Наследие Л.И. Божович в разработке методологических основ психологического консультирования по проблемам, связанным с девиантным поведением подростков

Общая информация

Тип материала: научная статья

Для цитаты: Наследие Л.И. Божович в разработке методологических основ психологического консультирования по проблемам, связанным с девиантным поведением подростков // Современные проблемы психологии личности: теория и практика.

Фрагмент статьи

...

Английское слово «adolescence» (юность) происходит от латинского слова adulescentia. Этим словом обозначался возрастной период от 17 до 45 и даже до 50 лет. Первоначально имелась в виду способность носить оружие. Но, видимо, со временем этот термин трансформировался и стал обозначать время поиска себя, выстраивания мировоззрения, в отличие от зрелости, олицетворяющей мудрость. Юность человека заканчивается формированием мировоззрения, которое делает человека по настоящему независимым от различного рода обстоятельств и, тем самым, самостоятельным. Поэтому проблемой является несформированность законченной формы мировоззрения у физически зрелого человека, что определяет его зависимость, незрелость.

М.Р. Гинсбург [1996, с. 55], подытоживая результаты своих исследований, приходит к выводу, что существенной характеристикой юношеского возраста является ценностное и смысловое проецирование себя в будущее, при этом значимость проблемы смысла жизни в его анализе неотделима от наличия референтных лиц по этому вопросу [см. Гинсбург, 1996, с. 30].

И.В. Дубровина [2004, с. 16] пишет, что Д.Б. Эльконин придавал в воспитании большое, даже решающее значение посреднической роли конкретного взрослого. Имеется в виду, что взрослый выступает посредником между ребенком и совокупностью социокультурных ценностей, установок, норм. Иными словами, как пишет И.В. Дубровина [2004, с. 16], согласно Д.Б. Эльконину, развитие личности и индивидуальности – это опосредованный общением со взрослым процесс освоения и присвоения ребенком ценностей, форм, отношений и деятельностей исторически развивающейся культуры.

Отсюда психолога-консультанта должно интересовать, насколько родители, которые обращаются в психологическую консультацию по поводу проблем, связанных с деструктивными и затяжными родительско-юношескими конфликтами, в основе которых лежит девиантное поведение ребенка, способны оказывать помощь своим детям в плане формирования у них мировоззрения.

...

Полный текст

Согласно исследованию Л.И. Божович [1968, с. 433 – 434], основной задачей, которую должен решить человек в юношеском возрасте, является формирование научного и морального мировоззрения, то есть совокупности представлений о мире и о своем месте в нем. Человек решает для себя кто он в этом мире, и что он будет в этом мире делать, то есть определяет себя самого, ищет смысл своего собственного существования и смысл различных реалий окружающего мира, связанных с его собственным существованием.

Английское слово «adolescence» (юность) происходит от латинского слова adulescentia. Этим словом обозначался возрастной период от 17 до 45 и даже до 50 лет. Первоначально имелась в виду способность носить оружие. Но, видимо, со временем этот термин трансформировался и стал обозначать время поиска себя, выстраивания мировоззрения, в отличие от зрелости, олицетворяющей мудрость. Юность человека заканчивается формированием мировоззрения, которое делает человека по настоящему независимым от различного рода обстоятельств и, тем самым, самостоятельным. Поэтому проблемой является несформированность законченной формы мировоззрения у физически зрелого человека, что определяет его зависимость, незрелость.

М.Р. Гинсбург [1996, с. 55], подытоживая результаты своих исследований, приходит к выводу, что существенной характеристикой юношеского возраста является ценностное и смысловое проецирование себя в будущее, при этом значимость проблемы смысла жизни в его анализе неотделима от наличия референтных лиц по этому вопросу [см. Гинсбург, 1996, с. 30].

И.В. Дубровина [2004, с. 16] пишет, что Д.Б. Эльконин придавал в воспитании большое, даже решающее значение посреднической роли конкретного взрослого. Имеется в виду, что взрослый выступает посредником между ребенком и совокупностью социокультурных ценностей, установок, норм. Иными словами, как пишет И.В. Дубровина [2004, с. 16], согласно Д.Б. Эльконину, развитие личности и индивидуальности – это опосредованный общением со взрослым процесс освоения и присвоения ребенком ценностей, форм, отношений и деятельностей исторически развивающейся культуры.

