Социокультурная составляющая современной практики психологической помощи

Насколько необходима и какая именно потребна психологическая помощь? Объективные данные свидетельствуют, что в российском обществе накопилось немало проблем, которые должны бы стать заботой практических психологов: высокий уровень детского суицида и в целом сложности детско-родительских отношений; трудности личностного, профессионального, социокультурного самоопределения в подростковом и юношеском возрасте; межэтнические и межконфессиональные коммуникации; различного рода зависимости, высокий уровень невротизации населения, девиантное поведение, увеличение количества детей с нервно-психическими заболеваниями, дисгармоническим развитием и общим психическим недоразвитием [11] и пр. В то же время, согласно нашим опросам, потребность в психологической помощи у российских респондентов в разных выборках (студенты, старшеклассники, педагоги, сотрудники различных фирм и предприятий) не превышает 10-20 % - столько людей готовы обратиться к психологу при появлении тех или иных психологических и личностных проблем. Только единицы знают, где находится какой- либо психологический центр, опыта обращения к психологу у большинства респондентов (95 %) не имеется, половина из обращавшихся за психологической помощью и поддержкой (2,5 %) указывает, что их ожидания не вполне или совсем не оправдались. В то же время большинство респондентов (90-100 %) говорят о значимости и нужности этой профессии в целом. Итак, личностные, семейные и другие проблемы объективно имеются, профессия общественно значима, но сам респондент лично к психологу обращаться не планирует даже при наличии психологических проблем. В чем же дело?

Отвечая на вопрос: «Почему вы не будете обращаться к психологу?», респонденты обычно называют следующие причины: «Стыдно», «С какой стати я буду откровенничать перед чужим человеком?», «Я предпочитаю самостоятельно разбираться со своими проблемами», «У меня нет проблем, с которыми я хотел бы обратиться к психологу», «Откровенничать за деньги?». В качестве одной из причин указывается также недоверие к психологу, обусловленное уровнем профессионализма, а также ожиданием возможного «воздействия» на психику. Респонденты указывают, что в случае возникновения проблем личностного и психического характера предпочтут обращаться к близкому человеку (родителям, друзьям, родственникам) и пр.

Не исключая таких причин низкой востребованности психолога, как недостаточный профессионализм, отсутствие достоверных сведений о профессии у населения и неадекватное понимание содержания деятельности психолога, мы полагаем, что одним из важнейших факторов является менталитет, традиции, культурально обусловленные ценности, особенности общения между людьми.

Исследования [2] показывают, что у респондентов (включая старшекурсников психологических факультетов) имеется система ожиданий по отношению к психологу как к человеку, которому можно было бы доверить свои личностные и бытовые проблемы, каковым психолог в представлении респондентов в большинстве своем не является: т. е. он должен быть не равнодушным, не отчужденным, не функциональным, не технологичным, но обладать мудростью, эмоциональной отзывчивостью, душевностью, диалогичностью. Коммуникативная традиция и система ценностей в случае личностной проблемы актуализируют надежду на задушевный разговор с близким человеком, сохраняясь в российском менталитете даже в наше время информационных и временных перегрузок, социальной востребованности инструментальных характеристик личности, таких как активность, целеустремленность и пр.

Так, наши исследования (методика «Четыре вопроса», в которой испытуемым предлагается ответить на следующие вопросы: «Что вы больше всего цените в жизни?»; «Что вы больше всего ненавидите?»; «Чего вы больше всего боитесь?»; «Если бы вы были волшебником, что бы вы сделали в первую очередь?») свидетельствуют, что ведущими ценностями в молодежной среде (более 250 респондентов) являются дружба, семья, любовь; более всего ненавидят респонденты ложь, обман, предательство, а боятся одиночества, смерти, потери близких. Столь же преимущественно экзистенциальны желания более чем половины российских респондентов: «Сделать мир лучше», «Уничтожить ложь», «Дать всем счастье/добро/мир», «Избавить мир от бедности/болезней/войн» и пр. Культуральная акцентированность этих данных подтверждается сравнительным анализом результатов, полученных по той же методике (на латышском языке) на выборке латышской молодежи. У молодых латышей кроме несколько менее выраженных, чем на российской выборке, ценностей семьи и друзей, доминируют вполне прагматичные и здравые ценности материального благополучия, образования и удовлетворения своих потребностей, они ненавидят высокомерие и бездеятельность, боятся болезни и старости, а пожелали бы, прежде всего лично для себя, исполнения своих желаний, материального благополучия, а также хотели бы решить проблему голода. Таким образом, достаточно выраженные культуральные различия наблюдаются при кросс-культурном исследовании ценностей даже в пределах бывшей территории СССР.

