Проявления кризиса трех лет в связи с особенностями детско-родительского взаимодействия

Ю.Ю. УЛАНОВА[*],
Всеволожск, Россия, yuliya_ulanova@list.ru

В.Е. ВАСИЛЕНКО[†],
Санкт-Петербург, Россия, v.vasilenko@spbu.ru

Статья посвящена анализу предикторов кризиса трех лет у детей в области детско-родительского взаимодействия (стилевые характеристики воспитания, особенности эмоционального взаимодействия матерей с детьми, характеристики семейной адаптации и сплоченности). В исследовании участвовали 117 детей (65 мальчиков и 52 девочки) и 117 их матерей из Всеволожского района Ленинградской области. Возраст детей — от 2 лет 1 мес. до 3 лет 11 мес., средний возраст — 3 года. Применялись психодиагностические методы и метод наблюдения. Выявлено, что период от 2 лет 1 мес. до 2 лет. 9 мес. характеризуется признаками предкритической фазы, критическая фаза отмечается после 2 лет 10 мес. Кризис трех лет более выражен при низком эмоциональном принятии ребенка, воспитательной неуверенности матерей, неразвитости родительских чувств, потворствующей гиперпротекции, незрелости эмоционального поведения матерей при реальном взаимодействии с детьми. В то же время кризисные проявления могут быть выражены и при благополучии в семейном функционировании и эмоциональном взаимодействии (семейная сплоченность, чувствительность матери к ребенку), что подтверждает нормативность кризиса трех лет.

В период прохождения ребенком возрастного кризиса вся семейная система испытывает определенную напряженность. Психологическое сопровождение семьи в кризисные периоды приобретает особую актуальность в современных условиях глобализирующегося, трансформирующегося мира [Толстых, 2010], размывания нормативных моделей родительства [Поливанова, 2015]. Прохождение возрастных кризисов тесно вплетено в социокультурный контекст, так как именно общество создает образ взрослости у ребенка, а также определяет запреты и табу, без которых сложно понять суть кризисных проявлений. Семья — это именно та малая социальная группа, которая может создать баланс в сохранении традиций и определенной гибкости в современном изменяющемся мире.

Следует отметить, что в отечественной психологии можно выделить разные подходы к пониманию кризисных проявлений. В рамках культурно-исторической концепции подчеркивается нормативность возрастного кризиса. В качестве основных причин его возникновения рассматриваются внутренние и внешние механизмы: появление психических новообразований, запускающих смену социальной ситуации развития. Возрастной кризис сопровождается изменением поведения ребенка, нередко создающим проблемы во взаимоотношении с родителями и другими членами семьи [Выготский, 1984].

А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец и Н.А. Менчинская придерживались противоположной точки зрения. Они делали акцент на внешних причинах кризиса и полагали, что кризиса можно избежать, правильно подбирая педагогические воздействия на ребенка. Так, А.Н. Леонтьев считал, что кризис — это свидетельство несовершившегося своевременно перелома в развитии [Леонтьев, 1972].

Позиция Д.Б. Эльконина объединяет обе эти линии. Он включает кризисы в схему периодизации психического развития, что указывает на их нормативность. В то же время он полагает, что появление возрастных кризисов связано с таким отношением взрослых к ребенку, которое препятствует реализации им своих новых возможностей [Эльконин, 1989].

Т.В. Гуськова разделяет «объективный» кризис — появление качественного нового в психике ребенка и «субъективный кризис» — общую картину сопровождающих его симптомов [Гуськова, 1988]. С этой точки зрения, нормативной конструктивной составляющей кризиса не обязательно будет сопутствовать негативистская составляющая.

К.Н. Поливанова делает следующий шаг — она рассматривает кризис как единство деструктивного и конструктивного компонентов, показывая психологический смысл всех категорий симптомов, включая негативистские. Психологическое содержание кризиса — субъектива- ция способностей, сформировавшихся в предшествующий стабильный период. Кризис — это специфическое психологическое пространство, в котором совершается акт развития, так как субъект приобретает новое видение ситуации. Механизм кризиса — проба, которая выражается в появлении новых форм поведения, т. е. симптомов кризиса [Поливанова, 2000].

