

Вот вам три примера, на которых вы видите: какую огромную роль играет этиология  при постановке диагноза.

Этиология выясняется лишь из анамнеза. Статус презенс дает картину данного состояния, и анамнез, таким образом, дает объяснение этой картины, а дальнейшее наблюдение лишь пополняет или исправляет сделанное наблюдение и собранный анамнез. Особенно среди того класса и среди тех условий, в которых вам предстоит работать.

Вот почему при составлении классификации не­обходимо было брать в основу не только признаки данного момента, но и те причины, которые создали данное состояние.

Я в своей практике придерживаюсь классификации, выработанной Врачебно-Воспитательным Заведением за 30-летний период его деятельности, когда, имея обширный материал, оно за столь долгий срок могло проверить его на основании тех результатов, которые получались после работы над каждым поступавшим ребенком.

Но для того чтобы вы могли быть в курсе во­проса, на своих лекциях я познакомлю вас с клас­сификациями и других авторов.

Сначала мы рассмотрим нашу классификацию. На показанной таблице сверху обозначены более легкие формы, так называемые дегенераты высшего порядка, а внизу самые тяжелые формы, оканчиваю­щиеся глубоким беспомощным идиотизмом.

На первых ступенях вырождения мы наблюдаем своеобразную форму неуравновешенности, которая заключается в том, что в наличности имеются все элементы психики и духовной жизни, но они нахо­дятся в такой дисгармонии, что юноша не в состоянии дать самому себе отчета в том, что он такое сам и что сделает он в следующую минуту.

При этом наблюдается сменное преобладание какого-либо элемента психики над другим,

Отсюда чрезвычайная неустойчивость и непрочность всех переживаний и мотивов поведения. Отсюда и неуверенность, и ненадежность в самом себе в каждый будущий момент.

Такова общая характеристика этой степени. Когда мы будем проходить ее подробнее, мы обстоятельно рассмотрим каждую особенность, а пока укажем лишь на то, что эти загадочные люди являются наиболее любимыми героями повестей и романов: Рудин, Райский, Печорин, Онегин, „Ученик" Поля Бурже, „Трое" Горького, „Сын Солнца" Джека Лондона, „Мартин Иден" его же и т.д.

Все это представители категории неуравновешенных, изображенных с различной степенью правди­вости и подробностей.

Еще одну особенность неуравновешенности мы должны указать здесь: это то, что неуравновешенность является чертой временной, впоследствии с годами она проходит.

На следующей ступени дегенерации мы имеем уже недочет в одном из важнейших элементов психики, именно - воли.

Или воля очень ослаблена, или совершенно отсутствует, или же проявляется в одних отношениях при слабости или отсутствии в других. Это юноши, легко поддающиеся влиянию и внушению, но т.к. в связи с упадком воли наблюдается ослабление и непрочность эмоций, то никакое внушение не может создать у них достаточно долгого настроения, для того чтобы они могли выполнить то, что ими намечается или им навязывается, и даже то, что они хотят в данную минуту.

На третьей ступени вырождения уже наблюдается ослабление нравственного чувства, которое в раз­личное время, (годам большей частью к 20-ти) дорастает и становится не хуже, чем у других людей. Лишь у 1% чувство морали не дорастает никогда, и они остаются иммораликами на всю жизнь; их не спасет ни высшее образование, ни материальная обеспеченность, как мы это видим у Панченко и у инженера Гилевича. Первый на 50-м году жизни был осужден за покушение на убийство из корыстных целей, а Гилевич на 30-м году - за убийство с теми же целями.

На четвертой ступени начинаются уже умственные пробелы настолько очевидные, что ребенка прихо­дится отнести к категории умственно-отсталых детей. Т.е. его развитие по сравнению с нормаль­ными сверстниками запаздывает настолько, что учиться наравне с нормальными детьми в нормаль­ной школе они уже не могут и нуждаются в особых школах, где курс проходится более наглядно, где избегаются все отвлеченности, и где школа подготовляет не к высшему учебному заведению для продолжения курса, но к определенной жизненной деятельности в качестве ремесленника или к определенной и несложной отрасли промышленности. При хорошо поставленной школе они впоследствии по внешности ничем не отличаются от среднего чело­века и даже кончают такие школы как коммер­ческие училища и делаются кассирами, библиотекарями и проч.

