Социальные риски в контексте индивидуальных жизненных траекторий современных подростков^*

Статья посвящена своеобразию протекания подросткового возраста в контексте изменчивого российского общества 2010-х годов. Рассматриваются основные уязвимости и социальные риски современных подростков — затрудненное самоопределение, аутоагрессивные, виктимные и противоправные формы поведения, буллинг и кибербуллинг, злоупотребление психоактивны­ми веществами. Обсуждаются ключевые задачи профилактики как социально-психологической работы по предупреждению небезопасного и неблагополучного поведения и продвижению ценностей выстраивания благополучных жизненных траекторий. Обобщение практического опыта и результатов современных исследований подросткового периода позволяет обозначить проблемные зоны, существующие в обществе и, в частности, в образовательной среде с точки зрения решения психолого-педагогических задач в контексте выстраивания и сопровождения индивидуальных жизненных траекторий подростков.

Подростковый возраст, по мнению Ф. Ариеса, обнаруживший себя как отдельный возрастной период в 19 веке, и описанный П.П. Блонским и Л.С. Выгот­ским, традиционно рассматривается как признак развития общества. Появление переходного возрастного периода между детством и взрослостью — свидетельство необходимости удлинения подготовки человека к взрослому функционированию. Длительность и содержание этого периода зависят от уровня социального благополучия общества [18, 35—37]. Каковы границы этого возрастного диапазона сейчас? В докладе Консультативного комитета по Международному году молодежи на 45-й сессии Комиссии по народонаселению и развитию (23—27 апреля 2012 года) в качестве подросткового возраста определен жизненный период от 10 до 19 лет, а период от 15 до 24 лет — как юношеский возраст [Ковалевская, 2015]. Британская психолог L. Antrobus предлагает считать, что подростковый возраст сейчас длится до 24 лет, поскольку к 18 годам люди перестали успевать решить задачи по переходу к взрослой жизни в современном западном обществе (приобрести ясный образ себя и стабильную самооценку, завершить сепарацию от родителей, пережить шторм гормональной перестройки и стать эмоционально зрелыми) [Эльконин, 1994]. Поскольку подростковый возраст контекстуален, чувствителен к социальному устройству и связан с жизненными задачами, стоящими перед взрослыми людьми, то моделирование подросткового возраста для исследовательских или прикладных целей может быть эффективным только при условии учета актуальной ситуации в социальной среде. Для настоящего момента в России такими требующими учета факторами представляются глобализация, новые технологические возможности, изменения уклада семьи и требований общества, реформы в системе образования [Кон, 1988; Кондрашкин, 2013; Фельдштейн, 1999; Хломов, 2014].

Мы опираемся на идеи социального конструктивизма, культурно-исторической концепции, теории деятельности и рассматриваем психологические изменения, происходящие с подростком, как процесс взаимодействия с социальной средой [Великоцкая, 2014; Гусейнова, 2014; Коренкова; Моховиков, 2001], ключевыми конструктами для объяснения которых являются социальная ситуация развития и ведущая деятельность. Через интимно­личностное общение со сверстниками, учебную, общественно-полезную и проектную деятельность, самоопределение, самоосознавание [27; 35—37; 44; 41] подростки решают задачи развития — формируют идентичность, создают новый телесный образ себя, обретают ролевую тождественность и личностную устойчивость, развивают волевую регуляцию поведения, способность определять меру и принимать ответственность за свои действия, учатся выстраивать конструктивные отношения в сложных социальных контекстах, формируют жизненную траекторию. Способы решения этих задач и степень их благополучия зависят от содержания социальных сред, в которых существует подросток. Дальней целью профилактики социальных рисков является выстраивание подростком благополучной жизненной траектории.