Анализ возрастного кризиса традиционно включает изучение психических новообразований и симптомов кризиса — новых поведенческих реакций [Выготский, 1984; Божович, 2008; Эльконин, 1989; Гуськова, 1988; Поливанова, 2000]. Для кризиса трех лет характерно «семизвездье» негативистских симптомов, также возможны невротические реакции [Выготский, 1984]. К конструктивной составляющей кризиса относят новое системное образование, связанное с возникновением слова «Я», как старт развития самосознания [Божович, 2008], личное действие и сознание «Я сам» [Эльконин, 1989], «гордость за достижения» [Гуськова, 1988], «Я-действующий» [Поливанова, 2000]. Кризис трех лет предполагает кардинальную перестройку личности ребенка и системы взаимоотношений в семье.

Следует отметить, что понятие возрастного кризиса, несмотря на описание кризисной симптоматики у детей еще в работах Э. Келлер и Ш. Бюллер, в целом не приобрело популярности в европейской и американской психологии. Иногда термины «кризис развития» или «конфликт развития» используют применительно к модели восьми возрастов Э. Эриксона [Эриксон, 2000], но в ней речь идет скорее о стабильных периодах, сензитивных к определенным воздействиям извне. К возрастным кризисам в этой модели можно отнести только второй период, по содержанию близкий к кризису трех лет и частично пятый, включающий в себя проблемы подросткового и юношеского кризисов.

Анализ зарубежных публикаций, проведенный Т.М. Марютиной [Марютина, 1981] и Т.В. Гуськовой [Гуськова, 1988], выявил существенное различие в значении встречающихся в них понятий «critical periods» и «critical points» с понятиями «возрастной кризис» и «кризис развития», принятыми в отечественной психологии. Так, Г. Брон­сон, А. Кларк, Дж. Скотт и др. авторы используют эти термины в значении «сенситивный», «ранимый», «пластичный».

Упоминаемые периоды повышенной чувствительности детей, в которые проявляются упрямство, негативизм и непослушание, имеют по сравнению с отечественными периодизациями другие возрастные границы. Так, по мнению Б.Л. Уайта [Уайт, 1982] и С. Вульф [Wolff, 1973], они соответствуют возрасту 2 и 5 лет. В современных публикациях, посвященных именно трехлетним детям, описываются развитие самосознания, речи, эмпатии и фантазии у детей, появление воображаемых друзей, проблемы во взаимоотношениях в семье, эмоциональные реакции детей без указания на кризисность этого периода [Emanuel, 2013]. Тем не менее, суть происходящих изменений имеет много сходства с содержанием кризиса трех лет. В связи с этим интересны данные кросскультур- ного исследования, показавшие сходство в протекании кризиса трех лет у российских и китайских детей [Василенко, 2013].

Несмотря на неоднозначность трактовки понятия возрастного кризиса в мировой науке и различные представления о его нормативности, в большинстве концепций признается роль семьи для благополучного протекания этого периода у ребенка. Так, в модели Э. Эриксона в период от двух до трех лет роль родителей оказывается ведущей для формирования у ребенка такого важного личностного новообразования, как автономия [Эриксон, 2000]. По мнению С. Вульф, пути выхода из кризиса связаны с преодолением стрессовой для ребенка ситуации, обостряющей его взаимоотношения с окружающими [Wolff, 1973].

Признание нормативности возрастного кризиса не снимает актуальности проблемы влияния семейного воспитания на его протекание у ребенка. Новое поведение ребенка и кризис системы отношений требуют от родителей умения перестроиться. Так, Д.Б. Эльконин подчеркивает важность создания взрослыми таких условий, чтобы ребенок мог проявить свои новые возможности [Эльконин, 1989]. Т.В. Гуськова выделяет наряду с внутренними противоречиями в период кризиса внешние — между ребенком и его социальным окружением [Гуськова, 1988]. К.Н. Поли­ванова отмечает, что для взрослого этот период оказывается кризисом собственной системы воспитания, и выделяет два этапа, которые проходят родители: этап усиления прежних воспитательных воздействий и этап поиска новых способов взаимодействия с детьми. При этом она подчеркивает, что ужесточение запретов, как и другая крайность — попустительство, не отвечают задачам развития ребенка в кризисный период [Поливанова, 2000].

