О единицах бытового и художественного диалога

В 80-е годы прошлого века широко велись активные научные и методологические исследования, направленные на то, чтобы «читать художественный текст именно как художественный». А после работ О.Б. Сиротининой и коллективных монографий под ее редакцией [26] невозможно не понимать, насколько наша бытовая разговорная речь отлична от того, что мы находим в художественном тексте.

Сегодня изыскания в этом направлении продолжаются. Особенно хочется отметить  исследовательскую работу по разговорной речи В.К. Харченко [27]. Но таких работ немного. Поэтому считаю необходимым обратиться к этой теме: обидно видеть, когда невероятные усилия прикладываются к тому, чтобы изучать суррогат вместо подлинного языкового явления. Это происходит и тогда, когда за реальную коммуникацию выдаются примеры из художественного текста, и тогда, когда как «художественный стиль» рассматривается бытовое общение с использованием выразительных языковых средств. Особенно это наглядно проявляется при исследовании диалогической речи.

Сегодня, учитывая гигантские успехи прагмалингвистики, психолингвистики и когнитивной лингвистики, невозможно говорить о диалоге в отрыве от дискурса, от социального поля, в котором диалог только и может существовать, от чувств и эмоций, которыми он, как правило, насыщен. Тем важнее разграничивать эти два принципиально разные явления – диалог бытовой   и диалог художественный – в новом формате.

Природа диалога давно волнует лингвистов. В исследовательских целях многократно предпринимались попытки выделить минимальную единицу  диалога, обладающую свойствами целого. В  плане исследования диалога  объектом анализа стала  драма, драматическое произведение, и единица диалога выделялась именно применительно к драме, к сценической речи: «Основная единица сценической речи есть реплика» [9, с.258]. Понятиями «система реплик» и «диалогическое объединение» пользуется В.В. Виноградов [8, с.160–161]. Позже становится наиболее популярным термин «диалогическое единство» [5; 6; 11; 13; 31], впервые введенный Н.Ю. Шведовой [30, с.69]. Этот термин использовался  как относительно художественного, так и относительно бытового диалога.

 Однако многими исследователями давно ощущалась  несводимость лингвистического анализа драматического текста к анализу диалога, потому что  сам диалог «оказывается частью драмы» [4, с.7], не исчерпывающей ее двойственной природы – быть действием и словом одновременно.  «Факторами, организующими словесный ряд в драме, является тема и эмоция… Ориентируясь на движение малых тем в пределах диалога, сцены или акта, организуется строй пьесы» [2, с.9]. «Тема – простейшая статическая единица сюжетосложения… Мотив – простейшая динамическая единица…», пишет А.А. Реформатский и тут же уточняет значение этого термина в работах других исследователей: «Мотив по А.Н. Веселовскому – «простейшая повествовательная единица», по М.А. Петровскому – «элемент сюжета, задерживающий или ускоряющий действие» [19, с.559–560]. В.Я. Пропп выделяет единицы взаимодействия – функции действующих лиц, «которыми могут быть заменены мотивы Веселовского…» [18, с.24]. И далее: «Под функцией понимается поступок действующего лица, определяемый с точки зрения его значимости для хода действия» [Там же, с.26]. И хотя реплика как структурно-сематическая единица драматургического текста не остается без внимания исследователей и сегодня [23], в новейших работах осознается несводимость изучения драмы в лингвистическом аспекте исключительно к диалогу. На первый план выступает смыслообразование, действие, и сценическая коммуникация [3; 10; 14; 15; 24; 25; 29], хотя и продолжают появляться «гибридные» работы, в которых исследование структурных единиц  речи исследуется на материале драматургического текста, например, [28].

Таким образом,  для анализа драмы  первостепенно важным закономерно становится действие. Еще в 90-е годы прошлого века в качестве минимальной единицы драматического текста, обладающей всеми свойствами целого (и прежде всего – действенностью), нами было выделено микродействие как конституент драматического текста. Мы опирались на одну из классических работ по драматургии: «Читая или видя пьесу, мы непосредственно воспринимаем не основные темы пьесы, но ее  конструктивные леса, и мы идем по ним, проводимые драматургом к той вершине, откуда будут видны в творческой, художественной перспективе пропорции соотношения частей, выпрямленные или укороченные линии сюжета, оттеняющая игра тонов» [2, с.13]. Литературоведом  метафорически описан совершенно реальный процесс структурирования драматургического текста, который может стать верифицированным посредством его членения на микродействия, которые  и выполняют роль таких  «конструктивных лесов». Под микродействием  мы понимаем структурное единство, которое обладает логико-смысловой целостностью и речедейственной законченностью и выступает как часть относительно завершенной коммуникации в контексте целого драматического произведения [20, с.46 – 53].