Отсюда психолога-консультанта должно интересовать, насколько родители, которые обращаются в психологическую консультацию по поводу проблем, связанных с деструктивными и затяжными родительско-юношескими конфликтами, в основе которых лежит девиантное поведение ребенка, способны оказывать помощь своим детям в плане формирования у них мировоззрения.

Для того чтобы сделать предметом анализа социально-воспитательный потенциал родителей (то есть то, насколько они способны оказывать помощь своим детям в формировании у них мировоззрения) я предлагаю использовать следующие методики:

       1.          Методика предельных смыслов – предельных ценностей Д.А. Леонтьева [Леонтьев, Бузин, 1992] и М.А. Розова [1987]. Родители из семей с деструктивными родительско-юношескими конфликтами в качестве одного из основных требований к своему ребенку, выдвигают требование учиться, то есть серьезнее относиться к учебе. Я прошу родителей обосновать это требование по отношению к своему ребенку, ответив на серию вопросов типа «А зачем Вашему ребенку надо учиться?». К полученному ответу ставится снова вопрос «Зачем?». И так далее. Суть результатов в данном случае заключается в том, что в целом родители из семей с деструктивными родительско-юношескими конфликтами обладают достаточно слабой способностью к тому, чтобы обосновывать свои требования по отношению к ребенку, и делать достижение соответствующих целей привлекательным в глазах ребенка. Признаком низкого социально-воспитательного потенциала является для меня почти тотальная сосредоточенность на ценностях выживания и престижа в ущерб творчеству и поиску. В случае если по характеру ответов видно, что в иерархически организованной структуре ценностных ориентаций родителей витальные и/или аффилиативные ценностные ориентации преобладают над духовными, это говорит, согласно моему подходу, в пользу низкого социально воспитательного потенциала семьи.

       2.          Методика с использованием открыток. Родители из семей с деструктивными родительско-юношескими конфликтами довольно часто сообщали нам, что они уделяли воспитанию ребенка много внимания, в частности водили последнего в Третьяковскую галерею. Это навело нас на соответствующую мысль. Мы предлагали родителям пять открыток с репродукциями картин из Третьяковской галереи со следующей инструкцией: «Перед Вами пять открыток с репродукциями картин из Третьяковской галереи. Выберите из них две наиболее для Вас подходящие. Представьте, что Вы со своим сыном или дочерью пришли в Третьяковскую галерею. Перед Вами открывается благоприятная возможность, сформировать у своего сына (своей дочери) те ценности, взгляды на мир, которые бы пригодились ему (ей) в дальнейшей жизни. Придумайте для своего сына (своей дочери) рассказ, что бы я хотел(а), чтобы он (она) в этом увидел(а). Рассказ может быть любым по жанру. Вы можете задействовать все свои мнения, взгляды, оценки. Ваша цель – попытаться сформировать у своего ребенка те ценности, взгляды на мир, которые бы пригодились ему в его дальнейшей жизни». По характеру рассказа можно судить о богатстве социально-воспитательного потенциала родителя. Одним из признаков низкого социально-воспитательного потенциала является почти полное игнорирование сюжета, концентрированность на деталях – колорите красок, изображений природы. После этого родителей можно познакомить с более глубокими вариантами рассказа, хорошо отвечающими поставленным целям.

       3.          Методика с использованием рисунка. Родителям предлагается нарисовать рисунок на тему «Учеба». Признаком низкого социально-воспитательного потенциала являются рисунки примитивного, конкретного характера (например, парта и доска, на которой написано 2×2 = 4). После этого родителей можно познакомить с высоко метафоричными, глубокими рисунками, раскрывающими эту тему, чтобы расширить их представление о себе и собственной ситуации, ее возможностях. В данном случае высоко метафоричный, глубокий рисунок, как правило, отражает духовные ценностные ориентации того, кто его нарисовал, и является своего рода учебной, рабочей, ориентировочной картой [см. Салмина, 1981, с. 14] для консультируемого родителя, помогающей освоить основы иного мировоззрения и использовать его для решения своих воспитательных задач.

На рис. 1 и 2 представлены образцы результаты ответов родителей по методике предельных смыслов - предельных ценностей Д.А. Леонтьева [Леонтьев, Бузин, 1992] и М.А. Розова [1987] в виде цепочек ответов (графов). В обоих случаях налицо был деструктивный родительско-юношеский конфликт, в основе которого лежало девиантное поведение ребенка.