Проведенное нами эмпирическое исследование подтвердило прохождение этапа усиления прежних воспитательных воздействий — в кризисные периоды у матерей отмечается повышение гипер­протекции и запретов, снижение эмоционального фона отношений с детьми. Также было выявлено, что благополучие в эмоциональном взаимодействии и отсутствие незрелых стилевых характеристик воспитания у родителей взаимосвязаны с большей выраженностью у ребенка конструктивных симптомов кризиса трех лет и снижением негативистских симптомов и невротических реакций [Головей, 2015].

Таким образом, залог благополучного протекания возрастного кризиса у ребенка — умение родителей перестроиться и найти новые воспитательные воздействия. Несмотря на практическую значимость данной темы, эмпирических исследований в этой области явно недостаточно.

Цель нашего исследования — выявление предикторов кризиса трех лет в области детско-родительского взаимодействия. В нашем исследовании термин «детско-родительское взаимодействие» — обобщающий конструкт, включающий стилевые характеристики воспитания, особенности эмоционального взаимодействия матерей с детьми, а также характеристики семейной адаптации и сплоченности.

Следует отметить, что новизна нашего подхода заключалась в использовании наряду с опросниками метода наблюдения за реальным взаимодействием детей и матерей в кризисный период.

Основная гипотеза исследования: в качестве предикторов кризиса трех лет у детей могут выступать особенности детско-родительского взаимодействия, прежде всего, стилевые характеристики воспитания, связанные с последовательностью и строгостью матерей в воспитании, а также эмоциональное принятие ребенка, семейная адаптация и сплоченность семьи. Признавая нормативность возрастного кризиса, мы полагаем, что неустойчивость стиля воспитания, воспитательная неуверенность матерей, крайности в плане контроля (как недостаточная, так и чрезмерная строгость) могут увеличивать кризисные проявления. В то же время благополучная семейная атмосфера может способствовать некоторому снижению кризисных проявлений.

Программа исследования

Выборка. Исследование проводилось в 2014 г. на базе МОУ «ЦППМ и СП» Всеволожского района Ленинградской области. В исследовании приняли участие 117 детей (65 мальчиков и 52 девочки) в возрасте от 2 лет 1 мес. до 3 лет 11 мес. и 117 их матерей. По фактору возраста выборка была разбита на 3 микровозрастные группы: 1) 2 года 1 мес. — 2 года 9 мес. (45 детей); 2) 2 года 10 мес. — 3 года 6 мес. (44 ребенка); 3) 3 года 7 мес. — 3 года 11 мес. (28 детей). Средний возраст детей — 3 года. 67 детей имеют сиблингов, 50 — единственные дети в семье; 100 семей — полные и 17 — неполные.

Методы исследования: опросник выраженности симптомов кризиса трех лет В.Е. Василенко [Василенко, 2011], анкета проявлений кризиса трех лет у детей Т.В. Гусько­вой [Гуськова, 1988] в модификации В.Е. Василенко, опросник «Анализ семейных взаимоотношений» (АСВ) Э.Г. Эйдемиллера и В.В. Юстицкиса для родителей детей в возрасте 3-10 лет, опросник детско-родительского эмоционального взаимодействия (ОДРЭВ) Е.И. Захаровой [Лидерс, 2008], шкала семейной адаптации и сплоченности (FACES-3) Д.Х. Олсона, Дж. Портнера, И. Лави в адаптации Э.Г. Эйдемиллера] [Практикум по семейной, 2010], а также специально разработанные для данного исследования карты наблюдения за детьми на основе содержания шкал опросников АСВ и ОДРЭВ. Так, карта наблюдения по АСВ включает 6 шкал: уровень протекции в процессе воспитания (гипоопека-гиперопека), степень удовлетворения потребностей ребенка (игнорирование-потворствование), недостаточная требовательность- чрезмерная требовательность родителя, недостаточность запретов-чрезмерность запретов, недостаточность санкций- чрезмерность санкций и неустойчивость стиля воспитания. Карта наблюдения по ОДРЭВ включает все шкалы опросника. По каждой шкале от 1 до 5 баллов оценивались 2 позиции: 1) взаимодействие с ребенком в процессе совместного выполнения заданий на занятиях и 2) взаимодействие до или после занятий (в раздевалке). Затем подсчитывалось среднее значение. Таким образом, максимальное значение по каждой шкале — 5 баллов. Наблюдение проводили два эксперта: психологи или психолог и воспитатель.

