Социально-психологический феномен «закрытости» М.Ю. Кондратьева: от «закрытой группы» — к «закрытому обществу»

1200

Аннотация

В статье представлена логика развития исследований феномена «закрытости» от малой группы до «закрытого общества». Работы М.Ю. Кондратьева, посвященные закрытым группам, рассматриваются в контексте изучения сиротских интернатных учреждений, а также как определяющие психологическое содержание феномена «социальной закрытости». В качестве примера переноса ключевых идей М.Ю. Кондратьева о закрытой группе представлено эмпирическое исследование «закрытого общества». Доказывается, что все основные социально-психологические закономерности, открытые М.Ю. Кондратьевым на малой закрытой группе, релевантны социально-психологическим закономерностям, выявленным на большой закрытой группе — «закрытом обществе».

Общая информация

Ключевые слова: трехфакторная модель значимого другого, власть, аттракция, референтность, закрытая группа, закрытое общество

Рубрика издания: Эмпирические исследования

Тип материала: научная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/sps.2016070104

Для цитаты: Радина Н.К. Социально-психологический феномен «закрытости» М.Ю. Кондратьева: от «закрытой группы» — к «закрытому обществу» // Социальная психология и общество. 2016. Том 7. № 1. С. 45–58. DOI: 10.17759/sps.2016070104

Полный текст


В статье представлена логика развития исследований феномена «закрытости» от малой группы до «закрытого общества». Работы М.Ю. Кон­дратьева, посвященные закрытым группам, рассматриваются в контексте изучения сиротских интернатных учреждений, а также как определяющие психологическое содержание феномена «социальной закрытости». В качестве примера переноса ключевых идей М.Ю. Кондратьева о закрытой группе представлено эмпирическое исследование «закрытого общества». Доказывается, что все основные социально-психологические закономерности, открытые М.Ю. Кондратьевым на малой закрытой группе, релевантны социально-психологическим закономерностям, выявленным на большой закрытой группе — «закрытом обществе».
 

Значительная часть идей современной социальной психологии рождена в лабораториях преимущественно американских и европейских психологов, в то время как российская социальная психология, сделав бросок вперед во второй половине XX в., в настоящее время словно заново открывает свои предыдущие достижения. В фокусе данной статьи — идеи Михаила Юрьевича Кондратьева о специфике внутригруппового структурирования и взаимодействия в закрытой группе, эмпирически обоснованные и укорененные в теоретическом наследии А.В. Петровского (стратометрической концепции группового развития и трех­факторной модели значимого другого).

В статье реконструируется концептуально-теоретический контекст советской психологии в отношении проблемы социального сиротства, анализируется вклад идей М.Ю. Кондратьева в проблему изучения воспитанников «закрытых сиротских учреждений», проблемати- зируется возможность переноса идей М.Ю. Кондратьева с закрытой группы на «закрытое общество», т. е. из сферы социальной психологии в сферу психологии политической.

Социальное сиротство: от депривации личности к феномену «закрытой группы»

В современных работах, посвященных социальному сиротству, достаточно редко встречается глубокая рефлексия теоретического наследия российской психологии, в то время как проблема социального сиротства в СССР постоянно находилась в исследовательском поле педагогов и психологов. Не удивительно, что практическая заинтересованность обусловила рождение целого ряда продуктивных и оригинальных концепций и идей при теоретизировании специфики развития ребенка, воспитывающегося вне семьи.

Систематические психологические исследования детей, лишенных родительского попечительства, в СССР активно начинают проводиться с середины 70-х гг. ХХ в.[2] В педагогической практике государственного призрения сирот закрепляется термин «закрытые сиротские учреждения» (сиротские интернаты с жесткой изоляцией своих воспитанников, а также детские дома, допускающие определенные социальные контакты в отношении своих воспитанников), оказывается востребованной научная рефлексия педагогических успехов и поражений на ниве воспитания детей вне семейного попечения.

