Рассматриваются две загадки, связанные с отчеством и фамилией Л.С. Выготского. Обсуждаются мотивы замены прежнего отчества «Симхович» на «Семенович» и замены «Выгодский» на «Выготский». Обе замены произошли в интервале между 1917 и 1924 гг. Обращается внимание на ряд совпадений в биографиях Мартина Лютера и Льва Выготского, которые могли привлечь внимание последнего. Выдвигается и обосновывается гипотеза о том, что замена буквы в фамилии может быть объяснена попыткой Выготского преодолеть внутренний кризис, связанный с трагическими событиями в семье. Обосновывается методологическая позиция в исследовании жизненного пути личности, состоящая в том, что чем шире масштаб творческой личности, тем меньше шансов объяснить ее деятельность узко понимаемым контекстом, ограниченным семьей, религией, современниками и т. д.

В литературе о Выготском проблема его отчества, насколько мне известно, еще не ставилась. Можно сказать, что ее там нет. Ни Гита Львовна Выгодская, ни друг юности Льва Семеновича, С.Ф. Добкин, ее не ставят, хотя они аккуратно сообщают об известных им антропонимических деталях. На самом деле она есть, только ее упорно не видят, что тоже является еще одной проблемой. По-видимому, для психологии более интересна именно вторая проблема (т.е. игнорирование проблемы отчества), чем сама проблема отчества. Однако сначала о первой проблеме.

В книге Г.Л. Выгодской и Т.М. Лифановой воспроизведены два любопытных документа Л.С. Выготского: «Удостоверение об окончании гимназии» [1, с. 34] и «Экзаменационная книжка студента юридического факультета Императорского Московского университета» [1, с. 36]. Если внимательно присмотреться, то нетрудно заметить, что в качестве отчества указано «Симхович», а не всем знакомое — «Семенович». Производящее имя, вероятно, было Симха (др.-евр. «радость, веселье»; ср.: праздник Симхат Тора, «Радость Торы»). Таким образом, факт состоит в том, что в молодости Выготский изменил свое отчество, трансформировав его в форму, которая входит в христианский ономастикон.

О мотивах этой трансформации прежде всего можно выдвинуть гипотезу общего (типологического) плана. Известно, что нередко российские евреи, опасаясь эксцессов бюрократического и бытового антисемитизма, брали псевдонимы (своего рода защитные имена). Сама собой напрашивается гипотеза, что и Выготский поступил подобным образом. (Здесь и далее мы будем говорить только о Выготском, хотя, конечно, в этой истории принимал участие и его отец.) Возникает вопрос, насколько значимой проблема антисемитизма была лично для Выготского? Каждый читатель легко ответит на этот вопрос, если представит себя на месте ребенка, пережившего в 7- и 9-летнем возрасте два страшных погрома с грабежами и зверскими убийствами. Напомню, что детство Выготского прошло в белорусском г. Гомеле, где в 1903 и 1905 гг. вспыхнули еврейские погромы (случаи не уникальные в истории России, включая и годы Гражданской войны после Октябрьской революции). Такие события глубоко отпечатываются в памяти на всю жизнь и, безусловно, влияют на развитие характера и мировоззрения личности.

Поэтому ничего удивительного нет в том, что в юношеские годы проблема антисемитизма стала для Л.С. Выготского одной из доминантных тем. Такой вывод можно сделать из знакомства с его самыми ранними публикациями в журнале «Новый путь». Например, в очерках «М.Ю. Лермонтов (К 75-летию со дня смерти)» и «Литературные заметки («Петербург», роман Андрея Белого)» Выготский высвечивает своего рода традицию презрительного отношения к евреям и стереотипного их изображения в произведениях классиков русской литературы. В очерке о М.Ю. Лермонтове сильное впечатление производят следующие слова: «Будущий историк еврейства в России, как перед загадкой, с недоумением остановится перед отношением русской литературы к еврею. И странно, и непонятно: выдвинувшая принципы гуманности, развивающаяся под знаком человечности, она так мало внесла человеческого в изображение жида; в нем художники не чувствовали человека» [2, с. 87]. Редкое исключение Выготский находит как раз в творчестве Лермонтова, да и то не во всем. Поэтому общий вывод (или диагноз) таков: «Традиция русской литературы в еврейском вопросе грешила тяжко не только перед человечностью, перед ликом Божиим, отраженным в человеке, но и перед художественной правдой. Немезида мстит сурово» [2, с. 92]. Та же проблема анализируется Выготским в статье, посвященной роману А. Белого «Петербург». Обе статьи опубликованы в 1916 г. (Справедливости ради можно отметить, что никто не считает грехом и загадкой тот очевидный факт, что русские писатели значительно в больших масштабах и острее обличали русского человека и русское общество.)

1. Круг про­блем и ме­то­до­ло­ги­че­с­кие под­хо­ды к ним

Имя «Лев Се­ме­но­вич Вы­гот­ский» от­лич­но зна­ко­мо пси­хо­ло­гам и спе­ци­а­ли­с­там из смеж­ных с пси­хо­ло­ги­ей дис­цип­лин. Сво­им рыцарским слу­же­ни­ем на­уке и ог­ром­ным твор­че­с­ким вкла­дом в нее Л.С. Вы­гот­ский (1896—1934) приобрел сла­ву вы­да­ю­ще­го­ся психоло­га и то ко­лос­саль­ное вни­ма­ние к его тру­дам и его би­о­гра­фии, ко­то­рое проявля­ет­ся в на­сто­я­щее вре­мя в ми­ро­вой пси­хо­ло­гии. Мож­но дол­го пе­ре­чис­лять отрас­ли пси­хо­ло­ги­че­с­кой на­уки, в ко­то­рые он внес ве­со­мый вклад (например, психоло­гия ис­кус­ст­ва, психоло­гия мы­ш­ле­ния и пси­хо­линг­ви­с­ти­ка, дет­ская и педагогиче­с­кая пси­хо­ло­гия, пе­до­ло­гия и де­фек­то­ло­гия, эт­ни­че­с­кая и куль­тур­но-истори­че­с­кая пси­хо­ло­гия), но край­не по­ка­за­те­лен тот факт, что его вли­я­ние признается да­же в тех от­рас­лях, ко­то­рые по­лу­чи­ли раз­ви­тие по­сле жиз­ни Вы­гот­ско­го (например, в ког­ни­тив­ной пси­хо­ло­гии и «ког­ни­тив­ной на­уке»). В 1978 г. американский фи­ло­соф-ме­то­до­лог и ис­то­рик на­уки Сте­фен Тул­мин на­звал Вы­гот­ско­го «Мо­цар­том в пси­хо­ло­гии» [11]. Это эф­фект­ное и за­по­ми­на­ю­ще­е­ся срав­не­ние пользует­ся боль­шой по­пу­ляр­но­с­тью, хо­тя оно — все­го лишь ли­те­ра­тур­ный при­ем, опи­ра­ю­щий­ся на до­воль­но по­верх­но­ст­ное биографиче­с­кое сход­ст­во.