Математическая обработка данных осуществлялась с помощью программы IBM SPSS Statistics 20: описательная статистика; дисперсионный анализ по факторам «возраст» и «пол», факторный анализ, регрессионный анализ.

Результаты исследования

Проявления кризиса трех лет у детей

Данные опросника В.Е. Василенко показывают, что кризис трех лет у детей данной выборки в целом выражен умеренно (общий показатель — 36%, 39% и 42% в первой, второй и третьей микро- возрастных группах). Во всех микро- возрастных группах наиболее выражена категория конструктивных симптомов (56%, 66% и 69%), затем идет категория негативистских симптомов (44%, 45% и 50%), на третьем месте по выраженности — категория невротических реакций (15%, 18% и 18%). Из отдельных симптомов кризиса в целом по выборке наиболее выражены изменение отношения к предметному миру и к значимому взрослому, упрямство, строптивость и своеволие.

Значимые различия между микровоз- растными группами выявлены по конструктивной категории симптомов: во второй и третьей группах кризис более выражен, чем в первой (p<0,01). Значимых различий в общих показателях кризиса у мальчиков и девочек не выявлено.

Результаты анкеты Т.В. Гуськовой подтверждают преобладание конструктивных проявлений кризиса у детей всех микровозрастных групп (M=9,96; M=11,32; M=11,93) по сравнению с не­гативистскими проявлениями (M=8,24; M=8,86; M=9,93). Из отдельных проявлений кризиса в целом по выборке наиболее выражены стремление к самостоятельности, появление в речи символов «Я», «хочу/не хочу», «буду/не буду», новых форм поведения, фантазирования и новых ролей, увеличение частоты эмоциональных проявлений.

Общий показатель кризиса более выражен в третьей группе по сравнению с первой (p<0,001) и во второй группе по сравнению с первой (p<0,05). Выраженность конструктивных проявлений в целом увеличивается во второй группе по сравнению с первой (p<0,001) и в третьей по сравнению с первой (p<0,01). Общий показатель негативистских проявлений кризиса выше в третьей группе по сравнению с первой (p<0,05). У девочек по сравнению с мальчиками выше общий показатель кризиса (p<0,05) и его конструктивная составляющая (p<0,01).

Особенности детско-родительского взаимодействия

Анализ стилевых характеристик воспитания по АСВ на выборке в целом показал, что у родителей наиболее выражена гиперпротекция (M=5,18), на втором месте — потворствование (M=3,78), далее следует минимальность санкций (M=3,15). Среди личностных проблем родителей доминируют расширение родительских чувств (M=2,62) и воспитательная неуверенность (M=2,56). Все показатели близки к среднему уровню и не достигают критических значений.

Частотный анализ встречаемости отклоняющихся стилевых характеристик обнаружил диаду недостаточности санкций (41%) и запретов (32%), а также ги­перпротекцию (29%), недостаточность требований (8,5%), чрезмерность запретов (11%), высокую требовательность (3,4%) и потворствование (1,7%).

Среди личностных проблем у родителей наиболее выражены воспитательная неуверенность (5,1%), предпочтение детских качеств (4,3%) и проекция нежелательных качеств на ребенка (4,2%). Редко встречается явное расширение родительских чувств (2,6%), хотя средние значения по этому показателю достаточно высоки.

Значимые микровозрастные различия обнаружены только по шкале гипер­протекции: в третьей группе она менее выражена по сравнению с первой и второй группами (p<0,05). Значимых различий по полу не выявлено.

