Три парадокса личности избегающего типа

В статье анализируются отдельные поведенческие стратегии и когнитивные интенции личности избегающего типа. Автор показывает, что в современном мире возможны некоторые аберрации принятых классификационных критериев данного типа личностного расстройства. Так, скованный собственным статусом слабого и «маленького» страдальца и исчерпывающий свою уверенность минимумом реагирования, избегающий тип иногда является не более, чем мимикрией, за которой обнаруживаются тщательно спланированные манипулятивные ходы и высокий уровень притязаний. Возможна и другая точка зрения: такова его адаптация к условиям, где «закулисное» манипулирование другими в известной мере востребовано общим характером жизни. При этом, авnор отрицает индивидуализированную природу избегающего типа личности и отказывает ему в проявлениях свободного волеизъявления. Тем не менее, в статье отмечается, что вдумчиво отобранное и «темперированно» исполненное психотерапевтическое вмешательство может расшатать паттерн избегания со всеми вытекающими отсюда позитивными последствиями.

Избегающий ничего не делает из любви к поступку. Инстанция «Ребенок» в нем глубоко загнана, потому что позиция последнего противоречит основной жизненной стратегии избегающего: ребенок открыт по отношению к миру, он радостно доверяет ему и ждет от него позитива. Даже обида и защиты ребенка по отношению к миру - проявление все того же доверия к нему! Поэтому когда доверяет взрослый, то, невзирая на свой возраст или продолжительность общения с тем, кому он доверяет, он заново рождается «аки младенец» и авансирует позитивные черты своему доверяемому. Избегающий, по определению, в любом объекте мира видит предмет подвоха, поэтому он относится к объектам мира антипатично и авансирует им негативные черты.

Тогда что же он должен делать? Пытаться этим объектам сопротивляться. Но поскольку для открытого сопротивления у него отсутствуют социально-психологическая потенция, то он начинает действовать «им­потентно», например, использовать все крохи с «барского стола» когда- либо оказанного ему доверия и учинять подвохи доверившему.

Важной психологической причиной, заставляющей избегать отрытого выражения собственного мнения, служит понимание того, что, высказывая мнение, человек ставит заслон так называемому «протеизму» (Про­тей - мифологическое морское божество, обладающее способностью принимать облик различных существ). Иначе говоря, открыто высказанное мнение содержит элемент ответственности, от которой, как от огня, бежит избегающий. Если он открыто скажет, о чем думает, то больше не сможет изменять свой облик в зависимости от того, рядом с кем он стоит. А это означает - проигрыш, ибо для него не существует как настоящих ценностей, так и настоящих сомышленников, поскольку и то, и другое предполагает выбор как предпосылку внутренней свободы, но именно от необходимости выбора, в первую очередь, и спасается избегающий. В этом - альфа и омега понимания его избегания. Вот почему, как невозможно заставить овцу есть мясо, так невозможно требовать от избегающего открытого выражения своего мнения.

В некоторых, особого рода случаях нечто подобное происходит также из опасения, что высказанное мнение может быть кем-нибудь воспринято как выпад в адрес данного человека, что, в свою очередь, способно повредить «я-образу» избегающего - желания пребывать в обществе «в белом фраке».

Избегающий не дает возможности для развития межличностных отношений, потому что таковые развиваются через общение, предполагающее ежедневный обмен психологическим «питанием» - эмоциями, знаниями, мнениями, опытом и пр. Он же это «питание» намерен только получать, и следует данной установке до тех пор, пока другие, наконец, не замечают происходящей несправедливости и не реагируют на нее, соответственно, лишая его «пищи». Так постепенно избегающая стратегия в поведении, выступающая в бегстве от индивидуального, делает бесплодным пребывание личности избегающего типа в обществе.

Избегающий, как часто бывает, бесплоден и в творчестве. Стимул к творчеству всегда возникает лишь при условии, если душа чувствует нечто позитивное в том, в чем она участвует. «Милостивая природа позаботилась так, - писал Леонардо да Винчи, - что во всем мире найдешь, чему подражать» (Да Винчи, 2000, с.48). Именно этот душевный настрой открытости миру вкупе с многочисленными талантами сотворили из него гения. Тревога избегающего не допускает позитива: позитив рассматривается как слабость, на которую способны другие, но никак не он сам. Причем, к «слабости» относится и всякая непосредственная реакция, не обусловленная выгодой реагирующего, иначе говоря - свободная.