Подростковый возраст в современном обществе

Чем отличается жизнь современного подростка от той, что была раньше? Обозначим зоны произошедших изменений в обществе, повлиявших на жизнь подростка. Во-первых, это современные коммуникационные технологии, влияющие на жизнь социальной среды, семьи и на взросление человека [Джерджен, 2003]. Расширение межличностной, межкультурной, поли- лингвистической коммуникации делает проблему социализации все более значимой [Барцалкина, 2014; Кон, 1988; Кондрашкин, 2013; Фельдштейн, 1999; Лобб, 2014]. Во-вторых, это транзитивность современного общества: устойчиво-изменчивое, нестабильное, характеризующееся множественностью социально-экономических изменений, оно во многом определено технологическим развитием общества и оказывает важнейшее влияние на развитие подростка [9; 12; 33; 29; 43 и др]. Как показал ряд исследований [Андреева, 2011; Бауман, 2005; Лобб, 2014], для подростков, живущих сегодня, транзитивное общество является нормой. В-третьих, хотя в соответствии с психоаналитической традицией подростковый возраст считается временем формирования устойчивой идентичности, на настоящий день мнения о том, что происходит с идентичностью, начинают расходиться. Например, Т.Д. Марцинковская и Т.С. Сиюченко, М. Спаньоло Лобб и другие говорят о формировании «размытой», «диффузной идентичности» как нормальной для современного общества [Леонтьев, 2000; Лобб, 2014; Olweus, 2007] В то же время мы придерживаемся того же взгляда, что и К.Н. Поливанова, о том, что существующая идентичность тяготеет к превращению в набор рамок, фреймов и алгоритмов [36—37; 42—43]. Согласно А.Г. Асмолову, становление идентичности современного подростка происходит на основании современных коммуникационных технологий и может быть описано через развитие интернет-идентичности. В любом случае, социализация сейчас во многом происходит в интернет-простран- стве, это неизбежно и необходимо в современном обществе [Аршинова, 2012; Джерджен, 2003].

Представления о «позитивной» или «оптимальной» индивидуальной жизненной траектории в транзитивном обществе очень неопределенны. Однако различные «неоптимальные» — небезопасные, неблагополучные, пути развития подростка присутствуют отчетливо, причем социальные риски, с которыми сталкиваются подростки, достаточно динамичны и отличаются от тех, которые характеризовали подростковый период предыдущих поколений. Целью профилактики социальных рисков в подростковом возрасте по-прежнему является предупреждение негативных направлений индивидуальной жизненной траектории с позиции общества (криминали­зация, зависимости, саморазрушение).

Самоопределение

Задача профессионального самоопределения и построения индивидуальной жизненной траектории по-прежнему актуальна для подростка, но в современном мире процесс самоопределения отягощен неопределенностью окружающей среды. Количество возможных способов проживать свою жизнь, о которых становится известно подростку, возрастает; информация более доступна и открыта. Однако подростковый возраст длится дольше; появляется понятие «кидалт»^[II]; распространяется явление дауншифтинга; усиливается тенденция рассматривать молодых людей, не социализированных в привычном значении слова (не учащихся, не работающих, живущих с родителями) как «самоопределяющихся».

Кроме того, в современном обществе и семья, и подросток все время сталкиваются с желаниями/предложениями что- то изменить, улучшить в своей ситуации (сменить одну спецшколу на другую, изменить один профиль обучения на другой, попробовать разные занятия вместо погружения в одно надолго). Это может способствовать повышению мобильности и привычки к изменениям у подростка, но не гарантирует ни социальной успешности, ни собственной гармоничности и замедляет самоопределение.

Дети, находящиеся в негативном социальном контексте, например, подростки-сироты или подростки, демонстрирующие девиантное поведение, также испытывают трудности с самоопределением, выбором профессии, но другого рода. В первую очередь, в условиях дефицитарной социальной ситуации развития затруднено формирование мо­тивационной готовности к профессиональному самоопределению [№ 6 (20); Кондрашкин, 2013; Фельдштейн, 1999].