Не­со­мнен­но, лич­ность и жизнь Вы­гот­ско­го пред­став­ля­ют зна­чи­тель­ный ин­те­рес для пси­хо­ло­гии (и не толь­ко для нее); од­на­ко собственно би­о­гра­фи­че­с­ких ра­бот немно­го: за ред­ким ис­клю­че­ни­ем (например: [1, 4]), би­о­гра­фи­че­с­кие фак­ты слу­жат лишь иллюстратив­ым фо­ном и сред­ст­вом для под­дер­жа­ния ин­те­ре­са к со­дер­жа­нию его на­уч­ных тру­дов. Фун­да­мен­таль­ным ис­точ­ни­ком биогра­фи­че­с­ких све­де­ний о Выгот­ском яв­ля­ет­ся кни­га Г.Л. Вы­год­ской и Т.М. Ли­фа­но­вой [1], в ко­то­рой приводятся лич­ные воспоминания до­че­ри, ци­ти­ру­ют­ся вос­по­ми­на­ния дру­зей и кол­лег Вы­гот­ско­го, вос­про­из­во­дят­ся фраг­мен­ты его пи­сем и до­ку­мен­тов, пред­став­ле­ны исчер­пы­ва­ю­щие биб­ли­о­гра­фи­че­с­кие дан­ные; не ос­тав­ле­ны без вни­ма­ния и многочислен­ные кри­ти­че­с­кие пуб­ли­ка­ции по куль­тур­но-ис­то­ри­че­с­кой те­о­рии Выготско­го. Кни­га со­дер­жит вну­ши­тель­ный по объ­е­му ма­те­ри­ал, ко­то­рый про­шел стро­гую про­вер­ку на прав­ди­вость в со­от­вет­ст­вии с вы­ра­жен­ным в пре­дис­ло­вии намере­ни­ем Г.Л. Вы­год­ской: «Мне хо­чет­ся рас­ска­зать о сво­ем от­це прав­ду» и «…очень хо­чет­ся быть точ­ной не толь­ко в из­ло­же­нии фак­тов, но и в де­та­лях» [1, с. 19]. Все это поз­во­ля­ет чи­та­те­лю по­ст­ро­ить разносторон­ний, це­ло­ст­ный и весь­ма обаятель­ный об­раз лич­но­с­ти Вы­гот­ско­го, по­нять и про­чув­ст­во­вать тес­ные свя­зи между его биографи­ей, твор­че­ст­вом, куль­ту­рой и эпо­хой. За­ме­ча­тель­ным достоинством упо­мя­ну­той кни­ги яв­ля­ет­ся то, что она не на­сы­ща­ет интерес к Выготско­му, а, на­про­тив, уси­ли­ва­ет и сти­му­ли­ру­ет же­ла­ние про­дол­жить изу­че­ние его твор­че­ст­ва и би­о­гра­фи­че­с­ких фак­тов.

Спе­ци­аль­но вы­де­лим и под­черк­нем два важ­ных ме­то­до­ло­ги­че­с­ких мо­мен­та. Во-пер­вых, для по­ни­ма­ния ис­то­ри­че­с­кой лич­но­с­ти необходи­мо учи­ты­вать очень ши­ро­кий кон­текст; ог­ра­ни­чи­вать­ся уз­ко по­ни­ма­е­мой со­ци­аль­ной сре­дой и лишь «со­вре­мен­ной» эпо­хой здесь не­до­ста­точ­но и не­пра­во­мер­но. Чем ши­ре мы бу­дем рас­сма­т­ри­вать культур­но-ис­то­ри­че­с­кий кон­текст, тем бо­лее глу­бо­кие пла­с­ты лич­но­с­ти нам мо­гут открыть­ся. В этом кон­тек­с­те да­же мел­кие, на пер­вый взгляд, вто­ро­сте­пен­ные фак­ты мо­гут приоб­ре­с­ти со­вер­шен­но но­вое, не­о­жи­дан­ное и глу­бо­кое зна­че­ние. Во-вто­рых, при изу­че­нии твор­че­с­кой лич­но­с­ти не­про­дук­тив­но и за­ча­с­тую оши­боч­но по­ла­гать, что су­ще­ст­ву­ют за­ве­до­мо ма­ло­су­ще­ст­вен­ные во­про­сы; лю­бая де­таль мо­жет стать ключевой и важ­ной для по­ни­ма­ния лич­но­с­ти. Попытаем­ся про­ил­лю­с­т­ри­ро­вать сказанное на при­ме­ре пси­хо­би­о­гра­фи­че­с­ко­го ис­сле­до­ва­ния про­блем, свя­зан­ных с отче­ст­вом и фамилией Вы­гот­ско­го. Но преж­де чем это де­лать, крат­ко рас­смо­т­рим разли­чия меж­ду дву­мя на­прав­ле­ни­я­ми ис­сле­до­ва­ний че­ло­ве­че­с­ких имен.

