Эволюция психотерапии

722

Аннотация

В статье анализируется развитие психотерапии, прослеживаются социокультурные тенденции, определяющие развитие психологической практики, Рассматриваются результаты широкого распространения определенных психологических практик и затрагивается проблема взаимовлияния культуры и психологической практики. Развитие последней обусловлено определенными культурными, ценностными изменениями, а практика, в свою очередь, содействует легитимизации и стабилизации этих изменений. В качестве одного из основных ценностных изменений рассматривается возрастание ценности «self» и распространение представлений о реализации «self» как цели человеческой жизни. Показано, что вытеснение понятия духовность из психологии и психотерапии приводит к чрезмерной зависимости дисциплины от социокультурных, экономических и политических тенденций. Делается вывод о том, что отечественная психологическая практика должна соответствовать основам отечественной культуры.

Общая информация

Ключевые слова: социокультурные представления, ценности бытия, психотерапия, self

Рубрика издания: Психологическая практика

Тип материала: научная статья

Для цитаты: Колпакова М.Ю. Эволюция психотерапии // Культурно-историческая психология. 2009. Том 5. № 3. С. 91–100.

Полный текст

В настоящее время в нашей стране наблюдается довольно бурное развитие психологической практики: психология стала неотъемлемой частью современного общества, а профессия психолога — массовой и востребованной.

До недавнего времени для отечественной психологии было характерно отсутствие разветвленной системы психологической практики. В конце 1980-х гг. неоднократно критически отмечались отстраненность психологии от реальной жизни, неспособность ответить как на старые, так и на вновь возникающие практические запросы общества. Отмечалось, что социальный заказ на поддержание господствующей в советское время идеологии исчез, а к выполнению нового социального заказа — психологического обеспечения происходящих социальных изменений — психология оказалась не готова [1].

Поскольку отечественная психология не готова к выполнению нового социального заказа и обеспечению социальных изменений, современная отечественная психологическая практика выросла в основном на почве зарубежной психологии, причем на основе как представительных и авторитетных, так и весьма сомнительных направлений и подходов. Немалый и в советское время интерес к зарубежной психологии (трудно реализуемый в то время) в новых условиях открытости еще более возрос, и потому характерная черта современной отечественной психологии — внимание и интерес к исследованиям, направлениям и подходам, развивающимся за рубежом.

Психология прочно вошла в культуру западных стран, в американскую культуру как через психотерапию, так и через средства массовой информации, образование, литературу и массовое искусство, и занимает центральное положение в американской культуре [28]. Поскольку именно развитие психологической практики за рубежом является для нас своего рода образцом и ориентиром, что объяснимо и естественно в силу разработанности множества различных зарубежных направлений и подходов, постольку следует обратиться к работам зарубежных специалистов, в которых рассматривается развитие психотерапии и анализируются результаты широкого распространения определенных психологических практик. Сердцевиной же психологической практики являются психотерапия и консультирование, наработки которых используются в других областях практической деятельности психолога.

Развитие месмеризма

Корни терапии уходят глубоко в историю: одни находят их в магии, другие — в философии, третьи — в традиции душепопечения; но мы обратимся к рассмотрению истории современной научной терапии в Америке как относительно нового явления, возникшего в начале XIX в. Современной научной психотерапии не было до второй половины XIX в., и вдруг она стремительно распространилась и приобрела огромное влияние. Начало терапии в Америке связывают с развитием месмеризма [11; 36] либо с распространением и развитием фрейдизма. В 1836 г. месмеризм проникает в Америку из Франции и постепенно развивается во влиятельное секулярное направление помощи душе. В середине XIX в. возник и стал модным институт популярной неоцерковленной религиозной психологии: месмеризм, движение «Mental hygienе», позитивное мышление, «теории изобилия».

Главный принцип всех этих направлений — вера в легкодоступность духовной области вне церкви, вне конфессии, вне традиции. Они направлены на помощь пациентам в соприкосновении с генерализованной, неконфессиональной духовностью («животным магнетизмом»), существующим внутри каждой индивидуальности. Утверждалось, что после контакта с этим источником энергии пациент чувствует себя обновленным и измененным. Месмеризм и другие близкие направления акцентировали альтернативные состояния сознания, экзотичность и секулярную духовность, однако месмеризм претендовал также на научную технологию.

Месмеризм явился первой технологией лечения, направленной на внутреннее «я» («self») [11]. Внутреннее «я» человека воспринималось как доброе по природе, потенциально духовное, и совершенствование поэтому предполагало не контроль над внутренним, но освобождение внутреннего природного позитивного «я» («self»).

Предлагаемая концептуализация внутреннего «я» не только отражала существующие социальные представления, но и способствовала дальнейшему развитию социокультурных представлений о возрастании роли концепта «self» [5]. Месмеризм развивался, порождая все новые и новые ответвления и в огромной степени способствуя культурным изменениям. В середине XIX в. психотерапия продвигала ценности свободы, выполняя функции освобождения индивидуальности от навязчивого гнета викторианской морали, однако результатом явилось возникновение и массовое распространение ощущения потери индивидуальности, утраты чувства «я» в начале XX в. [22].

Культурный кризис на рубеже веков

В конце XIX — начале XX в. наблюдался кризис культуры, характеризующийся размытостью ценностей и утратой идентичности. Первые признаки этого кризиса наблюдались еще в середине века, но, по словам T. Lears, то, что было проблемой в середине XIX в., стало эпидемией в конце XIX и начале XX вв. Сомнение затронуло всё — Бога, бессмертие, ценность жизни, достоинство, совесть. Американская культура в это время, по оценке R. Fuller, была культурой без стержня, сердцевины (см.: [11]).