Однако членение текста на микродействия возможно только применительно к драматургическому тексту и не может быть инструментом исследования бытового диалога – незавершенного, спонтанного, эстетически не организованного, т.к. микродействие обязательно предполагает конечность и целостность драматического произведения и имеет смысл только относительно этой завершенности.

В то же время совершенно очевидно, что бытовой диалог тоже структурирован, но,  безусловно,  на других основаниях. В поисках минимальной целостной единицы бытового диалога мы шли не от текста диалога (как при анализе драмы), а от условий его порождения.

В поисках структурно-смысловой единицы (конституента) речевого и неречевого спонтанного бытового общения   мы обратились к очень древнему понятию «топика», к его истокам – работам Протагора, Аристотеля, Цицерона. Традиционно топ считается риторическим термином (А.А.  Волков,  В.И. Маров,  Ю.В. Рождественский, Т. Фивег). В неориторике топы рассматриваются «как заголовки, под которыми могут быть классифицированы аргументы» [17], или как «мысли, которые основаны  на ценностях и предпочтениях, обращающихся к нравственным ориентирам» [1]. Уже из этих определений понятно, что и в традиционном смысле, как «общие места», топы трактуются исследователями очень по-разному:  Х. Перельман соотносит топику с логикой, а Л.В. Ассуирова – с этикой. Однако уже в этих работах отмечается структурно-смысловой потенциал топов.

 Это понятие нами было переосмыслено с позиций современной коммуникативистики, и вместо «общих мест» постепенно стала  вырисовываться «система структурно-смысловых моделей». Начало этому исследованию положило чтение замечательной книги А.К. Михальской «Основы риторики: Мысль и слово»: «Всмотревшись в глубь многовековой истории мы обнаружим, что некогда  «общие места» представляли собой вовсе не избитые фразы, не готовый результат чужого творчества, а настоящие смысловые модели, по которым ритор мог творить сам!» [16, с.131]. Заинтересовало то обстоятельство, что исследователи выделяли, хотя и разное, но определенное количество смысловых моделей: Аристотель выделяет 28 топов, Цицерон – 16, Н.Ф. Кошанский – 24. Однако А.К. Михальская рассматривает топы как открытый ряд, который  может быть неограниченно продолжен: «Это такие «общие места», как «определение», «часть», «род», «вид», «сходство», «различие», «причина», «следствие», «сравнение» и другие» [16, с.131–132]. Мы же полагаем, что топика являет  собой  закрытый ряд, систему единиц, функционирующую  в языке, в человеческом сознании и мышлении. Эта система ментально-языковых единиц представляет собой общую базу взаимопонимания в процессе коммуникации, потому что ее использование позволяет общающимся  мобильно  учитывать  многообразные экстралингвистические факторы, актуальные для них «здесь и сейчас», и формировать коммуникативный смысл, рекурсивно, диалектически связанный с интересами, мотивами, целями  и действиями коммуникантов.