Эти данные актуализируют проблему ориентированности содержания и способов психологической помощи на культуральную специфику респондентов. В то же время среди практических психологов весьма популярны техники, которые разрабатывались для другого типа ментальности и которые даже в адаптированной форме зачастую противоречат системе ценностей, традиций, образу человека, свойственных российскому миропониманию. Возможно, ощущение отчужденности, «посторонности» используемых психологами техник, сопротивление отношению к себе как к клиенту и является одной из серьезнейших причин осторожного отношения респондентов к посещению психолога. В российской научной и практико ориентированной психологии имеются традиции неформализованного отношения к человеку, обратившемуся за психологической помощью и поддержкой, - отношения содействия собеседников, соработников, основанные на идеях «доминанты на другом» А.А. Ухтомского, «диалога согласия» и «участного понимания» М.М. Бахтина, «глубинного общения» Г.С. Батищева, практики диалога Т.А. Флоренской и др.

В то же время подготовка психолога в вузе, как правило, включает в себя разнообразный теоретический материал и освоение все тех же техник (проведения тренингов, тестирования, психоконсультирования, психокоррекции и пр.), но не умения искренне разговаривать о том, что действительно беспокоит человека, обратившегося за помощью и поддержкой.

Менталитет, традиции, тесно связанные с христианским, православным типом культуры, сопротивляются технологическому обесчеловечиванию содержания психологической помощи, обесценивают применяемые современными практическими психологами техники, ориентированные на функциональность, прагматичность, целесообразность. Тренинги, тестирование и пр., несмотря на их активное применение в школах, в бизнесе, в работе с семьей, часто воспринимаются либо как забава, либо как вторжение во внутренний мир (исключением здесь являются техники работы с наркотической и алкогольной зависимостями).

Важно отметить, что наши многолетние исследования свидетельствуют, что 70 % испытуемых (студенты психологических факультетов Новосибирска) уверенно идентифицируют себя с христианским, православным типом культуры [1].

Еще одна важнейшая проблема, с которой не может не иметь дела психолог, - социокультурное состояние современного общества, для которого характерна «сшибка» социокультурных ориентиров (традиционных ценностей, советских и либеральных), являющихся не только во многом различными, но и зачастую противоречащими друг другу. Аксиологическая неопределенность особенно трагично сказывается на детях и молодежи, что проявляется в феноменах аномии, ресентимента, брендового сознания, кидалтизма и пр. Детрадиционализация жизни (образования, отношений в семье, между сверстниками, коллегами и пр.) приводит к утрате культурной аутентичности человека, его маргинализации и соответствующим негативным социальным и социокультурным последствиям, в том числе проявляющимся в психологической неуравновешенности, рецессии, экзистенциальных кризисах и пр. По-видимому, одной из задач практического психолога является помощь человеку в преодолении этой аксиологической неопределенности, актуализация выбора социокультурных ориентиров развития, жизненного пути. Разумеется, это не означает идеологического давления, но предполагает такие формы работы, которые направлены не только на личностное, профессиональное, социальное, но и на социокультурное самоопределение.

