Лингвосемиотический метод исследования в политической коммуникативистике

Данная статья посвящена лингвистическому подходу в новой междисциплинарной области знаний, именуемой как «политическая коммуникативистика». Автор среди лингвистических методов выделяет лингвосемиотический, направленный на дешифрирование речеповеденческих кодов в контексте коммуникативных стратегий. Отмечается важность эмотивных кодов в процессе транслирования информации в институциональном дискурсе. В работе приводятся примеры использования коммуникативных стратегий в современном институциональном общении национального варианта с учетом суггестивного и прагматического потенциала на основе отечественных и зарубежных исследований.

Современная наука о языке характеризуется развитием внешней лингвистики [15], востребованной во всех областях научного знания, тем самым обуславливая развитие новых межпарадигмальных исследований, среди которых отмечают политическую коммуникативистику. Эта отрасль знания, получившая свое начало развития в середине XX века, призвана изучать «природу и строение информационно-политической сферы общественной жизни, характерные для нее механизмы и тенденции развития публичных и непубличных контактов» [14, с. 5]. Сложность и многогранность коммуникативистики в политическом контексте характеризуется ее широкой методологией, в рамках которой существует лингвистический подход. Он строится на нескольких методах, например, таких, как критический дискурс-анализ (Р. Водак, Тен Ван Дейк), проводимый на уровнях микроструктуры и макроструктуры текста; когнитивный метод, включающий концептуальный анализ (Е.И. Шейгал, Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков) и метафорическое моделирование (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов); лингвоидеологический анализ политической коммуникации (Н.А. Купина, Т. Ван Дейк); описательный метод, в котором выделяются лингвостилистическое направление (П.Н. Денисов), риторическое направление (М.В. Гаврилова), семантическое направление (Р.М. Блакар), лингвистическая теория аргументации (А.Н. Баранов) и психолингвистическое направление (Е.Б. Шестопал); количественный анализ в виде контент-анализа (А.Н. Баранов, Д.О. Добровольский, М.Н. Михайлов) [2]; а также информационно-семиотический метод, основанный на дешифрировании смыслов дейктических единиц [7].

В начале XXI века проникновение в контекстуальные смыслы посредством кодовых составляющих текста становится более актуальным по сравнению с предыдущим столетием. В эпоху постмодернизма постструктуралистский подход особенно востребован в гуманитарном знании [9]. Таким образом, современное научное знание об обществе и культуре развивается в рамках методологических изменений [1], среди которых достойное место занимает информационно-семиотический метод в антропоцентрическом ключе. Он позволяет определить прагматический, интенциональный контекст продуцируемого дискурса и механизмы речевого воздействия на сознание представителей разных культур. При этом институциональное общение находится в центре внимания ученых, изучающих корреляцию между текстом, мышлением, культурой и политическими событиями в определенный исторический период [17; 3], включая цифровизацию общества [22].

 Основная функция дискурса институционального общения состоит в транслировании информации посредством убеждения массового сознания, что обусловлено интенцией отправителя информации [19]. Как отмечает профессор Л.Н. Тимофеева, язык есть «средство социального контроля» [16, с. 77]. Речевое воздействие происходит через вектор доминирования адресанта над массовым сознанием [3], воплощенный в коммуникативных стратегиях [5], например, как «свои и чужие» или стратегии театральности [18].

Кодовые единицы дискурса являются важной составляющей коммуникативных стратегий. Профессор С.В. Иванова дает следующее определение речеповеденческому коду: это «система культурно-языковых соответствий, характеризующая то или иное лингвокультурное сообщество и выработанная им в процессе познания и описания окружающей действительности» [4, с. 80]. Перечень коммуникативных кодов достаточно широк. Здесь выделяют эмотивные, невербальные, пространственные, временные, гендерные и другие коды. За суггестивный потенциал текста при этом отвечают эмотивные знаки [8]. Речеповеденческие коды строятся на разных уровнях языковой системы, а именно: фонетических, семантических, синтактико-стилистических, образуя таким образом вектор коммуникативной направленности.

