Основные концепты современной философии социальных наук

This article is devoted to the contemporary issues in the philosophy of so¬cial sciences. Basic models of social cognition (naturalism, antinaturalism, pluralism, critical approach) are analyzed here. The author investigates the main trends in the philosophy of social sciences and outlines perspectives of the future elaboration.

Философия социальных наук – достаточно новое для отечественной философии направление исследований, хотя на Западе оно достаточно давно сформировалось в качестве самостоятельной ветви философских изысканий. Уже в конце 60­х гг. ХХ века вышли в свет крупнейшие в дан­ной области антологии Мэя Бродбека и Леонарда Кримермана [2; 7], кото­рые во многом определили главные векторы развития философии соци­альных наук в 70­е гг. Основным достоинством этих работ, которые, вне всякого сомнения, были лучшими среди многочисленных публикаций по теме, является то, что в них удивительно гармонично, взаимодополняя друг друга, сосуществовали как классические, так и современные (на тот момент) тексты. Опубликование новых работ в области философии соци­альных наук стимулировало оживление дискуссий как по традиционным вопросам (таким как: природа объяснения, объективность, функциона­лизм), так и дебатов, связанных с проблемами интерпретации, редукцио­низма, а также с обращением к проблемам специальных наук.

80–90­е гг. ознаменовались новым возрастанием интереса к области философии социальных наук, что было вызвано усилением внимания учё­ных­практиков к вопросам методологии и признанием важности установ­ления более тесных связей между философским исследованием и исследо­ванием в области конкретных (специальных) социальных наук. С новой силой вспыхнули традиционные философские дискуссии о природе взаи­моотношений между естественными и социальными науками. Результатом явилось опубликование трёх крупных работ: Дэвида Брейбрука «Филосо­фия социальных наук», Александра Розенберга «Философия социальных наук» и Даниэля Литтла «Виды социального объяснения» [1; 16; 9]; в этом же ряду следует назвать самую, пожалуй, фундаментальную монографию «Чтения в области философии социальных наук», изданную в 2000 году в Кэмбридже [15].

Несмотря на разнообразие проблем, которые находились в фокусе внимания философии социальных наук в различные периоды, существова­ла, тем не менее, некая константа, в той или иной мере присутствовавшая всегда – это дискуссия между представителями натурализма и антина­турализма. Традиционно терминами «натурализм» и «антинатурализм» принято обозначать две основных модели исследования социального фено­мена. Согласно натуралистическому подходу общественные (социальные) науки должны изучать феномен общества тем же способом, каким естест­венные науки изучают феномен природы, и стремиться к тем же целям, главные из которых – предсказание и объяснение. Сторонники такого под­хода полагают, что существуют научные законы развития общества, анало­гичные законам классического естествознания, которые, однако, более сложны для изучения (ввиду необходимости учёта фактора человеческого поведения), а потому имеют более обобщённый, статистически­-вероятностный характер. Вместе с тем, по их мнению, подобные различия не могут привести к фундаментальным противоречиям между естествен­ными и социальными науками ни в предмете исследования, ни в процеду­рах объяснения [Подр. см.: 9, Chapter 11].

Представители антинатурализма, напротив, полагают, что изуче­ние общества социальными науками кардинально отличается от изучения природы из­за фундаментальных различий как в предмете, так и в основ­ных целях (и даже в терминологии!) исследования. Особый акцент анти­натуралисты делали на различиях в методах социальных и естественных наук, полагая, что первые используют метод понимания (Verstehen)в стремлении рассмотреть общество с позиций социального агента, тогда как натуралисты фокусируют своё внимание на объяснении, стремясь вы­явить причинно­-следственные связи. Вспомним хотя бы Г. Риккерта, кото­рый рассматривал проблему общественного закона в связи со спором о ге­нерализирующих и индивидуализирующих методах и который жёстко разводил историю и естествознание в предметном и методологическом от­ношениях. Представители антинатурализма отрицают существование об­щественных законов, полагая, что даже если бы таковые существовали, они были бы неприменимы на практике, иррелевантны.