Карта наблюдения по АСВ в целом подтвердила данные опросника. И в процессе развивающих занятий, и до, и после занятий чаще всего у матерей по отношению к ребенку наблюдается ги­перпротекция (M=3,48), на втором месте находится потворствование (M=3,38). Чрезмерность требований-обязанностей (M=2,15), требований-запретов (M=2,14), неустойчивость стиля воспитания (M=2,08) и чрезмерность санкций (M=1,74) выражены реже.

Значимые микровозрастные различия по карте наблюдения АСВ обнаружены в уровне гиперпротекции: в первой группе он выше, чем в третьей (p<0,05). Различий в связи с фактором пола не выявлено.

Факторный анализ на основе показателей стилевых характеристик воспитания (по опроснику АСВ и карте наблюдения на основе АСВ) позволил выделить 7 факторов, объясняющих 59,28% суммарной дисперсии признаков:

1)    «Строгость и требовательность в реальном взаимодействии родителей с ребенком»: степень запретов (0,86), строгость санкций (0,75), неустойчивость стиля воспитания (0,72), степень предъявления требований (0,68) по карте наблюдений;

2)    «Потворствующая гиперпротек­ция»: гиперпротекция (0,74), предпочтение детских качеств в ребенке (0,67), потворствование (0,61), недостаточность санкций (0,54) и предпочтение женских качеств в ребенке (0, 48);

3)    «Воспитательная неуверенность матери»: воспитательная неуверенность (0,75), недостаточность требований (0,64), потворствование (0,55 — по карте наблюдения и 0,51 — по опроснику);

4)    «Неразвитость родительских чувств»: игнорирование потребностей ребенка (0,87), неразвитость родительских чувств (0,61), проекция на ребенка собственных нежелательных качеств (0,60);

5)    «Строгость при расширении родительских чувств (авторитарный стиль)»: чрезмерность санкций (0,73), недостаточность запретов (-0,51) и расширение сферы родительских чувств (0,50);

6)    «Гендерные стереотипы восприятия ребенка»: предпочтение мужских (0,75) и женских (0,42) качеств в ребенке;

7)    «Потворствующая гиперпротекция в реальном взаимодействии с ребенком»: гиперпротекция (0,81) и степень удовлетворения потребностей ребенка, т. е. потворствование (0,62) по карте наблюдения.

Анализ эмоционального детско-родительского взаимодействия по ОДРЭВ на выборке в целом показал, что у родителей наиболее выражено стремление к телесному контакту (M=4,26), на втором месте — способность воспринимать состояние ребенка (M=4,22), далее следует безусловное принятие (M=4,15). Показатели детско-родительского эмоционального взаимодействия по всем трем блокам: чувствительности, эмоционального принятия и поведенческих проявлений — близки к среднему уровню и не достигают критических значений. Частотный анализ выявил, что наибольшие проблемы в эмоциональном взаимодействии связаны со сниженными показателями умения воздействовать на состояние ребенка (23%), понимания причин состояния ребенка (21%), эмпатии (у 16% родителей), способности воспринимать состояние ребенка (12%). Также встречаются сложности с принятием себя как родителя (9%).У 5% родителей снижены эмоциональный фон взаимодействия с ребенком и стремление к телесному контакту с ним. 4% родителям сложно ориентироваться на состояние ребенка при построении взаимодействия. Значимых различий в связи с факторами возраста и пола не выявлено.

Карта наблюдений по ОДРЭВ показала, что и в процессе развивающих занятий, и до, и после занятий у матерей во взаимодействии с детьми ярко выражены позитивные чувства (M=4,03), стремление к телесному контакту (M=3,71) и способность воспринимать состояние ребенка (M=3,70). Общие показатели характеристик взаимодействия (блоков) находятся на уровне выше средних значений, что говорит в целом об эмоциональном благополучии в детско-родительском взаимодействии. Относительно проблемная зона — ориентация на состояние ребенка при построении взаимодействия (M=3,15).

В отличие от опросника ОДРЭВ, по карте наблюдений выявлены различия в эмоциональном взаимодействии матерей с детьми в связи с факторами возраста и пола. Так, выявлены микровозрастные различия по блоку чувствительности: в первой группе общий показатель, а также способности сопереживать ребенку и воспринимать его состояние у матерей выше, чем в третьей (p<0,05). Способность родителей сопереживать также значимо выше у матерей первой группы по сравнению со второй (p<0,05). Что касается пола, то матери девочек более склонны безусловно принимать своего ребенка (p<0,01) и более позитивно реагируют на поведение своих детей (p<0,05).