Симптомами глубокого культурного кризиса в конце XIX в. было переживание бессмысленности жизни, ощущение пустоты, скуки, нереальности, чувство отчуждения (и одновременно утрата чувства индивидуальности), кризис идентичности. Чувство разобщенности, изолированности, ощущение пустоты и бессмысленности жизни явились причинами психической симптоматики [22; 24]. Вялость, апатия, постоянная усталость, нервное бессилие (неврастения) — новые жалобы того времени, характерные для образованной социальной группы конца XIX в. Описания неврастении, сделанные в то время, варьируют, но в них сохраняется акцент на неврастеническом параличе воли и ощущении, что жизнь стала нереальной [21].

В это же время наблюдалось и существенное изменение концептуализации «self» [32; 23]. В конце XIX — начале XX в. в США понятие «self» вытеснило понятие «характер», имевшее религиозный оттенок и подчеркивающее моральную интеграцию. Концептуализация «self» в качестве наиболее важных жизненных целей предполагает личностный рост, производимое на других впечатление и стремление к одобрению — в противовес совершению морально верных поступков, диктовавшихся характером. Изучая руководства психологической самопомощи, популярные у среднего класса во второй половине XIX в. W. Susman (1973), J. Lears (1981) обнаружили изменение основной направленности таких руководств. Если ранее наиболее важный ингредиент в таких руководствах — моральный характер, рассматриваемый как средство против лени, расточительства и дегенерации, то в конце века основной концепт — «self». В понятии «характер» подчеркивалась моральная интегрированность, целостность и стабильность; в качестве средств развития характера и достижения моральной целостности рассматривались дисциплина, бережливость, работа и религия. В понятии «self» акцент на системе личностных свойств, черт, благодаря которым человек может нравиться другим, производить на них то или иное впечатление. Личная привлекательность, личная харизма, делающая человека привлекательным в глазах других, становится более важной и значимой, чем морально верный выбор и действие. В массовой культуре появляется в это время новый герой — знаменитость, обладающая неким личностным магнетизмом, рассматриваемым как средство к достижению успеха. W. Susman отметил, что не случайно в художественной литературе конца XIX в. успех зависит не от умения, мастерства, трудолюбия, а от способности производить впечатление.

Старая этика требовала соответствия морали, поддержания устойчивой сердцевины индивидуальности. В основе новой этики представление о «self» как пустом сосуде, заполняемом и перезаполняемом соответственно ожиданиям других и потребностям, нуждам момента. На смене веков руководства психологической самопомощи предписывали то, что

D. Riesman назвал «способами управления собой, для того чтобы управлять другими». Такие техники предполагали понимание «self» как фрагментарного и определяемого сиюминутными потребностями. Успешный человек «не имеет ясной сердцевины «self», только набор социальных масок» [22, с. 8]. По замечанию Ph. Cushman, среди образованной публики среднего класса, плененной и очарованной множественными «селф», сила воли и чувство индивидуальности стали восприниматься как устарелые и отжившие понятия [11].

В конце XIX в. «self» более не воспринималось как независимое, объединенное, целостное, сознаваемое, но скорее как зависимое, несогласованное, разделенное и увлекаемое неосознаваемыми и унаследованными импульсами. Наблюдавшееся в конце XIX в. широкое распространение новых детерминистических теорий привело к тому, что свобода воли стала считаться выдумкой.

Появились новые социальные и психологические теории личности, обусловленные необходимостью глубокой ревизии концепции «self». Ч. Спенсер в XIX в. подчеркивал социальную взаимозависимость и популяризировал идею, что человек является продуктом своего окружения. В начале XX в. классики американской психологии W. James, J. Baldwin, C. Cooley,

G. Mead рассматривали «self» как производное от межличностных отношений и взаимодействия [3; 9; 20; 26]. У. Джеймс писал, что человек имеет много социальных «self», через несколько лет G. H. Mead сформулировал социальное определение «селфости». Классические подходы к «self» как социальному феномену, подчеркивание масок, ролей в интеракционизме явились следствием социокультурных изменений, которые, в свою очередь, легитимизировали социальность «self». Традиционная мудрость, признающая существование центральной сердцевины личности, души, стала считаться устаревшей и отвергалась. Представление об отсутствии духовного стержня, сердцевины личности продвигалось и З. Фрейдом, приехавшим в Америку в 1909 г. по приглашению

S. Hall. По признанию Фрейда, он принял приглашение с некоторыми опасениями и не ожидал столь теплого приема, приятно удивившего его [15]. Действительно, ситуация сложилась благоприятная, и продвигаемое Фрейдом представление об отсутствии духовного в человеке пришлось как нельзя кстати.

Таким образом, в конце XIX в. произошла фундаментальная культурная трансформация, связанная со сменой ценностей. Пуританские традиции в США предписывали постоянную работу, принудительное сбережение, гражданскую ответственность и жесткую мораль самоотрицания. В начале XX в. началось движение к новым ценностям, поощряющим досуг, принудительное растрачивание, аполитичную пассивность и мораль индивидуального самоосуществления. В обществе наблюдался ценностный сдвиг по направлению к потребительству, индивидуализму и отказ или небрежение к ценностям ответственности, долга. Ослабление традиционных институтов (община, семья), сохраняющих традиции, нормы, обеспечивающих людям эмоциональную поддержку, регулирующих поведение, помогающих вырабатывать определенное видение мира, привело к возникновению новых институтов, профессий, которые выполняли компенсаторную и корректирующую функции.