Несмотря на то, что в последнее время натурализм утратил попу­лярность (многие представители современной философии социальных на­ук не рассматривают его в качестве жизнеспособной позиции), обозначен­ная выше полемика между натурализмом и антинатурализмом всё ещё продолжается, хотя и под новыми названиями. Так, например, вместо апелляции к методу Verstehen представители антинатурализма для обос­нования своей позиции больше говорят об интерпретации значений или о герменевтическом понимании. (Хотя при этом сохраняется негативное от­ношение к необходимости применения процедуры объяснения, что свиде­тельствует о сохранении фундаментальных расхождений между обеими позициями [14]).

Существует ещё один подход к исследованию социальных феноме­нов, в основе которого лежит уверенность во взаимодополняемости нату­рализма и антинатурализма, и, как следствие, убеждённость в возможно­сти совместить их позиции; такой подход получил название плюралисти­ческого. Учёный, занимающийся исследованием в области социальных на­ук, может, по мнению плюралистов, одновременно придерживаться как натуралистической, так и антинатуралистической исследовательских про­грамм в силу того, что эти программы сосредоточены на изучении различ­ных аспектов человеческого действия, каждый из которых, однако, одина­ково важен для максимально полного понимания феномена общества в целом [4; 5]. Поиск методологических оснований плюралистического под­хода восходит ещё к работам Карла Поппера, посвящённым разработке метода «ситуационного анализа» и проблемы «исторического понима­ния» (особенно важна в данной связи статья «Плюралистический подход к философии истории» [12]).

Рассматривая проблему соотношения социальных и естественных наук, К. Поппер отталкивается от того, что они очень сильно приближают­ся друг к другу не в силу наличия единой научной точки зрения, но в силу единства применяемых в них методов научного исследования. И социаль­ные, и естественные науки, согласно его позиции, имеют равные возмож­ности получения объективного знания. К. Поппер выступил с критикой взглядов В. Виндельбанда, Г. Риккерта, В. Дильтея, И. Бёрлина и Дж. Кол­лингвуда, которые, как он полагает, пытались обосновать существование непроходимой пропасти между социальными и естественными науками. Основа этих заблуждений – ошибочное понимание методов естествозна­ния, в частности, некритическая оценка представителями естественных наук индуктивного метода как единственно научного. Следствием такого понимания явилось отождествление процесса научного познания с про­цессом перехода от наблюдений, анализа к обобщениям.

И для естественных, и для социальных наук, согласно К. Попперу, характерен метод проб и ошибок, т. е. метод формулирования проблем, выдвижения их предположительных решений, критического обсуждения с элиминацией ошибочных предложений и переходом к формулировке но­вых проблем. Именно такая характеристика познавательного процесса лучше всего раскрывает ограниченность достигнутого уровня знаний, по­могает рассматривать прогресс научного знания как путь, пройденный им от одной проблемы к другой, понять влияние вненаучных факторов на по­становку этих проблем. К. Поппер допускает, более того, он уверен, что предположения, казавшиеся истинными на одной стадии исследования, непременно окажутся ошибочными на последующих стадиях. К примеру, появление новых документов может заставить учёных реинтерпретировать прежние документы, а надпись, прежде казавшаяся незначительной, мо­жет приобрести особую важность для решения определенной проблемы. «Не существует критерия истины, но есть нечто сходное с критерием за­блуждения – это противоречия между нашим знанием и фактами. Таким образом, знание может возрастать путем элиминации ошибок. И таким путём мы приближаемся к истине» [12, р. 193].

Подобный метод получения научного знания присущ как естествен­ным, так и социальным наукам. Историк, к примеру, начинает научное ис­следование с анализа «исторических проблем», потому что «он не может начинать с наблюдений, он должен сначала знать, что именно наблюдать, т. е. он должен начинать с проблем. Более того, не существует такой вещи, как неинтерпретированные наблюдения. Все наблюдения интерпретиру­ются в свете определённых теорий. В равной мере это относится и к доку­ментам» [12, р. 196].

