Влияние социальных сетей на самоповреждающее поведение у подростков

4095

Аннотация

Представлен обзор публикаций по теме самоповреждающего поведения в социальных сетях. Рассмотрены содержательные характеристики сетевого дискурса самоповреждающего поведения на основе выделения таких категорий, как хештеги, изображения, комментарии. Обобщены негативные и позитивные аспекты влияния социальных сетей на риск самоповреждений у подростков. Контент и онлайн-коммуникации по этой проблеме могут как улучшить психологическое состояние пользователей — повысить настроение и качество самопринятия; предоставить помощь и поддержку от других пользователей; служить источником информации о профессиональной помощи, — так и усилить склонность к самоповреждениям — инициировать интерес к этой тематике; поддерживать, поощрять и провоцировать повторяющиеся самоповреждения. Поэтому перед профессионалами в области психического здоровья стоит глобальная задача создания альтернативного — поддерживающего и помогающего контента, предполагающего разработку новой методологии — языка, который сможет интегрироваться в существующий онлайн-дискурс о самоповреждении и трансформировать его изнутри.

Общая информация

Ключевые слова: виртуальная идентичность, молодой возраст, подростковый возраст, психическое здоровье, самоповреждающее поведение, социальные сети, интернет

Рубрика издания: Эмпирические исследования

Тип материала: научная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/cpp.2019270310

Для цитаты: Польская Н.А., Якубовская Д.К. Влияние социальных сетей на самоповреждающее поведение у подростков // Консультативная психология и психотерапия. 2019. Том 27. № 3. С. 156–174. DOI: 10.17759/cpp.2019270310

Полный текст

Тематика самоповреждающего поведения (СП) широко обсуждается в социальных сетях, где она представлена как в общедоступном контен­те, так и в закрытых группах. СП рассматривается в рамках психиатрических проблем и связывается с тревогой, депрессией, проблемами поведения и личностными расстройствами; интерпретируется как способ выражения психологических проблем и способ самовыражения, как способ коммуникации и поиска помощи. Социальные сети играют неоднозначную роль как в развитии, так и в прекращении самоповреждений. С одной стороны, они предоставляют возможность коммуникации, обмена информацией и получения поддержки. С другой стороны, визуальный и текстовый контент может вызвать интерес и способствовать закреплению СП, а участники таких тематических сообществ могут стать жертвой различных форм агрессии, манипулирования и преследования в социальных сетях.

В данной статье на основе обзора исследований обобщены содержательные особенности проблематики самоповреждения в сетевых сообществах, рассмотрены специфика СП в виртуальной среде и особенности языка, используемого в виртуальном дискурсе самоповреждения.

Цифровая социализация, виртуальная идентичность
и психическое здоровье подростков

С каждым годом аудитория интернет-пользователей расширяется, во многом за счет развития социальных сетей [Белинская, 2016; Молчанов, 2018; Собкин, 2018; Memon, 2018]. Социальные сети предоставляют возможность создать личную страницу и общаться с другими пользователями, часто незнакомыми человеку в реальной жизни. Согласно отечественным исследованиям, более 75% российских подростков старше 13 лет ежедневно пользуются Интернетом и имеют аккаунты в социальных сетях [Солдатова, 2011]. Среди американских подростков зарегистрированы хотя бы в одной социальной сети 81%, а 24% говорят о постоянном использовании Интернета [Memon, 2018].

Высокая вовлеченность в разные формы интернет-активности связана с развитием личности подростка, его социализацией и формированием идентичности. Цифровые технологии, как знаковая система современной культуры, опосредуют новое психологическое измерение — виртуальную или сетевую идентичность [Белинская, 2016; Войскунский, 2013], которая не обязательно тождественна идентичности в реальной жизни, а спектр онлайн-взаимодействий широко варьируется — от общения исключительно со знакомыми людьми до коммуникации с многомиллионной аудиторией — в зависимости от целей пользователя и степени популярности конкретного аккаунта. Эти условия создают особое пространство, обладающее способностью как к позитивному, так и к негативному влиянию на психическое здоровье.

Риски психопатологии, которые несет в себе информационная социализация [Марцинковская, 2012], зачастую связаны с неконтролируемым пребыванием в Сети, специфическим контентом и той информацией, которая может неблагоприятным образом сказываться на психическом здоровье [Марарица, 2013; Тхостов, 2005; Холмогорова, 2015; Carli, 2014; Sampasa-Kanyinga, 2015]. Так, в исследовании с участием канадских подростков (N=753), нацеленном на определение взаимосвязи между рисками манифестации психического заболевания и количеством времени, проводимом онлайн, 16,9% учеников указали на неудовлетворительное психическое состояние; 26,4% — на нереализованную потребность в психологической помощи; 23,4% — на высокий уровень испытываемого стресса; 12,5% сообщили о суицидальных мыслях [Sampasa-Kanyinga, 2015]. Было выявлено, что при наличии нереализованной потребности в психологической помощи время, проводимое в социальных сетях, увеличивается. Повышенная активность в социальных сетях (более 2 часов в день) коррелировала с неудовлетворительным собственным психическим состоянием, стрессом и суицидальными мыслями [Sampasa-Kanyinga, 2015].