Вот ситуация в семье, ответы матери из которой приведены на рис. 1. На телефон доверия обратилась женщина, которая воспитывала дочь 16 лет. Волнуют сексуальные интересы дочери, готовность «пойти с кем угодно». Считает себя единственным тормозом на пути дочери к проституции. Дочь закончила 9 классов, сейчас нигде не работает и не учится. В прошлом дочь имела большие успехи в музыке, выступала на конкурсах, занимала призовые места. Специалисты считают, что дочь – одаренный человек. Сейчас дочь не хочет выступать на музыкальных конкурсах, готовиться к выступлениям; ворует деньги у матери и часто надолго уходит из дому. Недавно рассказала матери, что совокупилась со случайным человеком, просит маму, чтобы та «нашла ей мальчика», ведь раньше мамы подбирали женихов своим дочерям. Мама не хочет оказать помощь в этом направлении, так как считает, что дочь сама должна научиться делать выбор. Кроме того, мама боится ответственности, вдруг мальчик будет «не тот», «вдруг он от нее откажется». Когда дочь училась в школе, у нее там было несколько подруг, с которыми она постоянно обсуждала по телефону «любовные» проблемы. Сейчас друзей-подруг нет. Со слов матери, дочь хочет только хорошо кушать, заниматься сексом и спать. На вопрос, о чем мама сама мечтала в возрасте дочери, она ответила, что мечтала «любить и быть любимой»; об этом же, по ее мнению, мечтает сейчас и дочь. Но у мамы личная жизнь многократно не складывалась, о чем она сейчас очень сожалеет. Жалеет, что ранее отказала в сексуальных контактах многим мужчинам. Когда дочь была маленькой, одна из подруг посоветовала регулярно делать дочери «сексминутки» (ласкать ее в сексуальном плане), чтобы личность дочери всесторонне развивалась (так, мол, за рубежом делают). Дочь и сейчас еще, порой, пристает: «Мама, сделай мне «Сексминутку»!»

В свое время мама получила высшее экономическое образование, но к трудовой деятельности всегда относилась более чем равнодушно. Практически все время, пока воспитывала дочь, нигде не работала: проживала вещи отца. Эмоциональную насыщенность жизни обеспечивали флирт с мужчинами (без секса), конфликты с парализованной матерью, «воспитание» дочери. Семейной жизнью с мужчинами жить не хотела, так как не хотела вести хозяйство – причина многих разрывов. Дома, со слов респондентки, как правило, «жуткий беспорядок», «хаос». Активно посещает различные социально-психологические тренинги, читает популярную психологическую литературу, буквально «охотится» за психологами, причем характерно стремление установить с ними напряженные межличностные контакты, общаться часами. При этом рекомендаций психологов не выполняет.

Мне довелось беседовать с дочерью этой женщины. С ее слов, дома жить очень трудно, так как мать постоянно стремится контролировать, и реакции матери при этом совершенно непредсказуемы. Показателен в этом плане такой случай. Утро. Мать и дочь спят в своих комнатах. Мать просыпается. Прислушивается к тому, что делается в комнате дочери. Неожиданно ей приходит на ум, что дочь ночью тайно покинула дом, и ее в комнате нет. Дальше фантазия матери начинает рисовать самые страшные картины того, как дочь проводит время сейчас. Мать «на взводе». Она вскакивает с постели и бросается в комнату дочери – та спокойно спит. Но мать уже не может остановиться: с криками будит ее, начинает ругать за все прошлые, настоящие и будущие ошибки. Представьте себе, каково жить в такой обстановке дочери! По результатам ответов матери по методике предельных смыслов – предельных ценностей представленых на рис. 1, видно, что у нее доминируют ценностные ориентации, связанные с избеганием (уличных связей, венерических заболеваний и т.д.), то есть витальные ценностные ориентации, связанные с биологическими влечениями, проблемой выживания. В дальнейшем дочери пришлось уйти из дома и зарабатывать себе на квартиру в качестве валютной проститутки. Последний раз она звонила мне пьяной, намекала, что если бы мама сейчас привезла к ней того мальчика, с каким ранее хотела ее познакомить, то, может быть, у нее и хватило бы сил изменить свою жизнь (видимо рассчитывала на мое посредничество в этой ситуации). Сексуальная направленность личности матери определила дочернюю.