К. Поппер критикует подход, согласно которому одной из черт, от­личающих естественные и социальные науки, является степень объектив­ности получаемых знаний. При этом подчёркивается, что для естествозна­ния в большей мере характерна беспристрастность, объективность. Контр­аргумент К. Поппера таков: подобные утверждения недооценивают соци­альную природу естественных наук (в адрес теоретиков «социологии зна­ния»). По его мнению, естествоиспытатели, так же как представители со­циальных наук, находятся под влиянием определённого социального и ин­теллектуального климата, традиций, моральных норм, систем ценностей, способов мышления. Эти ценности формируются стихийно, люди их заим­ствуют друг от друга, иногда как реакцию на общепринятые ценности и лишь изредка путём критического анализа этих ценностей и вытекающих из них альтернатив. Поэтому естествоиспытатели, разделяя те или иные теории, активно их защищают, что не всегда обусловлено только поисками «чистой» истины. Если в естествознании и содержится больше элементов объективного знания, то это обусловлено тем, что в этих науках более раз­виты традиции, выше стандарты чёткости, критерии определения объек­тивности полученных результатов, элементы критического рационализ­ма. В социальных же науках, согласно Попперу, намечается тенденция де­генерации, перехода в сферу пустого вербализма, происходит потеря эле­ментов критического творчества.

Ещё одним подходом к изучению мира социального в ХХ веке, мимо которого невозможно пройти, явилась феноменологическая социология, зародившаяся в конце 60­х гг. в США. Социального мыслителя феномено­логической ориентации внешний мир интересует лишь постольку, по­скольку он полон значений; и он пытается понять, каким именно образом мы привносим в него эти значения, исследовать пути и способы, которы­ми мы структурируем этот мир в нашем сознании [13, P. 117]. Наиболее ав­торитетным теоретиком, представляющим данное направление, был, без сомнения, Альфред Шюц, ученик Эдмунда Гуссерля, испытавший явное воздействие философии прагматизма, с одной стороны, и символического интеракционизма, с другой.

В своей классической работе «Феноменология социального мира» он попытался исследовать вопрос о гносеологических основаниях соци­ального знания посредством соединения феноменологического видения мира и социологии: «В самом деле, самый серьёзный вопрос, на который следует ответить методологии социальных наук, состоит в следующем: как возможны объективные понятия и объективная проверяемая теория о субъективно значащих структурах?» Ответ А. Шюца таков: «Основной те­зис, что понятия, формируемые общественной наукой, являются конст­рукциями конструкций, образованных в обыденном сознании действую­щих на социальной сцене людей, имеет своё объяснение. Научные конст­рукции второго уровня, построенные в соответствии с процедурными пра­вилами, являются объективными, идеально­-типическими конструкциями и как таковые – конструкциями другого рода по сравнению с конструк­циями первого уровня – конструкциями обыденного сознания, над кото­рыми они должны надстраиваться» [18, P. 65].

Ориентируясь на теорию «идеальных типов» М. Вебера, А. Шюц по­лемизирует с Эрнстом Нагелем и Карлом Гемпелем при обсуждении во­проса об объективности социального знания. Его не устраивает основанное на неопозитивистской методологии стремление получать знание о соци­альной действительности на основании данных о явном поведении (бихе­виоризм). Построенная по подобному образцу социальная наука представ­ляется ему только одним, внешним способом осознания социальной дей­ствительности. В этой связи он критикует Э. Нагеля, считая, что логиче­ский эмпиризм и натурализм рассматривает социальную реальность как простую, естественную данность. Однако на самом деле мир культурных объектов и социальных институтов совсем иной.