На пятой ступени умственные дефекты настолько велики, что придется констатировать уже слабоумие. Это дети, которые вовсе не могут пройти курса сред­ней и даже ремесленной школы. Учение дается им с чрезвычайным трудом. Отвлеченности не даются вовсе, но четыре правила арифметики они могут ус­воить и могут научиться писать и читать без ошибок. Ремесла в целом они изучать не могут, но производства вполне; впоследствии могут окупать свою жизнь.

На ступени, которую назвали мы тупоумием, ослабление умственных способностей настолько велико, что эту стадию следует считать пограничной с идиотизмом. Здесь хотя и сохраняется способность счи­тать по порядку, и возможно обучение чтению и пись­му, но уже ни обратного счета, ни вычитания, и нет уже совершенно никаких математических выкладок. Никакие действия, связанные с точностью, вычислением и расчетом, невозможны. Предостав­ленные самим себе, они должны погибнуть, и потому они могут жить лишь на попечении государства.

На седьмой ступени скудоумия уже вовсе нет счета, есть „один и много". Речь еще сохранена, но в пределах комнатных слов, и понятия не выходят за пределы необходимых потребностей. Отвле­ченной жизни можно заметить лишь следы. Еще есть страсть к фетишам, блестящим вещам и тому подобному. На этой ступени возможно существование только в приюте.

На восьмой ступени немого безумия уже исчезает речь и заменяется мычанием, которое выражает удовольствие, и визгом - неудовольствие. Они могут еще сами есть и даже одеваться.

И наконец, на девятой ступени исчезает спо­собность к передвижению, к управлению руками и ногами. Их приходится держать целые дни в крес­ле и кормить с ложечки. Есть ли какая либо умственная жизнь, установить здесь очень трудно. Даже трудно определить, каковы их вкусовые ощущения.

Вот в последовательном упадке духовная жизнь дегенератов, которые родились таковыми.

Я уже говорил о том, что эти состояния или формы следует считать типичными, т.к. они во всех случаях всегда одинаковы, и убожество в одном каком-либо отношении является признаком той же степени убожества и во всех остальных.

Эта полнота общей картины настолько типична и постоянна, что побудила различных исследователей расклассифицировать их приблизительно в тех же группах, как можете видеть вы на этой таблице, при этом каждый автор положил в основу своей классификации один какой-либо признак, ко­торый он считает характеризующим группу.

Так Краус кладет в основу своего подразделения способность к речи, указывая, что речь ста­новится беднее отвлеченными представлениями.

Солье указывает на постепенный упадок внимания, и у безумных его совершенно отрицает.

Крафт Эбинг кладет в основу способность к отвлеченным представлениям, о количестве которых можно судить опять-таки по запасам слов, т.е. речи.

Крепелин, заглядывая глубже, исследует не сами восприятия, а способность к восприятиям, и ста­вит все это в связь со способностью сосредото­чиваться, т.е. с вниманием.

Айрленд, который чуть ли не первый занялся этим вопросом и который, будучи врачом, состоял одновременно директором учреждения для таких детей в Англии, ближе всех подошел к вопросу и разгруппировал их на основании разных способ­ностей, более всего придавая значение способности к обучению и труду.

Подобно Айрленду, к вопросу подошел и Демур, перечислив многие признаки и в основу кладя спо­собность к обучению.

В нашей классификации, с которой я познакомил вас, мы учли все, сделанное другими авторами, и до­полнили ее нашими наблюдениями во Врачебно-Воспитательном Заведении.