А вот ситуация в семье, ответы матери из которой приведены на рис. 2. На Телефон доверия обратилась мама 20-летнего сына. Первые признаки конфликтности отношений возникли, когда сыну было 17 лет. Он дважды бросал институт, потом устроился в ПТУ и тоже бросил. Ушел из дома, летом жил у приятеля на даче, где, к счастью матери в его отсутствие, изнасиловали девушку. Сожительствует с различными «девушками». Нигде не работает. Мама подозревает, что сын «покуривает травку», так как находила не раз дома «коробки», а запаха табака нет. В компании друзей сын увлекается роком. Собирается создать свой музыкальный ансамбль, но дела пока идут неважно.

 

Рис. 1. Граф ответов по методике предельных смыслов – предельных ценностей матери из семьи, где дочь стала проституткой.

Хочет стать популярным певцом, иметь много денег, собственный «мерседес». Постоянны разговоры о покупке более дорогих музыкальных инструментов, подборе в группу перспективных музыкантов. Когда мать болела и лежала в больнице, дома пропало много денег. Кражу отрицает. Сказала сыну, что кормить его не в состоянии, предложила устроиться на работу. Сын «страшно накричал на нее», «наговорил гадостей»: «Ты мне не мать, а ехидна!» Отказался брать в доме продукты, требует размена квартиры, называет мать «соседкой». Сильно осунулся. Типичное состояние – смесь агрессивности с безразличием. Часто говорит: «Сейчас мне все безразлично, на все наплевать». Мать считает, что такое состояние сына обусловлено слушанием «психопатной музыки».

 

Рис. 2. Граф ответов по методике предельных смыслов – предельных ценностей матери из семьи, где сын бросил учебу.

Сразу после рождения ребенка отец ушел служить в армию. Да так и не вернулся, женился на другой. Второй муж появился, когда мальчику было 9 лет. По словам этой женщины, второй муж был «слишком инфантильный, ведомый». По профессии он слесарь (она – программист). Сын чувствовал интеллектуальное превосходство над отчимом. Брак был «типа гостевого». Расстались, так как «надоела мужу своей болезнью». Болеет 2,5 года.

С детства ориентировала сына – «есть один способ самовыражения – институт». Учебу сына приходилось «толкать». Однако накануне поступления был «подъем». Мама сама подобрала институт и по территориальному принципу и потому, что туда легче поступить. В этом институте у нее были знакомые, они могли бы помочь сыну продвинуться дальше других. В мире же музыки знакомых у нее нет, поэтому пробиться там сын не сможет. После второго семестра сына «засосала апатия». «Думал, что в институт можно не ходить, а оценки будут ставить как в школе (?) Вообще, со слов матери, она всегда была для сына «как подарок судьбы, третья рука, которая сама решает за него много жизненных вопросов». Из института отчислили. Поступил туда во второй раз. «Засосали» социальные связи с алкогольной направленностью. Отказался сдавать экзамены. Сама предложила сыну бросить институт и искать работу. Он на работу не устроился, поступил в ПТУ, которое сейчас бросил. По результатам использования методики предельных смыслов – предельных ценностей видно, что доминирующей ценностной ориентацией этой женщины является карьера, дающая возможность «быть высокообеспеченным материально», к чему в общем-то и сводится ее понимание «самореализации». Большую роль играют «избегательные» ценностные ориентации («чтобы не заметили окружающие и не помешали совершать свой жизненный путь», «чтобы не приносить вред своей биоэнергетике, от этого происходят … заболевания, рак»). Тема, связанная с «заболеваниями» и «биоэнергетикой» видимо навеяна собственным заболеванием абонентки.

Исходя из классификации базисных потребностей человека, предложенной П.В. Симоновым [Симонов, Ершов, Вяземский, 1989] можно выделить три группы ценностных ориентаций, в основе которых лежат:

  • витальные («биологические») потребности – в пище, воде, сне, температурном комфорте, защите от внешних вредностей и т.д. В этом случае ценности являют собой множество «материальных квазипотребностей» в одежде, жилище, технике и т.д.;
  • аффилиативные потребности – принадлежность к определенной социальной группе и стремление занимать определенное (не обязательно лидирующее) место в ней, пользоваться привязанностью и вниманием окружающих, быть объектом их уважения и любви;
  • духовные потребности – познание окружающего мира и своего места в нем, смысла и назначения своего существования, стремление к саморазвитию и самосовершенствованию, альтруизм.