Социальная реальность, согласно А. Шюцу, – это совокупность объ­ектов и событий внутри социокультурного мира как опыта обыденного сознания людей, это – интерсубъективный мир, предполагающий интер­коммуникацию и язык. Обществовед наблюдает социальную реальность – реальность повседневной жизни людей, создающих серию конструкций обыденного сознания для интерпретации этого мира (эти конструкции суть идеальные объекты). Это конструкции первого уровня. Сам исследо­ватель социальной реальности создаёт идеальные конструкции о мире для познания этой реальности, отталкиваясь от идеальных объектов, сконст­руированных обыденным сознанием. Это конструкции второго уровня.

Конструкции первого уровня относятся к субъективным элементам; конструкции второго должны ссылаться на субъективное значение дейст­вия, но при этом от них ожидается объективность. Объективность социаль­ных наук (понимаемая как их независимость от социальных ценностей) свя­зана со следованием процедурным научным правилам, с тем, каким обра­зом они создаются исследователем. По А. Шюцу, учёный конструирует ти­пичные модели наблюдаемого поведения, упорядочивает эти модели как модели поведения некоего идеально действующего лица, сознанию которо­го приписываются ряд типичных идей, намерений и целей, «которые при­нимаются инвариантными в предполагаемой модели поведения» [17]. При­чём конструкции такого рода являются адекватными и объективными.

Постепенно А. Шюц проясняет и решение вопроса об истинности социального знания. Истинность отождествляется с объективностью, по­следняя – с адекватностью, а она, в свою очередь, – с возможностью пони­мания. Социальный учёный имеет дело с областью, созданной посредст­вом типологизации вне «отдельных потоков опыта», причём подходит к ней с собственным «проектом понимания», главное в котором заключает­ся в необходимости создания её рационального описания. «Последнее оз­начает, что каждый термин в научной модели человеческого действия должен быть сформулирован таким образом, чтобы поведение индивиду­ального действующего лица в реальном мире, в соответствии с типическим конструктом поведения, было бы понятно как самому действующему, так и его партнёру, с помощью обыденных интерпретаций повседневной жизни. Соответствие с постулатом логической последовательности гарантирует объективную достоверность объектов мышления, созданных социальным учёным; соответствие же с постулатом адекватности гарантирует их со­вместимость с конструктами повседневной жизни» [18, р. 66].

Было бы несправедливым не упомянуть о ещё одном подходе, свя­занном с так называемой «критической социальной наукой». Согласно этому подходу, общественные науки должны разоблачить предубеждения и идеологии, скрывающиеся за позицией того или иного социального мыслителя. Сторонники подобного взгляда полагают, будто глубокие бес­сознательные предубеждения, основанные на классовой, расовой или по­ловой принадлежности, влияют на наше исследование. Социальный мыс­литель должен оказывать помощь в осознании этих предубеждений и ос­вобождении от них.

Подобный взгляд кардинально отличен от взглядов, к примеру, на­турализма и антинатурализма, которые, невзирая на все противоречия в отношении друг друга, имеют некое негласное соглашение об объяснении как о главной цели социальной науки. Абсолютной же целью критической социальной науки провозглашается эмансипация – освобождение от пре­дубеждений, невежества и всех форм угнетения. Некоторые авторы [1; 4] полагают, что фактически критическая социальная наука зависима от на­туралистической или антинатуралистической методологии, однако этот взгляд мало что проясняет в отношении целей критического исследова­ния, которые как уже было сказано выше, отличны от целей натурализма и антинатурализма. Даже если методологически критическая социальная наука уходит корнями в натурализм или антинатурализм, было бы невер­ным заявлять, что она может быть редуцирована к ним: это было бы рав­носильно тому утверждению, что медицина, к примеру, редуцируема к биологии.

Основные модели философии социальных наук

Существовало несколько различных концепций в области филосо­фии социальных наук, формулирующих её основные задачи и цели. Со­гласно одной из них, философия должна объединить различные общест­венные науки на основе некоей общей перспективы. Существует два спосо­ба решения этой задачи: во­-первых, это – создание классифицирующей программы, на основе которой могут быть поняты все важнейшие методы социальных наук, установлены связи между ними; во­вторых, это – кон­струирование грандиозной объясняющей теории, с помощью которой стало бы возможно понять и объяснить во всей полноте комплексный фе­номен общества [3; 10].