Основа нашей классификации внешних признаков заключается в следующем: как видите, все авторы, что бы они не перечисляли, приходят к одному общему заключению, что, по мере усиления убожества, ослабляется способность к отвлеченному мышлению. Надо было взять такую способность к отвлеченности, которая, во-первых, всем доступна независимо от образа жизни, среды, грамотности и проч., затем поддавалась бы наиболее точному учету и наиболее могла бы быть проверена в любой момент без предварительной подготовки и без продолжительного наблюдения.

Таким отвлеченным материалом является спо­собность к счислению. Если ребенок не учился в школе и не умет оперировать десятками и сотнями, то, где бы он не жил и в какой бы неграмотной среде он не вращался, гривенниками, пятаками и ру­блями он оперировать умеет всегда, даже на очень низкой ступени возраста; в нормальной школе, если бы учительницы учли эту ,,предварительную подго­товку", им не надо было бы так долго сидеть над отвлеченными классами чисел, т.к. они имеют уже готовую классификацию чисел в виде знакомства с монетами, и им осталось бы лишь монетную систему перевести на арифметическую.

Это знакомство детей с деньгами и специфичес­кое свойство денег ,,покупать все" действует на­столько увлекающе, что уже на самых низших ступенях развития вид денег вызывает радостную улыбку даже тогда, когда эти деньги не умеют сосчитать.

Таким образом, в деньгах мы имеем чрезвычайного союзника, и они в значительной степени помогут нам разбираться там, где иные средства иногда оказываются недействительными. К сожалению, теперь, когда деньги заменены марками, и когда их волшебные свойства „приобретать все" вследствие недостатка товаров значительно понизились, наша задача в этом отношении стала значительно труднее.

Следующей отвлеченностью, менее точной, но за­то одинаково увлекательной, как это ни странно, является философия. Наклонность философствовать рас­пространена гораздо сильнее, нежели это кажется: и у самых маленьких детей, и самых неграмотных крестьян захолустных деревень вы найдете очень живой интерес к отвлеченному рассуждению, как только коснетесь столь доступной всем области как вопросы религиозные, и здесь перед вами раскрывается обширное поприще как для выяснения запаса идей, так и умения оперировать ими, и способности к восприятию новых мыслей.

Таким образом, вторым отвлеченным моментом для определения умственных способностей является отношение к религии.

Но этот предмет не может быть учтен так легко и так точно, как счисление или математика, а потому мы отводим ему второе место и придаем лишь контрольное значение: т.е. сделав исследование в области математики, посмотрим, насколько подтверждается наш выводе и в области религии.

Третьей сферой, где отвлеченное мышление уже является переходом к конкретному, и где все отвлеченности можно перевести на понятные образы и проверить как запас идей, так и способность к их восприятию, является техника. Целый ряд вопросов технических становятся «модными» и вызывают к себе живейший интерес как взрослых, так и детей. В данное время - аэронавтика, а вообще пароходы, паровозы, велосипеды, авто­мобили и проч.

В беседах на эту техническую тему вы имеете возможность не только выяснить наличность имеющихся сведений, но и их понимание, логичность мышления, и что особенно ценно, - способность к восприятию новых идей и фактов, т.к. всегда ока­жется, что какая-либо подробность неизвестна пациенту, и тут же, выясняя ее с ним, вы можете узнать, насколько он способен к новым усвоениям.

Попутно выясняется и запас имеющихся слов. В дальнейшем можно приступить к выя­снению более трудной темы: именно о добре и зле. Здесь приходится очень осторожно подходить к опросу, чтобы выяснить их собственный взгляд на эти вещи, отделить то, что ими принято на веру от родных, школы и окружающих, и наконец, самое трудное - то, что они высказывают с целью порисоваться. Правда, часто это последнее и являете истинным мерилом того, что они сами считают добром и злом, т.к., рисуясь,  они выставляют на вид то, что ценят, а прячут то, что считают дурным и неприличным.

