Социально-психологический феномен «закрытости» М.Ю. Кондратьева: от «закрытой группы» — к «закрытому обществу»

Значительная часть идей современной социальной психологии рождена в лабораториях преимущественно американских и европейских психологов, в то время как российская социальная психология, сделав бросок вперед во второй половине XX в., в настоящее время словно заново открывает свои предыдущие достижения. В фокусе данной статьи — идеи Михаила Юрьевича Кондратьева о специфике внутригруппового структурирования и взаимодействия в закрытой группе, эмпирически обоснованные и укорененные в теоретическом наследии А.В. Петровского (стратометрической концепции группового развития и трех­факторной модели значимого другого).

В статье реконструируется концептуально-теоретический контекст советской психологии в отношении проблемы социального сиротства, анализируется вклад идей М.Ю. Кондратьева в проблему изучения воспитанников «закрытых сиротских учреждений», проблемати- зируется возможность переноса идей М.Ю. Кондратьева с закрытой группы на «закрытое общество», т. е. из сферы социальной психологии в сферу психологии политической.

Социальное сиротство: от депривации личности к феномену «закрытой группы»

Систематические психологические исследования детей, лишенных родительского попечительства, в СССР активно начинают проводиться с середины 70-х гг. ХХ в.^{[Жюльен, 1999]} В педагогической практике государственного призрения сирот закрепляется термин «закрытые сиротские учреждения» (сиротские интернаты с жесткой изоляцией своих воспитанников, а также детские дома, допускающие определенные социальные контакты в отношении своих воспитанников), оказывается востребованной научная рефлексия педагогических успехов и поражений на ниве воспитания детей вне семейного попечения.

По итогам многолетних исследований наиболее значительные результаты — теоретические, оформленные в концепции и модели, и прикладные, в формате советов и рекомендаций по организации сиротских учреждений, — были получены в рамках:

•    теории развития личности Л.И. Бо­жович;

•    концепции коммуникативной деятельности М.И. Лисиной;

•    концепции становления самосознания в онтогенезе В.С. Мухиной;

•    стратометрической концепции группового развития А.В. Петровского, впервые примененной к «закрытой группе» сиротского учреждения М.Ю. Кон­дратьевым.

Согласно исследованиям школы Л.И. Божович (А.М. Прихожан, Н.Н. Толстых и др.), в особенностях поведения детей, воспитывающихся вне семьи, существует определенная специфика, которая интерпретируется не как простое «отставание» в психическом развитии, отмечается качественно иной его характер. Эта специфика проявляется в несформированности внутреннего, идеального, субъективного плана психики; в связанности мышления; мотивации поведенческих реакций внешней ситуацией [Прихожан, 1982; Прихожан, 2009]. То есть «...вопреки распространенному мнению о том, что наблюдающиеся в учреждениях интер­натного типа отклонения в психическом и, в частности, интеллектуальном развитии аналогичны широко изученным в дефектологии явлениям при задержке психического развития (ЗПР) или встречающемуся в массовой школе «симптому диффисильности», характеризующему трудных детей, для воспитанников детских домов специфичен совершенно другой тип отклонения» [Прихожан, 1990, с. 198].

В работах Валерии Сергеевны Му­хиной и ее аспирантов при изучении особенностей развития воспитанников интернатных сиротских учреждений используется концепция становления самосознания личности в онтогенезе. Согласно данной концепции, развитие структурных компонентов самосозна- ния^{[Здравомыслова, 2002]} зависит от индивидуальных особенностей личности, внутренней позиции и социального окружения (т. е. от депривационного характера среды) [Мухина, 2006]. Согласно исследованиям В.С. Мухиной и ее аспирантов, у воспитанника сиротского учреждения каждый структурный компонент самосознания в той или иной степени деформирован. Наиболее пораженными оказываются притязание на признание (неразвитая и искаженная потребность в признании, на основе которой складывается своеобразная идентификация воспитанников друг с другом — феномен «мы») и психологическое время личности (воспитанник интернатного учреждения живет прошлым, мало ориентируясь на настоящее и будущее ) (Л.Н. Бережнова, Е.И. Валитова, Г.В. Семья, Ж.К. Султангалиева, Т.Н. Счастная, Р.И. Цветкова, А.А. Ярулов и др.).

Однако если исследования, построенные в русле концепции коммуникативной деятельности, теории развития личности Л.И. Божович или концепции становления самосознания в онтогенезе, преимущественно раскрывают природу развития личности ребенка в условиях психической депривации, работы М.Ю. Кондра­тьева и его аспирантов представляют строение и особенности функционирования малой группы, по тем или иным причинам находящейся в условиях изоляции с доминированием монодеятельности.