Без сомнения, подобные взгляды на место и роль философии соци­альных наук имеют глубокие историко­-философские основания и являют­ся вполне жизнеспособными и сегодня. Так, с одной стороны, классифи­цирующая программа может быть использована в распознавании и крити­ке достаточно распространённых взглядов о том, что все социальные нау­ки используют единый метод исследования. С другой стороны, если по­пытка объединить в рамках общей теоретической модели разнообразные данные в области социальных наук окажется успешной, это поможет более глубоко понять социальную реальность и приведёт к созданию новых яр­ких теорий общества, возможно, аналогичных тем, что уже существуют в области естественных наук.

Данная точка зрения, однако, нуждается в серьёзной корректировке с учётом того, что зачастую современные науки об обществе весьма некри­тичны в своей основе; в данной связи можно даже вести речь о недооценке нормативной ценности философского анализа. Философ, занимающийся исследованиями в области социальных наук, должен не только предло­жить некую общую классифицирующую программу, но и критически оце­нить возможности её практического использования. В социальных науках слишком многое требует углублённого анализа, а не просто лишь осущест­вления той или иной классификации. Так, например, представители соци­альных наук довольно часто заявляют о том, что теория или классифици­рующая программа не в состоянии объяснить социальный феномен. Но использование термина «объяснять» достаточно часто осуществляется в различных значениях, а потому одной из важнейших задач философии социальных наук является анализ смысла используемых дефиниций, что позволит поставить изучение общества на действительно научную основу.

В концепции, предполагающей создание всеобъемлющей объяс­няющей теории в области социальных наук, также присутствуют свои сла­бые места. Прежде всего, не может считаться установленным фактом, что именно философы должны и могут заниматься созданием подобных эм­пирических теорий (во всяком случае, в наше время наиболее значимые из попыток подобного рода предпринимались как раз не философами, а представителями социальных наук, тяготеющих к теоретическим изыска­ниям). Во-­вторых (и это, наверное, самый важный контраргумент), сего­дня под большим вопросом сама возможность создания такой теории, ко­торая, как и во все времена, оспаривается многими исследователями. Бо­лее того, можно вести речь о существовании перманентных дискуссий о том, насколько совместима подобная цель с задачами специальных (част­ных) наук об обществе [См.: 15, Chapters 2, 4, 9].

В ещё одной концепции философии социальных наук отстаивается точка зрения, согласно которой философ должен анализировать концепты и методы наук об обществе; в его задачу входят также критическое рас­смотрение социальных наук и обнаружение противоречий в используемой аргументации. Конечно, подобный подход имеет право на существование; он связан с существованием специальных разработок в области философ­ской логики и анализа, которые позволяют философии внести существен­ный вклад в осуществление того или иного социального исследования.

Вместе с тем и данная позиция также подвергается критике. Во-­первых, исключительное право философии на осуществление анализа в области социальных наук может замкнуть её на самой себе, увести в сторо­ну от полномасштабного понимания феномена общества и его критиче­ской оценки. Во­-вторых, по мнению некоторых философов [6], анализ концептов и методов социальных наук должен быть всецело сосредоточен на изучении неких априорных предпосылок. В действительности же тако­го рода анализ требует более глубокого знания особенностей собственно научного исследования; он должен носить методологический характер и одновременно быть связан с существом исследуемой проблемы.

Третья концепция в области философии социальных наук рассмат­ривает философа в качестве социального критика, который оценивает общественную полезность или же, наоборот, вред социальных наук; фило­соф должен разоблачать предрассудки и пристрастия, присущие специ­альным наукам об обществе, предлагая взамен определённые моральные нормы для осуществления подлинно научного исследования общества. (Идейно к ней близки взгляды критической социальной науки, о чём шла речь выше. Однако следует иметь в виду, что далеко не все философы, раз­деляющие идею воздействия моральных и социальных норм на характер научного исследования, позиционируют себя как представителей критиче­ской теории общества).