В последнее время психологи все чаще формулируют проблему социальной релевантности и социальной ниши психологии [17; 18]. Не умоляя ее значения, мы хотели бы обозначить проблему социокультурной релевантности деятельности практического психолога. Иначе говоря, для того чтобы она была востребована, необходимо ориентироваться и ориентировать студентов на освоение таких парадигм работы, которые соответствуют культурально обусловленным ожиданиям от психолога как человека, который способен быть умным, отзывчивым собеседником, может выслушать, понять и актуализировать у обратившихся за помощью и поддержкой потребность в самопонимании, ответственности за свои выборы и решения. Тем более, что такие формы работы уже применяются в современной отечественной психологии и соответствуют традициям отечественной психологии в целом [1; 3; 5; 7; 14 и др.].

Работа психолога в социокультурном контексте предполагает, что психолог сотрудничает с человеком, принимая во внимание не только уникальность его индивидуальности и своеобразие личностных проблем, но и его культуральную специфику. Психологу также желательно избирать такие методы и формы работы, которые соответствуют его собственному социокультурному самоопределению, что поможет специалисту справиться с противоречиями профессионального самоопределения, когда его культуральная принадлежность и методы работы выступают как несоответствующие друг другу.

В частности, такая работа по социокультурному самоопределению осуществлялась нами в рамках спецкурса для студентов-психологов «Психология типов культур», целью которого была инициация рефлексии базовых оснований различных типов культур, собственных культуральных оснований, своего социокультурного уровня, а также происхождения современных психотехнологий в контексте отнесенности их к разным типам культур, актуализация социокультурной ответчивости. Итогом спецкурса являются представления о психологической специфике людей, относящихся к разным типам культур, понимание необходимости принимать во внимание социокультурные особенности человека при выборе способов оказания психологической помощи и поддержки, а также при выборе содержания и средств образования детей и подростков, принадлежащих к разным типам культур, и самое важное - обнаружение себя в культуре, социокультурное самоопределение.

Понимание культуральной специфики связано, прежде всего, с образом совершенного человека, сложившимся в определенном типе культуры, с социокультурными образцами, которые представляют собой композицию ценностей, свойственную соответствующему типу культуры, которая выступает как мера, с которой человек соотносит свои поступки, мысли, переживания, свой жизненный путь, соизмеряет свои жизненные выборы, оценивает события и себя самого. В соответствии с образом человека в каждой культуре складываются и свои способы восхождения к соответствующему социокультурному образцу, способы «выделывания» самого себя, достижения своей подлинности, в том числе и способы решения психологических проблем (характер отношений между родителями и детьми, супругами, понимание смысла событий и чувствительность к нему, содержание страхов, специфика социальных экспектаций и т. д.).

В этом отношении интересна точка зрения историка М.В. Дмитриева, который, сравнивая западное и восточное христианство, считает, что «трудно не почувствовать, что едва ли не все вопросы индивидуальной и общественной жизни в какой-то степени по-разному решались в православной и западной культурах, поскольку все они были так или иначе связаны с гносеологическими, антропологическими и сотериологическими аспектами христианского вероучения. Трудно не заподозрить, что под влиянием православия русский человек, например, XVI -XVII вв. иначе, чем католики и протестанты, понимал и ощущал, что такое деньги, право, справедливость, ответственность, любовь, радость, одиночество, красота, смерть, счастье, знание, плоть, свобода и пр.» [6, с. 75].

Методика преподавания с учетом специфических задач спецкурса включала в себя нарративные и диалоговые формы, различные варианты рефлексивной работы, анализ конкретных случаев и др. Нарративный подход [5] в нашем случае означает обращение в процессе повествования о психологических атрибутах типов культур к смыслу культуральных явлений, событий биографии исторических деятелей, нарративным структурам личности, смысловую перекличку исторических эпизодов, осмысление себя, своей жизни в контексте культурального типа (например, подготовка рефлексивного сочинения «Мой социокультурный образец»), вообще, к пониманию типа культуры как некого единства мироощущения, традиции, переживания, поступка, отношения друг к другу и к себе.

Приведем некоторые примеры. Программа спецкурса содержит, в частности, осмысление образа человека в таком типе культуры, как древнеримская, в сопоставлении с социокультурным образцом христианской, и прежде всего православной, культуры.