По итогам многолетних исследований наиболее значительные результаты — теоретические, оформленные в концепции и модели, и прикладные, в формате советов и рекомендаций по организации сиротских учреждений, — были получены в рамках:

    теории развития личности Л.И. Бо­жович;

    концепции коммуникативной деятельности М.И. Лисиной;

    концепции становления самосознания в онтогенезе В.С. Мухиной;

    стратометрической концепции группового развития А.В. Петровского, впервые примененной к «закрытой группе» сиротского учреждения М.Ю. Кон­дратьевым.

Согласно исследованиям школы Л.И. Божович (А.М. Прихожан, Н.Н. Толстых и др.), в особенностях поведения детей, воспитывающихся вне семьи, существует определенная специфика, которая интерпретируется не как простое «отставание» в психическом развитии, отмечается качественно иной его характер. Эта специфика проявляется в несформированности внутреннего, идеального, субъективного плана психики; в связанности мышления; мотивации поведенческих реакций внешней ситуацией [12; 13]. То есть «...вопреки распространенному мнению о том, что наблюдающиеся в учреждениях интер­натного типа отклонения в психическом и, в частности, интеллектуальном развитии аналогичны широко изученным в дефектологии явлениям при задержке психического развития (ЗПР) или встречающемуся в массовой школе «симптому диффисильности», характеризующему трудных детей, для воспитанников детских домов специфичен совершенно другой тип отклонения» [14, с. 198].

В научном направлении, основоположником которого является Майя Ивановна Лисина, особенности развития воспитанников интернатных сиротских учреждений рассматриваются как обусловленные отношениями со значимым взрослым (Н.Н. Авдеева, Л.Н. Гали- гузова, И.А. Залысина, Т.М. Земляну- хина, С.Ю. Мещерякова, Т.А. Рузская, Е.О. Смирнова и др.). Взрослый, являясь посредником между ребенком и окружающим миром, по-разному реализует эту функцию в условиях семьи и сиротского учреждения. Применительно к воспитанникам сиротских учреждений нарушения коммуникативной деятельности в диаде Ребенок-Взрослый рассматриваются как причина качественно иного развития воспитанников сиротских учреждений в отличие от детей, воспитывающихся в семье.

В работах Валерии Сергеевны Му­хиной и ее аспирантов при изучении особенностей развития воспитанников интернатных сиротских учреждений используется концепция становления самосознания личности в онтогенезе. Согласно данной концепции, развитие структурных компонентов самосозна- ния[3] зависит от индивидуальных особенностей личности, внутренней позиции и социального окружения (т. е. от депривационного характера среды) [8]. Согласно исследованиям В.С. Мухиной и ее аспирантов, у воспитанника сиротского учреждения каждый структурный компонент самосознания в той или иной степени деформирован. Наиболее пораженными оказываются притязание на признание (неразвитая и искаженная потребность в признании, на основе которой складывается своеобразная идентификация воспитанников друг с другом — феномен «мы») и психологическое время личности (воспитанник интернатного учреждения живет прошлым, мало ориентируясь на настоящее и будущее ) (Л.Н. Бережнова, Е.И. Валитова, Г.В. Семья, Ж.К. Султангалиева, Т.Н. Счастная, Р.И. Цветкова, А.А. Ярулов и др.).

Однако если исследования, построенные в русле концепции коммуникативной деятельности, теории развития личности Л.И. Божович или концепции становления самосознания в онтогенезе, преимущественно раскрывают природу развития личности ребенка в условиях психической депривации, работы М.Ю. Кондра­тьева и его аспирантов представляют строение и особенности функционирования малой группы, по тем или иным причинам находящейся в условиях изоляции с доминированием монодеятельности.

Михаил Юрьевич Кондратьев, используя стратометрическую концепцию группового развития и трехфакторную модель значимого другого А.В. Петровского, анализирует внутригрупповые процессы в закрытых группах, в том числе в группах сиротских учреждений. В результате эмпирических исследований на основе трехфакторной модели им была охарактеризована специфика внутригруппового структурирования в закрытых группах, экспериментально выявлен и описан комплекс социально­психологических феноменов, характеризующих межличностные отношения в изолированных группах, раскрыто содержание феномена жесткого закрепления статуса во внутригрупповой иерархии у членов закрытой группы.