Изучение семейного функционирования по FACES-3 выявило, что общие показатели сплоченности по всей выборке (M=41,75) и в третьей группе (M=40,32) соответствуют средним значениям (разделенный тип), а в первой и второй ми- кровозрастных группах несколько выше средних значений (M=42,09 и M=42,32), что соответствует связанному типу сплоченности по Э.Г. Эйдемиллеру. Семейная адаптация родителей по всей выборке несколько выше среднего уровня (M=29,82), что свидетельствует о выраженности гибкого типа адаптации. Матери девочек высказывают больше желания увеличить семейную сплоченность (p<0,05).

Предикторы кризиса трех лет в области детско-родительского взаимодействия

Целью регрессионного анализа было выявить, как влияют на общую выраженность кризиса трех лет у детей показатели детско-родительского взаимодействия. В качестве зависимых переменных рассматривались общий показатель кризиса по анкете (модель 1) и общий показатель кризиса по опроснику (модель 2). В качестве независимых переменных выступали факторы стилей воспитания (на основе опросника АСВ и карты наблюдений по АСВ), показатели эмоционального взаимодействия (по опроснику ОДРЭВ и карте наблюдения по ОДРЭВ), общие показатели семейной сплоченности и адаптации (по FACES-3). Регрессионный анализ проводился на всей выборке.

Результаты для зависимой переменной — общий показатель кризисных проявлений по анкете — представлены в табл. 1.

В уравнение регрессии включены 3 предиктора, которые обусловливают 20% дисперсии общего показателя кризисных проявлений.

Проявления кризиса трех лет более выражены у детей, матери которых демонстрируют меньшее эмоциональное принятие ребенка (p<0,001), большую воспитательную неуверенность (p<0,01), но в то же время более высоко оценивают сплоченность семьи (p<0,05). Последняя взаимосвязь не выглядит такой логичной, как первые две, мы попробуем ее объяснить в разделе обсуждения результатов.

Результаты для зависимой переменной — общий показатель кризисной симптоматики по опроснику — представлены в табл. 2.

В уравнение регрессии включены 6 предикторов, которые обусловливают 35% дисперсии общего показателя кризисной симптоматики.

Симптомы кризиса трех лет более выражены у детей, матери которых демонстрируют меньшее эмоциональное принятие ребенка (p<0,001), неразвитость родительских чувств (p<0,01), воспитательную неуверенность, потворствующую гиперпротекцию и в то же время чувствительность к ребенку (p<0,05). Кризис менее выражен в случае большей зрелости матерей в поведенческих проявлениях при реальном взаимодействии: умение оказать эмоциональную поддержку ребенку, воздействовать на его состояние (p<0,05).

Обсуждение результатов

Протекание кризиса трех лет у детей можно охарактеризовать как благополучное: преобладает его конструктивная симптоматика, невротические реакции выражены слабо. У детей появляется мотивация достижения, им становится важна оценка взрослого. В поведении выражены упрямство, строптивость и своеволие, т. е. появляется желание утвердить свое Я, идет поиск своих психологических границ. Также выражены стремление к самостоятельности, появление в речи слов «Я», «хочу/не хочу», «буду/не буду», фантазирования и новых ролей.

Можно говорить о предкритической фазе (период от 2 лет 1 мес. до 2 лет 9 мес.). После 2 лет 10 мес. большинство детей вступают в критическую фазу, что согласуется с данными Т.В. Гуськовой [Гуськова, 1988]. Посткритическую фазу методом поперечных срезов выявить не удалось, для этой цели необходимо лонгитюдное исследование.

По опроснику симптомов различий в общем показателе кризиса у мальчиков и девочек не выявлено, в то время как по анкете кризисных проявлений кризис в целом и особенно его конструктивная составляющая более выражены у девочек.