Соб­ст­вен­ные име­на лю­дей, ин­ди­ви­ду­аль­ные и груп­по­вые (кол­лек­тив­ные), исследует ан­т­ро­по­ни­ми­ка (от греч. anthropos — че­ло­век + onyma, onoma — имя), т. е. один из раз­де­лов оно­ма­с­ти­ки, изу­ча­ю­щей все­воз­мож­ные име­на соб­ст­вен­ные. Ино­гда груп­по­вые име­на (в част­но­с­ти, со­ци­о­ни­мы, эт­но­ни­мы и ге­но­ни­мы) вы­но­сят за рам­ки ан­т­ро­по­ни­ми­ки (как буд­то они не яв­ля­ют­ся име­на­ми лю­дей!), но это не об­ще­при­ня­то, не впол­не ло­гич­но и не сов­сем удоб­но (ведь ни­ко­го не сму­ща­ет, что фи­зи­че­с­кая антропо­ло­гия изу­ча­ет че­ло­ве­че­с­кие ви­ды, ра­сы, эт­но­сы и про­чие ма­к­ро­груп­пы людей). В ме­то­до­ло­ги­че­с­ком пла­не со­вре­мен­ные ан­т­ро­по­ни­ми­че­с­кие ис­сле­до­ва­ния индивиду­аль­ных имен по боль­шей ча­с­ти име­ют со­ци­аль­но-эпи­де­ми­о­ло­ги­че­с­кий харак­тер, т. е. ос­нов­ное вни­ма­ние уде­ля­ет­ся име­нам как мас­со­вым яв­ле­ни­ям с определен­ным аре­а­лом рас­про­ст­ра­не­ния в оп­ре­де­лен­ной со­ци­аль­ной сре­де и в определен­ный ис­то­ри­че­с­кий пе­ри­од. По­ми­мо линг­ви­с­ти­че­с­ко­го ана­ли­за (например, эти­мо­ло­ги­че­с­ко­го) ан­т­ро­по­ни­мов ис­сле­до­ва­те­ли вы­яв­ля­ют ста­ти­с­ти­че­с­кие закономерно­с­ти их воз­ник­но­ве­ния, рас­про­ст­ра­не­ния, кон­ку­рен­ции, уга­са­ния, межпоко­лен­ной транс­мис­сии и транс­фор­ма­ции и т. д. Необ­хо­ди­мость изу­чать массовые яв­ле­ния пре­до­пре­де­ле­на са­мой при­ро­дой но­мо­те­ти­че­с­ко­го ис­сле­до­ва­ния — его на­це­лен­но­с­тью на позна­ние об­щих за­ко­но­мер­но­с­тей. Та­кой ха­рак­тер име­ют, к при­ме­ру, тру­ды клас­си­ка со­вет­ской оно­ма­с­ти­ки В.А. Ни­ко­но­ва (1904—1988), ко­то­рый не без гор­до­с­ти от­ме­чал: «мои под­сче­ты ох­ва­ти­ли мил­ли­о­ны че­ло­век, по вы­бо­роч­ным тер­ри­то­ри­ям» [7, с. 15].

Од­на­ко про­бле­ма­ти­ка ан­т­ро­по­ни­ми­ки не долж­на ог­ра­ни­чи­вать­ся лишь мас­со­вы­ми име­на­ми. Боль­шой ин­те­рес пред­став­ля­ют сравнитель­но ред­кие и по-сво­е­му уникальные слу­чаи ан­т­ро­по­ни­ми­че­с­ко­го твор­че­ст­ва впол­не кон­крет­ных лич­но­с­тей. Вспом­ним несколь­ко при­ме­ров: Н.Н. Мик­лу­хо-Мак­лай, Лев Ше­с­тов, В.Г. Тан-Бо­го­раз, Э.Г. Эрик­сон и др. Изу­че­ние каж­до­го та­ко­го слу­чая тре­бу­ет иди­о­гра­фи­че­с­ко­го исследо­ва­ния (case-study): зна­ком­ст­ва с би­о­гра­фи­я­ми, ге­не­а­ло­ги­я­ми, твор­че­ст­вом, при­чем, как бы­ло вы­ше ска­за­но, не­об­хо­ди­мо учи­ты­вать ши­ро­кий куль­тур­но-историчес­кий кон­текст, что, ра­зу­ме­ет­ся, вы­пол­ни­мо лишь при ус­ло­вии междисциплинарного под­хо­да. При этом сле­ду­ет из­бе­гать то­го на­ив­но­го за­блуж­де­ния, буд­то иди­о­гра­фи­че­с­кие ис­сле­до­ва­ния со­став­ля­ют осо­бую са­мо­до­ста­точ­ную на­уку, совер­шен­но ото­рван­ную от но­мо­те­ти­че­с­кой на­уки. На­прав­ля­ю­щую роль в идиографиче­с­ких исследовани­ях обыч­но иг­ра­ют ги­по­те­зы, ко­то­рые со­гла­су­ют­ся с общи­ми пси­хо­ло­ги­че­с­ки­ми или со­ци­о­ло­ги­че­с­ки­ми пред­став­ле­ни­я­ми о фор­мах и механиз­мах по­ве­де­ния лич­но­с­ти, ус­та­нов­лен­ных в но­мо­те­ти­че­с­кой на­уке на материале мас­со­вых ис­сле­до­ва­ний (на ху­дой конец, в на­шем обоб­щен­ном жиз­нен­ном опы­те). За­ме­тим, что цен­ность этих ги­по­тез пря­мо не свя­за­на с тем, под­тверж­да­ют­ся они или нет. С од­ной сто­ро­ны, хо­ро­шо, ес­ли рас­сма­т­ри­ва­е­мые ча­ст­ные слу­чаи подтвер­дят из­ве­ст­ную за­ко­но­мер­ность, с дру­гой сто­ро­ны, не страш­но, ес­ли все об­щие ги­по­те­зы бу­дут оп­ро­верг­ну­ты: в кон­це кон­цов, этим не­га­тив­ным ре­зуль­та­том подтвердит­ся твор­че­с­кий характер изу­ча­е­мой лич­но­с­ти и ее по­ве­де­ния. Рассмотренное на­прав­ле­ние мож­но ус­лов­но на­звать пси­хо­би­о­гра­фи­че­с­кой антропонимикой.

2. Про­бле­ма от­че­ст­ва

В ли­те­ра­ту­ре о Вы­гот­ском про­бле­ма его от­че­ст­ва, на­сколь­ко мне из­ве­ст­но, еще не ста­ви­лась. Мож­но ска­зать, что ее там нет. Ни Ги­та Львов­на Вы­год­ская, ни друг юности Льва Се­ме­но­ви­ча, С.Ф. Доб­кин, ее не ста­вят, хо­тя они ак­ку­рат­но со­об­ща­ют об из­ве­ст­ных им антропо­ни­ми­че­с­ких де­та­лях. На са­мом де­ле она есть, толь­ко ее упор­но не ви­дят, что то­же яв­ля­ет­ся еще од­ной про­бле­мой. По-ви­ди­мо­му, для пси­хо­ло­гии более ин­те­рес­на имен­но вто­рая про­бле­ма (т.е. иг­но­ри­ро­ва­ние про­бле­мы от­че­ст­ва), чем са­ма про­бле­ма от­че­ст­ва. Од­на­ко сна­ча­ла о пер­вой про­бле­ме.