Даже в обществах, где ценности видятся как субъективные и относительные, существует потребность в механизмах, устанавливающих критерии одобрения и неодобрения поведения. Институт терапии отвечал этой потребности общества обеспечением «научно обоснованных» рамок для рационализации и нормирования социального мира. Однако психотерапия, являясь частью культуры, не только отражала те или иные культурные изменения, но, легитимизируя определенные ценности, способствовала соответствующим социокультурным изменениям.

Кризис культуры выражался в чувстве отчуждения, разобщенности, изолированности и одновременно в потере чувства индивидуальности. «Self» стало мыслиться как набор социальных масок — и современный человек ощутил внутреннюю пустоту. На смену представлению о внутреннем природном позитивном «я» в месмеризме, заменившем понятие души, приходит представление об отсутствии какой-либо сердцевины личности.

Понятие «социальные маски» было распространено и ранее, но, по замечанию T. Lears, американцы верили в существование «простого, подлинного я» за слоями, напластованиями условностей, соглашений. В конце XIX в. представление о существовании сердцевины личности стало размытым, доминировало представление о том, что «self» не является ни простым, ни подлинным, но фрагментарным и социально конструированным. Как писал Howells в 1890 г., «человеческая личность стала видеться похожей на лук, в котором нет ничего кроме оболочек, которые можно снимать слой за слоем, в надежде, что, наконец, приблизитесь к центру, сердцевине, пока не обнаружите, что в середине нет ничего» [см.: 22, с. 8].

«Self» стало пустым, и универсальный рецепт, предложенный психологией для преодоления чувства отчужденности и потери индивидуальности, — укрепление «self».

Укрепление «self»

Для восстановления идентичности, восстановления утраченного чувства индивидуальности, укрепления «self» было предложено личностное развитие, понимаемое как развитие жизненной силы, жизнеспособности, как стремление к успеху. S. Hall развивает идеи значимости эмоциональной и инстинктивной жизненности, поддерживая критику З. Фрейдом поздней викторианской культуры. Он обосновывал банкротство старых критериев добра и зла и наступление нового времени, в котором мораль (morals) должна быть замещена «morale» (боевым духом), «культом общественного положения». Ценности «morale» — чувство бодрости, молодости, силы, жизнерадостность, способность быть непотопляемым на вершине общественного положения. «Morale» основана на универсальном желании полноты жизни, которое мыслится достижимым через интенсивное потребление [16].

Понятие «self» как внутреннего, природного позитивного «я», наиболее значимое в месмеризме, постепенно становится ведущим конструктом в психологии и психотерапии. В гуманистической психологии в особенности акцентируется личностное развитие через осуществление стремлений и желаний подлинного «self». Развитию гуманистической психологии предшествовало Иммануильское движение, популяризировавшее идеи позитивного внутреннего природного «я».

Протестантские терапевты — епископальные священники Elwood Worcester и Samuel McComb в 1908 г. начали применять аутосуггестию для излечения прихожан. Движение быстро росло, вскоре открылись его центры в НьюЙорке, Чикаго, других городах. Определяя природное как доброе, терапевты стремились освободить инстинктивную жизнь, отрицая ее темную сторону. E. Worcester выразил общую точку зрения, заметив, что бессознательный разум — часть нашей духовной природы. Принимая подобные утверждения, терапевты отмахнулись от негативной стороны бессознательного. Самоограничение постепенно начинает восприниматься источником нездоровья, подчеркивается необходимость самовыражения и самоактуализации.

Непосредственным предшественником индивидуалистической «self»психологии был известный протестантский священник H. E. Fosdick, активно работавший в период с 1920 по 1960 г. Он популяризировал некоторые психологические понятия, которые много позже стали характерными для К. Роджерса и А. Маслоу. Понятия самореализации, становления реальной личности были развиты в либеральном протестантизме прежде, чем в секулярной литературе по психологии. H. Fosdick подчеркивал, что основное дело каждого человека — быть реальной личностью, «быть личностью значит быть вовлеченным в постоянный процесс становления. Базовое стремление человеческого организма — к целостности. Основное требование нашего бытия — собрать себя, и фундаментальный грех — хаотичность и несфокусированность … Когда зрелость достигнута, целостный организм может быть рассмотрен как собранный на вершине интеграции» [35, c. 100]. Интеграция, согласно автору, производна от самораскрытия, самопринятия и любви к «self». Идеи

H. Fosdick трудно отличимы от современных психологических селфтеорий.

Развитие личности — универсальный рецепт, предложенный средствами массовой культуры через руководства самопомощи, рекламные кампании, беллетристику. Однако развитие личности понималось как развитие личной привлекательности, харизмы. Именно такие качества (личная привлекательность, «блеск в глазах», уверенность, умение убеждать) оказались востребованы, а также помощь многочисленных специалистов: психотерапевтов, помогающих решить личностные проблемы, изжить комплексы, повысить самооценку, принять себя, выработать собственный стиль, имиджмейкеров, стилистов, специалистов в области ведения переговоров, специалистов по прохождению собеседований в кампаниях и других «специалистов по приобретению харизмы».