Лучшей темой для начала беседы о добре и зле является „Изгнание Прародителей из Рая". Если немного предварительно поговорить на тему о том, как хорошо было бы, если бы Адам и Ева вели себя благоразумно, и мы остались бы в Раю, то очень быстро пациент начинает мечтать на эту тему, при этом попутно и легко выясняется, что же он сам считает блаженством, чего он хочет или хотел бы иметь в раю, если бы не было грехопадения. А затем легко перейти и к самому грехопадению и отсюда - ко грехам и проступкам, т.е. ко злу, а как противовес - и к добру. При такой системе беседа не носит нудного и трудного характера экзамена, но походит на оживленный разговор о рае и аде. И каждый ребенок, если он хотя немного слышал об этом, легко и живо излагает свой взгляд на этот предмет. А если он не изложит всего сегодня, то будет охотно думать о нем и говорить в следующий раз.

В заключение остается подвести итоги всему, что удалось выяснить, и приступить к определенному экзамену по всем пройденным в школе предметам.

Это необходимо для того, чтобы знать, насколько ребенок усвоил пройденное и насколько вообще он способен к усвоению.

Начинать следует с чтения. Взрослый человек читает около 1000 букв в минуту при беглом чтении вслух. Свободное чтение начинается с 800 букв в минуту. До этого числа чтение затруднено настолько, что усвоение читаемого трудно. И потому следует считать, что мальчик, читающий меньше 800 букв в минуту, не может самостоятельно готовить уроков по истории, географии, естествоведению и вообще тем предметам, где урок надо прочесть самостоятельно и за два раза чтения усвоить его. Ученик, читающий меньше 800 букв в минуту, окажется отсталым по всем этим предметам, и эта отсталость не будет показателем его умственных способностей, а скорее, говорит о неудачной системе обучения, которая применялась к нему.

При чтении, конечно, обращается внимание и на правильность, выразительность, остановку на знаках препинания и проч.

После чтения следует приступить к письму. Дайте прежде всего на листе бумаги без линеек, пером или карандашом написать имя, отчество, фамилию, возраст, звание, адрес и число, год и месяц.

Уже это короткое испытание скажет очень многое: написано ли, кверху или книзу, аккуратно или небрежно, разборчиво или нет, мелким или крупным почерком, с ошибками или без. По крайней мере вполне достаточно для того, чтобы составить себе представление о степени грамотности, каллиграфии и пройден­ной школе, если связать все это с возрастом и другими моментами из жизни воспитанника.

Для обстоятельного исследования и особенно на ступенях более высоких, именно, при умствен­ной отсталости и выше, приходится прибегнуть к продолжительной письменной работе.

Для этого лучше всего продиктовать отрывок из какого-либо печатного произведения хрестоматии или иной книги, можно и из систематического диктанта, не отдельные фразы, а непременно отрывок повествования или описания и по возможности интересного или хотя занимательного, например, из истории или описания животных. Такая диктовка должна продолжаться не менее получаса.

При проверке такой работы вы можете произ­вести очень много ценных наблюдений: во-первых, сами ошибки скажут вам, насколько и в чем именно силен и слаб испытуемый. Затем подсчет ошибок за каждые пять минут диктовки укажут с довольно большой определенностью время утомляемости, т.е. сколько времени он может напря­женно работать, и через сколько времени работа становится уже непродуктивной или малопродуктивной. Количество ошибок за каждое пятиминутие, увеличиваясь, покажет то время и ту границу, после которой ребенок уже утомлен. В связи с этим наступает и изменение по­черка. Вначале старательный, он становится все более небрежным и менее разборчивым. Это осо­бенно заметно у детей неуравновешенных и неврастеников; у детей иммораликов это может и не наблюдаться.

Таким образом вы можете при такой работе сделать заключение о том, сколько времени данный ребенок в состоянии работать в классе продуктивно; в чем его дефекты, насколько они зависят от общей утомляемости и насколько они свой­ственны ему вообще.

Очень близко к этому же стоит и решение арифметических задач, если они заданы письменно.

Дальнейший экзамен следует повести с целью выяснить ориентированность испытуемого в области разных знаний. Для этого вы проверяете пройденное им в школе и прочитанное из книг, из истории и географии.