С одной стороны, виртуальная идентичность открывает новый пласт ранее недоступных возможностей — скорость и, по сути, безграничность виртуального общения, создание желаемых (улучшенных) «версий себя», практически мгновенное получение любой специализированной информации, огромные ресурсы для новых знаний и саморазвития. С другой стороны, интернет-среда в некоторых случаях может быть опасной для здоровья и благополучия человека, вводя в заблуждение, дезинформируя, усугубляя эмоциональные и личностные проблемы, побуждая пользователя к деструктивным и аутодеструктивным мыслям и поступкам. Одной из форм аутодеструкции является самоповреждающее поведение.

Самоповреждающее поведение и Интернет

Самоповреждающее поведение (СП) является распространенной проблемой во всем мире. Несуицидальное СП часто носит повторяющийся характер и при этом является важным предиктором суицидальных попыток, самоубийства и преждевременной смерти. Юное население страдает от СП особенно часто [Польская, 2015; Польская, 2017; Польская, 2018; Memon, 2018; Nixon, 2008; Whitlock, 2006; Young, 2007]. По данным разных исследователей, от 5 до 23—38% респондентов подросткового и юношеского возраста наносят самоповреждения [Польская, 2015; Польская, 2017]. Как правило, это самопорезы, расцарапывание кожи и удары по собственному телу [Nixon, 2008]. По результатам наших исследований, выполненных на российской выборке (N=643), от 10 до 14% старших школьников и студентов указали на один случай самопорезов, а 3% отметили высокую частоту самопорезов [Польская, 2015; Польская, 2017].

В научной периодике дискуссия о влиянии Интернета на СП ведется с начала двухтысячных. Изначально популярность тематики самоповреждения в интернет-среде объяснялась тем, что СП наиболее распространено в молодежных субкультурах [Young, 2006], а молодые люди, особенно те, кто наносит себе повреждения, склонны больше пользоваться Интернетом и, в частности, чатами [Mitchell, 2007]. На основе анализа контента, связанного с самоповреждениями, а именно дневников и форумов, было установлено, что интернет-общение оказывает поддержку подросткам, чувствующим себя изолированно в ситуации переживания проблем, связанных с самоповреждением. Однако обсуждение СП может его усиливать, как по частоте, так и по использованию ранее неизвестных (и потенциально летальных) способов самоповреждения [Whitlock, 2006].

На сегодняшний день дискурс о СП и то, как он разворачивается в разных сетевых сообществах, остается актуальным и вызывающим беспокойство [Сидорова, 2018]. Так, например, сравнивая число публикаций о самоповреждениях на платформе Инстаграм за 2014—2105 гг. исследователи отметили их рост: с 1,7 миллиона публикаций в 2014 г. до более чем 2,4 миллиона в 2015 г., что свидетельствует о внушительном размере англоязычного Инстаграм-сообщества, посвященного тематике самоповреждения [Moreno, 2016].

До сих пор лишь немногие из подростков и молодых людей, открыто сообщающих о своих самоповреждениях в сети, обращаются за профессиональной помощью, в связи с чем возникает необходимость в поиске и исследовании альтернативных форм поддержки. Также сохраняется мнение, что подростки с историей самоповреждения остаются более активными пользователями интернет-ресурсов по сравнению с подростками без подобных проблем [Memon, 2018]. В связи с этим изучение онлайн-активости молодых людей с СП представляется необходимым инструментом для понимания специфики его развития среди подростков и молодежи.

 

Онлайн-активность как фактор риска
самоповреждающего поведения

Онлайн-активность может выступать в качестве фактора риска СП, в некоторых случаях усиливая или провоцируя болезненные эмоциональные реакции у подростков, вызывая нарушения самооценки и поведения. Это может быть связано с проблемами психического здоровья подростков (например, эмоциональные и поведенческие расстройства). В некоторых случаях онлайн-активность усиливает тревожное отношение к собственному телу, в целом характерное для подросткового и юношеского возраста и в отдельных случаях приобретающее особую остроту. В сетевых сообществах для эмоционально уязвимых подростков, какими являются подростки с СП, высок риск оказаться жертвой кибербуллин­га. Кроме того, в онлайн-среде могут прямо или косвенно поощряться интерес к небезопасным формам поведения и экспериментирование с разными формами риска.

Эмоциональные и поведенческие расстройства. Подростки с проблемами психического здоровья нередко используют Интернет как средство для общения и поиска собственной идентичности, видя в онлайнактивности возможности для регуляции своего настроения.