В кни­ге Г.Л. Вы­год­ской и Т.М. Ли­фа­но­вой вос­про­из­ве­де­ны два лю­бо­пыт­ных докумен­та Л.С. Вы­гот­ско­го: «Удо­с­то­ве­ре­ние об окон­ча­нии гим­на­зии» [1, с. 34] и «Экза­ме­на­ци­он­ная книж­ка сту­ден­та юри­ди­че­с­ко­го фа­куль­те­та Им­пе­ра­тор­ско­го Москов­ско­го уни­вер­си­те­та» [1, с. 36]. Ес­ли вни­ма­тель­но при­смо­т­реть­ся, то не­труд­но за­ме­тить, что в ка­че­ст­ве от­че­ст­ва ука­за­но «Сим­хо­вич», а не всем зна­ко­мое — «Семено­вич». Про­из­во­дя­щее имя, ве­ро­ят­но, бы­ло Сим­ха (др.-евр. «ра­дость, ве­се­лье»; ср.: пра­зд­ник Сим­хат То­ра, «Ра­дость То­ры»). Таким об­ра­зом, факт со­сто­ит в том, что в мо­ло­до­с­ти Вы­гот­ский из­ме­нил свое от­че­ст­во, транс­фор­ми­ро­вав его в фор­му, ко­то­рая вхо­дит в хри­с­ти­ан­ский оно­ма­с­ти­кон.

О мо­ти­вах этой транс­фор­ма­ции преж­де все­го мож­но вы­дви­нуть ги­по­те­зу об­ще­го (ти­по­ло­ги­че­с­ко­го) пла­на. Из­ве­ст­но, что не­ред­ко россий­ские ев­реи, опа­са­ясь экс­цес­сов бю­ро­кра­ти­че­с­ко­го и бы­то­во­го ан­ти­се­ми­тиз­ма, бра­ли псев­до­ни­мы (сво­е­го ро­да защитные име­на). Са­ма со­бой на­пра­ши­ва­ет­ся ги­по­те­за, что и Вы­гот­ский по­сту­пил подоб­ным об­ра­зом. (Здесь и да­лее мы бу­дем го­во­рить толь­ко о Выготском, хо­тя, конеч­но, в этой ис­то­рии при­ни­мал уча­с­тие и его отец.) Воз­ни­ка­ет во­прос, на­сколь­ко зна­чи­мой про­бле­ма антисемитизма бы­ла лич­но для Вы­гот­ско­го? Каж­дый чи­та­тель лег­ко от­ве­тит на этот во­прос, ес­ли пред­ста­вит се­бя на ме­с­те ре­бен­ка, пере­жив­ше­го в 7- и 9-лет­нем воз­ра­с­те два страш­ных по­гро­ма с гра­бе­жа­ми и звер­ски­ми убий­ст­ва­ми. На­пом­ню, что дет­ст­во Вы­гот­ско­го про­шло в бе­ло­рус­ском г. Го­ме­ле, где в 1903 и 1905 гг. вспых­ну­ли ев­рей­ские по­гро­мы (слу­чаи не уни­каль­ные в ис­то­рии Рос­сии, вклю­чая и го­ды Граж­дан­ской вой­ны по­сле Ок­тябрь­ской ре­во­лю­ции). Та­кие со­бы­тия глу­бо­ко отпе­ча­ты­ва­ют­ся в па­мя­ти на всю жизнь и, безусловно, вли­я­ют на раз­ви­тие ха­рак­те­ра и ми­ро­воз­зре­ния лич­но­с­ти.

По­это­му ни­че­го уди­ви­тель­но­го нет в том, что в юно­ше­с­кие го­ды про­бле­ма антисеми­тиз­ма ста­ла для Л.С. Вы­гот­ско­го од­ной из доминант­ных тем. Та­кой вы­вод мож­но сде­лать из зна­ком­ст­ва с его са­мы­ми ран­ни­ми пуб­ли­ка­ци­я­ми в жур­на­ле «Но­вый путь». На­при­мер, в очер­ках «М.Ю. Лер­мон­тов (К 75-ле­тию со дня смер­ти)» и «Литератур­ные за­мет­ки («Пе­тер­бург», ро­ман Ан­д­рея Бе­ло­го)» Вы­гот­ский вы­све­чи­ва­ет сво­е­го ро­да тра­ди­цию пре­зри­тель­но­го от­но­ше­ния к ев­ре­ям и сте­рео­тип­но­го их изображе­ния в про­из­ве­де­ни­ях клас­си­ков рус­ской ли­те­ра­ту­ры. В очер­ке о М.Ю. Лермон­то­ве силь­ное впе­чат­ле­ние про­из­во­дят сле­ду­ю­щие сло­ва: «Бу­ду­щий ис­то­рик еврей­ст­ва в Рос­сии, как пе­ред за­гад­кой, с не­до­уме­ни­ем ос­та­но­вит­ся пе­ред от­но­ше­ни­ем рус­ской ли­те­ра­ту­ры к ев­рею. И стран­но, и не­по­нят­но: выдви­нув­шая прин­ци­пы гуманно­с­ти, раз­ви­ва­ю­ща­я­ся под зна­ком че­ло­веч­но­с­ти, она так ма­ло вне­сла человеческо­го в изо­б­ра­же­ние жи­да; в нем ху­дож­ни­ки не чув­ст­во­ва­ли че­ло­ве­ка» [2, с. 87]. Ред­кое ис­клю­че­ние Вы­гот­ский на­хо­дит как раз в твор­че­ст­ве Лер­мон­то­ва, да и то не во всем. По­это­му об­щий вы­вод (или ди­а­гноз) та­ков: «Тра­ди­ция рус­ской ли­те­ра­ту­ры в ев­рей­ском во­про­се гре­ши­ла тяж­ко не толь­ко перед че­ло­веч­но­с­тью, пе­ред ли­ком Божи­им, от­ра­жен­ным в че­ло­ве­ке, но и пе­ред ху­до­же­ст­вен­ной прав­дой. Не­ме­зи­да мстит су­ро­во» [2, с. 92]. Та же про­бле­ма ана­ли­зи­ру­ет­ся Вы­гот­ским в ста­тье, посвященной ро­ма­ну А. Бе­ло­го «Пе­тер­бург». Обе ста­тьи опуб­ли­ко­ва­ны в 1916 г. (Спра­вед­ли­во­с­ти ра­ди мож­но от­ме­тить, что ни­кто не счи­та­ет гре­хом и за­гад­кой тот оче­вид­ный факт, что рус­ские пи­са­те­ли зна­чи­тель­но в боль­ших мас­шта­бах и ос­т­рее обли­ча­ли рус­ско­го че­ло­ве­ка и рус­ское об­ще­ст­во.)