Аутоагрессивное поведение

Чрезвычайно серьезной проблемой в России как среди взрослых, так и среди подростков остается аутоагрессивное поведение в многочисленных вариациях: суицидальное поведение, травмоопасное поведение, рискованное сексуальное поведение. Об остроте проблемы говорят высокие показатели смертности от суицидов как у взрослых, так и у детей. И хотя по данным ВОЗ количество суицидов во всем мире выросло на 60% за последние 45 лет, уровень подростковых самоубийств в России и странах СНГ втрое выше, чем в США [Асмолов, 2009; Белинская, 2009]. По данным Г.С. Банникова и др., около 10% подростков в России имеют суицидальные мысли и около 2% — намерения. В качестве основных причин суицидального поведения рассматриваются социально-психологическая дезадаптация и наличие острых эмоциональных переживаний [Асмолов, 2009; Марцинковская, 2014]. Переживания безнадежности, ненужности, брошенности, одиночества являются, как пишет Г.С. Банников, одним из важнейших факторов риска суицидального поведения [Асмолов, 2009].

Сейчас ярко представлен такой вид антивитального поведения, как «заце- пинг» — одна из форм экстремального спорта, езда на крыше городского транспорта, метро, между или под вагонами. Подростки, практикующие это занятие, часто получают травмы или погибают. Становится острым вопрос о проведении профилактических программ в отношении «зацепинга» [Кондрашкин, 2013а].

Еще одна форма современного небезопасного подросткового поведения — рискованные «селфи». «Селфи» — это фотография себя, сделанная на телефон или мобильное устройств и, в первую очередь, предназначенная для размещения в социальных сетях для получения поддержки, одобрения или восхищения. С того момента (относительно недавнего, около 4 лет назад), как этот вид коммуникации получил распространение, стремление подростков и молодых людей сделать яркое, привлекающее внимание «селфи» повысило травматич­ность и смертность среди подростков, стремящихся сфотографировать себя необычным способом. Значительное общественное внимание привлекли истории с падением подростков с обрывов, крыш поездов, барьеров автомагистралей и мостов, произошедшие весной 2015 года. Развитие данных экстремальных молодежных увлечений, особенно их активная пропаганда в социальных сетях, сильно влияет на рост травматизма на железной дороге, а также в метрополитене. Подтверждают это данные Е.В. Корен- ковой, начальника ООДПДН УОООП УТ МВД России по ЦФО: в 2011 году на объектах транспорта в Центральном федеральном округе России сотрудниками транспортной полиции было задержано 234 зацепера. В 2012 году их число составило уже 270 человек, 2013 — 284, в 2014 — 388. За 9 месяцев 2015 года — 374 (9 мес. 2014 года — 141) [Кондрашкин, 2013а]. Хотя на распространение этих явлений влияют социальные сети, дефицитарность социальной ситуации развития, недостаток поддержки в семье и социального статуса в компании сверстников также могут выступать факторами, побуждающими подростков к травмоопасному поведению. Важно подчеркнуть, что скорость распространения новых форм девиант­ного поведения в современном обществе увеличилась, что ставит перед программами профилактики антивитального поведения новые задачи [Жилинская, 2014].

Противоправное и виктимное поведение

Проблемной зоной является область правонарушений, совершаемых подростками и в отношении подростков. По данным А.В. Ивановой, сейчас большая доля преступлений в отношении несовершеннолетних в крупных городах связана с кражей и грабежами, особенно это стало распространено в конце 2000-х годов, когда подростки массово стали пользоваться мобильными телефонами и смарт­фонами [Зуев, 2006]. Эти изменения косвенно связаны с распространением современных компьютерных технологий и новыми формами коммуникации. В ситуации данного типа преступлений обычно есть вклад с двух сторон: подростку приобретается дорогостоящая техника, которую тот демонстрирует окружающим, пытаясь решить социально-психологические задачи, например, повысить свой статус среди сверстников, но часто, наоборот, провоцирует их на совершение преступления в отношении себя. С другой стороны, часто подростки, поддаваясь импульсу, опять же связанному с установлением и повышением статуса, могут совершать подобные правонарушения, до конца не понимая юридических и социальных последствий. Недостаточно хорошо отличая просто игрушку от дорогостоящей вещи, подростки могут неожиданно обнаруживать себя совершившими преступление — например, кражу в крупном размере. Так как, по данным доклада А.В. Ивановой, в половине случаев правонарушений с мобильными телефонами по отношению к подросткам агрессором/преступником становится другой подросток, необходимо отметить недостаточную профилактическую и информационную работу с подростками как в отношении последствий правонарушений, так и в отношении виктим­ности. В отношении предупреждения виктимности необходимо вести работу также с родителями подростков, которые, безусловно, включены в эту ситуацию, так как решение о дорогостоящих приобретениях принимается ими. Последствия правонарушения, с точки зрения жизненной траектории, для всех участников могут быть крайне нежелательными: жертва приобретает опыт бессилия, участия в следственных действиях, возможно — психологическую травму и посттравматический синдром; правонарушитель также получает негативный опыт стигматизации, зачастую без реабилитации и без восстановления отношений с жертвой, и может быть далее криминализирован [Бочавер, 2014а; Зуев, 2006].