 

Вторая лекция (автореферат)

 

          На прошлой лекции мы говорили о распределении всех форм умственной и нравственной ненормальностей на группы с вполне определенными признаками, настолько точными и постоянными, что почти безошибочно возможно на основании нескольких существенных признаков поставить предположительный диагноз.

На этот раз предлагаю вашему вниманию таблицу, на которой распределен постепенный упадок душевных способностей в тех формах и состояниях, которые мы назвали чисто дегенеративными (см. табл. ).

К первой группе в этой таблице отнесены все те формы, при которых умственные силы почти сохранены, и сами формы различаются между собою не вследствие ослабления интеллекта, а уже по другим причинам, например, безволие не дает возможности закончить образование независимо от врожденных способностей и  дарований.

При неуравновешенности наблюдается отрывочность познаний, опять-таки вследствие свойств характера, а не ума и т.д.

Начиная же со второй группы, уже перечислены формы постепенного упадка умственных и духовных сил.

Мы не будем сейчас разбираться подробно в этой таблице, т.к. нам пришлось бы сразу охватить целую абстрактную область. А потому, придерживаясь наглядности, т.е. стремясь все это иллюстрировать на примерах, я буду, по мере разбора на материале, разбирать и всю эту таблицу. Теперь же предлагаю вам лишь самостоятельно ознакомиться с нею. И несколько продумать ее, разбираясь одновременно в напечатанной в первом выпуске программе моего курса.

Такое предложение мне приходится делать вам и ради экономии времени и места, т. к. издание лек­ций, ввиду современных особенностей, ограничено определенным числом печатных листов.

 

         

 

 


Таблица постепенного упадка духовной деятельности

 

1-ая группа.

Неуравнове-шен­ность. Безволие. Нравственная отсталость.

2-ая группа.

Умственная отсталость.

3-я группа. Слабоумие

4-ая группа.

Тупоумие.

5-ая группа. Скудоумие.

6-ая группа.

 

7-ая группа.

 

                      Б е з у м и е

Немое.

Беспомощное.

Счисле-ние.

Доступна высшая математика (алгебра и геометрия)

Решение практ. Задач. (Доступна наглядная геометрия)

Четыре действия и задачи по шаблону

Сложение и счет прямой есть. Но нет вычитания и обратного счета.

Различают «один и много» (есть на­звания чисел, но без представлений)

Счета нет вовсе.

 

 

То же

Трудо-способ­ность.

Доступна свобод­ная профессия, почти во всех областях.

Ремесла и техника, садоводство.

Производ-ства как части ремесла

Части производства, чернорабочий.

Живая сила.

Машина, слепая сила.

Работать не могут вовсе.

Само-стоя­тель-ность.

Собствен-ный план и его выполнение.

Выполнение гото­вых планов.

Отдельные части готового плана.

В пределах заученного.­

В пределах импульса.

Работа под команду.

Никакой.

Религиоз­ность.

Собственная ре­лигия.

Школьная религия, доктрина.

Обрядность без содержания.

Части обря-

дов и

подражание.

Только следы фетишизма.

Полное безраз­личие.

Никакой.

Школа.

Средне-учеб. завед. и выше.

Ремесленно-техн.

Вспомогат.

школа

Обучение производству, чтению и письму.

Воспитание при­личию, дресси­ровка.

То же самое.

Никакой.

Речь.

Богатая, образная, отвлеченная.

Школьные и зна­комые отвлечен­ности.

Обиходные отвлечен-

ности.

 

Отвлеченности без содержания, комнатные слова.

Набор слов в пре­делах обихода.

Речи нет вовсе.

Звуки

Воспри-ятия.

Всесторон-ние.

В пределах знако­мого.

Навязанные и очевидные

Механические и автоматичес-кие.

Восприятия чувств, представлений и механически слов.

В пределах го­лода и других переживаний физики.

Следы.

Этика.

Сознатель-ная, рас­четливая.

Авторитетно-вну­шенная, но пол­ная.