Тре­во­га за бу­ду­щее мно­го­ст­ра­даль­но­го на­ро­да — это те­ма ста­тьи «Аво­дим хо­и­ну» (др.-евр. «Ра­ба­ми бы­ли мы»), опуб­ли­ко­ван­ной в 1917 г. в том же жур­на­ле, ве­ро­ят­но, в свя­зи с со­бы­ти­я­ми Фе­в­раль­ской ре­во­лю­ции и под­пи­са­ни­ем Де­к­ре­та о рав­но­пра­вии всех национальностей (от 21 мар­та). Ос­нов­ная мысль Вы­гот­ско­го — не под­да­вать­ся ажи­о­та­жу на­ци­о­на­ли­с­ти­че­с­ки на­ст­ро­ен­ных по­ли­ти­ков, пре­ду­пре­дить об опас­но­с­ти мани­пу­ли­ро­ва­ния об­ще­ст­вен­ным со­зна­ни­ем. «На­род боль­ше, чем пар­тия; ис­то­рия — чем по­ли­ти­ка; ре­ли­гия и ми­ро­по­ни­ма­ние — чем про­грам­ма» [2, с. 104]. Вы­гот­ский рез­ко вы­сту­па­ет про­тив ло­зун­га пре­вра­тить на­род в пар­тию, идеологического его закаба­ле­ния: «по­ли­ти­ки долж­ны под­чи­нить­ся на­род­ной во­ле, а не под­чи­нить ее» [там же, с. 105]. Со­дер­жа­ние статьи не ос­тав­ля­ет со­мне­ний в том, что ее ав­тор не про­сто иден­ти­фи­ци­ру­ет­ся с ев­рей­ским на­ро­дом, он глу­бо­ко пе­ре­жи­ва­ет его трагиче­с­кую исто­ри­че­с­кую судь­бу, пред­чув­ст­ву­ет бу­ду­щие опас­но­с­ти и пы­та­ет­ся вы­ра­зить его инте­ре­сы.

Та­ким об­ра­зом, мо­тив за­щи­ты от ан­ти­се­ми­тиз­ма впол­не ве­ро­я­тен, но мы не мо­жем ут­верж­дать, что он был един­ст­вен­ной детерминантой ре­ше­ния сме­нить от­че­ст­во. По-ви­ди­мо­му, нель­зя ис­клю­чать в ка­че­ст­ве до­пол­ни­тель­но­го еще один мо­тив — несоответст­вие эти­мо­ло­ги­че­с­ко­го зна­че­ния пер­во­го от­че­ст­ва то­му тра­ги­че­с­ко­му чувст­ву жиз­ни (лич­ной и на­род­ной), ко­то­рое бы­ло харак­тер­но для Вы­гот­ско­го. Здесь я опи­ра­юсь на до­воль­но уве­рен­ное суж­де­ние С.Ф. Доб­ки­на, дру­жив­ше­го с Вы­гот­ским с гимназических лет и до смер­ти по­след­не­го: «Его ми­ро­воз­зре­ние, ко­неч­но, бы­ло трагиче­с­ким, но в то же вре­мя за­став­ля­ю­щим не останав­ли­вать­ся на ка­ком-ни­будь траги­че­с­ком вы­во­де, а про­дол­жать ис­кать» [4, с. 70].

Вто­рая про­бле­ма, как ска­за­но вы­ше, за­клю­ча­ет­ся в том, что факт сме­ны от­че­ст­ва ос­тал­ся не­за­ме­чен­ным в ли­те­ра­ту­ре о Вы­гот­ском. Труд­но по­ве­рить, что это произошло толь­ко по­то­му, что дан­ный факт по­счи­та­ли не­за­слу­жи­ва­ю­щей вни­ма­ния де­та­лью. Оп­ро­вер­же­ние это­му мож­но ус­мо­т­реть в том об­сто­я­тель­ст­ве, что би­о­гра­фы не за­бы­ва­ют упо­мя­нуть, ка­кие бы­ли па­рал­лель­ные име­на или про­зви­ща у чле­нов семьи Вы­год­ских. С.Ф. Доб­кин, в ча­ст­но­с­ти, со­об­ща­ет, что до­маш­ние и дру­зья дет­ст­ва на­зы­ва­ли Льва Се­ме­но­ви­ча по име­ни Беба. И это не един­ст­вен­ный при­мер вни­ма­ния к ин­ди­ви­ду­аль­ной ан­т­ро­по­ни­ми­ке. Как же в та­ком слу­чае объ­яс­нить факт игнорирования? Мож­но пред­по­ло­жить, что ос­нов­ную роль здесь сы­г­ра­ло яв­ле­ние, изве­ст­ное в пси­хо­ло­ги­че­с­кой ли­те­ра­ту­ре как «перцеп­тив­ная ус­та­нов­ка»: все на­столь­ко при­вык­ли чи­тать, слы­шать и про­из­но­сить од­но от­че­ст­во, что дру­го­го про­сто не “видят”, ког­да оно по­па­да­ет­ся на гла­за. Для про­вер­ки прав­до­по­доб­но­с­ти это­го объясне­ния мною про­ве­ден не­боль­шой экс­пе­ри­мент, в ко­то­ром в качест­ве испытуемых вы­сту­пи­ли сту­ден­ты-пси­хо­ло­ги пер­во­го кур­са уни­вер­си­те­та «Дуб­на». Экс­пе­ри­мент про­во­дил­ся в кон­це пер­во­го се­ме­с­т­ра. О Вы­гот­ском сту­ден­ты слы­ша­ли еще край­не эпи­зо­ди­че­с­ки.

Экс­пе­ри­мент со­сто­ял из двух эта­пов. На пер­вом эта­пе (вы­ра­бот­ка ус­та­нов­ки) экспери­мен­та­тор в те­че­ние 10 ми­нут зна­ко­мил всю груп­пу ис­пы­ту­е­мых с не­ко­то­ры­ми фак­та­ми из би­о­гра­фии Вы­гот­ско­го. В этом вы­ступ­ле­нии при­мер­но 7 раз произносились всем из­ве­ст­ные личное имя и от­че­ст­во Вы­гот­ско­го. На вто­ром эта­пе (те­с­ти­ро­ва­ние ус­та­нов­ки) сту­ден­ты по од­но­му вхо­ди­ли в ау­ди­то­рию, где им предлагалось гром­ко и чет­ко про­чи­тать пер­вые три стро­ки Удо­с­то­ве­ре­ния об окончании гим­на­зии (по­след­ним чи­та­е­мым сло­вом как раз бы­ло от­че­ст­во — Симхович).