Не такой распространенный тип правонарушений с применением современных технологий, в том числе и на сексуальной почве, жертвами которого сейчас становятся подростки, — это манипулирование, шантажирование и развращение несовершеннолетних через социальные сети. Провоцируя подростка на контакт, правонарушитель становится обладателем неких интимных данных подростка, например, фотографии в обнаженном виде, после чего, угрожая сообщить родителям, одноклассникам, друзьям о непристойном поведении, вынуждает совершать какие-либо действия в своих интересах. Виктимность и уязвимость подростка в подобных ситуациях обусловлены его интересом к своему меняющемуся телу, сексуальности, способности нравиться другим людям. Раскрытие таких преступлений затруднено, и, к сожалению, профилактических мер в отношении как правонарушителей, так и жертв предпринимается явно недостаточно.

Буллинг и кибербуллинг учащихся

Давняя проблема, которой относительно недавно начали уделять внимание — это буллинг (травля), в частности, кибербуллинг, т.е. травля с помощью интернета и мобильных телефонов [13— 16; 19,]. Западные источники [46—48] описывают множество негативных последствий школьного буллинга. Дети, которые подвергаются травле, чаще страдают от тревоги и депрессии, совершают попытки самоубийства, в три раза чаще сверстников демонстрируют апатию, головные боли и энурез; у них снижается учебная успеваемость. Дети-инициаторы травли чаще сверстников демонстрируют антисоциальные, криминальные и деви­антные формы поведения (драки, воровство, вандализм и др.), чаще употребляют психоактивные вещества. В России буллинг лишь начинает приобретать статус предмета научного исследования; в обществе распространены социальные установки и мифы, в определенной степени оправдывающие и нормализующие проявления травли в коллективе. Однако появляются программы предотвращения буллинга. В Москве в 2013 году в школах были апробированы профилактические программы Центра «Перекресток», показавшие определенную эффективность в отношении повышения осведомленности подростков о проявлениях и последствиях травли. Есть опыт использования школьных служб примирения как инструмента профилактики травли и конфликтного поведения. Тем не менее, необходимо дальнейшее изучение пре­дикторов и последствий буллинга и особенно кибербуллинга в образовательных группах для дальнейшей разработки профилактических программ.

Химическая зависимость, употребление психоактивных веществ

Соблазном и опасностью для подростков продолжает оставаться зависимое поведение, злоупотребление табаком, алкоголем, наркотиками. Многие авторы говорят о неуменьшающейся остроте этой проблемы как в России, так и за рубежом [Арон, 2015; Банников, 2014; Бовина, 2014]. В России до 60% учащихся в возрасте 12—18 лет пробуют курить, причем среди учащихся общеобразовательных школ курят регулярно 3%, а среди учащихся учреждений профессионального образования в возрасте от 16 лет курит регулярно 78,2%, и среди последних, регулярно употребляют алкоголь в этом возрасте 32,6%. К 18 годам до 50% школьников имеют опыт употребления наркотиков различных групп действия, до 25,2% употребляет их регулярно [Сергиенко, 2011]. Этих данных достаточно, чтобы охарактеризовать проблему стабильную и острую. За рубежом, например, в США, от 35% до 50% подростков употребляют алкоголь регулярно, впервые начали употреблять около 11 лет, и при начале употребления в 11—12 лет к возрасту около 30 лет у 15,9% может быть диагностирована алкогольная зависимость, у 13,5% — злоупотребление алкоголем [Olweus, 2007]. Именно в подростковом периоде повышены риски, связанные со злоупотреблением табаком, алкоголем и наркотиками. При этом социальные программы, реализуемые на сегодняшний день, по-прежнему трудно назвать высокоэффективными, и проблема требует дальнейшего осмысления и проработки [Александрова; Бовина, 2014; Сергиенко, 2011].