В качестве примера использования коммуникативных стратегий и соответствующих им коммуникативных кодов можно отметить когнитивно-семиотические особенности обращений политических деятелей к своему народу в период кризисных коммуникаций. Так, в институциональном общении между лидером государства и его народом в период пандемии COVID-19 на территории европейских стран использовались фреймы (или контексты) культурно-исторического характера [24]. Политические лидеры Австрии, Германии, Франции, Венгрии, Финляндии и Швеции составляли свои уникальные типы дискурса, как по форме, так и по содержанию, в рамках максимально понятного для массового сознания культурно-исторического контекста. Например, это были контекст борьбы с пандемией как призыв к войне во Франции, реализуемый через образно-эмотивные обращения Эммануэля Макрона к французскому народу (We are at war) и контекст отрицания смертельной опасности, как в Швеции, где не устанавливались жесткие рамки масочного режима и строгие дистанции в пространстве коммуникации, по-видимому, во имя соблюдения демократических принципов [24]. Характер лингвосемиотического оформления политического выступления с его лингвокультурными особенностями, с одной стороны, отражал понятный для массового сознания культурный контекст, а с другой стороны, определил в некоторой степени состояние сложившейся эпидемиологической ситуации в государстве. Так, Южная Корея и Финляндия продемонстрировали достаточно положительную динамику в период пандемии COVID-19 [12]. Со стороны государства не было стремления многократно убеждать общество соблюдать установленные правила согласно исторически устоявшемуся в обществе институциональному доверию. Многочисленные экспрессивные коды, как в других европейских государствах, здесь в политической речи не использовались. В целом среди современных коммуникативных тенденций в дискурсе, транслируемом властью, следует отметить нивелирование границ между особенностями институционального и межличностного общения, что характеризуется наличием и в том, и в другом типе коммуникации просторечных, эмотивно-экспрессивных речевых приемов-кодов [11].

 Коммуникативные стратегии структурируют риторику коммуникативного имиджа политика [6]. В диссертации А.А. Поляковой в рамках исследования риторики электоральных выступлений Д. Трампа и Х. Клинтон выявлена интенционально-коммуникативная составляющая политического дискурса в виде обращения к проблеме безопасности страны, которая, по мнению претендентов на пост американского президента, имеется со стороны России, Ирана и Китая [13, 20]. Как отмечает автор, безопасность является одной из мишеней речевого воздействия американских спикеров, реализуемой посредством разных речевых приемов, образующих, в свою очередь, вектор направленности коммуникативной стратегии [13]. В выступлениях Д. Трампа палестинцы — they, в то время как Израиль — we. Об американо-израильских отношениях Дональд Трамп говорит экспрессивно, используя оценочное прилагательное unbreakable (unbreakable friendship) с эмотивным отрицательным префиксом -un. В этой связи привлекает внимание использование в речи максимально действенных знаков выражения экспрессивности, а именно эмотива-номинатива «love» и его синтактико-стилистического оформления в виде повтора [8], что, по-видимому, приближает спикера к своему электорату: I love the people in this room. I love Israel. I love Israel… [21]. Все это подчеркивает идею коммуникативной дихотомии «свои и чужие» в обращении политика к американскому обществу.

Кроме того, коммуникативные коды выражают культурнообусловленный характер коммуникативных стратегий косвенной институциональной коммуникации через медиасферу [23]. В диссертации А.И. Ишемгуловой на основе конвергенции лингвистических методов, включая информационно-семиотический метод, автор приходит к общим выводам о преобладании в информационном пространстве глобального интернет-дискурса в рамках определенных политических событий (газового кризиса в Европе, нефтяной ценовой войны и Северного потока-2 в 2020 — 2021 гг.) нескольких стратегий: 1) стратегии на поддержание и разжигание конфликта между сторонами в медиатекстах на английском языке (Тhe Economist, The Guardian, The Washington Post), 2) стратегии выжидания в текстах на арабском языке (Aljazeera, Sputnik News), 3) стратегии гармонизации в официальных информационных медиаисточниках на русском языке (газета — Коммерсант, Парламентская газета, Московский комсомолец, РИА новости) [10].

Таким образом, роль лингвистического подхода в политической коммуникативистике сложно переоценить. Осведомленность в области речеповеденческих кодов и основанных на них коммуникативных стратегий обуславливает корректное дешифрирование транслируемой информации. Дальнейшая перспектива развития политической коммуникативистики представляется в рамках конвергенции лингвистических методов. При этом привлечение семиотического эмотивно-экспрессивного инструмента обусловит получение максимально валидных эмпирических данных суггестивного и прагматического характера на материале институциональной коммуникации, востребованной на сегодняшний день в свете актуальности полипарадигмальных исследований в период кризисных коммуникаций и информационной напряженности в мире.