Личностное развитие связывалось не только с развитием харизмы, но и с потреблением. Свою лепту в формирование таких представлений внесла реклама, связывающая высокий уровень потребления со счастьем, энергичностью, популярностью, успехом.

По замечанию T. Lears, каждый отдельно взятый специалист, работающий в этом направлении, мог быть сколь угодно искренним и уверенным в социальной полезности своей специальности, но все вместе совместными усилиями они создавали культуру и общество потребления [23].

Движение от «деспотических стандартов» к «требованиям личностного развития» явилось началом новой доминантной культуры — культуры, подчеркивающей «self»-осуществление.

Нередко это воспринималось как освобождение, однако риторика освобождения скрывала новые образцы манипуляции и новые способы приспособления к развивающейся корпоративной системе. Рационализм модернистской культуры, систематический чрезмерный контроль привели к разрушению чувства автономности, ощущению скуки и отчужденности от интенсивных физических, эмоциональных и духовных переживаний, исчезновению чувства индивидуальности. Терапевтические технологии были востребованы, поскольку продвигались как освобождение индивидуальности от давления устаревших норм и морали. Однако отрицая чрезмерную рационализацию и контроль, терапевты и социальные инженеры продвигали более утонченные и изощренные формы рационализации и контроля для XX в.

Выступая против рационализма и ограничительных запретов викторианства, психотерапия обеспечила более изощренный и тонкий контроль над популяцией; выступая за освобождение личности, обеспечила новое подавление и контролирование, предложив определенное понимание личностного развития и определенные пути личностного развития. Терапевтические технологии нашли применение в рекламных практиках. Основным ценностным изменением явилось движение от спасения к «self»-реализации как цели человеческого существования. Терапии, подчеркивавшие «self»-реализацию, поддерживали моральный климат, соответствующий культуре потребительства и соответствующий образ жизни. Предлагались различные пути «self»-реализации: тщательное управление личностными ресурсами, эмоциональное выражение и развитие, интенсивные переживания.

Триумф терапии. Терапевтическая культура

В послевоенные годы в США наблюдался небывалый всплеск интереса к психологии, бурно развивались психологические практики, нашедшие применение в индустрии, рекламе и менеджменте. Развивалась область социальной инженерии. Популяризировался новый образ жизни, отличный от образа жизни в 30—40-е гг. и тем более в 20е. Ph. Cushman следующим образом описывает послевоенное время: «Из развалин второй мировой выросла новая эра; богатства, изобилия, о котором и не мечталось, телевизионных шоу, кредитных карт, производства пепси и призывов “Смотри на окружающий мир из окон своего шевроле” [11, с. 210]. Эта новая эра была радикальным поворотом от установок 30—40-х гг., она прошла под знаком психологии, сфокусированной на свободе, поддерживающей потребление и ориентированной на молодежь. Свобода оказалась связанной в сознании человека прежде всего с потреблением и интенсивными переживаниями (“Возьми от жизни все”). Психологи приняли деятельное участие в развитии рекламы, и наиболее успешные рекламные технологи не только привлекали внимание к рекламируемым продуктам, но и агрессивно формировали желания, стремления потребителей, направленные на удовлетворение страстных желаний “self”. Рекламщики и терапевты, часто осознанно, но часто и не осознавая того, поддерживали и подкрепляли культуру потребления. Психология и психотерапия поддерживали “self”-центрированный способ жизни, это стало точкой опоры нового поколения, и целая нация стала управляемой и регулируемой посредством консюмеризма» [11]. Представление о необходимости «self»-реализации для поддержания психического благополучия и представление о возможности «self»-реализации через потребление материальных и культурных продуктов, развлечений, праздников, интенсивных переживаний поддерживалось психотерапией. Стимулирование стремления исполнения желаний через убеждение в существовании неразрывной связи между благополучием, здоровьем и реализацией желаний внутреннего «self» наряду с формированием таких стремлений и желаний открывает немалые возможности для манипуляций. Благодаря широкому распространению соответствующих концептуализаций «self» консьюмеризм становится своего рода орудием управления как отдельными индивидами, так и обществом в целом. В 1995 г. Ph. Cushman отмечает, что в настоящее время человек сводится к потребляемому им; чем выше уровень потребления, тем выше социальный статус [11].

Таким образом, к середине XX в. сформировалась так называемая «терапевтическая культура». Характерные особенности такой культуры — направленность на самореализацию и отсутствие твердых моральных установок [30; 21]. Терапевтические подходы, доминировавшие в популярной культуре в послевоенной Америке, способствовали «self»принятию, определяемому как глубоко чувствуемая положительная оценка себя и собственной природы, доверие к собственным инстинктам и способностям. 1970—80е гг. — золотое время для психологии и психотерапии, которые в это время были на пике популярности.

Однако уже в конце 1970-х гг. критика психологии нарастает, в 1980—90 гг. появляется много работ, посвященных анализу «self»-фокусированности терапии. В одной из первых работ, критиковавших «self»-поклонение терапии и нарциссический характер большей части современной психологии как формы секулярного гуманизма, Paul C. Vitz утверждал, что психология стала секулярным культом «self» [35]. В 1978 г. Christopher Lasch в книге «Культура нарциссизма» [21] утверждал, что эгоизм и нарциссизм современного американского общества во многом производен от психологии, психотерапии и других помогающих профессий. В 1983 г. Michael и Lisa Wallach представили систематическую критику основных психологических теорий [37]. Авторы доказывают, что все современные психологические теории человеческой мотивации и личности рассматривают эгоизм как единственный функциональный этический принцип. Подчеркивается, что дискурс и практики помогающей психологии, пытаясь помочь человеку, способствовали сохранению причин возникших проблем [31]. Психотерапия рассматривается как одна из профессий, которые в попытках излечить современное «self» усиливают и укрепляют качества «self», являющиеся причиной проблем: автономность, изолированность, ограниченность, властность [11].