Топика, понимаемая как диалектика, а не как «общие места», есть базовая категория, которая служит как самой практике общения, так и анализу  естественной практики общения людей. Эти синтетические метакатегории, отражающие связь языка, бытия и мышления способом, единственно доступным человеку, составляют исчерпывающий перечень: ИМЯ, ДЕЙСТВИЕ, СТРАДАНИЕ (ПРЕТЕРПЕВАНИЕ), СРАВНЕНИЕ, СОПОСТАВЛЕНИЕ, ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ, ОБСТОЯТЕЛЬСТВА (места, времени, цели), СВОЙСТВА (признаки, качества), РОД и ВИД (разновидности), ОБЩЕЕ (абстрактное) и ЧАСТНОЕ (конкретное), ОПРЕДЕЛЕНИЕ, ЦЕЛОЕ и ЧАСТИ, ПРИЧИНА и СЛЕДСТВИЕ, СВИДЕТЕЛЬСТВО, ПРИМЕР, СИМВОЛ. Подробнее см. [21, 22]. Эти метакатегории представляют собой систему отношений (ср.: [15, с.127]), сформированную практикой общения людей на протяжении всей истории человечества. Если общение имеет коммуникативный смысл, оно неизбежно реализуется топикой.  В одной из новейших работ справедливо подчеркивается: «Смысл не словесен, отделен от «языка», заключен в действии коммуниканта, интерпретируется исходя из общих условий действия. Попытки найти в ничьих «словах и грамматике» смысловое тождество выливаются в признание множественной интерпретации, т.е. отрицание тождественного смысла в реальном коммуникативном процессе» [7, с.451; курсив мой – В.С.].

Таким образом, на первый план в лингвистических исследованиях диалога сегодня закономерно выступает коммуникация. Принципиально различная природа коммуникации в драматическом (и вообще художественном) и бытовом диалоге требует принципиально различных подходов в изучении. Объединяющим эти два процесса можно считать понятие дискурса, активно используемое сегодня в разных лингвистических работах. Однако надо учитывать противоположную направленность дискурса в бытовом диалоге  и диалоге художественном: если диалог бытовой есть следствие сложившейся ситуации и интенций говорящих, то диалог художественный эстетически самоценен и сам каузирует дискурс, является его причиной. Во всяком случае,  читающий  художественное произведение  восстанавливает дискурс на основе прочитанного диалога, который – всегда – имитация бытового общения и  категория эстетическая.    Особенно это очевидно в диалоге драмы, где нет авторского текста (не считая ремарок), а ткань художественного текста складывается исключительно из реплик действующих лиц. И в новейших работах по изучению драмы, как правило, эти отличия учитываются:  "Специфика драматургического диалога (в сравнении с наиболее близким к нему разговорным диалогом) обусловливается следующими свойствами: 1) монологизацией реплик персонажей; 2) моноцентричностью (принадлежностью только автору) замысла; 3) наличием общественно обусловленного когнитивного диссонанса между коммуникантами; 4) минимумом резких тематических переходов; 5) неспонтанным характером драматургического диалога" [12, с.13].  Однако при изучении бытового диалога и сегодня чаще всего используется текст (материал) драматического произведения, а результаты такого исследования выдаются за результаты исследования бытовой разговорной речи. 

Таким образом, единицы исследования диалога бытового и диалога художественного должны быть разные: для драмы единицей членения диалога следует считать микродействие, для бытового диалога – топ как ментальную структурно-смысловую единицу порождения коммуникативного смысла в процессе реальной коммуникации. Микродействия в драме обеспечивают восстановление дискурса драмы как театрально-драматургической коммуникации  в сознании читателей/зрителей в соответствии с замыслом драматурга/режиссера; топы в сознании коммуникантов обеспечивают  структурирование  коммуникативного дискурса с учетом реализации мотивов и целей общающихся и их взаимопонимание в процессе естественного общения. Микродействия конкретны и многообразны; нет необходимости в их исчислимости, потому что сам их отбор в каждой конкретной драме ограничен, так как любое художественное произведение ограничено условиями жанра. Топы же функционируют в самой жизни – безграничной, непредсказуемой, спонтанной, поэтому список их – как структурно-смысловых моделей порождения коммуникативного смысла – ограничен и исчислим. Как  неисчислимость микродействий драмы, так и ограниченность перечня топов есть следствие диалектической природы нашей  человеческой коммуникации.