Закрытой группе интернатного учреждения в русле идей А.В. Петровского посвящены диссертационные исследования С.А. Алифанова, Е.В. Ви­ноградовой, Н.В. Репиной, Т.В. Сне­гиревой и др. Тем не менее фактор «закрытости»/«открытости» группы как важнейшая детерминанта особенностей социального развития группы и ее членов наиболее последовательно и детально оказался представленным у М.Ю. Кондратьева и его учеников (Е.О. Кравчино, Е.В. Цокало и др.).

Разумеется, перечисленные теоретические рамки для осмысления особенностей развития детей, оставшихся без родительского попечения и воспитывающихся в государственных учреждениях, не являлись конкурирующими и были востребованными различными психологическими научными коллективами высших профессиональных государственных учреждений СССР. Что же касается результатов исследований М.Ю. Кондратьева и его аспирантов, они оказались значимыми не только для понимания особенностей функционирования учреждений для детей — реальных и социальных сирот, но и в целом определили вектор последующих исследований феномена «социальной закрытости».

Закрытая группа, по М.Ю. Кондратьеву

Закрытая группа в российской социальной психологии рассматривается в призме проблемы монодеятельности и, соответственно, моноструктуриро­ванности группы, в призме изоляции от внешних контактов (необходимость решать все проблемы только своими силами и невозможность «сбросить» во вне отрицательный эмоциональный заряд, возникающий в процессе ограниченного общения), в призме изменений внутригрупповой структуры (А.А. Ал- дашева, М.Ю. Кондратьев, В.Н. Паро- хин, А.Б. Прохватилов, Н.Ю. Хрящева, И.К. Широкова и другие) [7].

Изоляция как социальная характеристика опосредует качество отношений в закрытых социальных системах, поэтому социальные психологи искали теоретическую рамку, позволяющую объяснять и прогнозировать развитие межличностных отношений в закрытой группе.

Трехфакторная модель А.В. Петровского, включающая факторы аттракции, власти и референтности, показала продуктивность при анализе специфики структуры межличностных отношений в закрытой группе [10].

Используя данную модель при исследовании изолированных групп М.Ю. Кондратьев выяснил, что в открытой группе межличностные отношения определены всеми тремя факторами (в открытой группе нравится могут одни, уважают других, власть признают за третьими), в то время как в закрытой группе факторы как бы «слипаются» [4; 5; 6; 7 и др.]. Аттракция и референтность в закрытой группе зависят от фактора властных отношений, т. е. в закрытой группе уважением и «эмоциональным притяжением» облают те, кто своей статусной позицией обеспечивает себе власть. Следовательно, в закрытой группе внутригрупповой статус определяет, кого уважать, кто должен нравиться. Это является причиной деперсонализации межличностных отношений (отношения деперсонифицированы, так как определяются не индивидуальными особенностями, а социальными статусом).

Дальнейшие исследования показали, что внутригрупповая иерархия закрытой группы статична и жестка, т. е., оказавшись однажды в закрытой группе на определенной статусной позиции, в будущем практически невозможно эту позицию изменить. М.Ю. Кондратьев в своих работах особо подчеркивает избыточную, разрушительную для единства любого сообщества внутригрупповую статусную поляризацию, присущую закрытой группе, и бурное формирование обособленных, нередко противоборствующих подгрупп.

Исследования советских и, позднее, российских психологов, последователей А.В. Петровского, в отношении закрытых групп, как правило, проводились на подростковых группах — заключенных в тюрьмах (специализированные режимные учреждения для несовершеннолетних, полностью закрытые) и воспитанниках сиротских интернатов (условно закрытые). Многолетние исследования позволили сформулировать общие признаки, характеризующие межличностные отношения в закрытой группе:

    в закрытых группах доминирует моноструктурирование, обусловленное «закрытостью», порождая жесткое разделение на низко- и высокостатусных членов группы, что ведет к поляризации и фактическому разрыву межличностных отношений между стратами группы;

    в закрытых группах статусные характеристики членов группы (а точнее, факт их принадлежности к той или иной страте) выступают основанием для оценки и для определения «сходства/разли- чия» партнеров по взаимодействию;

    в закрытых группах отношения межличностной значимости являются производными от статуса в группе; в специализированных режимных учреждениях для несовершеннолетних доминирующая «формула значимости» конкретной личности — «Власть (+) — Референтность (+) — Аттракция (-)»; в закрытых учреждениях сиротских интернатов доминирующая «формула значимости» личности — «Власть (+) — Ре- ферентность (+) — Аттракция (+)».

