Психология предметно-пространственной среды: направления теоретических и экспериментальных зарубежных исследований

Современная зарубежная психология среды (environmental psychology) изучает закономерности создания комфортной для человека предметно-пространственной среды. В области психологии предметно-пространственной среды объединяются интересы не только психологов, но и социологов, архитекторов, дизайнеров и других специалистов. Спектр явлений, которые становятся предметом изучения, чрезвычайно широк: средовое сознание (environmental cognition), оценка среды (environmental assessment), средовое поведение (environmental behavior), средовые события (environmental events), средовой стресс (environmental stress), средовые предпочтения (environmental preferences), средовые влияния (environmental influences) и другие.

Начало истории развития исследований взаимоотношений человек-среда (person-environment) традиционно датируется 60—70-ми годами прошлого века, а первые исследования в этой области связаны с именем Р. Баркера (R. Barker) [Barker, 1964].

В качестве первых теоретиков психологии среды называют К. Линча (K. Lynch) и работу «Образ города», Е. Халл (E. Hall) и работу «Hidden dimension» и др. Среди авторов, чьи исследования являются классическим в области психологии среды — И. Альтман (I. Altman), Дж. Гибсон (J. Gibson), Р. Соммер (R. Sommer), Д. Стоклс (D. Stocols) и др. Первые учебники по психологии среды были изданы в 1970-е годы прошлого века под редакцией W. Ittelson, H. Proshansky, L. Rivlin, G. Winkel. Созданию учебников предшествовала работа исследовательской группы под руководством В. Иттельсона и Г. Прошански, которая возникла в 1958 году и занималась изучением влияния предметно-пространственной среды на психологическое благополучие пациентов психиатрических клиник. Это было первое научное сообщество, интересы которого сосредоточились на изучении психологии субъект-средовых взаимоотношений. Обстоятельный обзор истории становления и развития психологии среды в разное время был сделан отечественными психологами, поэтому мы не останавливаемся на анализе этапов развития интересующей нас области науки.

За годы становления и развития психологии среды эта отрасль психологии приобрела все атрибуты, квалифицирующие самостоятельную отрасль научного знания: учебники, периодические издания, международные организации, специализирующиеся в области субъект-средовых отношений, регулярно проводимые конференции. В 1968 году была создана Environmental Design Research Association (EDRA), под эгидой которой регулярно проводятся конференции по психологии среды. В 1981 году возникла и осуществляет свою деятельность International Association of People­Environment Stadies (IAPS), последняя конференция под руководством которой проходила в июне 2014 года. Один раз в два года проходит международная конференция (Biennale of Environmental Psychology), посвященная современным проблемам психологии среды. «the 11th Biennale of Environmental Psychology» состоя­лась в сентябре 2015 года.

На основе обзора материалов нескольких конференций по проблемам психологии среды, а также публикаций «Journal of Environmental Psychology», и, опираясь на существующие в психологии традиции, с целью структурирования направлений теоретических и экспериментальных исследований в области психологии предметно-пространственной среды мы выделили когнитивное, аффективное и поведенческое направления.

Одна из тенденций современной зарубежной психологии среды, объединяющая обозначенные выше направления — идея «устойчивого развития», которая имеет глобальный, междисциплинарный характер и актуальна для современной науки в целом. Р. Гиффорд в обзорной статье «Психология среды и устойчивое развитие» подчеркивает, что вместо попыток понять, например, закономерности зонирования пространства и территориальности в офисном пространстве, исследователи больше интересуются глобальными вопросами транспортного обеспечения, урбанизации и преступлений против экологии [Gifford, 2007].

Когнитивное направление психологии предметно­пространственной среды, в рамках которого анализируются такие явления, как «пространственное сознание» (spatial cognition), «пространственное картографирование» (spatial mapping) , «пространственные способности» (spatial ability) , «навигационные стратегии» (navigational strategy), «средовое знание» (environmental knowledge), «поиск пути» (wayfinding) и т.д.) представлено многочисленными исследованиями как теоретико-методологического, так и прикладного характера.

Ключевые понятия, содержание которых операционализируется в данном направлении — это «пространственное мышление» (spatial cognition), «когнитивное картографирование» (spatial mapping) и «поиск пути» (wayfinding). Последний конструкт является одним из наиболее «популярных» как по количеству статей, так и по степени дифференцированности содержания. Почти все исследования в области «поиска пути» можно разделить на несколько самостоятельных групп.