Ре­зуль­та­ты экс­пе­ри­мен­та впол­не под­тверж­да­ют вы­дви­ну­тое объ­яс­не­ние. Из 18 студен­тов 12 че­ло­век (т. е. ²/₃) про­чи­та­ли «Се­ме­но­вич». Из ос­тав­ших­ся 6 че­ло­век правиль­но, хо­тя и с боль­шим тру­дом, про­чел от­че­ст­во лишь один ис­пы­ту­е­мый. Некото­рые из ис­пы­ту­е­мых, дойдя до от­че­ст­ва, на не­ко­то­рое вре­мя (до 1 ми­ну­ты) как бы те­ря­ли дар ре­чи и с тру­дом «вы­дав­ли­ва­ли» из се­бя, как пра­ви­ло, не­вер­ный ва­ри­ант. Та­ким об­ра­зом, мож­но сде­лать вы­вод: ес­ли до­ста­точ­но силь­ная ус­та­нов­ка, искажающая чте­ние сло­ва, вы­ра­ба­ты­ва­ет­ся в течение 10 ми­нут, то, не­со­мнен­но, значитель­но бо­лее силь­ная ус­та­нов­ка фор­ми­ру­ет­ся у лю­дей, ко­то­рые на про­тя­же­нии мно­гих лет слышат, чи­та­ют или про­из­но­сят толь­ко один из­ве­ст­ный ва­ри­ант от­че­ст­ва Вы­гот­ско­го.

3. Про­бле­ма фа­ми­лии

Что мож­но ска­зать о фа­ми­лии Вы­гот­ско­го с точ­ки зре­ния тра­ди­ци­он­ной антропоними­ки? Фа­ми­лия «Вы­год­ский» про­из­во­дит­ся от назва­ния на­се­лен­но­го пунк­та «Вы­го­да» [8, с. 28]. У вос­точ­но­е­в­ро­пей­ских ев­ре­ев фа­ми­лии, об­ра­зо­ван­ные от названий на­се­лен­ных пунктов (то­по­ни­мов, точ­нее ой­ко­ни­мов), со­став­ля­ют сравнитель­но вы­со­кий, 15—20, про­цент [3, с. 67]. От­ме­чен­ная за­ко­но­мер­ность согласу­ет­ся со слу­ча­ем фа­ми­лии «Вы­год­ский». Бо­лее то­го, В.А. Ни­ко­нов от­ме­ча­ет, что на кар­те со­вре­мен­ной Ук­ра­и­ны име­ет­ся 11 селений с та­ким на­зва­ни­ем, а, как свиде­тель­ст­ву­ют под­сче­ты, до­ля ук­ра­ин­ских то­по­ни­мов, вне­сших свой вклад в ашкеназ­скую антропони­мию, са­мая вы­со­кая — 45% [3, с. 47].

Об эти­мо­ло­гии ин­те­ре­су­ю­щей нас фа­ми­лии со­об­ща­ет­ся сле­ду­ю­щее: «Первоначально оз­на­ча­ло при­быв­ше­го из ме­с­теч­ка Вы­го­да (русское, поль­ское, украин­ское — «удоб­ст­во, поль­за»). В то­по­ни­мах это сло­во оз­на­ча­ло ме­ст­ность, удобную для по­се­ле­ния. (...) Та­ким об­ра­зом, фа­ми­лия не про­ис­хо­дит не­по­сред­ст­вен­но из рус­ско­го на­ри­ца­тель­но­го сло­ва вы­го­да» [8, с. 28]. По­след­нее ут­верж­де­ние заслужива­ет осо­бо­го вни­ма­ния, по­сколь­ку оно под­тверж­да­ет мне­ние са­мо­го Льва Семе­но­ви­ча, о чем пи­са­ла его дочь (см. да­лее).

Из­ве­ст­но, что при­мер­но в на­ча­ле 1920-х гг. Лев Вы­год­ский из­ме­нил в сво­ей фамилии од­ну бук­ву. Весь­ма ве­ро­ят­но, что это слу­чи­лось в 1923 г., ибо есть до­ку­мент это­го го­да — Удо­с­то­ве­ре­ние пре­по­да­ва­те­ля пси­хо­ло­гии и зав. Пси­хо­ло­ги­че­с­ко­го каби­не­та Го­мель­ско­го педаго­ги­че­с­ко­го тех­ни­ку­ма от 8.11.1923, ко­то­рый воспроизводит­ся в кни­ге Вы­год­ской и Ли­фа­но­вой [1, с. 64], где уже име­ют­ся все измене­ния; в то же вре­мя свои пуб­ли­ци­с­ти­че­с­кие ста­тьи в 1923 г. он еще под­пи­сы­вал ста­рым спо­со­бом (см.: [1, с. 393—394]).

Ги­та Львов­на сле­ду­ю­щим об­ра­зом ком­мен­ти­ру­ет это со­бы­тие: «Так, в мо­ло­до­с­ти он за­ду­мал­ся о про­ис­хож­де­нии сво­ей фа­ми­лии, се­мьи, сво­е­го ро­да. Он изу­чил этот вопрос и до­ко­пал­ся до ис­ти­ны. Он до­ка­зы­вал сво­е­му от­цу, что фа­ми­лия их пи­шет­ся не­пра­виль­но, что происхо­дит она не от сло­ва «вы­го­да», а от на­зва­ния ма­лень­ко­го местеч­ка в Бе­ло­рус­сии, от­ку­да вы­шел их род, и по­то­му долж­на она писать­ся че­рез «Т» — ВЫ­ГОТ­СКИЙ. Имен­но так на­пи­сан­ной, ее те­перь зна­ет весь мир» [1, с. 233; см. так­же 12, p. 4].

К со­жа­ле­нию, мы не зна­ем, на ка­ких ис­точ­ни­ках Ги­та Львов­на ба­зи­ру­ет свою версию. По чи­с­то фор­маль­ным при­чи­нам она вы­зы­ва­ет ряд со­мне­ний. Од­но из них пря­мо свя­за­но с вы­ше­при­ве­ден­ной точ­кой зре­ния ан­т­ро­по­ни­ми­ки — есть мно­го мест с на­зва­ни­ем «Вы­го­да», а не «Вы­го­то­во». (При этом Вы­гот­ский дей­ст­ви­тель­но прав, отвер­гая связь с на­ри­ца­тель­ным сло­вом «вы­го­да»!) Дру­гое со­мне­ние состоит в очевид­ном про­ти­во­ре­чии: ес­ли Лев Се­ме­но­вич «до­ко­пал­ся до ис­ти­ны», то по­че­му же его при­ме­ру не по­сле­до­ва­ли чле­ны нукле­ар­ной се­мьи?

Дру­гое объ­яс­не­ние да­ет А.А. Ле­он­ть­ев [5, c. 14]: Вы­гот­ский опа­сал­ся, что его литера­тур­но-кри­ти­че­с­кие ста­тьи бу­дут пу­тать со ста­ть­я­ми его дво­ю­род­но­го бра­та, поэта, пе­ре­вод­чи­ка, фи­ло­ло­га-ис­па­ни­с­та Д.И. Вы­год­ско­го. Ни­ка­ких до­ка­за­тельств А.А. Ле­он­ть­ев не при­во­дит, но мож­но до­пу­с­тить, что та­кое объ­яс­не­ние до­шло до не­го че­рез от­ца, А.Н. Ле­он­ть­е­ва, ко­то­рый был бли­жай­шим кол­ле­гой Вы­гот­ско­го и что-то по­доб­ное мог уз­нать из пер­вых рук.