Трехфакторная модель А.В. Петровского, примененная М.Ю. Кондратьевым к закрытой группе, позволила идентифицировать ранее невидимые внутригрупповые процессы, что облегчило анализ закрытых групп.

От «закрытой группы» к «закрытому обществу»

В то время, как в социальной психологии определялся и анализировался феномен «закрытости» на материале контактных групп (фактически на малых группах), в социальной и политической философии утвердилось понятие «закрытое общество» [20; 22; 23]. Данный термин применялся к советскому обществу, которое также называли тоталитарным (т. е. сформированным в условиях режима тоталитарной власти).

Впервые термины «открытое общество» и «закрытое общество» были использованы Анри Бергсоном в работе «Два источника морали и религии». Закрытое общество, по А. Бергсону, это социальная система, регулируемая передающимися из поколения в поколение обычаями и традициями [19].

Известность феномену «закрытое общество» принесла работа К. Поппера, благодаря которой дихотомия «открытое общество» — «закрытое общество» стала популярна. К. Поппер определял «закрытое общество» как племенное или коллективистское общество, а «открытое» — как общество, в котором индивидуумы принимают личные решения и находятся в конкурентных отношениях. «Закрытое общество», по К. Попперу, — это тип общества, характеризующийся статичной социальной структурой, ограниченной мобильностью, неспособностью к инновациям, традиционализмом, догматичной авторитарной идеологией. «Открытое общество», напротив, — тип общества с динамичной социальной структурой, высокой мобильностью, способностью к инновациям, критицизмом, индивидуализмом и демократической плюралистической идеологией [11].

В других работах — философских и социологических — советское «закрытое» общество определяли как «малое общество»[4] [9], культура «восточного типа»[5] [2], общество «второй этической системы»[6] [18] и др.

Таким образом, концепция «закрытого общества» разделялась не всеми авторами, кто изучал и описывал схожие социальные феномены. Однако, как бы не называли исследователи это общество — «закрытое», «восточного типа», «малое» и т. п., — оно определялось преимущественно через «личностную недостаточность» («обычный человек» не может принимать решения и проявлять субъектность) и жесткую иерархическую организацию социума (в том числе непреодолимые противоречия между «верхами» и «низами»). Ключевой характеристикой подобных обществ становится изоляция, закрытость.

В общей теории систем закрытыми называются системы, изолированные от внешней среды, при этом закрытые системы отличаются от открытых не отсутствием связей со средой, а характером этих связей, поскольку, если базовые связи со средой зафиксированы, то среда не вносит никаких изменений в систему, и последняя зависит только от связей «внутренних» [1].

Поскольку феномен социальной изолированности рассматривается в социальных науках на разных уровнях и в разных предметных полях, дискуссии о «закрытом обществе» как бы подталкивали связать данный значимый для России феномен с понятием «закрытой группы», изученным в социальной психологии.

Примечательно, что философские рассуждения, определяющие «закрытое общество» с использованием понятий социальной иерархии, отчуждения в группе между тем, кто правит, и теми, кем правят, на основе дегуманизации отношений и обесценивания личностного (деперсонализация), оказались созвучными выводам, представленным в работах М.Ю. Кондратьева и его аспирантов. Теперь, сравнивая концепции «закрытого общества» и закрытой группы возможно было предположить, что ключевая характеристика, их объединяющая, — жестко-иерархичная групповая/общественная структура, где «власть» опосредует как отношения аттракции, так и отношения референтности, а отношения между стратами поляризованы.