Внушимость одних силлогизмов.

Привычные и силлогизмы.­

Элементарные привычные.

Инстинктивное.

Отсутствие.

Интере-сы.

Ко всему.

К уже знакомому.

Только к конкретному

К знакомому конкретному

К чувственному и фетишам.

К чувственно­сти и следам страстей.

Еда.

Игра в шашки.

Есть.

Есть.

Есть

Нет.

Нет.

 

Нет.

Нет.

 

 


Мы приступим к постепенному разбору этой таб­лицы вместе с тем материалом, который мне удалось найти в приюте св. Эммануила и доставить сюда.

Я должен был бы начать свою демонстрацию с самой низшей ступени, «беспомощного безумия». Но, как показывает само название (этой формы), пред­ставители его не в состоянии самостоятельно пере­двигаться, и для доставки их пришлось бы брать эки­паж, что по нынешнему времени крайне затрудни­тельно. А кроме того, они нечистоплотны, и здесь, в этой аудитории, где нет необходимых приспособлений, они доставили бы всем очень много хлопот. Уже из сказанного вы видите, что название беспомощности вполне подходит к ним. Это такое состояние пол­ного идиотизма, где нет даже способности передви­жения.

Эти идиоты проводят все время в кресле, их кор­мят с ложечки. Время от времени опытная няня со­вершает над ними физиологический туалет и снова сажает их в кресло.

Так проводят они целые дни. На ночь их укла­дывают в постель, приспособленную к тому, что они мочатся под себя.

Все разнообразие в их жизни заключается в том, что они в хорошую погоду выкатываются на свежий воздух и четыре или пять раз в день с ложечки при­нимают пищу. При появлении теплого солнечного воздуха и при вкусной пище, для которой они сами открывают рот, возможно бывает уловить у них на лице следы улыбки. Ни яркий свет, ни шум, ни звон не вызывают у них никаких ощущений и никакого интереса.

В таком состоянии они находятся до самой смерти. Продолжительность их жизни очень невелика. Не­редко доживают они лишь до 15 или 16 лет. В деревенской обстановке, среди низших классов населе­ния, они умирают в младенческом возрасте, т.к. жизненная сопротивляемость их очень невелика.

В состоятельных классах, где к ним применяется дорогой уход, они живут дольше, но все попытки поднять их развитие не дали никаких результатов.

Та знаменитая американская девочка[2], которая кончила впоследствии университет, совершенно не подходила к этой группе. У нее мы имеем немоту, глухоту и слепоту при вполне сохранившихся очень высоких умственных способностях. И у той девочки была своя богатая, но не систематизированная ум­ственная жизнь, которую систематизировала ее опыт­ная учительница.

Очень подобно этому врожденному состоянию беспомощного безумия, то же своего рода беспомощное безумие, которое наблюдается при очень тяжелой и продолжительной эпилепсии, а также после многих припадков детской эклампсии, которые в тяжелых случаях оставляют такое же состояние безумия до следующего припадка, который уже кончается смертью.

Внешне сходен с этой формой детский спастичес­кий паралич, который, сковывая ребенка, застав­ляет его сидеть в кресле или лежать, лишает воз­можности есть самому и принуждает к невольной нечистоплотности. Но это внешнее сходство вызы­вается вечно-судорожным состоянием конечностей, которые не удается ни выпрямить, ни согнуть в до­статочной степени, чтобы можно было ими пользо­ваться.

Коренное отличие между этим состоянием пол­ного идиотизма и детским спастическим параличом заключается в том, что при последнем наблюдается довольно богатая духовная жизнь, кото­рая проявляется прежде всего судорожными улыбками при приятном и слезами при неприятном. Вечная судорога сковывает их органы речи и лишает воз­можности говорить. (Едят они только мягкое и с трудом. Оттого они всегда очень тощи). Но можно прочесть внутреннюю жизнь по глазам, которые на­полняются яркой выразительной благодарностью, когда вы уделите им хотя немного внимания и постараетесь чем-либо занять их. Это, действительно, глубоко несчастные существа, которые глубоко страдают, пока ранняя смерть не освободит их от сковавшего их тела.