Образ человека в стоицизме, а именно на этот тип культуры «легло» западное христианство, представлен «человеком добра», который должен «отвоевать себя у себя самого» [10, с. 5], «оставаться самим собой» [там же, с. 7] противостоя фортуне. Путь к такому совершенному, лучшему человеку, «равному богам»: стремление к благу, добродетели (добру); свобода от обстоятельств, случая, неизбежности, в том числе от своих пороков, в которых человек добра должен уметь честно себе признаваться; мужество как добровольный выбор неизбежного, включая страдания и смерть; разум или здравый смысл, заключающийся в том, чтобы жить согласно своей природе, полагаясь только на себя. Человек, избравший путь человека добра, должен постоянно находиться в состоянии движения к самому себе, переосмысливая благо в соответствии с природой и здравым смыслом, соизмеряя свое развитие с образом жизни избранного им самим в качестве образца человека добра. Причем, главная задача, смысл этой работы - сам человек, его душа. «...Благо - пишет Сенека, - ...это душа свободная и возвышенная, все подчиняющая себе и сама ничему не подчиненная» [там же, с. 403]. «Благо. - это совершенный разум» [там же, с. 406], благодаря которому человек достигает собственного блага, которое состоит в том, чтобы «исправить и очистить душу, которая соперничала бы с богами и поднялась выше человеческих пределов, видя все для себя только в себе самой» [там же, с. 406].

Не правда ли, этот весьма привлекательный образ лучшего человека во многом напоминает нам полноценно функционирующую личность К. Роджерса (человек, полностью осознающий свое настоящее Я и находящийся в постоянном изменении, развитии), самоактуализирующегося человека А. Маслоу (человек, который в процессе развития научается реализовывать свою подлинную «высшую природу», проявляющуюся в ответственности, творчестве, значимой деятельности, честности, справедливости), идеи логотерапии В. Франкла (которая исходит из того, что человек, в конечном счете, преодолевает самого себя, человек — это самотрансцендирующее существо, личной задачей и ответственностью которого является актуализация потенциального смысла в своей жизни)? При всех отличающихся деталях этих представлений о человеке им свойственно следующее: сила, ответственность человека за свою жизнь и судьбу находится исключительно в нем самом; работа человека над самим собой, самосовершенствование осуществляется, в конечном счете, для себя самого; саморазвитие, самоактуализация направлены на самосовершенствование «души», т. е. личности, психики [8; 9; 16].

Образ человека в христианстве, и прежде всего в православии, - это человек духовный, благодатный. Свобода, выбор, ответственность, смысл, подлинность, целостность - все это свойственно человеку, однако и целостность, и подлинность, и свобода здесь достигаются только тогда, когда душа одухотворена. Дух есть «душа души человеческой», «сущность души», пишет Феофан Затворник [13]. Отпадая от Бога, от Духа, человек отпадает, отчуждается и от себя самого.

Без Бога у человека нет ничего, что сделало бы его человеком, т. е. обнаружило бы ему его подлинность, стало бы той самой мерой, через отношение к которой он и может обнаружить собственно человеческое. Человек обнаруживает бытие Бога, и это дает ему смыслы, а следовательно, силы, средства и меру идти к самому себе. Носителем социокультурного образца в христианстве становится Бог как абсолютная личность (Иисус Христос) и как Дух, как носитель абсолютных объективных ценностей истины, правды, добра, красоты. Причем любовь здесь выступает как особое онтологическое духовное состояние человека, которым он и соединяется с Богом [4; 12; 15 и др.].

Для человека, воспитанного в христианской, православной культуре, ценность человека, личности представлена его духовными основаниями. Все люди как духовные дети Бога должны жить по законам любви, близости, сотрудничества - соборно.

Эта духовная доминанта, закрепленная в языке, традициях, обычаях, в культуре в целом, даже у невоцерковленного человека, «отторгает» технологичные формы и способы общения, функциональность отношений друг другу, «тренинговый» подход к самому себе, особенно тогда, когда речь идет о психологической помощи, о душе.