Что касается стилевых характеристик воспитания, и опросник, и наблюдение выявили, что более трети матерей ведут себя с детьми очень мягко, почти ничего не запрещают детям и не наказывают их в случае поведенческих проблем. По мере взросления потворствующая гипер­протекция уменьшается. Значимых различий в воспитании мальчиков и девочек раннего возраста не обнаружено.

В плане эмоционального взаимодействия с детьми, и по опроснику, и по карте наблюдения в целом картина благоприятная. Тем не менее, встречаются проблемные зоны, связанные с умением воздействовать на состояние ребенка, пониманием причин его состояния, эмпатией. В процессе наблюдения за реальным взаимодействием более ярко проявились сложности с ориентацией на состояние ребенка.

В целом, эти данные согласуются с результатами исследования детско-родительского взаимодействия на выборке дошкольников [Головей, 2016] и, по-видимому, отражают современные воспитательные тенденции.

В первой и второй группах преобладает связанный тип семейной сплоченности, а в третьей — разделенный тип сплоченности, что в целом говорит об успешности функционирования семейной системы. Выражен гибкий тип адаптации — у родителей есть наработанные стратегии «подстройки» к ситуации.

Наибольший вклад в оценку общего показателя кризиса вносит эмоциональное принятие ребенка — чем оно выше, тем менее выражены поведенческие симптомы и другие кризисные проявления. Общая выраженность кризиса связана как с неблагоприятными тенденциями в воспитании у матерей (воспитательная неуверенность, неразвитость родительских чувств, потворствующая гиперпро­текция, незрелость поведенческих проявлений при реальном взаимодействии), так и с благополучием в семейном функционировании и эмоциональном взаимодействии (семейная сплоченность, чувствительность матери к ребенку). Последний факт еще раз подтверждает, что возрастной кризис — это нормативное явление.

К тому же, следует отметить, что оценка выраженности кризиса проводилась на основе оценки матерей. Возможно, поэтому и проявились предикторы «чувствительность матери» и «семейная сплоченность». Можно предположить, что те матери, которые лучше понимают причины состояния и поведения детей, а также больше внимания уделяют сплоченности семьи, оказались более внимательными к описанию поведенческих симптомов кризиса. Также на этих результатах могло сказаться то, что при регрессионном анализе мы не разделяли деструктивную и конструктивную составляющие кризиса. В изучаемых нами кризисных проявлениях в целом конструктивная составляющая представлена меньше, большинство исследуемых нами показателей — негати­вистские симптомы.

Выводы

1.   После 2 лет 10 мес. большинство детей вступают в критическую фазу. В кризисе трех лет у детей преобладает конструктивная симптоматика, появляется «гордость за достижения». Из негативистских симптомов выражены упрямство, строптивость и своеволие.

Кризисные проявления больше выражены у девочек.

2.   Исследование стилевых характеристик воспитания матерей выявило недостаточность санкций и запретов (у 41% и 32% матерей соответственно), а также гиперпротекцию (29%). Из личностных проблем родителей чаще всего встречается воспитательная неуверенность (5%). Отмечается высокое эмоциональное принятие детей. Тем не менее, встречаются проблемные зоны, связанные с умением воздействовать на состояние ребенка (23%), пониманием причин его состояния (21%), эмпатией (16%). В процессе наблюдения за реальным взаимодействием более ярко проявились сложности с ориентацией на состояние ребенка. В первой и второй группах преобладает связанный, а в третьей — разделенный тип сплоченности. Выражен гибкий тип адаптации.

3.   Кризис трех лет более выражен при низком эмоциональном принятии ребенка, воспитательной неуверенности матерей, неразвитости родительских чувств, потворствующей гипер­протекции, незрелости поведенческих проявлений при реальном взаимодействии матерей с детьми. В то же время кризисные проявления могут быть выражены и при благополучии в семейном функционировании и эмоциональном взаимодействии (семейная сплоченность, чувствительность матери к ребенку).

Таким образом, проведенное исследование в целом подтвердило выдвинутые гипотезы. В дальнейшем мы планируем уточнить влияние характеристик детско- родительского взаимодействия на общие показатели трех категорий симптомов (конструктивных, негативистских и невротических).