Во-первых, исследования, направленные на выявление универсальных закономерностей «поиска пути» [Hund, 2014; Padgitt, 2012]. Авторы оперируют понятием «эффективность поиска пути» (wayfinding efficiency), определяют показатели, по которым возможна оценка эффективности «поиска пути»: «чувство направления» (sense of direction), «стратегия поиска пути» (wayfinding strategy), «ментальное вращение» (mental rotation). Эмпирически обосновывается, что эффективность «поиска пути» зависит от такой психологической переменной, как «субъективное представление о направлении» (self­reported sense of direction), уровень которой может варьироваться по шкале «насыщенный — бессодержательный» (good — poor). Эти же авторы используют понятие «чувство направления» (sense of direction) и определяют различные уровни его выраженности, обеспечивающие степень «эффективности поиска пути» (wayfinding efficiency).

Во-вторых, работы, посвященные влиянию средовых факторов на возможности когнитивного картографирование и поиска пути. К таким факторам относится тип среды (реальная — виртуальная, городская — сельская, профессиональной деятельности — рекреационная, природная — урбанистическая и др.), а также отдельные характеристики среды (например, свет — цвет).

В исследовании P. Berry и S. Bell анализируется степень «средовой точности» (pointing accuracy) субъекта в зависимости от его месторасположения: внутри или снаружи помещения (indoor vs. outdoor location). Авторы используют понятия «пространственные способности» (spatial ability), «навигационная стратегия» (navigation strategy), «средовое знание» (environmental knowledge) [Berry, 2014].

J. Gallimore, B. Brown, C. Werner провели сравнительный анализ «прогулочных маршрутов» (walking routes) школьников из новых городских районов и пригородов и обнаружили значимые различия в специфике маршрутов, связанные с организацией пространственной среды разных районов. Школьники из мест новой городской застройки «строят» маршрут через открытые, привлекательные территории, которые обеспечивают разнообразие информации и возможностей для прогулок, а учащиеся пригородной школы в большей степени ориентированы на поиск путей более безопасных с точки зрения транспортной загруженности и тяготеющих к центральным улицам поселка [Gallimore, 2011].

K. Wolett, E. Maguire в качестве предмета исследования выбрали «навигационную экспертную деятельность» (navigation expertise) — высокого уровня способность к «навигационной деятельности» в условиях новой, незнакомой пространственной среды. В качестве респондентов были выбраны, с одной стороны, водители такси Лондона, как профессионалы в области пространственной ориентации, а, с другой стороны, субъекты, не имеющие такого профессионального опыта. Было выдвинуто предположение, что первая группа респондентов окажется более успешной в построении «карты» новой местности, с учетом имеющихся «навигационных ресурсов». Однако полученные данные показали иные результаты. Вторая группа быстрее и правильнее фиксировала маршруты, а ошибки профессионалов объяснялись существованием «жесткой» схемы знакомого пространства и трудностями корректировки этой схемы [Wolett, 2010].

В-третьих, большая часть исследований посвящена изучению влияния индивидуально-психологических факторов (пол, возраст, когнитивный стиль, память, тип деятельности, этническая принадлежность субъектов) на особенности построения когнитивных карт и стратегии поиска пути.

H. Heft обозначает проблему фундаментального, контекстуального фактора, определяющего особенности как пространственного мышления в целом, так и поиск пути в частности. По мнению исследователя, таким фактором являются культурно-исторические условия, которые детерминируют индивидуально-психологические особенности когнитивной деятельности субъекта в отношении предметно-пространственной среды [Heft, 2013]. В своих работах A. Hund проводит сравнительный анализ стратегических и тактических особенностей «поиска пути» американцами и датчанами, и приходит к выводу, что с учетом культурно-исторических особенностей «пространственных описаний» (spatial descriptions) у обеих групп респондентов, эти маршруты существенно различаются [Hund, 2014; Hund, 2012; Hund, 2010].

В статье J. Campbell, I. Herper и L. Miller анализируются взаимосвязи между возрастом, полом и также особенностями топографической памяти (topographical memory). На основе опросника «Sydney Test of Topog­raphical Memory» получены данные о пяти показателях топографической памяти: «идентификация ведущих ориентиров» (landmark identification), «главные обозначения на карте» (map labeling), «маршрут возвращения» (route recal) и два показателя «ведущей ориентации» (heading orientation): «кардинальное направление» (cardinal direction) и «установленная перспектива» (determing perspective). Обнаружено, что как пол, так и возраст влияет на показатели «ведущей ориентации» (heading orientation) [Campbell, 2014].

L.  Chin-Teng, etc. провели исследование по выявлению гендерных различий в «поиске пути» с точки зрения как общих, так и дифференцированных стратегий «поиска пути» мужчинами и женщинами в форматах «обширного» (global) и «ограниченного» (local) виртуального пространства. Авторы констатируют, что мужчины и женщины обнаруживает сходство в «общих» стратегиях, но имеют существенно различающихся «частные» стратегии «поиска пути», причем, если мужчины могут быстрее найти правильный путь, то этот путь не всегда будет более эффективным [Gender differences in, 2012].