Для удобства изложения эти три вида ценностных ориентаций я предлагаю называть витальными, аффилиативными и духовными.

Р. Эммонс [2004, с. 18] пишет о том, что духовность предполагает собой определение своего места в развивающейся Вселенной. Она отражает потребность включить свою конечную жизнь в грандиозный всеохватывающий нарратив. Под нарративом Р. Эммонс [2004, с. 42] имеет в виду сюжет, историю, которую люди создают для того, чтобы придать своей жизни ощущение смысла и цели. Эта история приводит сферу личностных черт, стремлений в более или менее согласованное единство.

Приведенные выше примеры иллюстрируют доминирование в иерархически организованной структуре ценностных ориентаций личности родителей витальных и/или аффилиативных ценностных ориентаций над духовными и последствия этого для воспитания детей в семье.

На первый взгляд упомянутые выше методики носят диагностический характер – помогают установить насколько высоким или низким является социально-воспитательный потенциал семьи. Однако использование их побуждает родителей к рефлексии по поводу того, насколько они эффективные воспитатели, насколько они компетентны для того, чтобы оказать помощь своему ребенку в проблемах его социализации, насколько они способны обосновать свои требования по отношению к ребенку. Описанные выше ситуации при знакомстве с ними сами по себе выступают в роли мощных стимулов, побуждающих родителей задуматься насколько компетентными воспитателями они являются. Когда я в процессе беседы реконструирую основные параметры ситуации, родителям зачастую становится ясна подоплека ситуации. Таким образом, речь здесь идет не только об алгоритмах диагностики, но и, одновременно, об алгоритмах оказания воздействия. Это как раз тот случай, когда «консультант работает вопросами, а не ответами», что с точки зрения Ю.М. Жукова [Методы…, 2004, с. 186], как нельзя лучше характеризует тот способ, который следует использовать психологу-консультанту, прилагая усилия к решению проблем. При условии, что консультант будет слушать и слышать ответы, понимать смысл этих ответов [там же].

Конструктивный смысл родительско-юношеских конфликтов, в основе которых лежит девиантное поведение ребенка (если в основе конфликта лежит низкий социально-воспитательный потенциал семьи) отображен в динамике, представленной на рис. 3.

 

Рис. 3. Динамика родительско-юношеских конфликтов, в основе которых лежит девиантное поведение ребенка, в случае, если в основе конфликта лежит низкий социально-воспитательный потенциал семьи, отражающая конструктивный смысл этих конфликтов.

Как видно из рис. 3, смысл этих конфликтов состоит в том, чтобы родители в большей степени начали опираться на духовные ценности в попытках помочь своему ребенку стать на путь нормативно заданной социализации. Этот рисунок также отражает те типичные ошибки, которые родители, постепенно продвигаясь к верному решению, совершают.

Для помощи родителям применительно к ситуации низкого социально-воспитательного потенциала семьи мной была разработана специальная методика, которую я назваю методикой наращивания социально-воспитательного потенциала семьи.

Когда я говорю о социально-воспитательном потенциале семьи, то имею в виду, что этот воспитательный потенциал семьи накапливается из общества, из достижений людей, которые закреплены в достоянии общества – книгах, кинофильмах и так далее. Общество можно рассматривать как хранилище социально-воспитательного потенциала. Семья же может его аккумулировать и реализовывать, а может и не делать этого. Наращивать социально-воспитательный потенциал семьи значит обратиться к достоянию общества – к материалам культуры. Это предполагает, что родители оттуда будут черпать этот потенциал и использовать его в своем воспитательном диалоге с ребенком.

Согласно разработанной мной методике наращивания социально-воспитательного потенциала семьи, первым этапом работы является прекращение всяких форм насилия, давления со стороны родителей по отношению к ребенку, которые лишь усугубляют родительско-юношеский конфликт и девиантное поведение ребенка. Критерием прекращения давления является полное отсутствие в отношениях между родителями и детьми всего, что могло бы раздражать ребенка. Если это условие выполняется, то через некоторое время в доме устанавливается относительная тишина, которая дает всем членам семьи ощущение убежища и безопасности. У ребенка появляется возможность дома додумать свои мысли.