В исследовании онлайн-поведения подростков с депрессией (N=23), проведенном в Питсбурге в 2017 г., было отмечено, что практически все подростки использовали социальные сети и у большинства были аккаун­ты в нескольких сетях одновременно. В качестве позитивных эффектов онлайн-активности, способствующих улучшению настроения, подростки назвали возможность доступа к развлекательному и юмористическому контенту, поиск интересующей информации, контакт с людьми со схожими интересами, друзьями и родственниками, также возможность получить помощь от других людей, страдающих от депрессии или суицидальных мыслей. К негативным последствиям онлайн-активности были отнесены эпизоды столкновения с тревожащим контентом, касающимся самоповреждающего поведения, расстройств пищевого поведения, кибербуллин­га и разных видов рискованного поведения. Респонденты заявили о таком феномене, как «стресс-постинг» — желание опубликовать контент с целью выпустить гнев или другие негативные эмоции и получить слова помощи или утешения от других участников социальной сети [Radovic, 2017].

На негативные эффекты влияния информации о СП (включая изображения самоповреждений), представленной в традиционных и онлайн медиа, на форумах, в социальных сетях и других источниках, указывают авторы другого исследования [Zhu, 2016]. На основе опроса подростков с СП (N=90, 12—17 лет, клиническая выборка) было выявлено, что пациенты впервые увидели изображение самоповреждений в возрасте неполных 160

одиннадцать лет. 87% пациентов увидели акт самоповреждения раньше, чем начали наносить себе повреждения. Самопорезы в этой группе подростков явились самым распространенным способом самоповреждения (81,1%), при этом 76,7% сообщили об использовании сразу нескольких способов самоповреждения [Zhu, 2016].

Тревожное отношение к телу. Не менее значимым негативным фактором, потенциально ведущим к снижению самооценки и развитию самоповреждающего поведения, является влияние социальных сетей на формирование нереалистичных представлений о внешности и тревожного отношения к собственному телу в связи с современной идеализацией и социальной нормализацией «худого» тела. Так, анкетирование старших школьников, использующих Facebook, выявило более тревожное отношение к собственному телу по сравнению со школьниками, не использующими эту социальную сеть [Memon, 2018]. Девушки, использующие Facebook, чаще других демонстрируют стремление к чрезмерной худобе и меньшую удовлетворенность собственным весом. [Tiggemann, 2010]. Экспериментальное исследование 2018 г. показало, что просмотр отредактированных, доведенных до совершенства фотографий женщин в социальных сетях увеличивал уровень неудовлетворенности телом среди девушек подросткового возраста. [Kleemans, 2018]. В то же время негативное влияние социальных сетей на отношение к телу затрагивает не только женское население. В исследовании, выполненном в популяции датских подростков, была выявлена одинаково значимая зависимость образа тела от степени вовлеченности в социальные сети среди юношей и девушек [de Vries, 2016].

Кибербуллинг. Другим негативным фактором использования социальных сетей является риск кибербуллинга. «Кибербуллинг — агрессивное и намеренное повторяющееся поведение человека или группы людей с использованием электронных форм общения по отношению к жертве, не способной постоять за себя» [Memon, 2018]. Кибербуллинг может влиять на развитие депрессии, низкую самооценку, поведенческие проблемы, употребление наркотических веществ, суицидальные попытки, как у жертвы, так и у агрессора [Schneider, 2012]. Отмечено, что от 10 до 40% подростков сталкиваются с кибербуллингом и по некоторым данным существует корреляция между кибербуллингом и развитием самоповреждающего и суицидального поведения среди жертв [Hay, 2010]. Кибербуллинг более опасен, чем буллинг в реальной жизни — буллинг через Интернет повышает риск суицидальных мыслей в 3,12 раз, в то время как буллинг при личном взаимодействии — в 2,16 раз.

Разные формы рискованного поведения. При использовании социальных сетей подростки могут подвергнуться нежелательной рекламе вредящих здоровью веществ, таких как алкоголь, табак, смеси для курения, а также столкнуться с секс-преступниками, использующими социаль-ные сети с целью установления контакта с несовершеннолетними. Все перечисленные негативные факторы могут повлиять на развитие или усиление суицидальных мыслей и СП.

Данлоп (S.M. Dunlop) с соавторами провели исследование с целью установления специфики влияния информации суицидальной тематики с различных онлайн-платформ (включая новостные сайты, форумы и социальные сети) на развитие суицидальных идей у молодежи [Dunlop, 2011]. Около 719 человек в возрасте от 14 до 24 лет были опрошены дважды с годичным перерывом. Респондентов спрашивали, знакомы ли они с кем-нибудь, совершившим самоубийство или попытку самоубийства, чувствовали ли они грусть или безысходность дольше двух недель подряд, появлялись ли у них навязчивые мысли о суициде в течение последнего года. Во время повторного опроса у респондентов узнавали о наиболее используемых социальных сетях и отдельно — из какого источника или от кого информация о чьем-то суициде была получена (родственники или знакомые, новостные издания, видео-сайты или социальные сети). 79% опрошенных узнавали об акте самоубийства от родственников или из газет, при этом 59% также получали информацию из онлайн-ресурсов. Молодые респонденты отмечали социальные сети и видео-сайты как распространенные ресурсы для получения таких новостей. Несмотря на указанную популярность всех онлайн-ресурсов как источника информации о суицидальных актах, взаимосвязь с ростом суицидальных мыслей была обнаружена только в отношении онлайн-форумов [Dunlop, 2011].