Свободный и одновременно нравственный поступок не может быть опосредован ничем, кроме свободной воли человека. Он может только случайно совпадать с психологической выгодой и лишь в том случае, если в окружении найдутся люди, увидевшие этот поступок в аксеоло- гическом ракурсе. Но в том-то и заключается сила человека, способного на свободный поступок, что он не соразмеряет его с дальнейшими последствиями выигрыша или проигрыша. Слабый же никогда не сбрасывает со счетов свою первичную, вторичную или какую угодно по счету выгоду. Меж тем, согласно А.Беку, основная установка избегающего типа личности по отношению к себе: «Я - слабый». Таким образом, думая о себе как о слабом, избегающий в то же время рассматривает сильных как еще более слабых. В этом заключается второй парадокс избегающей личности.

Опытным психиатрам и психологам известно, что большинство патологий тесно связаны с проблемами морали, ибо патологические пат­терны поведения истекают из тех или иных форм тщеславия, самомнения, сребролюбия, малодушия и пр. Но стратегия избегания играет особенную роль именно в заражении экологии межличностных отношений.

Избегающий может оставлять впечатление вполне безвредного, даже страдающего человека. Однако, за «фасадом» безвредности просматривается индуцируемое им влияние. В группе такой человек закрывает другим доступ в пространство смыслов, приносимых общением; его душевный строй инкогнито прокрадывается в сообщество, распространяет вирус межличностного недоверия, разъедающий группу изнутри. Подобно некой анонимной инстанции в группе, избегающий уже своим присутствием редуцирует побуждения других участников группы к выбору и принятию решений. Причем, наиболее драматическая ситуация складывается в том случае, когда в группе оказываются два или даже несколько таких «протеистов», личностей, способных мгновенно изменять свой облик ради сиюминутного бегства от реальных или виртуальных неприятностей. Тогда группа не может устоять, потому что ей не на чем «стоять»: она лишается основания для того, чтобы сформировать общие интересы или, порядком поистертое в советской психологии, но, тем не менее, остающееся важнейшим ядром групповой динамики, - «ценностно-ориентационное единство».

Здоровье группы зависит от наличия личностей, способных или не способных к самоопределению, а избегающий тип человека наиболее слаб именно в этой области - в самоопределении. Ему невдомек, что когда-то твердое внутреннее самоопределение позволило В.Франклу и Б.Беттель- хайму овладеть ситуацией и одновременно - своей судьбой даже в нацистском концентрационном лагере. Оно позволило П.Флоренскому не прерывать внутреннюю работу и не снижать силу творческой энергии на соловецком морозе. В ситуации ужаса им удалось не заразиться чужим страхом. Между тем, избегающий в группе заражает страхом других (возможно, не столь сильных личностей, как вышеназванные), когда они оказываются в ситуации морального выбора и свободы.

Страх находится в интимной связи с тем, что человек открывает как истину, отказавшись от воли, которая детерминирована различными факторами природного или социального порядка. Воля к власти, воля к удовольствию, воля к выгоде, или какая угодно «воля к...», не только не преодолевает страх, но усиливает его, занимая главенствующее место в психике. Только воля к истине преодолевает страх, и осуществляет это она трояким способом: 1) восполнением недостатка сознательности, поскольку искание истины предполагает расширение и просветление сознания, а страх - сужение и затемнение его; 2) посредством роста самообладания, потому что истина сама по себе содержит силу, укрепляющую ее носителя, тогда как страх «вынужден» опираться на ложь (поэтому-то ложь и страх «ходят парой», попеременно опираясь друг на друга, но в целом, «хромая», т.е. ослабляя личность); 3) наконец, посредством самоотвержения, при котором человек становится способным отвергать многочисленные проявления эмпирического «Я», следуя «Я» Истинному (К.Род- жерс, Ф.Перлз, Р.Ассаджиоли). Страх одновременно вызывает (является причиной) и использует (то есть применяет как инструмент) эти тройные недостатки: в сознании, в поведении и «Я». Так постепенно вырисовывается фигура раба, понукаемая страхом, фигура, принявшая первым пунктом жизненного устава когнитивное избегание, а вслед за ним - эмоциональное и поведенческое.