Второй этап работы предполагает использование родительских ресурсов. Специфика существования подростка или юноши в семье такова, что он в значительной степени зависит от родительских ресурсов. То есть ему нужны деньги, одежда, согласие родителей на то, чтобы он мог покинуть дом на некоторое время. Каждый раз, когда подросток или юноша обращаются к родителям за ресурсами, последним предлагается делать ему встречное предложение. Мать или отец произносят приблизительно следующую фразу: «Хорошо, я выполню твою просьбу, но прежде я прошу тебя уделить мне 15 – 20 минут». Далее родитель берет, например, книгу, которую он считает наиболее важной и нужной для успешной социализации ребенка (книга может быть выбрана в процессе беседы с психологом), и 15 минут читает ребенку эту книгу. После этого запрашивается мнение ребенка о прочитанном. Категорическое требование – не давать никаких спонтанных ответов на вопросы и недоумения ребенка, тем более не вступать с ним в спор. Необходимо просто по возможности наиболее точно зафиксировать мнение ребенка о прочитанном, а затем отпустить его, снабдив необходимыми ресурсами. Далее с этими зафиксированными мнениями, вопросами, недоумениями родитель должен обратиться к одному или нескольким компетентным в этом вопросе лицам с просьбой помочь выработать точный и адекватный ответ. В ситуации следующего обращения сына или дочери за ресурсами заранее составленный развернутый ответ доводится до ребенка, после чего фиксируются сего мнения, недоумения, вопросы. Далее родитель опять обращается с этим материалом за помощью к специалистам. Книга может быть заменена, например, видеофильмом. Систематическая работа родителя в этом направлении на протяжении нескольких лет приводит к отходу ребенка от девиантного поведения. Личность, как родителя, так и ребенка, должны претерпеть благодаря описанной выше процедуре значительные изменения. Устойчивая система представлений о мире и о своем месте в нем делает как родителя, так и ребенка, более устойчивыми по отношению к чужеродным и опасным влияниям со стороны.

Применительно к проблематике родительско-юношеских конфликтов и девиантного поведения ребенка, связанных не только с низким социально-воспитательным потенциалом семьи, на основе анализа работ отечественных и зарубежных авторов мною была разработана приведенная ниже интерпретативная схема, объясняющая причины этих конфликтов, вскрывающая их сущность, задающая алгоритмы оказания воздействия. Ведь даже родительско-юношеские конфликты, в основе которых лежит низкий социально-воспитательный потенциал семьи, начинают проявляться по мере приближения ребенка к юношескому возрасту. То есть они обусловлены не только состоянием социально-воспитательного потенциала семьи, но и теми новообразованиями, которые несет в себе юношеский возраст. Остановлюсь на данной интерпретативной схеме более подробно.

Основной доминантой развития ребенка от раннего детства до юности является его продвижение на пути к самостоятельности, независимости. Но самостоятельность и независимость были бы невозможны, если бы человек до достижения зрелости не овладевал бы в той или иной степени достижениями культуры, социально опосредованными формами поведения.

Далеко не все родители, окружающие ребенка взрослые наделены в должной степени педагогическими способностями. Поэтому природа позаботилась о том, чтобы родители, взрослые персоны вообще были особо, чрезвычайно значимы, авторитетны для маленьких детей. Ребенок до вступления в подростковый возраст ориентирован на родителей, их внимание, одобрение, поддержку, любовь. Он старается это заслужить, что побуждает его к личностному росту, освоению образцов человеческой культуры.

Но если бы все мы до конца нашей жизни оставались на этом уровне, то на свете бы просто не было взрослых, то есть самостоятельных и независимых людей. На каком-то этапе своего взросления подрастающий человек должен пережить кризис, ситуацию, когда центр его эмоциональной жизни должен переместиться с родительских (и замещающих их) фигур на персоны противоположного пола за пределами семьи и/или идеалы, опосредованные социально выработанными формами активности.