В целом, когнитивное направление в психологии предметно-пространственной среды представляет собой самостоятельное поле теоретических и эмпирических исследований, имеющим дифференцированный понятийный аппарат, оснащенный теоретическими моделями и методическими процедурами для проведения эмпирических исследований.

Тема комфортной, удобной, «личностно-конгруэнтной» (person-environmental conqruity) предметно­пространственной среды жизнедеятельности может быть определена в качестве ведущей в зарубежных исследованиях в области аффективного направления психологии предметно-пространственной среды.

В рамках аффективного направления психологии предметно-пространственной среды оперируют понятиями «привязанность к месту» (place attachment), «идентичность с местом» (place identity), «чувство места» (sense of place), «представления о среде» (environmental perception). Исследования преимущественно связаны с анализом различных свойств предметно-пространственной среды, и их влияния на психологическое благополучие — неблагополучие субъекта.

Главным теоретическим конструктом является понятие «место» (place), а к числу вариантов теоретической и эмпирической операционализации его содержания относятся такие, как «привязанность к месту» (place attachment), «чувство места» (sense of place), «идентичность с местом» (place identity), «возможности места» (place affordance), «связь с местом» (place bonding), «память о месте» (place memory), «значение места» (place meaning) и другие.

Wynveen C., Kyle G.T., Sutton S.G. подчеркивают, что исследования предметно-пространственной среды чаще фокусируются либо на анализе «прагматических характеристик мест» (utilitizing interpretive design), система которых определяется как «значение места» (place meaning), либо связаны с оценочными, эмоциональными атрибутами места, «привязанностью к месту» (place attachment) [Wynveel, 2012].

Большинство работ посвящено различным аспектам интерпретации конструкта «привязанность к месту» (place attachment). В основе интерпретации данного конструкта — обращение к категории «привязанность», которая в психологии развития достаточно давно является предметом изучения. К числу авторов, исследующих феномен «привязанность к месту» относятся как классики психологии среды, так и современные исследователи. Casakin H., Kreitler S., подчеркивая универсальность понятия «привязанность к месту» (place attachment), выделяют три главных вектора изучения привязанности: эмоциональный, когнитивный и поведенческий [Casakin, 2008].

Объективные «пространственные измерения» мест жизнедеятельности (spatial demension of place) выделяются исследователями данного направления как самостоятельный предиктор психического функционирования субъекта.

M.C. Hidalgo, B. Hernandez, сравнивая «силу» привязанности к местам различных «рангов» по близости к человеку (дом, район, город), обнаружили, во-первых, что менее всего человек привязан к району, во-вторых, что социальная привязанность имеет большую силу, чем привязанность к месту, и, в-третьих, сила привязанности связана с полом и возрастом [Hidalgo, 2001].

Один из подходов — разработка интегративной четырехфакторной модели «привязанности к месту», включающей такие факторы, как «идентичность с местом» (place identity), «зависимость от места» (place dependence), «привязанность к природе» (nature bonding) и «социальная привязанность» (social bonding).

C.M. Raymond, G. Brown, D. Weber, выбрав в качестве респондентов сельских жителей, фермеров в возрасте 55—59 лет, проанализировали систему «связей» индивида и среды его жизнедеятельности и определили основные векторы этих «связей». Исследователи подчеркнули, что физические и социальные компоненты «привязанности к месту» не могут рассматриваться автономно, а требуют системного анализа, контекстом и основой которого выступает индивидуальная идентичность, особенности «Я-образа» [Raymond, 2010].

В целом, аффективное направление в психологии предметно-пространственной среды ориентировано на исследование особенностей восприятия субъектами среды жизнедеятельности. Логика исследований предполагает, во-первых, теоретическую операциона- лизацию феномена «привязанности к месту», во-вторых, создание дифференцированной системы объективных предметно-пространственных коррелят (удаленность — близость места, этажность здания, особенности освещения территории, наличие — отсутствие рекламных баннеров и их качественные характеристики и др.). Основательному дифференцированию подвергаются субъективные свойства предметно-пространственной среды, отличающиеся эмоционально насыщенными оценками и влияющие на различные аспекты психологического функционирования личности.

Поведенческое направление в психологии предметно-пространственной среды (spatial behavior) характеризуется дифференцированными теоретическими и эмпирическими исследованиями.

Ключевыми теоретическими конструктами данного направления являются «приватность» (privacy), «территориальность» (territoriality), «персональное пространство» (personal space) и «пространственная стесненность» (crowding). Методологический фундамент проблематики пространственного поведения традиционно связывают с исследованиями I. Altman [Altman, 1975].