Подобное понимание философии социальных наук было бы непол­ным, если бы не включало в себя синтетический и аналитический компо­ненты, которые существенно его дополняют и углубляют. Учёный – соци­альный критик – должен иметь понимание основополагающих тенденций развития социальных наук, представлять некую общую картину их эволю­ции. Он мог бы, например, многое почерпнуть из анализа содержания дискуссий представителей натурализма и антинатурализма; более того, философский анализ некоторых ключевых идей и выводов в области об­щественных наук, безусловно, является необходимым для осуществления их аргументированной критики.

Согласно четвёртой концепции, философия, пытаясь ответить на вопрос о том, каковы наилучшие условия для развития и прироста научно­го знания, создаёт теории научного роста. Данный подход получил ши­рокую известность в философии науки, в особенности в области филосо­фии естествознания. Гораздо более бедно он представлен в современной философии социальных наук [8; 15], хотя некоторые его сторонники пы­таются апеллировать к классике, полагая, что уже такие, например, авто­ры, как Ф. Бэкон и Дж. Милль работали в области создания теорий науч­ного роста применительно к общественным наукам.

На наш взгляд, последняя из рассмотренных концепций философии социальных наук тесным образом взаимосвязана с тремя предшествую­щими, в значительной мере дополняя их. В перспективе философия, без­условно, сможет привнести свой вклад в теории роста социальных наук, особенно в плане формирования общей методологии исследования.

Каждая из четырёх концепций философии социальных наук, безус­ловно, важна по-­своему, однако взятая сама по себе, носит достаточно ог­раниченный характер. Конечно, это не означает, что отдельные предста­вители философии социальных наук должны одновременно использовать положения всех данных концепций. Часть исследователей может специа­лизироваться в области создания всеобъемлющих объясняющих теорий или же классифицирующих программ, другие сосредоточатся на создании теорий научного роста, третьи будут сконцентрированы на философском анализе научных концепций и методов, четвёртые – на социальном кри­тицизме применительно к научным теориям общества и их использовании в практической политике. Вместе с тем следует иметь в виду, что работа того или иного представителя философии социальных наук, вовлечённого преимущественно в один из обозначенных типов исследования, чаще все­го оказывается весьма важной и для других авторов, работающих в русле иной парадигмы.

С этим можно было бы согласиться, но перед нами встаёт куда более важный вопрос: «А действительно ли необходима философия социальных наук вообще»? Быть может, все те направления исследований, на которые претендуют представители философии социальных наук, вполне реали­зуемы на уровне учёных, представляющих общественные науки? Такого рода учёный, имеющий теоретические наклонности, может попытаться выработать свой взгляд на создание научной методологии общества, вне­сти ясность и проанализировать сложившиеся в науке концепции и мето­ды, критически заострить вопросы об ответственности учёных­обществоведов и использовании научной информации об обществе.

Что же в таком случае может предложить философия для социаль­ных наук, чего они не в состоянии сделать сами? На наш взгляд, вообще невозможно провести жёсткую грань между работой учёного, представ­ляющего науки об обществе, и философа, работающего в области филосо­фии социальных наук. Но определённое различие между этими двумя фи­гурами всё же имеется: использование основных концепций философии социальных наук для учёного­-обществоведа не является центральной (и самоценной!) задачей, выступая в лишь качестве некоего предварительно­го условия для реализации основополагающих целей его исследования, тогда как для философа самостоятельную значимость будет иметь именно анализ идей. Вместе с тем, подлинная философия социальных наук долж­на координировать свои исследования с результатами, достигнутыми в об­ласти специальных наук об обществе, их практическими разработками – иначе философское осмысление научного изучения общества рискует пре­вратиться в фикцию, в набор не связанных с реальностью абстракций.