Приближаясь к юношескому возрасту, дети начинают демонстрировать все большее неприятие родителей, взрослых. У них наблюдается стремление спорить с родителями, противопоставлять себя им, что, зачастую протекает на фоне парадоксального внутреннего стремления привлекать к себе родительское внимание, быть в его центре, о чем свидетельствуют соответствующие исследования [см., напр., Бернс, 1986, с. 221 – 222; Кле, 1991, с. 131; Куницына, 1968, с. 11; Мудрик, 1990, с. 96; Скрипкина, 1984, с. 124 – 125; De Wuffel, 1986, с. 25 – 26; Dreyfus, 1976, с. 64 – 66].

Означает ли негативизм по отношению к родителям то, что дети отвергают их ценности? Данные эмпирических исследований по этому вопросу, представленные в обзоре под редакцией Dreyfus E.A. [1976] говорят о том, что дети юношеского возраста на словах действительно готовы заявлять об этом. Но по сути, как показывают исследования, они все равно предпочитают развиваться в русле ценностных ориентаций своих родителей.

Внешне, однако, старшие подростки и особенно юноши пытаются всячески подчеркнуть свою самостоятельность и независимость от родителей, подчас вообще от мира взрослых через особую форму одежды, прически, манеру себя вести, танцевать. Смысл такого поведения – пережить внутренний разрыв с зависимостью от мира старших. Если родители тактично относятся к подобного рода особенностям поведения своего ребенка, признают его право самостоятельно выбирать формы поведения, жизненные цели (ничего другого более лучшего им в этой ситуации, в сущности, и не остается), то кризис протекает относительно спокойно. Попробовав разные странные формы одежды и причесок, побывав в различных «неформальных» компаниях, оттанцевав на дискотеках, ребенок со временем возвращается в русло, определенное ценностными ориентациями его родителей. То есть, как правило, получает то или иное образование, заводит семью, начинает вести себя вполне прилично, зарабатывать деньги.

Проблемы возникают тогда, когда ребенок для родителей особенно значим (например, матери общение с сыном долгое время заменяло общение с супругом – ситуация семейного треугольника: ребенок встроен во взаимоотношения между матерью и отцом, и это стабилизирует отношения в родительской диаде).

В таком случае родителю трудно отпустить ребенка начинать самостоятельную жизнь. Он стремится силой вернуть ребенка, как ему кажется, к социально одобряемому поведению. Приводит же это реально к эскалации конфликта, когда и родитель и ребенок начинают совершать экстремальные действия, вредящие им обоим. Например, девушка, чтобы доказать своей матери, что она действительно будет жить так, как она хочет, может переспать с первым попавшимся случайным человеком, начать потреблять алкоголь или наркотики, убежать из дома с желанием никогда туда не возвращаться. Побег из дома зачастую ставит подростка или юношу (девушку) в зависимость от криминальной среды. При более тактичном поведении родителей всего этого чаще всего могло бы и не случиться.

Родители, как правило, изматывают здоровье в этих конфликтах, теряют социальный статус, высокооплачиваемую работу. Зачастую при этом они становятся малоспособными оказать своим детям реальную помощь на пути к нормативно заданной социализации (например, оплатить учебу в вузе, оказать помощь в воспитании внуков).

Описанный выше феномен поведения детей в старшем подростковом и особенно юношеском возрасте в западной научной литературе получил название «generation gap». Его анализу посвящена обширная литература, обозрение которой можно встретить в цитируемых здесь работах, доступных отечественному читателю через Российскую государственную библиотеку [De Wuffel, 1986; Dreyfus, 1976; Grotevant, Cooper, 1983].

Таким образом, некоторая доля бунта ребенка против родительского влияния и вообще влияния взрослых в старшем подростковом и юношеском возрасте должна рассматриваться как нормальный и здоровый феномен, закономерный и даже необходимый этап в развитии человеческого существа. Скорее должна настораживать сильная эмоциональная привязанность ребенка к одному из родителей в юношеском возрасте и далее. Исследования показывают [см. De Wuffel, 1986], что такая привязанность, как правило, связана с ощущением ребенка, что он не может, не способен жить самостоятельно, страхом самостоятельности, независимости. Если эта ситуация закрепится надолго, в конечном счете это может закончиться невротическим развитием личности ребенка, патологической ненавистью к родителям и персонам, их олицетворяющим.