Михаил Юрьевич Кондратьев, используя стратометрическую концепцию группового развития и трехфакторную модель значимого другого А.В. Петровского, анализирует внутригрупповые процессы в закрытых группах, в том числе в группах сиротских учреждений. В результате эмпирических исследований на основе трехфакторной модели им была охарактеризована специфика внутригруппового структурирования в закрытых группах, экспериментально выявлен и описан комплекс социально­психологических феноменов, характеризующих межличностные отношения в изолированных группах, раскрыто содержание феномена жесткого закрепления статуса во внутригрупповой иерархии у членов закрытой группы.

Закрытой группе интернатного учреждения в русле идей А.В. Петровского посвящены диссертационные исследования С.А. Алифанова, Е.В. Ви­ноградовой, Н.В. Репиной, Т.В. Сне­гиревой и др. Тем не менее фактор «закрытости»/«открытости» группы как важнейшая детерминанта особенностей социального развития группы и ее членов наиболее последовательно и детально оказался представленным у М.Ю. Кондратьева и его учеников (Е.О. Кравчино, Е.В. Цокало и др.).

Разумеется, перечисленные теоретические рамки для осмысления особенностей развития детей, оставшихся без родительского попечения и воспитывающихся в государственных учреждениях, не являлись конкурирующими и были востребованными различными психологическими научными коллективами высших профессиональных государственных учреждений СССР. Что же касается результатов исследований М.Ю. Кондратьева и его аспирантов, они оказались значимыми не только для понимания особенностей функционирования учреждений для детей — реальных и социальных сирот, но и в целом определили вектор последующих исследований феномена «социальной закрытости».

Закрытая группа, по М.Ю. Кондратьеву

Закрытая группа в российской социальной психологии рассматривается в призме проблемы монодеятельности и, соответственно, моноструктуриро­ванности группы, в призме изоляции от внешних контактов (необходимость решать все проблемы только своими силами и невозможность «сбросить» во вне отрицательный эмоциональный заряд, возникающий в процессе ограниченного общения), в призме изменений внутригрупповой структуры (А.А. Ал- дашева, М.Ю. Кондратьев, В.Н. Паро- хин, А.Б. Прохватилов, Н.Ю. Хрящева, И.К. Широкова и другие) [Кондратьев, 1997].

Изоляция как социальная характеристика опосредует качество отношений в закрытых социальных системах, поэтому социальные психологи искали теоретическую рамку, позволяющую объяснять и прогнозировать развитие межличностных отношений в закрытой группе.

Трехфакторная модель А.В. Петровского, включающая факторы аттракции, власти и референтности, показала продуктивность при анализе специфики структуры межличностных отношений в закрытой группе [Петровский, 1991].

Используя данную модель при исследовании изолированных групп М.Ю. Кондратьев выяснил, что в открытой группе межличностные отношения определены всеми тремя факторами (в открытой группе нравится могут одни, уважают других, власть признают за третьими), в то время как в закрытой группе факторы как бы «слипаются» [4; 5; 6; 7 и др.]. Аттракция и референтность в закрытой группе зависят от фактора властных отношений, т. е. в закрытой группе уважением и «эмоциональным притяжением» облают те, кто своей статусной позицией обеспечивает себе власть. Следовательно, в закрытой группе внутригрупповой статус определяет, кого уважать, кто должен нравиться. Это является причиной деперсонализации межличностных отношений (отношения деперсонифицированы, так как определяются не индивидуальными особенностями, а социальными статусом).

Дальнейшие исследования показали, что внутригрупповая иерархия закрытой группы статична и жестка, т. е., оказавшись однажды в закрытой группе на определенной статусной позиции, в будущем практически невозможно эту позицию изменить. М.Ю. Кондратьев в своих работах особо подчеркивает избыточную, разрушительную для единства любого сообщества внутригрупповую статусную поляризацию, присущую закрытой группе, и бурное формирование обособленных, нередко противоборствующих подгрупп.