 Вот и все формы, которые имеют между собою сходство и которые следует различать, хотя практи­чески это различие значения иметь не может, т.к. все равно ничем помочь в этих состояниях нельзя.

Так как привезти этих детей сюда невозможно, то мы увидим их при нашем посещении приюта.

Вот все, что возможно сказать об этом состоянии.

Я не касаюсь ни его наследственности, ни других моментов, потому что это дело тех лекторов, кото­рые знакомят вас с теорией вопроса.

  Теперь сразу перейдем к нашей клинике:

Перед вами сидят две девочки в возрасте 14-ти и 26-ти лет, и сзади ходит по подмосткам мальчик 14-ти лет. Когда его пытаются остановить или уса­дить на стул, он сначала визжит, а потом все-таки подчиняется. Он заметно боится чего-то, тогда как девочки сидят смирно и апатично смотрят по сторо­нам. Когда я подаю им руку, то все трое охотно отвечают подаванием своих рук. Но они при этом не отвечают пожатием, и никто из них не смотрит на меня, а все трое продолжают смотреть в одну и ту же сторону. Если вы оглянетесь по направлению их взора, то увидите отблеск на чем-то металлическом от света, падающего из окна. И этот отблеск, как самое яркое, привлек их внимание, и они смотрят туда и будут смотреть, пока что-либо иное не отвле­чет их.

     На этой стадии дегенерации нет речи, и потому мы назвали ее в связи с их полным безразличием ко всему окружающему «немым безумием». По своему состоянию они выше беспомощного безумия, т.к. могут двигаться, и у них есть зачатки духовной жизни.

Одну из девочек зовут Лизой. Я зову ее. Видите, она оглянулась. Но тотчас же опять смотрит туда, куда смотрела раньше. Мы можем сделать вывод, что она знает свое имя, но это ее нисколько не за­нимает и не интересует.

Дадим ей несколько спичек и скажем: «Дай мне одну» она дает, сколько попалось в руку. «Дай две», она дает тоже, сколько пришлось. Как бы мы не пытались, мы не найдем у нее никаких следов счета. Однако, слова «дай мне» она понимает. Мало того, когда я дал ей всю коробку и несколько спичек отдельно, она тотчас открыла коробку, вложила в нее спички и вернула мне эту коробку обратно с таким выражением лица, что как будто бы хотела сказать: «не приставайте, мол». То же проделала и вторая девочка, а мальчик прямо вернул, не вкла­дывая спичек, и коробку, и спички, но зажечь их, как и обе девочки, не пожелал. Эти поступки и многие другие, как вы увидите дальше, указывают, что уже на этой ступени есть внимание в тех областях, где есть какой либо интерес, или где оно чем-либо зафиксировано.

Таким образом, отрицание Солье у идиотов вни­мания фактически опровергается. Оно есть, но очень ограничено. Теперь посмотрим, чего возможно было достигнуть при продолжительной работе над ними. Вот перед нами вырезанные в дереве геометрические углубления, в которые помещаются соответствующие геометрические фигурки. Они все окрашены в разные цвета. Как видите, каждая из девочек не торопясь, но и не теряя времени, безошибочно вкладывает эти фигурки и различает их не только по форме, но и по цветам. Она подает мне красную, когда я прика­зываю ей. Очевидно, она даже сличает название с тем, что видит. С таким же успехом она играет со мною в мяч. Теперь они, одна за другой, правильно подают мне целлюлоидных баранов и лошадей, не путая их, ставят их в том порядке, как я им это приказываю. Теперь они переставляют стулья по моему точному указанию. Если бы мы могли просле­дить больше, то мы увидели бы, что они могут пи­лить дрова, носить дрова в ящик на кухне одни, че­рез весь двор. Могут носить на носилках землю, песок и проч. Но укладывать этот песок на носилки они уже не могут. Принести по приказу грабли или лопату они могут, но грабить землю граблями или копать ее лопатой, они уже не мо­гут и т.д. Нося дрова в ящик, они будут носить до тех пор, пока их не остановят, они не обра­тят внимания на то, что ящик уже давно наполнен, и дрова валятся мимо. Это их не интересует. Все это вместе взятое дало нам возможность сказать в на­шей таблице, что они представляют собою в рабо­чем отношении лишь «слепую силу», своего рода живую машину, которая начинает работать по при­казу машиниста и останавливается по его приказу. Они не могут самостоятельно работать. То же самое мы должны сказать и об их обучении. Они могут научиться раскладывать геометрические фигурки, пи­сать палочки, кружки и даже буквы, но от этого они не станут ни умнее, ни смышленее. Так же как не становятся умнее дрессированная собака или слон. Они выученное от дрессировщика никогда к жизни не применят. Так и на ступени немого безу­мия: все, что вы научите их проделывать в классе, останется простой дрессировкой и никакой пользы им в жизни не принесет.

