Русская психология: кризис идентичности

Уважаемые коллеги!

Во-первых, позвольте выразить свою благодарность вам и в вашем лице киевскому Институту психологии за приглашение выступить на семинаре по проблемам практической психологии.

Во-вторых, позвольте выразить надежду, что после долгих лет безвременья, как было принято говорить в прошлом веке, или застоя – как было принято говорить в прошлом десятилетии, киевский Институт психологии имени Г.С.Костюка возродит традиции семинаров Челпанова и Сикорского, возродит дух научных поисков Блонского и Зеньковского, высокий дух фило­софских исканий Бердяева и Льва Шестова, без поддержания которого мы и дальше будем чувствовать себя сиротами и с самоуничижением соглашаться, что есть ленинградская психоло­гическая школа, московская, харьковская, – а киевской нет.

Между тем, я склонен полагать, что кризисное состояние киевской психологической школы есть лишь фасеточное, изомор­фное отображение кризисного состояния русской психологии, хотя и не русской психологической мысли, в XX столетии. В самом деле, среди основных психологических парадигм уходя­щего века можно выделить: американский и англо-саксонский бихевиоризм и когнитивизм, немецкую гештальт-психологию и психоанализ (в широком спектре западноевропейских и амери­канских разветвлений), западноевропейский и американский экзистенциализм, немецкую и французскую школы целостно-со­матического, биологически детерминированного подхода к пси­хике. В то время как специфический кентавр советской психо­логии представляет собой своеобразное сочетание немецкой предельно рационалистической гносеологии и русской находчи­вости. Тем самым подорвана одна из антропологически важней­ших детерминантных функций психологии – проективная; вос­становление этой, проективной, функции и мыслится нами как важнейшая задача современной отечественной психологии.