Исследования советских и, позднее, российских психологов, последователей А.В. Петровского, в отношении закрытых групп, как правило, проводились на подростковых группах — заключенных в тюрьмах (специализированные режимные учреждения для несовершеннолетних, полностью закрытые) и воспитанниках сиротских интернатов (условно закрытые). Многолетние исследования позволили сформулировать общие признаки, характеризующие межличностные отношения в закрытой группе:

•    в закрытых группах доминирует моноструктурирование, обусловленное «закрытостью», порождая жесткое разделение на низко- и высокостатусных членов группы, что ведет к поляризации и фактическому разрыву межличностных отношений между стратами группы;

•    в закрытых группах статусные характеристики членов группы (а точнее, факт их принадлежности к той или иной страте) выступают основанием для оценки и для определения «сходства/разли- чия» партнеров по взаимодействию;

•    в закрытых группах отношения межличностной значимости являются производными от статуса в группе; в специализированных режимных учреждениях для несовершеннолетних доминирующая «формула значимости» конкретной личности — «Власть (+) — Референтность (+) — Аттракция (-)»; в закрытых учреждениях сиротских интернатов доминирующая «формула значимости» личности — «Власть (+) — Ре- ферентность (+) — Аттракция (+)».

Трехфакторная модель А.В. Петровского, примененная М.Ю. Кондратьевым к закрытой группе, позволила идентифицировать ранее невидимые внутригрупповые процессы, что облегчило анализ закрытых групп.

От «закрытой группы» к «закрытому обществу»

В то время, как в социальной психологии определялся и анализировался феномен «закрытости» на материале контактных групп (фактически на малых группах), в социальной и политической философии утвердилось понятие «закрытое общество» [Campbell, 1974; Longrigg, 1972; Parel, 1982]. Данный термин применялся к советскому обществу, которое также называли тоталитарным (т. е. сформированным в условиях режима тоталитарной власти).

Впервые термины «открытое общество» и «закрытое общество» были использованы Анри Бергсоном в работе «Два источника морали и религии». Закрытое общество, по А. Бергсону, это социальная система, регулируемая передающимися из поколения в поколение обычаями и традициями [Bergson, 1956].

В других работах — философских и социологических — советское «закрытое» общество определяли как «малое общество»^{[Кондратьев, 2011]} [Олейник, 2001], культура «восточного типа»^{[Кондратьев, 2011а]} [Жюльен, 1999], общество «второй этической системы»^{[Кондратьев, 1995]} [Шрейдер, 1990] и др.

Таким образом, концепция «закрытого общества» разделялась не всеми авторами, кто изучал и описывал схожие социальные феномены. Однако, как бы не называли исследователи это общество — «закрытое», «восточного типа», «малое» и т. п., — оно определялось преимущественно через «личностную недостаточность» («обычный человек» не может принимать решения и проявлять субъектность) и жесткую иерархическую организацию социума (в том числе непреодолимые противоречия между «верхами» и «низами»). Ключевой характеристикой подобных обществ становится изоляция, закрытость.

В общей теории систем закрытыми называются системы, изолированные от внешней среды, при этом закрытые системы отличаются от открытых не отсутствием связей со средой, а характером этих связей, поскольку, если базовые связи со средой зафиксированы, то среда не вносит никаких изменений в систему, и последняя зависит только от связей «внутренних» [Ефимчук, 2004].

Поскольку феномен социальной изолированности рассматривается в социальных науках на разных уровнях и в разных предметных полях, дискуссии о «закрытом обществе» как бы подталкивали связать данный значимый для России феномен с понятием «закрытой группы», изученным в социальной психологии.

Эмпирическая проверка идей М.Ю. Кондратьева на материале «закрытого общества»^{[Кондратьев, 1997]}

Мы предположили, что, исследуя отношения межличностной значимости^{[Мухина, 2006]} на макроуровне (не в контактной группе, а в границах общества) у обычных россиян, прошедших первичную социализацию в «советский период», мы сможем найти признаки «закрытости», описанные на материале «закрытых групп», и, соответственно, ответить на вопросы:

• Можно ли утверждать, что «закрытое общество» существовало как социально-психологическая реальность, релевантная феномену «закрытой группы»?

•   Происходит ли принципиальная социально-психологическая перестройка отношений в постсоветском обществе?

•   Можно ли утверждать, что социальные структуры общества изменяются и советское «закрытое общество» больше не воспроизводится на социально-психологическом уровне?

В качестве ключевых теорий исследования были выбраны трехфакторная модель отношений межличностной значимости в интерпретации для закрытых групп М.Ю. Кондратьева и концепция «закрытого общества» в изложении К. Поппера.

