Материнское лицо детской психологии
Если нашу детскую психологию представить в лицах, то ее материнское лицо, несомненно, принадлежало бы Людмиле Филипповне Обуховой. В психологии много «отцов-основателей». А Людмила Филипповна была и «основательницей», и настоящей мамой нашей детской психологии. Ровно 5 лет, 20 июля
А мир для нее всегда был, прежде всего, миром детства, в котором большинство взрослых – лишь гости. Большинство – но не Людмила Филипповна. И она сделала очень многое для того, чтобы профессионально подготовить взрослых – не только психологов – к встречам с этим миром. Чтобы они не носили характера «гостевых визитов».
Детская психология, потеряв в тот день Людмилу Филипповну, буквально осиротела. Я говорю не только о целом, наверное, всемирном университете ее учеников, но и обо всех, кто воспитывался на сделанном ей, по книгам, лекциям, статьям. Становясь с ее помощью взрослыми, понимающими природу детства и смысл того, что творится в «детском мире». А настоящей взрослости без такого понимания не существует – понятие «взрослости» без понятия «детства» бессмысленно. Людмила Филипповна и им была мамой. Молодой мамой взрослых людей. Материнское начало Людмилы Филипповны проступало во всем – ее трепетности, внимании, потрясающей нежности, великодушной терпимости, умении расслышать и дождаться, деликатно придти на помощь, когда не зовешь, потому что неловко позвать… Даре любить, как умела только она. Подтвердят все, кому посчастливилось быть «детьми Обуховой» - в качестве студентов, магистрантов, аспирантов, сотрудников. И легендарная четверка слепоглухих, «ребяток Ильенкова», воспитанников А.И. Мещерякова (увы, от четверки осталась двойка), попав из рук Эвальда Васильевича, который «пробил» им и обучение на психфаке МГУ, и жилье в Москве, в руки Л.Ф. Обуховой, ставшей их куратором, нашли в ее лице маму. Общие «ребятки Ильенкова и Обуховой»…
Но я хочу сказать о главном. Культурно-исторический психолог Л.Ф. Обухова категорически не приемлила оборота «ребенок и культура». Только «ребенок в культуре», «внутри культуры», в материнском лоне человеческого в человеке. Ведь культуру можно определить и как форму заботы человека о человеке, пусть заочной. Насечка на дереве – и человек выбрался из леса. А так блуждал бы, рыскал, «лешим» (т.е. импульсом) ведомый, может, в лесу бы и остался. Помогает ли человеку Небо? Да, помогает! Не он «повесил» на небо звезды, но он додумался прочитать в их расположении «географическую карту», с опорой на которую древние мореплаватели и сухопутные не пропадали в мире, а попадали, куда нужно. «Если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно…» Линейка, которой пользуется школьник, чтобы не прикладывать тысячи вещей друг к другу (хотя это тоже измерение), чтобы оценить их размер… Кругом материнская забота культуры! Заботясь друг о друге, люди внутри созданного ими мира культуры овладевают собой, а не слепо подчиняются внешним обстоятельствам. В этом – смысл культурно-исторической теории Выготского.
Но ведь для того, чтобы осмыслить и принять эту заботу, ребенку предстоит многому научиться. Тем более, чтобы ответить заботой на заботу. Работе над этой проблеме посвятила себя, по большому счету, Людмила Филипповна – воплощение материнской заботы о людях.
Символично, что ее день рождения совпал с днем рождения Януша Корчака. Оба они владели тайной возникновения человеческой социальности. Она не в том, что все ведут себя одинаково. Такой одинаковой жизнью не живут даже колониальные животные (а если бы жили произошло бы то, о чем повествует в своей «Басне о пчелах» Бернард де Мандевиль), не говоря уже о так называемых «социальных». Социальность – это когда люди становятся и остаются людьми в любых, даже не человеческих обстоятельствах. Это - иммунитет от бесчеловечного, от одичания, в которое очень легко впасть, не покидая круга людей. В нем чаще и впадают, тогда «социальность» узнается в отшельниках, странниках… Социальность - иммунитет, всякий раз заново приобретаемый. Ведь она - не просто совокупность индивидов, живущих сообща и на многое не способных друг без друга. Под эту квалификацию подойдет и стадо, и стая, и даже колония. Социальность - это чувство локтя, которого нет рядом. И сердца, которое бьется где-то далеко и неслышно. И мысли, которая проникла в природу того, о существовании чего ты даже не подозреваешь… Например, об особой социальности, которая еще не может заявить о себе на общепонятном языке. Скажем – о социальности детской (разумеется, всегда детско-взрослой, по происхождению и природе).
В детской социальности перемешаны собственно «социальное» и индивидуальное, глубоко личное, значения и смыслы, нормативность и подчас кажущееся «аномией». Взрослые стремятся придать этому порядок – прозрачный и комфортный, прежде всего, для них самих. Не сознавая, что действуют при этом трафаретно-школярским, т.е. совсем не взрослым способом. Отбивая извечную тягу ребенка к себе самим, в какой бы необычной форме она ни представала. О ней писал в своих научных дневниках выдающийся психолог Д.Б. Эльконин. Ее исследовала Л.Ф. Обухова со своими учениками и последователями. Про нее – по сути, все книги Януша Корчака, исповедь его жизни.
Это значит, что из культурно-исторического подхода не надо извлекать какие-то дополнительные «этические следствия». Читаем Людмилу Филипповну: «Если теория Ж. Пиаже сегодня представляется нам как рациональная, вполне объективная научная система, соответствующая естественнонаучному подходу к изучению психики человека, то теория Л.С. Выготского создает основу для нового взгляда на природу человека и его развитие, взгляда высоконравственного и в полном смысле слова гуманистического, который можно соотнести, как это ни странно, с религиозными идеями Творения и Любви. Именно с этим новым подходом связано решение проблемы обучения и развития» (Обухова Л.Ф. К 120-летию со дня рождения Л.С. Выготского и Ж. Пиаже // Культурно-историческая психология. 2016. Т. 12. № 3. С. 231).
Я уже писал об этом, но позволю себе повториться. Мы бываем счастливы в профессии, которой живем, если рождаемся в поле удивительной влюбленности наших учителей в своих и друг в друга. Ее диалоги с собственными учителями, документированные в цикле статей, удивительны (ищите на портале Psyjournals, где есть страничка Л.Ф. Обуховой) Людмила Филипповна выразила эту влюбленность, как никто. И она щедро дарила ее другим. И другие, сами того не сознавая, уже не могли делать что-то ниже градуса этого чувства. А Людмила Филипповна просто влюблялась, любила и дарила. Без этого не понять своеобразия ее собственного научного и педагогического дара.
Это тоже было формой ее дочерне-материнской заботы – но уже о науке.
В.Т. Кудрявцев, доктор психологических наук, профессор МГПУ и МГППУ