Эмпирическая проверка идей М.Ю. Кондратьева на материале «закрытого общества»[7]

Мы предположили, что, исследуя отношения межличностной значимости[8] на макроуровне (не в контактной группе, а в границах общества) у обычных россиян, прошедших первичную социализацию в «советский период», мы сможем найти признаки «закрытости», описанные на материале «закрытых групп», и, соответственно, ответить на вопросы:

• Можно ли утверждать, что «закрытое общество» существовало как социально-психологическая реальность, релевантная феномену «закрытой группы»?

   Происходит ли принципиальная социально-психологическая перестройка отношений в постсоветском обществе?

   Можно ли утверждать, что социальные структуры общества изменяются и советское «закрытое общество» больше не воспроизводится на социально-психологическом уровне?

В качестве ключевых теорий исследования были выбраны трехфакторная модель отношений межличностной значимости в интерпретации для закрытых групп М.Ю. Кондратьева и концепция «закрытого общества» в изложении К. Поппера.

Организационно исследование строилось на основе метода поперечных срезов. В исследовании 2002 г. приняли участие 471 человек, в том числе 232 человека старше 60 лет («советские пенсионеры»), 159 человек «среднего возраста», 80 человек — до 30 лет (в том числе мужчин — 210 , женщин — 261). В исследовании 2014 г. приняли участие 359 человек, в том числе 220 человек «среднего возраста», мужчин — 133, женщин — 226.

В качестве ключевого метода была выбрана техника репертуарных решеток Дж. Келли. (ТРР — техника репертуарных решеток Дж. Келли) [21], которая используется социальными психологами для изучения структуры межличностных отношений в закрытой группе, в том числе и в контексте трехфакторной модели отношений межличностной значимости. Представляемое исследование основывалось на методе триад.

В список социальных объектов были включены те, которые, согласно исследовательскому замыслу, должны были бы раскрыть отношения между гражданами на макроуровне, в обществе. Ключевая идея — представить в ролевом списке тех, кто будет для респондента олицетворять три фактора отношений на макроуровне, т. е. лиц, обладающих реальной политической властью, лиц, обладающих уважением, признанием, влиянием в обществе («общественные референты») и тех, кто обладает для респондентов привлекательностью. Таким образом, в ролевом списке нашли отражение три ключевых ориентира, необходимых для изучения «закрытости» или «открытости» группы, по М.Ю. Кондратьеву: власть, референтность и аттракция.

Кроме «формальных» социальных сетей (политики, общественные референты региона или федерального центра) были также задействованы социальные объекты из «неформальной» социальной сети (родственники и знакомые).

Используя ТРР для реконструкции системы властных отношений в понимании жителей региона, мы планировали выяснить, действительно ли у жителей закрытых территорий может быть идентифицировано особое понимание властных отношений, близкое к пониманию власти у заключенных в тюрьмах или у подростков, воспитывающихся в сиротских закрытых учреждениях. Кроме того, сравнивая показатели 2002 и 2014 гг. мы предполагали обнаружить динамику показателей властных отношений, характеризующих длительный процесс выхода из состояния «советской и/или постсоветской ментальности».

Психология «закрытого общества»

Два диагностических среза при изучении отношений с властью в социуме с использованием ТРР (в 2002 г. и в 2014 г.) показали настолько близкие результаты, что дискуссии о социально­психологической динамике показателей интерпретативных матриц в оценке властных отношений, об изменении «политического менталитета» респондентов за 12 лет оказались беспочвенными.

Сравнительный анализ в рамках мужской группы показал, что ведущие пять факторов в 2002 г. и шесть в 2014 г. не только связывают отношения аттракции, власти и референтности при анализе социальных отношений, но и определенно указывают на основные стратегии конституирования властных отношений в сознании респондентов-мужчин посредством доверия и недоверия, амбиций или скромности, посредством влияния и отчуждения «управляющего центра».

На первый взгляд, «доверие» и «недоверие» — бинарная оппозиция и когнитивные интерпретативные конструкты, симметрично разделяющие социальный мир респондентов. Как выяснилось, это два самостоятельных конструкта, при этом фактор доверия у мужчин, как и у членов закрытых групп в исследованиях М.Ю. Кондратьева, тесно связывает отношения власти, аттракции и референт- ности. Что же касается фактора недоверия, он показывает сложные системы идентификаций мужчин-респондентов с властью, которые негативно оценивают местную власть, но готовы принять власть президентскую.

