Неэвклидова геометрия: памяти Н.Л. Трауберг

В апреле этого года мы простились с Натальей Леонидовной Трау-берг. Дальше по закону жанра я должна написать, что она — дочь из-вестного кинорежиссера Л.З. Трауберга, выдающийся переводчик с английского, а также французского, испанского, португальского и итальянского языков, открывший русскому читателю многие произ-ведения зарубежных авторов, в первую очередь, Честертона, Льюиса, Вудхауза, Дороти Сейерс и некоторых других. Она была членом прав-ления Библейского общества и редколлегии журнала «Иностранная литература», вела передачи на радио «София» и преподавала в Биб-лейско-Богословском Институте св. ап. Андрея.

— Какой же смысл во всем этом, если только единицы становятся христианами?

— А ничего массового и не было предусмотрено. Христос не случайно же говорил такие слова: «закваска», «соль». Такие крохотные отмеры. Но они меняют все, они меняют всю жизнь. Держат мир.

 

Из интервью Н.Л. Трауберг «Христианство — это очень неудобно» (журнал «Эксперт», № 19)

 

В апреле этого года мы простились с Натальей Леонидовной Трауберг. Дальше по закону жанра я должна написать, что она — дочь известного кинорежиссера Л.З. Трауберга, выдающийся переводчик с английского, а также французского, испанского, португальского и итальянского языков, открывший русскому читателю многие произведения зарубежных авторов, в первую очередь, Честертона, Льюиса, Вудхауза, Дороти Сейерс и некоторых других. Она была членом правления Библейского общества и редколлегии журнала «Иностранная литература», вела передачи на радио «София» и преподавала в Библейско-Богословском Институте св. ап. Андрея.

Но, признаюсь, представляя так Наталью Леонидовну, я испытываю некоторую неловкость, потому что Наталья Леонидовна и без того человек слишком известный, и очень многие знали ее намного дольше, теснее и ближе, чем я. Отмечу сразу одно ее поразительное свойство — несмотря на элитарность происхождения и профессии, знаменитость и даже, я бы сказала, легендарность, несмотря на большую занятость, болезни и возраст, она была человеком чрезвычайно простым и доступным, с очень малым, если можно так выразиться, личным пространством и короткой дистанцией в общении, человеком, готовым к отклику, открытым к новым знакомствам и отношениям, причем не формальным и поверхностным, но всегда наполненным и уникальным. Я с нескрываемым изумлением во все глаза смотрела на нее — откуда берутся эти силы, энергетика, и такая безразмерность души, готовой принимать, впускать в себя все новых людей, независимо от их возраста и статуса.

Повод, который послужил нашему с ней знакомству, объясняет вполне, почему эти заметки и публикация пока небольшого фрагмента одной из наших с ней бесед помещены именно в этом специализированном журнале.

Впервые я услышала ее по радио. Шли 90-е годы, я только недавно пришла в Церковь, предо мной стояли вопросы: что значит быть христианином в обыденной, повседневной и профессиональной жизни, как осмыслить психологическую науку и практику с христианских позиций? В передаче, которую я случайно услышала, речь шла о духовных особенностях мужского и женского начал, их характерных достоинствах и недостатках. Гостьей в студии была Наталья Леонидовна Трауберг. Много позже в Интернете мне попалась одна из тех ее остроумных реплик: «Властная женщина похожа на ведьму, только не в смысле, что она погибнет: Бог так же любит ее и плачет над ней, как и над всеми. По сравнению с мужчинами женщины более открыты мистически, вокруг них всегда крутится что-то эдакое... некие душевные существа. И если женщина властна — а это качество, составляющее сущность люциферианства, — то можно представить, что вокруг нее крутится».

Признаться, я тогда впервые услышала, как неожиданно, свободно, без чинов и церемоний, можно рассуждать о Боге, который любит и плачет, о мистических свойствах человека, о духовных опасностях власти. Так может говорить только человек «местный», освоившийся, укорененный в этой реальности. Это мое первое впечатление впоследствии, при личном знакомстве, только укрепилось. С ней никогда не было скучно, занудно, уныло, а ее любимые образы и истории из самой жизни, «былицы», как сказал бы мой маленький крестник Вася, от неоднократного воспроизведения в самых разных контекстах, подобно истинным ценностям, только приобретали дополнительную выразительность, многомерность, объем. «Всех почитай, туфельки ставь ровно», «Зло достигло апогея и скоро кончится. Будет не рай, а просто падший мир», «Если христианин полагает, что по воде идти нельзя, он прав, но не христианин», «На неофитском новоязе все понятия подменяются их удобным мирским толкованием», «Думают, что христианская любовь это какие-то особые чувства. Любовь — это поворот воли», «Чем выше ангел, тем хуже он в виде беса», «Это неэвклидова геометрия — в миру эти линии не сходятся, а здесь сходятся», «Не “problemes”, a “mysteres”», «Пройти между Сциллой и Харибдой, по Царскому пути», «Припасть, как блудный сын, к Отцу», «Стоять как Моисей с воздетыми руками» — кто слышал Наталью Леонидовну, тот сразу узнает их, иные же смогут прочитать в ее книжках и интервью. Эти и многие другие метафоры были в ее руках своеобразным ключом к пониманию самых разных жизненных ситуаций. Пожалуй, именно это умение видеть большое в малом, евангельскую притчу — в житейском эпизоде, провиденциальное событие — в нечаянном совпадении, метафизику — во влажной уборке[1], и было огромным даром Натальи Леонидовны. Но видеть — половина дела, Наталья Леонидовна шла этим путем. Многие знают, что о себе она часто и, не стесняясь, говорила: «Я — слабая, я —  малодушная, я — трусиха», и действительно считала, что без Бога и ангелов не прожила бы ни дня. В этой связи она любила повторять слова о. Станислава (Доброльскиса): «Неверующие, я скажу, святые люди! Я бы не смог, я был бы пьяница, наркоман». Это не было кокетство, она действительно падала, поднималась, снова падала, снова поднималась, и так снова и снова, но никогда не снижала планку, не преуменьшала задания, не приспосабливала его к человеческой немощи, не ограничивала запредельность Евангелия «мудростью века сего» [1 Кор. 2, 6].