1. Ассуирова Л.В. Топосы как риторические категории и структурно-смысловые модели порождения высказывания: дис… д-ра. педаг. наук. – М., 2003. – 550 с.
2. Балухатый С.Д. Проблемы драматургического анализа. –Л: Akademia 1927. –184 с.
3. Бочавер С. Ю. Связность драматического текста и сценическая коммуникация (на материале русской и испанской драматургии конца XIX - начала ХХ вв.): автореферат дис. ... канд. филол. наук. – М., 2012. – 29 с.
4. Будагов Р.А. О сценической речи // Филологические науки. – М.: Высшая школа, № 6 (84), 1974. – С. 3–14.
5. Бырдина Г.В. Конструктивная роль исходной реплики в диалогическом вопросно-ответном единстве: дис. … канд. филолог. наук. –  Калинин, 1985. – 216 с. 
6. Валюсинская З.В. Вопросы изучения диалога в работах советских лингвистов // Синтаксис текста. – М.: Наука, 1979. – С. 299–313.
7. Вдовиченко А.В. Грекоязычные библейские тексты в предметной и дискурсивной моделях описания: дис. … д-ра филол. наук. – М., 2014. – 640 с.
8. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. – М.: Госиздат, 1959. – 655 с.
9. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. – М.: Учпедгиз, 1959. –492 с. 
10. Глущенко Н.В. Драматический диалог как дискурсивная практика:  дис. … канд. филолог. наук. – Тверь, 2005. – 161с.  
11. Гоголь Е.А. Единица обучения – диалогическое единство // Русский язык в национальной школе, № 1, 1981. – С. 56–60. 
12. Голованева М.А. Коммуникативно-когнитивное пространство русской драмы конца XX века: автореферат дис. ... д-ра. филолог. наук. – Астрахань, 2013.  – 40 с.
13. Гураль Л.Л. Интонационная организация диалогических единств: автореферат дис. ... канд. филол. наук. – Киев, 1972. – 16 с. 
14. Драгайцев Д.В. Функциональная смысловая зависимость в структурно-семантических конституентах драматического произведения (На примере исторических хроник У. Шекспира) : дис. ... канд. филол. наук. – М., 2003. – 155 c.
15.  Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. 3-е изд., доп. – М.: Смысл, 2007. – 511 с.
16. Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово. – М.: Просвещение, 1996. – 416 с.
17. Перельман Х., Олбрехт-Тытека Л. Из книги "Новая риторика: трактат об аргументации" // Язык и моделирование социального взаимодействия. –  М.: Прогресс, 1987. – С. 207 – 264.
18. Пропп В.Я. Морфология сказки. – Л.: AKADEMIA, 1928. – 152с.
19. Реформатский А.А. Опыт анализа новеллистической композиции // Семиотика /Под ред Ю.С. Степанова. – М.: Радуга, 1983. – С. 557 – 565.
20. Садикова В.А. Специфика композиции и языка драматического произведения (на материале трагедии А.С. Пушкина "Скупой рыцарь"): дис. ... канд. филол. наук. – М., 1993. – 166 с.
21.  Садикова В.А. Топика как типология инвариантов высказывания. Функционирование вершинных языковых категорий-топов в науке и бытовом общении. – Германия: LAP, 2011. –364 с.
22. Садикова В.А. Дискурс, топика и коммуникация //  [Электронный ресурс] // Язык и текст langpsy.ru. 2014. №1. URL: http:// langpsy.ru/journal/2014/1/Nurmuhhmetov.phtml
23. Сарычев В.В. Реплика как структурно-семантическая единица драматургического текста: на материале ряда трагедий В. Шекспира: дисс. ... канд. филол. наук. – М., 2009. – 205 с.
24.  Сафронов А.А. Смыслообразование в драматургическом тексте и его вторичных интерпретациях: дисс.... канд. филол. наук. – Тверь, 2003. – 142с.
25. Свиридова Л.К. Роль эмоциональных структур в реализации категории тождества при построении драматургического текста: автореферат дис…. д-ра филол. наук. – М., 2004. –  32 с.
26. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. — М.: Просвещение, 1974. – 144 с.
27. Харченко В.К. Мозаика разговорной речи: аспекты исследования, электронная база высказываний. – М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2013. – 192 с.
28. Хомякова Т.Е. Составное высказывание вопросительного типа как структурная единица речи: на материале английской драматургии: автореферат дис. ... канд. филол. наук.  М., 2008. –  27 с.
29. Цунский И.В. Театральная герменевтика и анализ театрального текста // Общественные науки и современность, 2000, № 3. – С. 161–171.
30. Шведова Н.Ю. К изучению русской диалогической речи. Реплики-повторы // Вопросы языкознания, 1956, № 2. – С 67–82. 
31. Юдина Н.Е. К вопросу об эмоциональных конструкциях в составе диалогических единств: автореферат дис.… канд. филол. наук.  – М., 1973.