При использовании «формулы закрытости» на материале межличностных отношений в мужской части выборки получается следующее: Власть (региональная, местная) (+) — Референтность (+) — Аттракция власти (-).

Для президентской власти: Власть (президента) (+) — Референтность (+) — Аттракция (+).

Ключевая особенность мужской группы в данном исследовании — выраженное негативное отношение к мобильным родственникам, которые выходят за пределы локальных, приватных сообществ. Разлом между приватным и публичным пространствами, обесценивание «общественных референтов» приводит к тому, что «мобильные родственники», покидающие привычные условия жизни, разрывающие непосредственные связи, переходят, с точки зрения мужчин, в разряд «чужих».

В женской группе были идентифицированы недоверие и негативная оценка всех уровней власти и позитивное отношение к мобильным родственникам, удаленным от семьи, но, с точки зрения женщин, являющихся ее частью. У женщин иерархия властных отношений представлена следующим образом: Власть (федеральная, региональная, местная) (+) — Референтность (+) — Аттракция власти (-).

Что касается сравнительного анализа части выборки средней взрослости, все основные тенденции, обнаруженные на группе «средних взрослых» в 2002 г., оказались воспроизведенными на выборке 2014 г. — раскол публичного и приватного миров и негативная оценка всех тех, кто приближен к власти. Система восприятия властных отношений у подгруппы среднего возраста строится по формуле «закрытой группы»: Власть (+) — Рефе- рентность (+) — Аттракция (-).

Таким образом, ни одна из изучаемых социальных групп не показала принципиальных изменений в моделировании системы властных отношений, следовательно, двенадцатилетний период не является существенным для изменения социальных структур и структур ментальности больших групп в области отношений власти.

Модели властных отношений в представлении участников исследования оказались релевантны моделям, типичным для членов «закрытых групп», по М.Ю. Кондратьеву, следовательно, предположение, что россияне сохраняют в области политического менталитета черты, характерные для «закрытого общества», имеет под собой эмпирическое основание. Факторный анализ показателей, выполненный на значительном массиве данных (более 400 человек в 2002 г. и более 300 человек в 2014 г.), описывающих социальные отношения на макроуровне в контексте политической власти или общественного влияния, показал, что:

• российское общество поляризовано, разделено жесткой границей на

«верхи» и «низы» (миры приватного и публичного), не предполагающей положительных коммуникативных или эмоциональных интенций со стороны «обычных граждан» в отношении акто­ров из сферы публичного;

    факт принадлежности не только к «политической власти», но даже к «общественным референтам» выступает основанием для негативной оценки и служит для определения «различия» партнеров по взаимодействию, с точки зрения «обычных россиян»;

    все социальные группы (кроме ген­дерной группы мужчин) обладают ин­терпретативной матрицей оценки властных отношений, созвучных матрице отношения к «паханам» у заключенных в тюрьмах: Власть (+) — Референтность (+) — Аттракция (-);

    мужская гендерная группа отношения с представителями местной и региональной власти интерпретирует по формуле «заключенных»: Власть (+) — Референтность (+) Аттракция (-). Президентскую власть они оценивают согласно формуле полузакрытых сиротских учреждений: Власть (+) Референт- ность (+) Аттракция (+).

Идея разведения отношений аттракции, референтности и власти на мезо- и макроуровне в исследовании оказалась продуктивной. Модель властных отношений, которая может быть сформирована на основе проведенного факторного анализа, отражает и аттракцию, и референт- ность, и власть, противопоставляя власть и отношения аттракции, отношения аттракции и отношения референтности. В целом подобное строение интерпретатив­ных матриц для анализа социальных отношений власти возможно охарактеризовать как сознание членов закрытых групп («закрытого общества»).

Более сложная интерпретативная модель властных отношений у мужчин объясняется ключевой ориентацией мужской социализации в России на ин- териоризацию конкурентных отношений, лидерства и доминирования [2; 17]. Учитывая, что в исследовании принимали участие обычные провинциальные мужчины, занимающие не высокие позиции в «мужской иерархии», дистанцированные от ресурсов власти, своих непосредственных «доминантов» (представителей местной и региональной власти) они оценивают негативно (как «паханов» в закрытых тюремных сообществах), идеализируя «верховную», президентскую, власть.