Таким образом, сама онлайн-среда и сетевые сообщества могут осложнять имеющиеся проблемы с психическим здоровьем, усиливать психологическую уязвимость подростка — тревожность, недовольство собственной внешностью, подавленность и т. п. — через контент, потребляя который подросток может чувствовать себя преследуемым, в опасности, одиноким, покинутым, беззащитным. Прямая или скрытая реклама рискованного поведения, травля в сети — это то, что, помимо психологических и психопатологических проблем, вызывает и действия аутодеструктивной направленности, включая несуицидальные самоповреждения.

Язык самоповреждения: хештеги, изображения и комментарии

Язык, используемый в Интернете по тематике самоповреждений, имеет свою специфику, с определенной терминологией и семантикой. Попытки феноменологически описать его представлены в исследованиях СП-сообществ, существующих на разных платформах — Инстаграм, Фейсбук, Трамблер, Ютьюб и др. [Andalibi, 2017; Brown, 2018; Cavazos-Rehg, 2017; Lewis, 2011; Moreno, 2016; Scherr, 2019].

Этот язык может быть охарактеризован через анализ 1) хештегов, 2) изображений и 3) комментариев, связанных с тематикой самоповреждения.

Хештеги. Во многих социальных сетях для поиска соответствующих тем и единомышленников используются ключевые слова, или хештеги. Многие хештеги неочевидны, часто замаскированы под более нейтральные слова или выражения и содержат особый смысл только для знающих пользователей. Система хештегов по теме СП изменчива, завуалирована и неоднородна, что делает невозможным контроль над контентом. Она объединяет разные по написанию поисковые запросы. Прямые хештеги — прямые указания на самоповреждения (например, #selfharm) — часто попадают под запрет, поэтому появляются хештеги с узнаваемым, но намеренно искаженным словом — эрративом (например, #selfharmm, #selfharmmm) [Moreno, 2016]. Также можно выделить группу хештегов со скрытым смыслом (например, #MySecretFamily — моя тайная семья), объединяющих целую группу неочевидных хештегов, где определенное поведение или расстройство, ассоциированное с СП, обозначается распространенным человеческим именем. Например, #Ana для обозначения анорек­сии; #Cat — порезов при СП; #Deb — депрессии; #Sue — суицидальных мыслей или намерений. Существование особого языка, идея секретного общества (один из распространенных хештегов — #Secretsociety) может создавать дополнительные мотивации для потенциального пользователя. Такие хештеги позволяют отразить свою причастность к сообществу на личной странице, оставаясь при этом невидимыми для непосвященной части пользователей [Moreno, 2016].

Использование для поиска и публикации хештегов со скрытым смыслом, особенно, когда речь идет о широко распространенных в обыденном языке словах, значительно расширяет аудиторию пользователей, интересующихся СП. Так, хештег #Cat для обычных пользователей — это «кошка», а не нанесение порезов на кожу. Учитывая, что большинство пользователей Инстаграма — старшеклассники, такая многозначность хештегов является опасным, потенциально провоцирующим фактором [Moreno, 2016].

Изображения. Хештеги размещаются под изображениями, на которых представлены самоповреждения. Анализ таких изображений, выполненный немецкими исследователями (оценка велась на основе информации из 2826 аккаунтов), позволил раскрыть некоторые социальные и психологические аспекты СП и его специфику в Инстаграме [Brown, 2018]. Публикация изображений с саморанениями в большинстве случаев — 83% — была анонимной. 18,8% аккаунтов, использовавших хештеги, ассоциированные с СП, были личными, т. е. содержали изображения лица владельца аккаунта. Из тех пользователей, чей гендер был определяем визуально, 91% идентифицировались как женщины и всего 9% как мужчины. 41,6% пользователей указали свой возраст от 12 до 21 года, средний возраст при этом составил 14,8 лет [Brown, 2018].

Из 2826 изображений, содержащих телесные повреждения, 39,6% показывали легкие повреждения (поверхностные царапины), 47,8% — средние (порезы с небольшим количеством крови), 12,6% изображали тяжелые повреждения (глубокие порезы, открытые раны или очень большое количество крови и разнообразных порезов). 93,1% публикаций, содержащих повреждения, изображали порезы. Большая часть ранений располагалась на руках (59,6%); 8,5% — на ногах; 2,2% — содержали изображение повреждений на ногах и руках одновременно; 1,7% ран находились на теле. При этом на 27,2% изображений определить конкретное местонахождение повреждений не представлялось возможным. Предметы, с помощью которых наносились самоповреждения, были показаны только в 5,8% публикаций — преимущественно бритвенные лезвия. В 34 случаях прорезы были организованы в текст: «ненавижу себя» — 6 фото; «толстый/ая» — 5 фото; нецензурная лексика — 3 фото; а также «одиночество», «подделка», «я люблю тебя», «суицид», «никчемный», «все в порядке», «боль», «прекрати есть» и т. п. [Brown, 2018].