Организационно исследование строилось на основе метода поперечных срезов. В исследовании 2002 г. приняли участие 471 человек, в том числе 232 человека старше 60 лет («советские пенсионеры»), 159 человек «среднего возраста», 80 человек — до 30 лет (в том числе мужчин — 210 , женщин — 261). В исследовании 2014 г. приняли участие 359 человек, в том числе 220 человек «среднего возраста», мужчин — 133, женщин — 226.

В качестве ключевого метода была выбрана техника репертуарных решеток Дж. Келли. (ТРР — техника репертуарных решеток Дж. Келли) [Fransella, 2003], которая используется социальными психологами для изучения структуры межличностных отношений в закрытой группе, в том числе и в контексте трехфакторной модели отношений межличностной значимости. Представляемое исследование основывалось на методе триад.

В список социальных объектов были включены те, которые, согласно исследовательскому замыслу, должны были бы раскрыть отношения между гражданами на макроуровне, в обществе. Ключевая идея — представить в ролевом списке тех, кто будет для респондента олицетворять три фактора отношений на макроуровне, т. е. лиц, обладающих реальной политической властью, лиц, обладающих уважением, признанием, влиянием в обществе («общественные референты») и тех, кто обладает для респондентов привлекательностью. Таким образом, в ролевом списке нашли отражение три ключевых ориентира, необходимых для изучения «закрытости» или «открытости» группы, по М.Ю. Кондратьеву: власть, референтность и аттракция.

Кроме «формальных» социальных сетей (политики, общественные референты региона или федерального центра) были также задействованы социальные объекты из «неформальной» социальной сети (родственники и знакомые).

Используя ТРР для реконструкции системы властных отношений в понимании жителей региона, мы планировали выяснить, действительно ли у жителей закрытых территорий может быть идентифицировано особое понимание властных отношений, близкое к пониманию власти у заключенных в тюрьмах или у подростков, воспитывающихся в сиротских закрытых учреждениях. Кроме того, сравнивая показатели 2002 и 2014 гг. мы предполагали обнаружить динамику показателей властных отношений, характеризующих длительный процесс выхода из состояния «советской и/или постсоветской ментальности».

Психология «закрытого общества»

Два диагностических среза при изучении отношений с властью в социуме с использованием ТРР (в 2002 г. и в 2014 г.) показали настолько близкие результаты, что дискуссии о социально­психологической динамике показателей интерпретативных матриц в оценке властных отношений, об изменении «политического менталитета» респондентов за 12 лет оказались беспочвенными.

Сравнительный анализ в рамках мужской группы показал, что ведущие пять факторов в 2002 г. и шесть в 2014 г. не только связывают отношения аттракции, власти и референтности при анализе социальных отношений, но и определенно указывают на основные стратегии конституирования властных отношений в сознании респондентов-мужчин посредством доверия и недоверия, амбиций или скромности, посредством влияния и отчуждения «управляющего центра».

На первый взгляд, «доверие» и «недоверие» — бинарная оппозиция и когнитивные интерпретативные конструкты, симметрично разделяющие социальный мир респондентов. Как выяснилось, это два самостоятельных конструкта, при этом фактор доверия у мужчин, как и у членов закрытых групп в исследованиях М.Ю. Кондратьева, тесно связывает отношения власти, аттракции и референт- ности. Что же касается фактора недоверия, он показывает сложные системы идентификаций мужчин-респондентов с властью, которые негативно оценивают местную власть, но готовы принять власть президентскую.

При использовании «формулы закрытости» на материале межличностных отношений в мужской части выборки получается следующее: Власть (региональная, местная) (+) — Референтность (+) — Аттракция власти (-).

Для президентской власти: Власть (президента) (+) — Референтность (+) — Аттракция (+).

Ключевая особенность мужской группы в данном исследовании — выраженное негативное отношение к мобильным родственникам, которые выходят за пределы локальных, приватных сообществ. Разлом между приватным и публичным пространствами, обесценивание «общественных референтов» приводит к тому, что «мобильные родственники», покидающие привычные условия жизни, разрывающие непосредственные связи, переходят, с точки зрения мужчин, в разряд «чужих».

В женской группе были идентифицированы недоверие и негативная оценка всех уровней власти и позитивное отношение к мобильным родственникам, удаленным от семьи, но, с точки зрения женщин, являющихся ее частью. У женщин иерархия властных отношений представлена следующим образом: Власть (федеральная, региональная, местная) (+) — Референтность (+) — Аттракция власти (-).

Что касается сравнительного анализа части выборки средней взрослости, все основные тенденции, обнаруженные на группе «средних взрослых» в 2002 г., оказались воспроизведенными на выборке 2014 г. — раскол публичного и приватного миров и негативная оценка всех тех, кто приближен к власти. Система восприятия властных отношений у подгруппы среднего возраста строится по формуле «закрытой группы»: Власть (+) — Рефе- рентность (+) — Аттракция (-).