Примечательно, что ключевые идеи М.Ю. Кондратьева для понимания психологии закрытых групп оказались конституирующими властные отношения в целом — в российском обществе, которое, по результатам исследования, вполне социально-психологически обоснованно можно называть постсоветским (и даже советским, поскольку ключевые интерпретативные модели политического менталитета россиян оказались крайне инертными) и «закрытым».

Выводы

Возможно, изучая структуры межличностных отношений в закрытых группах — будь то закрытые учреждения для правонарушителей или сиротские интернаты, — Михаил Юрьевич Кондратьев не предполагал, что его исследовательские инсайты на материале малых групп окажутся релевантными психологии больших групп. Увлеченно описывая социальные особенности групп сиротских интернатов и особенно спецучреждений для правонарушителей, он, кажется, был далек от политических выводов. Однако вклад в проблему изучения феномена «социальной закрытости» Михаила Юрьевича не ограничивается созданием комплекса теоретических идей, раскрывающих психологическую суть социальной изоляции. Представляется, что имеет смысл «протестировать» на релевантность большой группе все открытые и описанные социальные феномены, полученные Михаилом Юрьевичем и его аспирантами на материале малых закрытых групп, а трехфактор­ную модель отношений межличностной значимости в интерпретации М.Ю. Кондратьева для закрытых групп необходимо рассматривать не только в контексте социальной психологии, но и как ключевую модель в русле российской политической психологии, находящейся в процессе становления.


[*] Радина Надежда Константиновна — доктор политических наук, кандидат психологических наук, профессор кафедры прикладной лингвистики и межкультурной коммуникации, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Нижний Новгород, Россия, rasv@yandex.ru

[2] Несмотря на длительную историю призрения сирот, изучение психологических проблем детей, оставшихся без попечения родителей, начинается в ХХ в. в рамках психоанализа. Основной акцент, появившихся в послевоенные годы исследований, сделан на лишении ребенка семьи, и в первую очередь материнской заботы (материнская депривация) (М. Айнсворз, Дж. Боулби, Р. Липтон, С. Прованс, А. Фрейд, Р. Шпиц и др.). В русле психоаналитической логики обоснованно, что разлука с матерью запускает цепочку необратимых изменений в процессе развития психики ребенка. Отсутствие эмоционально близкого и значимого человека в раннем возрасте приводит к отсутствию «базисного доверия к миру» (Э. Эриксон), формирование которого зависит от наличия стойких эмоциональных привязанностей в младенческом возрасте.

[3] Структурными компонентами самосознания по В.С. Мухиной являются эмоционально­ценностное отношение человека к себе телесному, к своему имени, к индивидуальному психическому «Я», притязание на признание, половую идентификацию, психологическое время личности (прошлое, настоящее и будущее), социально-нормативное пространство личности (права и обязанности).

[4] В качестве главных критериев для определения «малого общества» А.Н. Олейником взяты неформальный характер отношений в группе и отчуждение обычных людей в группе от тех, кто представляет власть.

[5] В основе определения культуры «восточного типа» находится приоритет социальной иерархии, позиция личности в группе (деперсонализация), а также замкнутые и непроницаемые иерархически организованные социальные сети.

[6] Общество «второй этической системы» основано на перманентных, не решаемых конфликтах и ориентировано на компромисс добра и зла.

[7] Более подробно о данном исследовании см.: [15; 16].

[8] Отношения межличностной значимости — субъективно переживаемые взаимосвязи между людьми, объективно проявляющиеся в характере и способах взаимных влияний, оказываемых людьми друг на друга в процессе совместной деятельности и общения.