R. N. Bellah связывает терапевтическую установку с развитием экстремального варианта этики американского индивидуализма [6]. Тема индивидуализма обрела звучание в художественной литературе, в кинематографе, индивидуализм подчеркивается в популярной массовой культуре США, в политической риторике. Индивидуализм — характерная американская черта, и психологическое акцентирование «self» может быть понято как обострение традиционного американского индивидуализма. Индивидуалистическая селфнаправленность характерна для программ по самопринятию, реализуемых уже в детских дошкольных группах. Американская культура воспринимается как триумф индивидуализма, даже по сравнению с западноевропейской культурой. Однако, по замечанию D. Myers, в своем крайнем варианте индивидуализм оборачивается эгоизмом, который приводит к тому, что человек думает о мире исключительно в связи со своими потребностями и предпочитает себя всему остальному миру [27].

В ранний период Америки индивидуализм, по замечанию Т. Lears, был связан с двумя другими традициями: 1) заботой об общем благе и гражданском достоинстве; 2) христианской традицией, подчеркивавшей Божью волю, любовь к другим и милосердие. R. N. Bellah с коллегами рассматривают проблемы современного общества как результат доминирования индивидуализма над двумя другими тенденциями [6]. Современное выражение индивидуализма стало экстремальным, и этому в немалой степени способствовали психологические теории [37]. Р. Мэй, долгое время отстаивавший ценности гуманистической терапии, в 1992 г. в предисловии к сборнику, выпущенному в честь столетия американской психологической ассоциации, писал: «Мы в Америке стали обществом, посвященным индивидуальному селф» [25]. Он указывал на опасность того, что психотерапия стала селфозабоченной, установившей, приспособившей и создавшей новый тип клиента — нарциссическую личность. R. May поддержал утверждение R. N. Bellah, признав, что терапия стала новым культом, методом, при котором психотерапевты нанимаются, чтобы вести к успеху и процветанию. Редко кто говорит об обязанностях, почти каждый вступает в терапию, чтобы достичь цели индивидуалистического процветания, и психотерапевт нужен только для того, чтобы ассистировать в этом предприятии. Мэй обращает внимание на то, что терапия становится скучной, превращаясь в «макдональдс»-терапию, когда терапевт начинает чувствовать, что он слушает одну и ту же историю о существовании множества практических проблем, мешающих процветанию, и слушает эту историю снова и снова.

В гуманистической психологии, особенно подчеркивающей самореализацию, много привлекательного: отказ от механистического формализма, доблесть человеческой свободы, ценность индивидуальности, борьба за личную ответственность, но акцент на индивидуальности, мыслимой как наличное «я», «self», приводит к довольно негативным результатам. Без вертикального (духовного) измерения забота об индивидуальном развитии оборачивается крайним индивидуализмом и эгоизмом. Материализм и индивидуализм, поддерживаемые психологией, стоили, по замечанию D. Myers, слишком дорого. После 100 лет существования терапии психотерапевты уже не стремятся к освобождению клиентов от этики самопожертвования и неаутентичности. На культурном уровне битва за освобождение индивидуальности от давления обычаев, норм, религии выиграна, но плод победы не сладок.

В последнее десятилетие XX в., века, названного триумфом терапии, терапия переживала кризис доверия. Золотой век терапии, очарование психологией сменились разочарованием, ростом недоверия, скептицизма, связанного с доминированием механистического мышления и этического натурализма [7]. Последовала резкая профессиональная критика психотерапии. В последнее десятилетие XX в. отмечалось падение интереса к психологии и снижение доверия к психотерапии1.

Наряду с критикой «self»-фокусированности растет и критика индивидуалистичного западного «self», и соответствующей концептуализации «self». Проблема «self» — одна из центральных психологических проблем. В последнее десятилетие XX в. наблюдается рост исследований этой проблемы, констатируется кризис «self».

Постмодернистские терапии

Довольно затруднительно выделить что-то общее, характеризующее постмодернистские терапии, однако критика индивидуалистического «self» и его альтернативное видение и определение характерны для постмодернистских подходов. Акцент на отдельном, автономном самоактуализирующемся «self» рассматривается в настоящее время, как отражение западных ценностей [34]. Некоторые личностно-центрированные теоретики также критикуют подчеркивание индивидуализма и автономии в работах К. Роджерса, так же как и в западной мысли в целом [18], отмечая, что эти ценности высокоспецифичны для западной культуры.