Таким образом, ни одна из изучаемых социальных групп не показала принципиальных изменений в моделировании системы властных отношений, следовательно, двенадцатилетний период не является существенным для изменения социальных структур и структур ментальности больших групп в области отношений власти.

Модели властных отношений в представлении участников исследования оказались релевантны моделям, типичным для членов «закрытых групп», по М.Ю. Кондратьеву, следовательно, предположение, что россияне сохраняют в области политического менталитета черты, характерные для «закрытого общества», имеет под собой эмпирическое основание. Факторный анализ показателей, выполненный на значительном массиве данных (более 400 человек в 2002 г. и более 300 человек в 2014 г.), описывающих социальные отношения на макроуровне в контексте политической власти или общественного влияния, показал, что:

• российское общество поляризовано, разделено жесткой границей на

«верхи» и «низы» (миры приватного и публичного), не предполагающей положительных коммуникативных или эмоциональных интенций со стороны «обычных граждан» в отношении акто­ров из сферы публичного;

•    факт принадлежности не только к «политической власти», но даже к «общественным референтам» выступает основанием для негативной оценки и служит для определения «различия» партнеров по взаимодействию, с точки зрения «обычных россиян»;

•    все социальные группы (кроме ген­дерной группы мужчин) обладают ин­терпретативной матрицей оценки властных отношений, созвучных матрице отношения к «паханам» у заключенных в тюрьмах: Власть (+) — Референтность (+) — Аттракция (-);

•    мужская гендерная группа отношения с представителями местной и региональной власти интерпретирует по формуле «заключенных»: Власть (+) — Референтность (+) Аттракция (-). Президентскую власть они оценивают согласно формуле полузакрытых сиротских учреждений: Власть (+) Референт- ность (+) Аттракция (+).

Идея разведения отношений аттракции, референтности и власти на мезо- и макроуровне в исследовании оказалась продуктивной. Модель властных отношений, которая может быть сформирована на основе проведенного факторного анализа, отражает и аттракцию, и референт- ность, и власть, противопоставляя власть и отношения аттракции, отношения аттракции и отношения референтности. В целом подобное строение интерпретатив­ных матриц для анализа социальных отношений власти возможно охарактеризовать как сознание членов закрытых групп («закрытого общества»).

Более сложная интерпретативная модель властных отношений у мужчин объясняется ключевой ориентацией мужской социализации в России на ин- териоризацию конкурентных отношений, лидерства и доминирования [Жюльен, 1999; вомысловой, 2007]. Учитывая, что в исследовании принимали участие обычные провинциальные мужчины, занимающие не высокие позиции в «мужской иерархии», дистанцированные от ресурсов власти, своих непосредственных «доминантов» (представителей местной и региональной власти) они оценивают негативно (как «паханов» в закрытых тюремных сообществах), идеализируя «верховную», президентскую, власть.

Примечательно, что ключевые идеи М.Ю. Кондратьева для понимания психологии закрытых групп оказались конституирующими властные отношения в целом — в российском обществе, которое, по результатам исследования, вполне социально-психологически обоснованно можно называть постсоветским (и даже советским, поскольку ключевые интерпретативные модели политического менталитета россиян оказались крайне инертными) и «закрытым».

Выводы

Возможно, изучая структуры межличностных отношений в закрытых группах — будь то закрытые учреждения для правонарушителей или сиротские интернаты, — Михаил Юрьевич Кондратьев не предполагал, что его исследовательские инсайты на материале малых групп окажутся релевантными психологии больших групп. Увлеченно описывая социальные особенности групп сиротских интернатов и особенно спецучреждений для правонарушителей, он, кажется, был далек от политических выводов. Однако вклад в проблему изучения феномена «социальной закрытости» Михаила Юрьевича не ограничивается созданием комплекса теоретических идей, раскрывающих психологическую суть социальной изоляции. Представляется, что имеет смысл «протестировать» на релевантность большой группе все открытые и описанные социальные феномены, полученные Михаилом Юрьевичем и его аспирантами на материале малых закрытых групп, а трехфактор­ную модель отношений межличностной значимости в интерпретации М.Ю. Кондратьева для закрытых групп необходимо рассматривать не только в контексте социальной психологии, но и как ключевую модель в русле российской политической психологии, находящейся в процессе становления.