Я не со­би­ра­юсь от­вер­гать и под­вер­гать со­мне­нию ука­зан­ные вер­сии. Это­го не потре­бу­ет­ся, ес­ли в дан­ной про­бле­ме про­ве­с­ти различение меж­ду мо­ти­ви­ров­кой и моти­вом. Мо­ти­ви­ро­вок мо­жет быть мно­го, они мо­гут быть прав­ди­вы и убе­ди­тель­ны, но глав­ная прав­да за­клю­че­на в мо­ти­вах, о ко­то­рых не все­гда уме­ст­но распространяться. Мо­ти­ви­ров­ка ино­гда со­зна­тель­но ис­поль­зу­ет­ся для маскиров­ки моти­ва. При­ве­ден­ные вы­ше объ­яс­не­ния, на мой взгляд, яв­ля­ют­ся мо­ти­ви­ров­ка­ми и не от­ра­жа­ют ре­аль­ные мо­ти­вы, ко­то­рые долж­ны быть бо­лее силь­ны­ми и лич­но­ст­но значи­мы­ми. Их и сле­ду­ет ис­кать.

Ис­ход­ным по­во­дом для ис­сле­до­ва­ния по­слу­жил не за­ме­чав­ший­ся ра­нее (биографами Вы­гот­ско­го) факт, со­сто­я­щий в том, что су­ще­ст­ву­ет еще од­на историческая лич­ность, в фа­ми­лии ко­то­рой про­изо­ш­ла очень по­хо­жая за­ме­на букв. Этой лич­но­с­тью яв­ля­ет­ся зна­ме­ни­тый хрис­ти­ан­ский ре­фор­ма­тор Мар­тин Лю­тер. Случай­но ли это сов­па­де­ние? Не скры­ва­ет­ся ли за ним факт со­зна­тель­ной ими­та­ции? Проведен­ное рас­сле­до­ва­ние, как мне ка­жет­ся, да­ло ес­ли и не сен­са­ци­он­ные, то весь­ма лю­бо­пыт­ные и не­о­жи­дан­ные ре­зуль­та­ты, которые мо­гут пред­став­лять боль­шой интерес не толь­ко для вы­гот­ско­ве­де­ния, но и для пси­хо­ло­гии раз­ви­тия твор­че­с­кой лич­но­с­ти.

Нель­зя, на­вер­ное, от­ри­цать, что мо­ло­дой Вы­гот­ский имел не толь­ко вы­да­ю­щи­е­ся спо­соб­но­с­ти, но и мощ­ный за­ряд че­с­то­лю­бия. Впол­не ес­те­ст­вен­но, что его мог­ли привле­кать ве­ли­кие лич­но­с­ти. И хо­тя его срав­ни­ва­ют с Мо­цар­том, сам он, ско­рее (и в глу­би­не ду­ши), признал бы срав­не­ние с дру­гой ис­то­ри­че­с­кой фи­гу­рой — Мар­ти­ном Лю­те­ром. Од­на­ко в дан­ном слу­чае вы­бор лич­но­ст­но­го об­раз­ца, идеа­ла нель­зя све­с­ти к три­ви­аль­ной мо­де­ли: мол, меч­тал про­сла­вить­ся как Лю­тер и вос­хи­щал­ся его лич­ны­ми ка­че­ст­ва­ми. В действитель­но­с­ти, че­с­то­лю­бие и вос­хи­ще­ние здесь иг­ра­ли, ес­ли во­об­ще иг­ра­ли, вто­ро­сте­пен­ную роль. Ре­ша­ю­щее зна­че­ние для вы­бо­ра име­ет прин­цип сходства: при про­чих рав­ных ус­ло­ви­ях, об­раз­цом ста­но­вит­ся тот, в ком мы от­кры­ва­ем боль­ше черт сход­ст­ва с со­бой, с кем мы чув­ст­ву­ем род­ст­во душ и су­деб, но еще бо­лее — на ко­го мы мо­жем опе­реть­ся в труд­ные ми­ну­ты жиз­ни. Пе­рей­ду к фак­ти­че­с­кой сторо­не.

В 1917 г. ис­пол­ни­лось 400 лет с на­ча­ла Ре­фор­ма­ции, и, воз­мож­но, под вли­я­ни­ем этой ве­ли­кой да­ты Вы­гот­ский об­ра­тил осо­бое внимание на не­ко­то­рые би­о­гра­фи­че­с­кие дан­ные М. Лю­те­ра. Из­лиш­не до­ка­зы­вать, что у мно­гих лю­дей су­ще­ст­ву­ет непроизволь­ная склон­ность ре­ги­с­т­ри­ро­вать вся­ко­го ро­да осо­бен­но­с­ти, ко­то­рые их объ­е­ди­ня­ют с дру­ги­ми людь­ми. Для ил­лю­с­т­ра­ции склон­но­с­ти к самосо­от­не­се­нию приве­ду од­ну фра­зу из днев­ни­ка из­ве­ст­но­го со­вет­ско­го ан­т­ро­по­ло­га Я.Я. Ро­гин­ско­го: «Убий­ца Пуш­ки­на Дан­тес умер в 1895 г. (83 лет), т. е. в год мо­е­го рож­де­ния» [9, с. 120]. При­ме­ча­тель­но, что эта ре­мар­ка о сов­па­де­нии го­да смер­ти Дан­те­са и го­да рождения Ро­гин­ско­го ло­ги­че­с­ки не свя­за­на с кон­тек­с­том, это — по­боч­ная ас­со­ци­а­ция, сви­де­тель­ст­ву­ю­щая о чут­ко­с­ти ав­то­ра днев­ни­ка к по­то­ку соб­ст­вен­но­го со­зна­ния.