В 1990е гг. теоретики и исследователи вновь обратили особое внимание на возникновение «self» из социального взаимодействия и изучение важной роли «self» в организации социальной жизни человека; результатом явилось понимание «self» как социально сконструированного, постоянно изменяющегося во взаимодействии с миром [8; 10; 14; 17; 33; 38]. В постмодернизме подчеркивается множество противоречивых ожиданий и требований, предъявляемых внешним миром к человеку, что затрудняет организацию связного, целостного, единого «self». Наступление технологии также бросает, по мнению

K. Gergen, вызов модернистской концептуализации «self», поскольку в мире технологий забота о внутренней жизни — роскошь, если не бесполезная трата времени [13]. Жить в таком мире означает быть адаптированным, и современная концептуализация «self» как социальноконструируемого, постоянно переопределяющегося по мере взаимодействия с миром соответствует этой реальности. В постмодернизме подчеркивается существование сложных «self» или множества возможных «self», а не правдивая сердцевина или реальное «self», которое проявляется, открывается или выражается. Предлагается также понимание децентрированного «self», лишенного сердцевины и сотканного из различных голосов, каждый из которых вносит свой ценный вклад в создание целостного «self». Постмодернизм не только стремится разрушить представление о существовании изолированного от социального мира «self», но идет далее по пути разрушения представления о существовании сердцевинного, подлинного духовного «я», выражая сомнение в традиционной мудрости отношения к внутреннему «я», как к сердцевине личности, поскольку такое средоточие трудноотделимо от телеологического понятия души.

В постмодернизме подчеркивается существование немалых возможностей для манипуляции через формирование общественных представлений, общественного мнения, через формирование культурной матрицы, «укомплектовывающей человека», объясняющей мир, помогающей на что-то обратить внимание, что-то проигнорировать, побуждающей думать и действовать определенным образом. Акцентируется роль культуры, которая как бы вливается в индивидуальность посредством каждодневных, обыденных действий в мире, формируя фундаментальные способы постижения мира, представления о мире и месте человека в нем, определяя видение других и мира.

В социальном конструкционизме подчеркивается, что психология и психотерапия не только отражают некую психическую реальность, но и создают ее (как и любые социальные науки), поддерживая определенные представления человека о себе (и через психотерапию, и через книги, статьи, специалистов, использующих наработки психологии и терапии в своей профессиональной деятельности, и через средства массовой информации), и тем самым оказывают влияние на социум, культуру. Психотерапия понимается как набор практик, которые порой неосторожно и непреднамеренно создают, адаптируют и предоставляют психологические теории для конструирования и уточнения концепта «внутреннее» и развивают способы и средства поддержания этого внутреннего. Так, легитимация представления о необходимости реализации подлинного внутреннего «self» как условия психического здоровья открывает немалые возможности для формирования представлений о подлинных глубинных потребностях «self» и путях самореализации. Однако постмодернистские направления, являясь частью культуры, не избегают общей участи, также формируют и продвигают, распространяют определенные общественные представления, поддерживая тем самым определенные социокультурные изменения, в частности распространение нравственного релятивизма. Постмодернизм каким-то странным образом, подчеркивая роль слова, называния («конструирования значения»), одновременно обесценивает любое слово, значение.

Последовательно придерживаясь постмодернистского дискурса, необходимо отметить, что и постмодернистское альтернативное понимание «self» — также результат определенной социокультурной ситуации. Социокультурные детерминанты постмодернистского понимания «self» исследуются в работах Carolyn J. Dean (1992), рассматривающей концептуализации децентрированной субъективности G. Bataille и J. Lacan как обусловленные социокультурной ситуацией во Франции [12].

Стремясь решить проблему индивидуализма, постмодернисты возвращаются к идее социального «self», представленного в работах W. James, G. Mead, C. Cooley. В начале XX в. подобный взгляд на «self» явился результатом социокультурных изменений и отражал изменение ценностных представлений. Однако, как и в начале века, психологические теории, акцентирующие социальность, не только отражали определенные ценностные изменения, но также поддерживали и продвигали такие изменения, так и постмодернистские теории, предлагая свою концептуализацию «self», отрицающую наличие некой сердцевины, не только отражают, но и поддерживают определенные культурные тенденции.

Акцент на социуме, культуре как первичной основе моральных ценностей, когнитивных схем и социального поведения приводит к доминированию релятивизма и детерминизма. Однако уже в начале XX в. наряду с поддержкой выражалось и сомнение в оправданности такого акцента. У. Джеймс указывал на этические последствия детерминистического взгляда на мир и человека, поскольку видение человека как созданного исключительно социальными обстоятельствами или психическими драйвами размывает личную ответственность. Он противостоял детерминистическим выкладкам новых социальных наук, подчеркивая, что концепция фрагментарного «self» — доктрина, отрицающая свободу воли и рассматривающая человека как пучок аппетитов и импульсов, разрушает не только религию и мораль, но и фундамент образования, делая дисциплину ошибкой и нарушением приличий.

Выводы

Возникновение и развитие современных форм психотерапии связывают с разрушением традиций и процессами модернизации общества: социальным расслоением, индивидуализацией, секуляризацией, усилением рационализма, сциентизма, морального субъективизма и релятивизма, ростом индивидуализированного модернистского селф [11; 25; 36]. По словам P. May, психотерапия родилась в эпоху разрушения культурных ценностей [25]. История развивалась от «self»-отречения к «self»-любви, от любви к «self» — к «self»-культуре, от «self»-культуры к овладению «self», от овладения «self» к «self»-реализации в рамках соответствующей культуры и, наконец, к более поздней форме «self»-реализации, противостоящей культурным нормам, традициям и социальным институтам [19]. По мере отвержения духовного наблюдается возвышение и рост значения самости, «self». По словам R. Baumeister, в XX в. наблюдается нарастание очарования проблемой «self», отражаемое и в популярной культуре, и в научных исследованиях. Западное общество считает «self» фундаментально добрым источником всего ценного. Возрастание «self» как базовой ценности — одно из наиболее важных культурных изменений в XX в., трансформировавшее установки человека о работе, семье, любви и смерти, трансформировавшее способ, которым люди понимают себя [4].