Оценка связи СП-тегов с конкретными изображениями, размещенными в Твиттере, Инстраграме и Тамблере, показывает более широкий контекст изображений, нежели только демонстрация самоповреждений. Так, в исследовании, выполненном на основе оценки 602 изображений, авторы отметили, что на 54% из них не было прямого изображения самоповреждений; 19% были селфи-снимками; 6% — рисунками, фотографиями предметов, картинками с цитатами из фильмов и мемами [Shanahan, 2019]. На трети постов (34%) отсутствовало изображение человека. Из тех изображений, где люди присутствовали, 33% изображали женщин и только 9,5% — мужчин. Непосредственно акт самоповреждения отражали 29% изображений, большая часть из них — это самопорезы, остальные изображения касались других форм аутодеструкции — расстройств пищевого поведения, ушибов, расчесывания кожи и употребления алкоголя или наркотических веществ. Порезы на фотографиях в основном лока­лизировались на руках или ногах (21%) и в большинстве случаев были неглубокими. Несмотря на это, 6% изображений были расценены как тяжелые для восприятия — например, изображали кровотечение или ранение, требующее медицинской помощи [Shanahan, 2019].

Влияние просмотра изображений самоповреждений неоднозначно. Это может быть полезным, так как помогает в идентификации и получении помощи, а также подобные изображения демонстрируют, насколько далеко можно зайти и насколько это может быть плохо. Такой просмотр может быть вредным, так как вместо привлечения помощи и поддержки пользователей с самоповреждениями, происходит гламуризация СП как особенного образа жизни. Помимо этого, просмотр изображений само- повреждений может выступать триггером СП [Baker, 2013].

Комментарии. Помимо хештегов и изображений, важное место в сетевом дискурсе о СП занимают комментарии пользователей. Это могут быть комментарии как самих авторов, так и читателей — подписчиков и посетителей страницы. Авторы нередко сопровождают размещенные изображения текстовой подписью, передающей определенное настроение или чувство [Shanahan, 2019]. Также в подобных записях можно обнаружить рассказ о личном опыте преодоления расстройства и предложение помощи и поддержки страдающим от СП людям.

Наиболее часто подобные послания содержат общий оттенок грусти, реже — злости, надежды, одиночества или потрясения [Shanahan, 2019]. Здесь можно встретить указания на низкую самооценку, недостаточно хорошее самочувствие, недовольство собой или слишком сильные всепоглощающие чувства [Shanahan, 2019]. В подобном контенте распространена тематика сложных межличностных отношений: записи о том, как другие люди оценивали посты пользователя, реагировали на его чувства, предавая или разочаровывая автора. В таких постах выражается чувство одиночества и невозможность довериться кому-либо.

Нередко такие посты не ограничиваются одним тегом, связанным с СП — также используются теги, относящиеся к ассоциированным с СП психическим проблемам — расстройствам пищевого поведения, тревожности, депрессии и суициду [Shanahan, 2019]. Ни одно из изученных изображений, отмечают авторы, не содержало призывов к СП или суициду, однако небольшое число постов (1,3%) было сосредоточено на позитивных ощущениях от самоповреждений. В качестве примера приводится такая цитата: «То чувство спокойствия, которое приходит после акта самоповреждения, можно сравнить только с наркотическим опьянением» [Shanahan, 2019].

Среди изображений встречались аллюзии на наркотическую, алкогольную зависимость и реабилитацию. Используемые термины предполагают схожий с традиционными зависимостями механизм СП. В тексте некоторых постов прекращение СП описывается как пребывание «в завязке», а для описания желания нанести себе повреждение используются термины, принятые в английском языке для обозначения влечения к запрещенным веществам [Shanahan, 2019].

Изображения с СП-тегами вызывают много комментариев других пользователей. Согласно результатам, полученным группой под руководством Брауна (Brown et al.), из 6651 комментариев, оставленных под изображениями самоповреждений, 49,5% являлись частью общей дискуссии о проблеме СП; 23,5% комментариев выражали сочувствие (например, «Я понимаю, что ты чувствуешь»); 11,6% призывали автора отказаться от самоповреждений. В 6,9% комментариев предлагалась помощь (например, «Если тебе понадобится помощь, то я всегда рядом»). 6,8% комментариев были агрессивными и жестокими (например, «Почему бы тебе не убить себя»). Совсем небольшое число (0,5%) оставляли своеобразные комплименты (например, «Это выглядит мило») [Brown, 2018].