Разработки в области философии социальных наук не только позво­ляют ориентироваться в различных концепциях наук об обществе, что, безусловно, является необходимым условием для фундированного пони­мания этих наук; с их помощью также вырабатывается инструментарий, на основе которого социальные науки могут противостоять своим оппонен­там. Критики наук об обществе долгое время противопоставляли социаль­ные науки естественным, стараясь максимально принизить их роль и зна­чение, ссылаясь при этом на особый характер принятых в них концепту­альных схем и отличный от естественнонаучных характер проблем (реф­лективность, субъективизм, невозможность провести контролируемый эксперимент и т. п.).

Однако тезис о неполноценности социальных наук не может счи­таться в полной мере доказанным. Уже Эрнст Нагель в своей работе «Структура науки» [11] не отрицал существования серьёзных практических трудностей, связанных с построением социальной теории, зачастую более серьёзных, чем это осознаётся исследователем в области социальных наук, но полагал при этом, что «практические трудности должны быть осторож­но отделены от концептуальной невозможности». Он подчёркивал, что дискуссии на тему, является ли социальное исследование подлинной нау­кой, попросту непродуктивны. «Главная задача – достичь ясности по фун­даментальным методологическим подходам, понять структуру объяснения в области социальных наук, нежели присваивать какие­-либо ужасающие ярлыки» [11, р. 185]. На наш взгляд, философия социальных наук даёт возможность выделения общих черт, присущих исследовательским мето­дам наук об обществе, а также позволяет понять некие скрытые значения, обусловленные ими.

1. Braybrooke D. Philosophy of the Social Science. – Englewood­Cliffs, N.Y.: Prentice­Hall, 1987.
2. Brodbeck M. Readings in the Philosophy of the Social Sciences. – London: Macmillan, 1968.
3. Diesing P. Patterns of Discovery in the Social Sciences. – Chicago: Aldine­Atherton, 1981.
4. Fay B. Critical Social Science / Brian Fay. – Ithaka: Cornell University Press, 1987.
5. Fay B. What Would an Adequate Philosophy of Social Science Look Like? // In: Read­ings in the Philosophy of Social Science. – Cambridge: The MIT Press, 2000. – Chapter 2. – P. 21–36.
6. Fodor J. The Disunity of Science as a Working Hypothesis // In: Readings in the Phi­losophy of Social Science. – Cambridge: The MIT Press, 2000. – P. 687–700.
7. Krimerman L. The Nature and Scope of Social Science. – New York: Appleton­Century­Crofts, 1969.
8. Lakatos I., Musgrave A. Criticism and the Growth of Knowledge. – Cambridge: Cam­bridge University Press, 1979.
9. Little D. Varieties of Social Explanation. – Boulder, Colo.: Westview Press, 1991.
10. Martin M. Taylor on Interpretation and the Sciences of Man // In: Readings in the Phi­losophy of Social Sciense. – Cambridge: The MIT Press, 2000. – P. 259–280.
11. Nagel E. The Structure of Science. – New York, Harcourt: Brace & World, 1961.
12. Popper K.R. Pluralist Approach to the Philosophy of History // In: Roads to Freedom. Essays in Honour of Friedrich A. von Hayek. – London, Routledge & Kegan Paul, 1969.
13. Psathas G. Phenomenological Sociology: Issues and Applications. – New York: John Wiley, 1973.
14. Rabiniv P., Sullivan W. Interpretive Social Science: A Second Look. – Berkeley: Univer­sity of California Press, 1987.
15. Readings in the Philosophy of Social Science / Ed. by Michael Martin and Lee C. McIn­tyre. – Cambridge: The MIT Press, 2000.
16. Rosenberg A. Philosophy of the Social Science. – Boulder, Colo.: Westview Press, 1988.
17. Смирнова Н. М. От социальной метафизики к феноменологии «естественной ус­тановки» (феноменологические мотивы в современном социальном познании). – М.: ИФРАН, 1997. – 178 с.
18. Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Шюц А. Из­бранное: Мир, светящийся смыслом. – М.: РОССПЭН, 2004.