Проблемы сопровожденияподросткового возраста

Особенности современного российского общества, на наш взгляд, отчасти способствуют формированию и наличию описанных выше социальных рисков. Часть профилактических мер следует адресовать не подросткам, а социальным институтам, деятельность которых подразумевает реагирование на неблагополучную ситуацию — учреждениям социальной защиты, системы образования, комиссиям по делам несовершеннолетних и защите их прав, правоохранительным органам, медицинским учреждениям. Поскольку сверстники играют большую роль в социальной адаптации подростков, большое значение имеет профилактическая работа в системе образования, которая, однако, по ряду причин еще не стала регулярной и системной. Например, специалисты, встречаясь с эпизодами буллинга в школе, не предпринимают достаточных действий по прекращению и предотвращению аналогичных ситуаций [Бочавер, 2014], и схожая ситуация возможна по другим направлениям социальных рисков.

Важнейшая группа адресатов профилактических программ — это семьи подростков. Сотрудники КДНиЗП, социальной защиты испытывают сложности при работе с семьями, где родители подростков страдают от химической зависимости. Кризисные ситуации в семье (например, развод родителей) также, как правило, не получает адекватного сопровождения специалистов [Зверева, 2013; Поливанова, 2006; Сафуанов, 2012]. Существует такая эффективная технология социальной помощи, как социальный па­тронат, однако подготовка квалифицированных кадров для ее осуществления и обеспечение равномерной нагрузки на специалистов слишком затратны.

С одной стороны, государство не оказывает достаточной поддержки семье ни в кризисной ситуации, ни в ситуации риска. С другой, — со стороны общества и семьи нет доверия государственным органам: зачастую, и небезосновательно, учреждения воспринимаются как органы контроля и репрессии, а не как источники помощи. Из-за этого подростки, их семьи и педагоги избегают обмена информацией с учреждениями социальной работы, сотрудничества и обращения за помощью. Еще одна сторона существующей проблемы — дефицит эффективных системных мер профилактики криминальной и информационной безопасности, который приводит к появлению однотипных правонарушений в отношении несовершеннолетних различной тяжести.

Неэффективность и недоступность помощи способствует дополнительной маргинализации детей, находящихся в ситуации социально-психологической дезадаптации: сложности в семье усиливают сложности с учебой, что сказывается впоследствии на их социальном положении, приводя, в свою очередь, к тому, что их жизненные траектории становятся все менее благополучными. Например, при отсутствии помощи семьям, где родители демонстрируют криминальное или зависимое поведение, у их детей почти нет возможности сформировать альтернативные, более безопасные и благополучные способы поведения и, в большем масштабе, освоить более благополучную жизненную тактику.

В целом можно говорить о тенденции улучшения межведомственного взаимодействия и изменения способов и условий оказания помощи, однако представляется важным не только развивать собственно качество психологической работы, но и повышать ее популярность среди потенциальных реципиентов — например, освещая через СМИ и социальные сети позитивный опыт оказания помощи.

Социальные риски как стимул к развитию

Какие навыки формируются у человека под давлением социальных рисков? Какие способности, какие технологии позволяют избежать или минимизировать ущерб и не останавливают развитие? Резистентность к социальным рискам требует развития социальных компетенций, в первую очередь — коммуникативные навыки, навыки саморегуляции, осознавания, формирование адекватной самооценки, способности организации своей психоэмоциональной деятельности в неустойчивом обществе — вот вызовы для современного подростка. В свою очередь от социальных институтов ожидается развитие гуманистически ориентированных технологий помощи подросткам и семьям.