Спрашивается: есть ли смысл тратить на их обу­чение время и энергию? На этот вопрос можно ответить лишь так: в целях практических нет никакого смысла. Но с точки зрения идеалистической, когда государство имеет свободные средства и досуг, эти занятия имеют огромное воспитательное зна­чение. Сравните этого мальчика, который ни минуты не посидит на месте, и двух девочек, которые сидят и даже употребляют носовой платок.

Мальчика тоже учили, но гораздо меньше. Если бы его не учили вовсе, он имел бы рваную одежду, лицо было бы грязно. Вымыть его стоило бы боль­ших трудов. При первом же экстазе он бросался бы на окружающих, как дикое животное, и на него, во всех отношениях, неприятно и обидно было бы смо­треть.

Скажем так: «в учебном отношении эти занятия бесполезны, но воспитатель­ное значение их колоссально: они сохра­няют у безумного идиота образ человеческий и де­лают его терпимым в общежитии, притом и облег­чают труд ухаживающих за ним лиц. Делают его послушным и понятливым к приказаниям. Они не­сколько воспитывают и его терпение.

Теперь укажем на некоторые особенности между этими детьми: Смотрите, я кидаю мяч, девочка его ловит и в ответ, по моему приказанию, она бросает его мне обратно. На лице ее при этом полное без­различие, и глаза тотчас, как только я не фиксирую ее внимания, направляются снова к тому же свету от окна.

Бросая мне мяч, она его не добрасывает, ей вовсе не важно, чтобы мяч долетал, и чтобы игра продол­жалась, она лишь исполняет мое приказание.

Теперь кинем мяч мальчику. Видите, он не только не ловит его, но заслоняется руками от мяча. При этом он произносит звук, долженствующий означать протест. Вообще, в его движениях наблюдается ро­бость и протест. Он не сразу садится на стул, не сразу берет вещь, которую ему дают. Все эти раз­личия — результат того, что с девочками занимались много и долго, а с ним значительно меньше.

Вот все, что следовало сказать об этом состоя­нии, где кроме автоматического приказания и лишь следов внутренней жизни, нет ничего духовного. На будущий раз мы перейдем к следующей ступени, именно к скудоумию.

 

 



[1] Текст печатается по изданию: «Воспитание и обучение дефективных детей». Сборник лекций под редакцией проф. А.С. Грибоедова и д-ра Н.П. Казаченко-Триродова. Том 1. СС. 54-68, 291-301. Издание Комиссариата Социального обеспечения. Петроград, 1918.

Текст приводится в современной орфографии.

 

[2] Елена Келлер.

Информация об авторах

Маляревский Михаил Иванович (1872-1924), врач-психиатр, старший врач, детская психиатрическая клиника Психоневрологического института им. В.М. Бехтерева, Ляховская психиатрическая больница

Метрики

Просмотров

Всего: 1660
В прошлом месяце: 5
В текущем месяце: 3

Скачиваний

Всего: 434
В прошлом месяце: 1
В текущем месяце: 1