Согласно результатам другого исследования, основанном на анализе 2739 публикаций, отобранных по таким ключевым словам, как депрессия, суицид, самоповреждения и порезы, 412 публикаций были посвящены теме ненависти к самому себе, 407 — самоповреждениям; 405 — одиночеству и отношению к себе как к личности, которая не может быть любима; суицидальная тематика присутствовала в 372 публикациях. Комментарии под подобными постами в 41% случаев выражали поддержку или давали обнадеживающий совет, 34% были нейтральными, а 25% содержали потенциально враждебные советы, выражающие одобрение по отношению к актам самоповреждения [Cavazos-Rehg, 2017].

В рамках анализа, посвященного особенностям видео об СП на сайте YouTube, проведенного Левисом с коллегами (S.P. Lewis et al.), было изучено 100 самых популярных видео под тегами «self-harm» и «self-injury» [Lewis, 2011]. Авторы заключают, что многие видео преследовали образовательные или информационные цели, большинство других (51 из 100) выражали общий меланхоличный настрой, а 23 видео обладали поощряющей риторикой. Почти все видео содержали фотографии телесных повреждений, на трети из них показывался сам процесс нанесения самоповреждений [Lewis, 2011]. Наиболее часто демонстрировались самопорезы — 64 видеоролика; в 68 видеороликах были повреждения на руках, в частности, в области запястий. Доступ к 80% контента не был ограничен для несовершеннолетних пользователей; в 57% видеороликов отсутствовало всплывающее окно с предупреждением об опасности контента [Lewis, 2011].

Таким образом, связь между степенью серьезности изображаемых повреждений и количеством комментариев, обнаруживаемая в разных исследованиях, потенциально может выполнять социально подкрепляющую функцию и мотивировать пользователя создавать больше контен­та, изображающего тяжелые травмы, сознательно или подсознательно нанося себе все более серьезные повреждения для получения большего отклика от читателей.

Выводы

Приведенные данные подтверждают существенную роль социальных сетей в формировании сообществ, посвященных самоповреждениям, и отражают значимость этих сообществ для социализации подростков, которые из-за самоповреждающего поведения или ассоциированных с ним расстройств (депрессия, расстройства пищевого поведения, тревожное расстройство и др.) часто оказываются в условиях социальной изоляции и не могут получить необходимую поддержку и помощь. Культура подобных сообществ выходит далеко за пределы обмена контентом, изображающим акты самоповреждения, и включает в себя рефлексию на темы, связанные с негативными эмоциями, идентичностью, мотивацией, управлением стрессом и множеством других вопросов, возникающих в жизни подростка.

В то же время большинство рисков подростковой онлайн-активности связано с общедоступностью и относительно слабой регулируемо­стью интернет-контента, что позволяет скрывать свой реальный возраст, публиковать обладающие вредоносным потенциалом материалы, а также выражать агрессию по отношению к другим участникам социальной сети. Вероятность нормализации и героизации самоповреждений, их контагиозность и ореол избранности, который нередко присутствует в закрытых сообществах, посвященных данной проблеме, могут усиливать эмоциональные и личностные проблемы пользователей, вызывать и поддерживать интерес к самоповреждениям и другим формам само- разрушающего поведения.

Описанные риски и негативные последствия активности в социальных сетях характеризуют повышенную уязвимость молодых людей и подтверждают необходимость внимательного отношения и информированности ответственных взрослых — родителей, учителей и терапевтов. Тот позитивный потенциал, который заложен в онлайн-общении — снижение стресса от социальной изоляции; усиление мотивации к излечению благодаря положительным примерам других участников; снижение количества реальных актов самоповреждения, в том числе благодаря частичной их компенсации с помощью просмотра соответствующего контента; возможность выговориться и получить эмоциональную разрядку — может быть эффективно использован для разработки конкретных мероприятий психологической помощи подросткам с самоповреждающим поведением.

Поэтому перед профессионалами в области психического здоровья стоит глобальная задача создания альтернативного — поддерживающего и помогающего контента, что предполагает разработку новой методологии — языка, который сможет интегрироваться в существующий онлайн-дискурс о самоповреждении и трансформировать его изнутри. Несомненно, это должны быть сильные и личностно значимые альтернативы, которые смогут расширить (в подростковой аудитории прежде всего) понимание собственных потребностей и интересов. И эти альтернативы должны оказаться более значимыми и воодушевляющими, чем дискурс саморазрушения. Это сложная задача, требующая постоянного присутствия в сетевых сообществах специалистов помогающих профессий, которые смогут претворять эту методологию в жизнь.