С са­мо­го на­ча­ла Вы­гот­ский мог бы за­ме­тить сле­ду­ю­щие чер­ты сход­ст­ва меж­ду собой и Лю­те­ром: 1) оба ро­ди­лись в но­я­б­ре; 2) бы­ли вторы­ми по по­ряд­ку рож­де­ния в сво­их се­мь­ях; 3) пе­ре­еха­ли в мла­ден­че­с­ком воз­ра­с­те из од­но­го го­ро­да в дру­гой; 4) учи­лись на юридичес­ком фа­куль­те­те (Лю­тер, прав­да, очень не­дол­го); 5) оба име­ли пра­во пре­по­да­вать пси­хо­ло­гию. Кро­ме то­го, 6) сле­ду­ет напомнить, что вир­ту­аль­но их свя­зы­вал меж­ду со­бой шек­с­пи­ров­ский Гам­лет, ко­то­рый, по во­ле ав­то­ра, учил­ся в Виттен­бер­ге, где реально пре­по­да­вал Лю­тер и от­ку­да на­ча­лась ис­то­рия лю­те­ров­ской Ре­фор­ма­ции. Де­ло в том, что в 1915—1916 гг. Вы­гот­ский на­пи­сал глу­бо­ко оригинальное со­чи­не­ние «Тра­ге­дия о Гам­ле­те, прин­це Дат­ском, У. Шек­с­пи­ра», представ­лен­ное им в ка­че­ст­ве дип­лом­ной работы в Мос­ков­ском го­род­ском на­род­ном уни­вер­си­те­те име­ни А.Л. Ша­няв­ско­го, где Вы­гот­ский учил­ся па­рал­лель­но с уче­бой на юриди­че­с­ком фа­куль­те­те Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та. По­зд­нее Вы­гот­ский про­дол­жил раз­га­ды­ва­ние «тра­ге­дии тра­ге­дий» в вось­мой гла­ве «Пси­хо­ло­гии ис­кус­ст­ва» (ра­бо­та на­пи­са­на в 1925 г.).

Од­на­ко ре­ша­ю­щую и ро­ко­вую чер­ту сход­ст­ва (седь­мую, ес­ли про­дол­жать на­ча­тый спи­сок) Вы­гот­ский по­лу­чил воз­мож­ность от­крыть не рань­ше 1919 или 1920 гг. К этому вре­ме­ни умер­ли от бо­лез­ни два его род­ных бра­та [1, с. 46]. Не вы­зы­ва­ет сомнений, что это был жестокий удар судь­бы, для пе­ре­жи­ва­ния по­след­ст­вий ко­то­ро­го не­об­хо­ди­мо бы­ло най­ти опо­ру, в ча­ст­но­с­ти не­кий ис­то­ри­че­с­кий при­мер то­го, как можно жить и не сло­мать­ся с та­кой тра­ги­че­с­кой судь­бой. По­ра­зи­тель­но, что аналогичное по­тря­се­ние при­мер­но в том же возра­с­те, но на 400 лет рань­ше, име­ло мес­то в жиз­ни Мар­ти­на Лю­те­ра [10, с. 167].

Ду­ма­ет­ся, что пе­ре­чис­лен­ных сов­па­де­ний впол­не до­ста­точ­но, что­бы Вы­гот­ский почув­ст­во­вал ми­с­ти­че­с­кую иден­тич­ность су­деб. Помимо чи­с­то фор­маль­ных совпадений Вы­гот­ский, ве­ро­ят­но, по­ни­мал, что его с Лю­те­ром объ­е­ди­ня­ет тра­ги­че­с­кая судь­ба и тра­ги­че­с­кое ми­ро­воз­зре­ние. С этой точ­ки зре­ния из­ме­не­ние в пра­во­пи­са­нии фа­ми­лии мог­ло иметь сим­во­ли­че­с­кий смысл — до­б­ро­воль­но­го признания та­кой судьбы и еще боль­ше­го уси­ле­ния сход­ст­ва с М. Лю­те­ром, ко­то­рый, не­со­мнен­но, вопло­ща­ет об­ра­зец ак­тив­но­го преодоле­ния (ко­пин­га, как ска­за­ли бы спе­ци­а­ли­с­ты по стрес­су) жиз­нен­но­го кри­зи­са, дей­ст­во­ва­ния ра­ди вы­со­ких сверх­лич­ных це­лей и мужест­вен­но­го от­ста­и­ва­ния сво­их убеж­де­ний. От­сю­да ста­но­вит­ся яс­но, что из­ме­не­ние фа­ми­лии для Льва Се­ме­но­ви­ча име­ло глу­бо­кий лич­но­ст­ный смысл и ему не бы­ло нужды на­вя­зы­вать его сво­им род­ст­вен­ни­кам (ни­кто из них не по­сле­до­вал его при­ме­ру, что яв­ля­ет­ся впол­не оп­рав­дан­ным в све­те рас­сма­т­ри­ва­е­мой ги­по­те­зы). Три фак­та в под­тверж­де­ние этой ги­по­те­зы мож­но най­ти в пе­ре­пи­с­ке Выготско­го (см.: [1, с. 166, 169]), вклю­чая и пись­мо А.Н. Ле­он­ть­е­ва Вы­гот­ско­му [6], из ко­то­ро­го мы взяли сло­ва для эпи­гра­фа к этой ста­тье. В двух опуб­ли­ко­ван­ных пись­мах к сво­им кол­ле­гам, нуждаю­щим­ся в мо­раль­ной под­держ­ке, Вы­гот­ский ци­ти­ру­ет (при­чем по-немец­ки) знаме­ни­тую фра­зу Лю­те­ра: Hier stehe ich (На том стою). Ес­ли дан­ная ги­по­те­за вер­на, то срав­не­ние Вы­гот­ско­го с Лю­те­ром бу­дет боль­ше, чем ли­те­ра­тур­ный при­ем.

1. Выгодская Г.Л., Лифанова Т.М. Лев Семенович Выготский. М., 1996.
2. Выготский Л.С. // Л.С. Выготский: Начало пути. Ранние статьи Л.С. Выготского. Иерусалим, 1996.
3. Гиль П. «Еврейская география» и ее отражение в фамилиях ашкеназских евреев // Вестник Еврейского ун-та в Москве. 1993, № 2.
4. Добкин С.Ф. // Выготский Л.С.: начало пути. (Воспоминания С.Ф. Добкина о Льве Выготском. Ранние статьи Л.С. Выготского.) Иерусалим, 1996.
5. Леонтьев А.А. Л.С. Выготский. М., 1990.
6. Леонтьев А.Н. Письмо Л.С. Выготскому // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 1.
7. Никонов В.А. География фамилий. М., 1988.
8. Никонов В.А. Словарь русских фамилий. М., 1993.
9. Рогинский Я.Я. // Яков Яковлевич Рогинский: человек и ученый. М., 1997.
10. Эриксон Э.Г. Молодой Лютер. Психоаналитическое и историческое исследование. М., 1996.
11. Toulmin S. The Mozart of Psychology //The New York Review. 1978. September. № 28, p. 51—57.
12. Veer R. Van der, Valsiner J. Understanding Vygotsky: A Quest for synthesis. Oxford, Cambridge: Blackwell, 1991.