Психотерапевтические подходы, подчеркивающие «self»-исследование и «self»-обнаружение, утверждали индивидуализм, предлагая внутреннее индивидуалистичное «self» как сущность личности. Хотя эти формы терапии и коренились в религиозных и философских практиках [34], предшествующих модернистскому видению человека, однако само понятие внутреннего «я» было изменено. Понимание внутреннего «я» как образа Божия, как «духовного я» было утрачено и заменено на внутреннее природное позитивное «я» («self»). Отвергнув «духовное я», духовное достоинство, человек-титан буквально распался на куски и почувствовал глубокую отчужденность от мира и другого. Последовавшие попытки стабилизировать распавшееся «self» не приводили к успеху, поскольку стремились устранить последствия, не затрагивая при этом причины.

В начале XX в. подчеркивалась социальность «self» и легитимизировалось представление о «self» как лишенном сердцевины и являющим собой множество масок, ролей. Затем в гуманистической психологии вновь произошло возвращение к внутренней сущности, понимаемой как природное позитивное подлинное «я». Развитие «self», удовлетворение нужд и потребностей «self» — универсальный рецепт, предложенный психотерапевтами, направленный на усиление чувства идентичности и чувства «self», за которым последовало искусное формирование нужд и потребностей «self», осуществляемое через рекламные кампании, средства массовой информации, институт психотерапии, образование, популярную культуру; личностное развитие, понимаемое как развитие «self», свелось к потреблению и приобретению впечатлений, переживаний, культурных и материальных продуктов, приобретению привлекательности и харизмы. Риторика освобождения, личностного развития обернулась тонким и изощренным контролем [11; 22; 23; 36].

На этом пути психотерапия пережила триумф, однако очарование терапией сменилось разочарованием, последовала не только острая профессиональная критика терапии, но и резкая социальная критика. Идея самореализации и индивидуализма в определенной мере дискредитировала себя, поскольку без вертикального измерения забота о саморазвитии оборачивается крайним индивидуализмом и эгоизмом; осуществляется поиск новой американской идеи.

В настоящее время наблюдается возвращение к видению «self» как социальной конструкции в постмодернизме, однако, как и более ранние попытки стабилизации раздробленного «self», лишенного основы, поддерживали его раздробленность и вели к дальнейшему углублению кризиса, так и постмодернистские подходы, возвращаясь к традиции начала века, не составляют, по-видимому, исключения из правила.

История психотерапии — история утраты духовного и попыток решить проблему «self», не затрагивая основы этой проблемы — конфликта с духовным. Психотерапия сыграла значимую роль в культурной трансформации, поддерживая многообразные изменения в привычках, верованиях, представлениях, и внесла большой вклад в формирование общества в XX в. В настоящее время мало сомнения и в том, что содержание и методы дисциплины в большой степени сформированы социоэкономическими, культурными и политическими тенденциями [29]. Долгое время принято было считать, что психотерапия — ценностно нейтральная область деятельности, однако психотерапия, как и медицина в целом, является областью культуры; существует близкая связь между психотерапией, медициной и «общей мыслью времени»: и та и другая являются проводниками определенных культурных ценностей.

Предпринятое рассмотрение связей между психотерапией и развитием американского общества, возможно, поможет лучше понять отечественную социокультурную ситуацию. Ориентируясь на западные образцы психологической практики, мы во многом повторяем пройденный путь, и в то время как за рубежом растет понимание ложности такого пути, мы «впереди планеты всей» бодро шагаем по нему, превращаясь в подобие или, возможно, карикатуру западного и американского общества. По словам Т. А. Флоренской, заимствование и некритический перенос подходов, выросших на иной культурной почве, в нашу культуру неэкологичен [2]. Отечественная психологическая практика, безусловно, должна учитывать зарубежный опыт развития и широкого распространения психологических практик, но делать это следует в соответствовии с основами отечественной культуры.


1 – Одним из следствий является распространение биомедицинской модели психотерапии, практики чувствуют большое давление, принуждающее работать в рамках именно такой модели. В рамках медицинской модели пациент сводится к болезни или к нарушению биохимического баланса, что, в свою очередь, дегуманизирует профессию.

Медицинский подход в психотерапии таит немало опасностей, не случайно за рубежом развивается общественное движение против медикализации психотерапии и психологии. Широкое применение психотропных препаратов сулит немалую выгоду, и материальная заинтересованность в распространении таких препаратов побуждает формировать общественные представления о жизненной необходимости их широкого использования. С ростом власти биомедицинского подхода использование антидепрессантов стремительно нарастает, например, риталин прописывается все большему числу детей, 5 млн. школьников принимают стимулирующие лекарства. Zito et all (2003) обратили внимание на тот факт, что с 1987 по 1996 г. превалировало тотальное предписание психотропных лекарств. В «American Journal of Orthopsychiatry» Carlos Sluzki (2001) пишет, что в нашем обществе формируются представления, побуждающие объяснять любые человеческие несчастья в терминах мозгового функционирования и психиатрического нарушения, и легитимизирующие соответствующие способы лечения. Клиницисты отметили чрезмерную опору на лекарства в лечении психических болезней и критиковали отказ от использования психотерапии (Breggin P. R. Toxic psychiatry. N. Y.: St. Martin's Press. 1991; Valenstein E. S. Blaming the brain: the truth about Drugs and mental health. N. Y.: Free Press, 1998.).