 

Литература

  1. Белинская Е.П. Взаимосвязь реальной и виртуальной идентичностей пользователей социальных сетей // Образование личности. 2016. № 2. С. 31—39.
  2. Войскунский А.Е., Евдокименко А.С., Федунина Н.Ю. Сетевая и реальная идентичность: сравнительное исследование // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2013. Т. 10. № 2. С. 98—121.
  3. Марарица Л.В., Антонова Н.А, Ерицян К.Ю. Общение в интернете: потенциальная угроза или ресурс для личности [Электронный ресурс] // Петербургский психологический журнал. 2013. № 5. URL: ojs.spbu.ru/index.php/psy/article/ download/47/23 (дата обращения: 08.12.2018).
  4. Марцинковская Т.Д. Информационная социализация в изменяющемся информационном пространстве [Электронный ресурс] // Психологические исследования. 2012. Т. 5. № 26. С. 7. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 11.12.2018).
  5. Молчанов С.В., Алмазова О.В., Войскунский А.Е., и др. Роль личностных особенностей подростков в переработке социальной информации в интернет-коммуникации // Национальный психологический журнал. 2018. № 4 (32). С. 3—15. doi:10.11621/npj.2018.0401
  6. Польская Н.А. Зависимость частоты и характера несуицидальных самоповреждений от пола и возраста (в неклинической популяции) // Вопросы психологии. 2015. № 1. С. 97—109.
  7. Польская Н.А. Психология самоповреждающего поведения. М.: Ленанд, 2017. 320 с.
  8. Польская Н.А. Факторы риска и направления профилактики самоповреждающего поведения подростков [Электронный ресурс] // Клиническая и специальная психология. 2018. Т. 7. № 2. С. 1—20. doi:10.17759/ cpse.2018070201
  9. Сидорова М.Ю., Мацепуро Д.Г., Гайбуллаев А.З. Киберсамоубийство и цифровой селфхарм: общая проблематика и компьютерные решения (часть 1) // Социальная и клиническая психиатрия. 2018. Т. 28. №. 3. С. 92—104.
  10. Собкин В.С., Федотова А.В. Подросток в социальных сетях: к вопросу о социально-психологическом самочувствии // Национальный психологический журнал. 2018. № 3 (31). С. 23—30. doi:10.11621/ npj.2018.0303
  11. Солдатова Г.В., Зотова Е.Ю. Российские и европейские школьники: проблемы онлайн-социализации [Электронный ресурс] // Дети в информационном обществе. 2011. № 7. URL: http://detionline.com/assets/ files/journal/7/12research_7.pdf (дата обращения: 7.04.2019).
  12. Тхостов А.Ш., Сурнов К.Г. Влияние современных технологий на развитие личности и формирование патологических форм адаптации: обратная сторона социализации // Психологический журнал. 2005. Т. 26. № 6. С. 16—24.
  13. Холмогорова А.Б., Авакян Т.В., Клименкова Е.Н., и др. Общение в интернете и социальная тревожность у подростков из разных социальных групп // Консультативная психология и психотерапия. 2015. Т. 23. № 4. С. 102—129. doi:10.17759/cpp.2015230407
  14. Andalibi N. Ozturk P., Forte A. Sensitive self-disclosures, responses, and social support on Instagram: the case of #depression // Proceedings of the 2017 ACM conference on computer supported cooperative work and social computing (February 25 — March 1, 2017, Portland, Oregon, USA). Portland, OR: ACM, 2017. Р. 1485—1500.
  15. Baker T.G., Lewis S.P. Responses to online photographs of non-suicidal self-injury: a thematic analysis // Archives of Suicide Research. 2013. Vol. 17 (3). P. 223—235. doi:10.1080/13811118.2013.805642
  16. Brown R., Fischer, T., Goldwich A., et al. #cutting: Non-suicidal self-injury (NSSI) on Instagram // Psychological Medicine. 2018. Vol. 48 (2). P. 337—346. doi:10.1017/ S0033291717001751
  17. Carli V., Hoven C.W., Wasserman C., et al. A newly identified group of adolescents at “invisible” risk for psychopathology and suicidal behavior: findings from the SEYLE study // World Psychiatry. 2014. Vol. 13 (1). P. 78—86. doi:10.1002/wps.20088
  18. Cavazos-Rehg P.A., Krauss M.J., Sowles S.J., et al. An analysis of depression, self-harm, and suicidal ideation content on Tumblr // Crisis. 2017. Vol. 38 (1). P. 44—52. doi:10.1027/0227-5910/a000409
  19. de Vries D.A., Peter J., de Graaf H., et al. Adolescents’ social network site use, peer appearance-related feedback, and body dissatisfaction: testing a mediation model // Journal of Youth and Adolescence. 2016. Vol. 45 (1). P. 211—224. doi:10.1007/ s10964-015-0266-4
  20. Dunlop S.M., More E., Romer D. Where do youth learn about suicides on the internet, and what influence does this have on suicidal ideation? // Journal of Child Psychology and Psychiatry. 2011. Vol. 52 (10). P. 1073—1080. doi:10.1111/j.1469- 7610.2011.02416.x
  21. Hay C., Meldrum R. Bullying victimization and adolescent self-harm: testing hypotheses from general strain theory // Journal of Youth and Adolescence. 2010. Vol. 39 (5). P. 446—459. doi:10.1007/s10964-009-9502-0