G. Lowrence, Y. Fried, H. Slowic, используя метафору «мое пространство» (my space), проверяли гипотезу о существовании взаимосвязи между объективными средствами, которые предоставляет предметно-пространственная среда для обеспечения «приватности» (privacy), субъективным восприятием приватности и «эмоциональным истощением» (emotional exhaustion) на рабочем месте [Lowrence, 2013].

O. Demirbas, H. Demirkan анализировали особенности восприятия средовых условий дизайн-студий с точки зрения условий для приватности и автономности. Выявлено, что учет потребности в персонализа­ции среды значимо не различаются для мужчин и женщин, и является предпочитаемым [Demirbas, 2000].

Эмпирической валидизации феномена территори­альности посвящены исследования G. Brown [Brown, 2014; Brown, 2011; Brown, 2009; Brown, 2005]. Исследователем разработана модель территориаль­ности, являющаяся методическим инструментом для прикладных исследований в области территориально­сти, эмпирически выделены «обозначения» террито­риальности: «маркеры идентичности» (identity-oriented marking) и «маркеры контроля» (control-oriented marker). Проанализированы некоторые «способы» реализации принципа территориальности: «предупреждающая защита» (anticipatory defense) и «реактивная защита» (reactionary defense), а также описаны возможные негативные последствия для субъектов и их деятельности от отсутствия условий реализации принципа территориальности. Изучается нарушение территори­альности как фактор, вызывающий агрессию и создающий эмоциональный дискомфорт.

Предметом многих работ становятся кросс- культурные и социально-психологические факторы, определяющие специфику пространственного поведения субъектов, особенности их предпочтений — отвер­жений по отношению к персонализации предметно­пространственной среды, а также эмоциональные реакции на нарушение территориальности. Согласно данным, подученным N. Kaya и M. Weber, американские и турецкие студенты (юноши и девушки), проживающие в одинаковых пространственных условиях, различаются в предпочтениях приватности — публичности: американцы предпочитают более высокий уровень приватности. Вне зависимости от этнической принадлежности, юноши в большей степени предпочитают приватность в организации пространственной среды, чем девушки. Чувство пространственной стесненности, согласно полученные в исследовании данным, возникает, когда уровень «желаемой приватности» (desired privacy) ниже уровня «достигнутой приватности» (achieved privacy) [Kaya, 2003].

Возрастные особенности отношения к персонали­зации предметно-пространственной среды были проанализированы в исследовании L. Maxwell и E. Chmielewski. Респондентами стали учащиеся начальных классов нескольких образовательных учреждений, а в качестве гипотезы было выдвинуто предположение о существовании взаимосвязи между уровнем самооценки учащихся и использованием средств для персо­нализации образовательного пространства (personalization displays) [Maxwell, 2008].

Одно из направлений в изучении пространственного поведения — «транспортное поведение». В контексте темы приватности и территориальности интересно исследование G. Fraine, etc., посвященное взаимоотношениям водителя и транспортного средства с точки зрения теории территориальности I. Altman и G. Brown. В качестве респондентов были выбраны группы с разным стажем вождения, разного возраста, регулярно и не регулярно перевозящие детей, а также профессиональные водители. Было обнаружено, что для разных групп транспортное средство, согласно описаниям, может быть либо «первичной», либо «вторичной», либо «публичной» (по терминологии I. Altman) [At home on, 2007].

В продолжение «транспортной» темы пространственного поведения можно привести исследование, проведенное G. Evans и R. Wener. Изучались показатели стресса по нескольким источникам (self-reports, salutary cortisol, performance aftereffects) у респондентов, оказавшихся в непосредственной близости с другими пассажирами в общественном транспорте. Авторы связывают показатели стресса с нарушением персонального пространства в условиях краудинга [Evans, 2007]. Тема краудинга в общественном транспорте представлена многочисленными эмпирическими исследованиями в таких изданиях, как «Journal of Public Transportation», «Transport Policy» и др.

Поведенческое направление в психологии предметно-пространственной среды ориентировано на анализ собственно феноменов «территориального поведения», а также их индивидуально-психологических, социально-психологических и средовых коррелят.

Вывод

Таким образом, анализируемая область современных зарубежных исследований — психология предметно-пространственной среды, ориентирована на изучение и анализ закономерностей, лежащих в основе взаимодействия субъекта с его предметно-пространственным окружением.

В формате каждого из выделенных в психологии предметно-пространственной среды направлений (когнитивного, аффективного, поведенческого) можно идентифицировать следующие векторы исследовательской активности: теоретико-методологические работы, посвященные операционализации взаимоотношений в системе субъект — предметно-пространственная среда; эмпирические исследования, связанные с выявлением и иерархизацией параметров предметно-пространственной среды, значимых для функционирования психики субъекта; эмпирические исследования индивидуально- и социально-психологических коррелят взаимосвязи субъекта и предметно­пространственного окружения.