Литература

  1. Психология XXI века — пророчества и прогнозы // Вопросы психологии. 2001. № 1.
  2. Флоренская Т. А. Диалог в практической психологии.М., 1991.
  3. Baldwin J. M. Mental development of the child and the race. N. Y.: Macmillan, 1895.
  4. Baumeister R. Meaning of Life. N. Y.: Guilford Press, 1991.
  5. Baumeister R. F. The Self and Society: Changes, Problems and Opportunities // Self and Identity.
    Ashmore R. D., Jussim L. (eds.) New York: Oxford University Press, 1997.
  6. Bellah R. N., Madsen R., Sullivan W. M., Swidler A., Tipton S. M. Habits of the Heart. Berkeley: University of California Press, 1985.
  7. Bergin A. Psychotherapy and religious values // Journal of Consulting and Clinical Psychology. 1980. № 1.
  8. Cole M. Cultural psychology: A once and future discipline. Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 1996.
  9. Cooley C. H. Human Nature and Social Order. N. Y.:Scribner, 1902.
  10. Cushman P. Psychotherapy to 1992: A Historically situated interpretation // D. K. Freedheim (ed.) History of Psychotherapy — A century of change. Washington, DC:
    APA, 1992.
  11. Cushman Ph. Constructing the Self, Constructing America: a Cultural History of Psychotherapy. Cambridge, MA: Perseus Publishing, 1995.
  12. Dean C. J. The Self and its Pleasures. Ithaca: Cornell University Press, 1992.
  13. Gergen K. The Satured Self. NY.: Basic Books, 1991.
  14. Gergen K. The Self: Death by Technology. The Hedgebog Review.1994.
  15. Hale N. G. Freud and Americans: The Beginnings of Psychoanalysis in the United States, 1876—1917. N. Y.: Oxford University Press, 1971.
  16. Hall G. S. Morale (The Supreme Standart of Life and Conduct). USA: D. Appleton & Company, 1920.
  17. Hermans H., Kempen H., Van Loon R. The dialogical self // American Psychologist. 1992. 47.
  18. Holdstock T. L. Can client-centered therapy transcend its monocultural roots? // Lietaer G., Rombauts J., R. Van Balen (eds.). Client-centered and Experiental Psychotherapy in the Nineties. Leuven, Belgium: Leuven University Press,1990.
  19. Holified E. B. A history of pastoral care in America: From Salvation to Self-Realization. Nashville, TN: Abingdon press, 1983.
  20. James W. The principles of psychology (vol. 1). London: Macmillan, 1890.
  21. Lasch C. The culture of narcissism. N. Y.: Warner Books, 1979.
  22. Lears T. From salvation to self_realization: Advertising and the therapeutic roots of the consumer culture, 1880—1930 // R. Fox, T. Lears (eds). The culture of Consumption: critical essays in American history 1880—1980. N. Y.:Pantheon Books, 1983.
  23. Lears T. No Place of Grace. N. Y.: Pantheon books, 1981.
  24. Levin D. Clinical stories // Levin D. (ed.) Pathologies of the modern self. N. Y.: New York University Press, 1987.
  25. May R. Foreword // D. K. Freedheim (ed.) History of Psychotherapy — A century of change. Washington, DC: APA, 1992.
  26. Mead G. Mind, Self and Society. Chicago: University of Chicago Press, 1934.
  27. Myers D. G. The American Paradox: spiritual hunger in an age of plenty. New Haven: Yale University Press, 2000.
  28. Prilleltensky I. Psychology and the status quo //American Psychologist. 1989. № 44.
  29. Prilleltensky I. The Morals and Politics of Psychology:Psychological discourse and the status quo. N. Y.: University of New York Press, 1994.
  30. Rieff P. The Triumph of the Therapeutic. N. Y.: HarperCollins, 1966.
  31. Sampson E. E. The decentralization of identity:Towards a revised concept of personal and social order //American Psychologist. 1985. Vol. 40.
  32. Susman W. Culture as History. N. Y.: Pantheon books,1984.
  33. Shore B. Culture in Mind: Cognition, culture and the problem of meaning. N. Y.: Oxford University Press, 1996.
  34. Sollod R. N. Non-scientific sources of psychotherapy approaches // P. S. Sharkey (ed.). Philosophy, Religion and Psychotherapy. Washington: University Press of America,
    1982.
  35. Vitz P. C. Psychology as Religion: The cult of Self-Worship (2 end ed.) Grand Rapids, MI: Eerdmans, 1994.
  36. Woolfolk R. L. The Cure of Souls: science, values, and psychotherapy. San Francisco: Jossey-Bass, 1998.
  37. Wallach M. A., Wallach L. Psychology's Sanction for selfishness: the error of egoism in theory and therapy. N. Y.:Freeman, 1983.
  38. Wertsch J. V. Mind as Action. N. Y.: Oxford University Press, 1998.

Информация об авторах

Колпакова Марина Юрьевна, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник , ПИ РАО, Троицк, Россия, e-mail: mkolpakova@gmail.com

Метрики

Просмотров

Всего: 3313
В прошлом месяце: 32
В текущем месяце: 7

Скачиваний

Всего: 722
В прошлом месяце: 1
В текущем месяце: 2