  22. Kleemans M., Daalmans S., Carbaat I., et al.. Picture perfect: the direct effect of manipulated Instagram photos on body image in adolescent girls // Media Psychology. 2018. Vol. 21 (1). P. 93—110. doi:10.1080/15213269.2016.1257392
  23. Lewis S.P., Heath N.L., St. Denis J.M., et al. The scope of nonsuicidal self-injury on YouTube [Электронный ресурс] // Pediatrics. 2011. Vol. 127 (3). URL: https:// pediatrics.aappublications.org/content/127/3/e552 (дата обращения: 10.05.2019). doi:10.1542/peds.2010-2317
  24. Memon A.M., Sharma S.G., Mohite S.S., et al. The role of online social networking on deliberate self-harm and suicidality in adolescents: A systematized review of literature // Indian Journal of Psychiatry. 2018. Vol. 60 (4). P. 384—392. doi:10.4103/ psychiatry.IndianJPsychiatry_414_17
  25. Mitchell K.J., Ybarra M.L. Online behavior of youth who engage in self-harm provides clues for preventive intervention // Preventive Medicine. 2007. Vol. 45 (5). P. 392—396. doi:10.1016/j.ypmed.2007.05.008
  26. Moreno M.A., Ton A., Selkie E.M., et al. Secret society 123: Understanding the language of self-harm on Instagram //Journal of Adolescent Health. 2016. Vol. 58 (1). P. 78—84. doi:10.1016/j.jadohealth.2015.09.015
  27. Nixon M.K., Cloutier P., Jansson S.M. Nonsuicidal self-harm in youth: a population-based survey // Canadian Medical Association Journal. 2008. Vol. 178 (3). P. 306— 312. doi:10.1503/cmaj.061693
  28. Radovic A., Gmelin T., Stein B.D., et al. Depressed adolescents’ positive and negative use of social media // Journal of Adolescence. 2017. Vol. 55. P. 5—15. doi:10.1016/j. adolescence.2016.12.002
  29. Sampasa-Kanyinga H., Lewis R.F. Frequent use of social networking sites is associated with poor psychological functioning among children and adolescents // Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking. 2015. Vol. 18 (7). P. 380—385. doi:10.1089/cyber.2015.0055
  30. Scherr S., Arendt F., Frissen T., et al. Detecting Intentional Self-Harm on Instagram: Development, Testing, and Validation of an Automatic Image- Recognition Algorithm to Discover Cutting-Related Posts [Электронный ресурс] // Social Science Computer Review. 2019. URL: https://journals. sagepub.com/doi/abs/10.1177/0894439319836389 (дата обращения: 10.05.19). doi:10.1177/0894439319836389
  31. Schneider S.K., O’Donnell L., Stueve A., et al. Cyberbullying, school bullying, and psychological distress: a regional census of high school students // American Journal of Public Health. 2012. Vol. 102 (1). P. 171—177. doi:10.2105/ AJPH.2011.300308
  32. Shanahan N., Brennan C., House A. Self-harm and social media: thematic analysis of images posted on three social media sites [Электронный ресурс] // BMJ Open. 2019. Vol. 9 (2). URL: https://bmjopen.bmj.com/content/bmjopen/9/2/e027006. full.pdf (дата обращения: 10.05.19). doi:10.1136/bmjopen-2018-027006
  33. Tiggemann M., Miller J. The internet and adolescent girls’ weight satisfaction and drive for thinness // Sex Roles. 2010. Vol. 63. P. 79—90. doi:10.1007/s11199-010- 9789-z
  34. Whitlock J., Powers J.L., Eckenrode J. The virtual cutting edge: the internet and adolescent self-injury // Developmental Psychology. 2006. Vol. 42 (3). P. 407—417. doi:10.1037/0012-1649.42.3.407
  35. Young R., Sweeting H., West P. Prevalence of deliberate self-harm and attempted suicide within contemporary Goth youth subculture: longitudinal cohort study // British Medical Journal. 2006. Vol. 332 (7549). P. 1058—1061. doi:10.1136/ bmj.38790.495544.7C
  36. Young R., van Beinum M., Sweeting H., et al. Young people who self-harm // British Journal of Psychiatry. 2007. Vol. 191 (1). Р. 44—49. doi:10.1192/bjp. bp.106.034330
  37. Zhu L., Westers N.J., Horton S.E., et al. Frequency of exposure to and engagement in nonsuicidal self-injury among inpatient adolescents // Archives of Suicide Research. 2016. Vol. 20 (4). P. 580—590. doi:10.1080/13811118.2016.1162240

Информация об авторах

Польская Наталия Анатольевна, доктор психологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник, ГБУЗ «Научно-практический центр психического здоровья детей и подростков им. Г.Е. Сухаревой ДЗМ г. Москвы», Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0002-7305-5577, e-mail: polskayana@yandex.ru

Якубовская Дарья Кирилловна, младший научный сотрудник, ГБУЗ «Научно-практический центр психического здоровья детей и подростков им. Г.Е. Сухаревой ДЗМ», Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0002-6182-0585, e-mail: darrafy@gmail.com

Метрики

Просмотров

Всего: 5741
В прошлом месяце: 96
В текущем месяце: 97

Скачиваний

Всего: 4095
В прошлом месяце: 74
В текущем месяце: 50