Порой, чтобы побудить родителей начать рефлексивно анализировать свой опыт общения с ребенком, объяснить им те изменения, которые должны произойти в их семье для того, чтобы семья стала источником позитивного воспитательного воздействия, я опираюсь на анализ коллизий, связанных с семейной жизнью, изложенный в известных и авторитетных художественных произведениях. Так, например, я предлагаю использовать роман И.С. Тургенева «Отцы и дети» для профилактики деструктивных родительско-юношеских конфликтов [см. Елизаров, 1996]. При анализе этого романа в консультировании родителей я делаю акцент на том, как благодаря отдельным действиям его героев (Николай Петрович и Павел Петрович Кирсановы, Анна Сергеева Одинцова) Аркадий Кирсанов избегает того, чтобы стать на путь девиантного поведения, развивается путем нормативно заданной социализации. Другое литературное произведение, которое я часто использую при работе с семьями для того, чтобы побудить клиентов к углубленному рефлексивному анализу их ситуации – роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина» [см. Елизаров, 2005, с. 379].

Литература

  1. Бернс Р. Развитие Я-концепции и воспитание: Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1986. – 422 с.
  2. Божович Л.И. Личность и ее развитие в детском возрасте. – М.: Просвещение, 1968. – 464 с.
  3. Гинсбург М.Р. Психология личностного самоопределения: Автореф. дис. … докт. психол. наук. – М, 1996. – 60 с.
  4. Дубровина И.В. Даниил Борисович Эльконин и современная практическая психология образования // Мир психологии. Научно-методический журнал. – 2004. – №1(37). – С. 14 – 19.
  5. Елизаров А.Н. Психологическое консультирование семьи: Учебное пособие. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: «Ось-89», 2005. – 400 с.
  6. Елизаров А.Н. Использование романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» для профилактики деструктивных родительско-юношеских конфликтов // Вестник психосоциальной и коррекционно-реабилитационной работы. – 1996. – №4. – С. 31 – 39.
  7. Кле М. Психология подростка (психосексуальное развитие): пер. с франц. – М.: Педагогика, 1991. – 176 с.
  8. Куницына В.Н. Восприятие подростком другого человека и самого себя: Автореф. дис. … канд. психол. наук. – Ленинград, 1968. – 16 с.
  9. Леонтьев Д.А., Бузин В.Н. Особенности смысловой структуры мировоззрения при хроническом алкоголизме // Вестник Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. Научный журнал. – 1992. – №3. – С. 22 – 30.
  10. Методы практической социальной психологии: Диагностика. Консультирование. Тренинг: Учеб. пособие для вузов / Ю.М. Жуков, А.К. Ерофеев, С.А. Липатов и др.; Под ред. Ю.М. Жукова. – М.: Аспект Пресс, 2004. – 256 с.
  11. Мудрик А.В. Время поисков и решений или Старшеклассникам о них самих. – М.: Просвещение, 1990. – 189 с.
  12. Розов М.А. Проблема ценностей и развитие науки // Наука и ценности / Отв. ред. – А.Н. Кочергин. – Новосибирск: Изд-во Наука. Сибирское отделение, 1987. – С. 5 – 27.
  13. Салмина Н.Г. Виды и функции материализации в обучении. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. – 136 с.
  14. Симонов П.В., Ершов П.М., Вяземский Ю.П. Происхождение духовности. – М.: Наука, 1989. – 352 с.
  15. Скрипкина Т.П. Психологические особенности проявления доверия на основе интеграции внутренних ценностей на этапе ранней юности // Проблемы формирования ценностных ориентаций и социальной активности личности / Под ред. В.С. Мухиной. – М.: Моск. гос. пед. ин-т им. В.И. Ленина, 1984. – С. 115 – 126.
  16. Эммонс Р. Психология высших устремлений: мотивация и духовность личности / Пер. с англ.; Под ред. Д.А. Леонтьева. – М.: Смысл, 2004. – 416 с.
  17. De Wuffel, F.J. Attachment beyond childhood (Individual and development differences in parent-adolescent attachment relationships). – Nijmengen-Stellingen, 1986. – 109 p.
  18. Dreyfus E.A. Adolescence: Theory and experience. – Columbus (Ohio): Merrill, 1976. – 210 p.
  19. Grotevant H.D., Cooper C.R. (ed.) Adolescent Development in The Family. – San Francisco, ets.: Jossey-Bass, 1983. – 116 p.

Метрики

Просмотров

Всего: 6038
В прошлом месяце: 6
В текущем месяце: 4