1. Бахман-Медик Д. Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре // Новое литературное обозрение. 2017. 504 с.
2. Гаврилова М.В. Лингвистический метод исследования политических коммуникаций // Политическая коммуникативистика: теория, методология и практика / Под ред. Л.Н.Тимофеевой. 2012. М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). C. 258-278.
3. Дейк, Тен Ван. Дискурс и власть: репрезентация доминирования в языке и коммуникации / пер. с англ. Е. Переверзев, Е. Кожемякин. 2013. М.: URSS. 344 с.
4. Иванова С.В., Чанышева З.З. Лингвокультурология: проблемы, поиски, решения. 2010. Уфа: РИЦ БашГУ. 366 с.
5. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. 2002. УРСС. 284 с.
6. Исхакова З.З., Преждарова В.Г. Коммуникативный имидж главы государства в период четвертой индустриальной революции (на примере структурно-семиотического анализа Послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию 1 марта 2018 г.) // Коммуникология. 2020. Том 8. № 4. С. 100-111. DOI: 10.21453/2311-3065-2020-8-4-100-111
7. Исхакова З.З. Эмотивно-дейктическая константа в семиосфере. 2019. М.: Флинта. 350 с.
8. Исхакова З.З. Гендерный эмотивный дейксис. 2019. М.: Флинта. 199 c.
9. Ирхин Ю.В. Постмодернистские и постструктуралистские теории, подходы и методы изучения политической коммуникации // Политическая коммуникативистика: теория, методология и практика / Под ред. Л.Н. Тимофеевой. 2012. М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). C. 208-234.
10. Ишемгулова А.И. Дискурсивные особенности использования нефтегазовой терминологии в межкультурной кризисной коммуникации: дисс. … канд. филол. наук. 2022. Уфа. 203 с.
11. Катышева Л.В. «Простой и понятый язык» как новый тренд коммуникации государства и общества // Коммуникология. 2022. Том 10. № 2. C. 85-94. DOI: 10.21453/2311-3065-2022-10-2-85-94
12. Катышева Л.В. Финские и южнокорейские практики как основа для поиска универсальных подходов к кризисным коммуникациям в период пандемии COVID-19 // Коммуникология. 2021. Том 9 (4). С. 66-82. DOI: 10.21453/2311-3065-2021-9-4-66-82
13. Полякова А.А. Средства речевой манипуляции в американском предвыборном дискурсе (на материале электоральных выступлений Д. Трампа и Х. Клинтон): дисс. … канд. филол. наук. 2019. Уфа. 238 с.
14. Соловьев А.И. Политическая коммуникация: к проблеме теоретической идентификации // Полис: Политические исследования. 2002. М. № 3. С. 5–18.
15. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. 1998. М.: Логос. 296 с.
16. Тимофеева Л.Н. Политическая коммуникативистика: мировая и российская проекции // Политическая наука. 2016. № 2. С. 74-100.
17. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации: монография. 2003. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т. 248 с.
18. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: дисс. … докт. филол. наук. 2000. Волгоград. 440 с.
19. Chomsky N. Media control: the spectacular achievements of Propaganda. Second edition. Seven stories press. 2002. New York. 107 p.
20. Donald Trump: Amateur hour with the Iran nuclear deal [Электронный ресурс] // The USA Today. 2015. 8 September. URL: https://www.usatoday.com/story/opinion/2015/09/08/donald-trump-amateurhour-iran-nuclear-deal-column/71884090/ (дата обращения: 30.08.2024)
21. Donald Trump: Full Text of Donald Trump’s Speech to AIPAC 2016. 22 Маrch [Электронный ресурс]. URL: https://nationalvanguard.org/2016/03/full-text-of-donald-trumps-speech-to-aipac/ (дата обращения: 30.08.2024)
22. Dunt I. How Westminster works…and why it doesn’t. 2023. London EC4Y ODZ. 431 p.
23. Iskhakova Z.Z. Language, Culture and Emotions in Communication: Semiotic Dimension // Global Journal of Human-Social Science. 2023. № 23(C3), pp. 9–12.
24. Wodak, Ruth. Crisis Communication and crisis management during COVID-19 // Global Discourse. 2021. № 11 (3), pp. 329-353.