Литература

  1. Ефимчук И.В. Собственность как социальная система. Нижний Новгород. Из- дательство Нижегородского университета. 2004. 320 с.
  2. Жюльен Ф. Трактат об эффективности. М.; СПб.: Московский философский фонд; «Университетская книга», 1999. 236 с.
  3. Здравомыслова Е., Темкина А. Кризис маскулинности в позднесоветском дискур- се // О муже(N)ственности: сб. статей / Сост. С. Ушакин. М.: Новое литературное обозрение, 2002. C. 432—451.
  4. Кондратьев М.Ю. Особенности интрагруппового структурирования в сообще- ствах несовершеннолетних правонарушителей в условиях принудительной изоля- ции // Социальная психология и общество. 2011. № 4. С. 50—70.
  5. Кондратьев М.Ю. Специфика группообразования и отношений межличностной значимости подростков — воспитанников интернатных учреждений для реальных и социальных сирот // Развитие личности. 2011. № 3. С. 94—110.
  6. Кондратьев М.Ю. Особенности межличностных отношений в профессионально специализированных интернатах // Вопросы психологии. 1995. № 6. С. 33—42.
  7. Кондратьев М.Ю. Подросток в замкнутом круге общения. М.: Институт практи- ческой психологии; Воронеж: МОДЭК, 1997. 336 с.
  8. Мухина В.С. Возрастная психология. Феноменология развития: учебник для студ. высш. учебн. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2006. 608 с.
  9. Олейник А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до госу- дарственной власти. М.: Инфра-М, 2001. 418 с.
  10. Петровский А.В. Трехфакторная модель значимого другого // Вопросы психо- логии. 1991. № 1. С. 7—18.
  11. Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. М.: Феникс, 1992.
  12. Прихожан А.М., Толстых Н.Н. Особенности психического развития школьни- ков, воспитывающихся вне семьи // Вопросы психологии. 1982. № 2. С. 80—86.
  13. Прихожан А.М., Толстых Н.Н. Особенности развития личности детей, воспиты- вающихся в условиях материнской депривации // Психологическая наука и образо- вание. 2009. № 3. С. 5—12.
  14. Прихожан А.М., Толстых Н.Н. Младший школьник // Психическое развитие воспитанников детского дома / Под ред. И.В. Дубровиной, А.Г. Рузской. М., 1990. С. 175—204.
  15. Радина Н.К. Власть, аттракция и референтность в социальных отношениях ма- кроуровня: «закрытая группа» и «закрытое общество» // Социальная психология и общество. 2015. № 1. С. 45—59.
  16. Радина Н.К. Город в пространстве и времени: проблемы территориальной иден- тичности в контексте социально-экономических изменений. Нижний Новгород: Де- ком, 2015. 344 с.
  17. Российский гендерный порядок: социологический подход / Под ред. Е. Здра- вомысловой, А. Темкиной. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт- Петербурге, 2007. 306 с.
  18. Шрейдер Ю.А. Человеческая рефлексия и две системы этического сознания // Вопросы философии. 1990. № 7. C. 32—41.
  19. Bergson H. The Two Sources of Morality and Religion. N. Y.: Doubleday, 1956. P. 298.
  20. Campbell B. Helvetius and the Roots of the “Closed” Society // The American Politi- cal Science Review. 1974. Vol. 68. № 1. P. 153—168. doi:10.2307/1959748
  21. Fransella F. (ed.) International handbook of personal construct psychology.Chiches- ter, UK: Wiley, 2003. 505 р.
  22. Longrigg A.J. Soviet Science and the Closed Society // The World Today. 1972. Vol. 28. № 5. P. 216—228.
  23. Parel A. Values of Closed Society // International Political Science Review. 1982. Vol. 3. № 2. P. 230—237.

Информация об авторах

Радина Надежда Константиновна, доктор политических наук, профессор, кандидат психологических наук, профессор кафедры общей и социальной психологии, ФГАОУ ВО «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского» (ФГАОУ ВО ННГУ), старший научный сотрудник Лаборатории теории и практики систем поддержки принятия решений, ФГАОУ ВО «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (ФГАОУ ВО «НИУ ВШЭ»), Нижний Новгород, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8336-1044, e-mail: rasv@yandex.ru

Метрики

Просмотров

Всего: 2882
В прошлом месяце: 33
В текущем месяце: 36

Скачиваний

Всего: 1200
В прошлом месяце: 7
В текущем месяце: 4