Все это оставалось бы незамеченным и, более или менее, безопасным, если бы от выражаемого мнения избегающей личности ничего не зависело бы, если бы ей не приходилось принимать ответственность за решение проблем, возникающих в межличностном общении. В этом случае человек данного типа пребывал бы среди людей на манер «стола и стула». Но в том-то и дело, что такой человек стремится овладеть своим «столом и стулом», потому что для него занять положение составляет, порой, основную мотивацию, жизненную цель, предел мечтаний. Почему? Потому что ему кажется, что положение - это единственное, что может избавить его от постоянного страха - страха ошибки в межличностных отношениях, страха открыться, выразиться, разоблачиться. И избегающая личность делает все, что в ее силах, чтобы этим положением завладеть. Поскольку же для этого нет ни внутренней уверенности, ни ощущения, что она окажется на своем месте, ни качеств хоть какого-либо типа лидерства (прежде всего потому, что любой тип лидера предполагает индивидуальные черты), она добивается «положения», то есть формального лидерства или социально-психологического статуса, обходными путями. Так «высвечивается» третий парадокс избегающего типа личности: больше всего она хочет того, чего более всего боится. Она боится и избегает самоопределения, проявления индивидуальности, свободы выбора и принятия решений, или всего того, что необходимо лидеру, и именно этого добивается на фоне постоянной тревоги. И уж в этом случае она не испытывает недостатка в средствах. В ход идет все, что известно человечеству вероломного для достижения власти.

Создается впечатление, что в данном случае мы имеем дело с особым вариантом избегающего типа личности. Можно допустить, что такова «мутация» классического ее типа, адаптировавшегося к средовым условиям, где вновь взращенные личностные черты не только не отвергались, но были в какой-то мере востребованы. Избегание в таком случае выступает не только и не столько в пассивном уходе, сколько в затаенной агрессии и искусстве манипулирования другими.

Насколько нам известно, единственный психотерапевтический подход к работе с избегающей личностью, как было отмечено, был предложен когнитивными психотерапевтами. Мы предложим, как нам представляется, другой эффективный подход к работе с этим личностным расстройством, но сначала выделим опорные позиции работы.

Эмоциональная сфера избегающего имеет свою специфику. Он способен на страдание, только когда затронута сфера его собственного «Я»: «не так сказал», «мне опять не повезло», «они будут меня критиковать» и пр. Данная особенность в каком-то смысле приближает его к консти­туционально-депрессивному типу. Однако в существенном он резко отличается от депрессивного, потому что последний готов ради ближнего пожертвовать собой, и только в том случае, когда эта жертва не принимается, он начинает обвинять себя, попадая в порочный круг рассуждений о собственной несостоятельности. Поэтому, хотя мысли депрессивного вращаются вокруг собственного «Я», в чем он, безусловно, эгоистичен, по сути он способен отказаться от своего «эго» ради другого. Избегающий ничего подобного сделать не может. Он не способен не только на жертву - от него не допросишься даже мелочи, не требующей от него никакого труда и вложений, ибо он не способен переживать за другого (разве что за близких родственников, что, по сути, тоже за себя), не способен на эмпатическое отношение. Чего ради он станет переживать за тех, кто в любой момент может причинить ему вред? Его позиция по отношению к окружающим, в противоположность эмпатичес­кой, может быть названа «пассивно-агрессивной». Но это имеет далеко идущие последствия, приводящие к тому, что мысль его напрямую оказывается связанной с действием. Другими словами, здесь опускается промежуточное звено эмоционального отношения, которое связывает мысль и действие. Вот почему те немногие действия, которые он в силах совершить, оказываются автономными, свободными от эмоционального тепла и, следовательно, от морали.

Важно при этом не смешивать обсуждаемый тип с шизоидным расстройством личности, поскольку последнее также не может испытывать любовь и близость, ему также необходимо социальное дистанцирование и сохранение ограниченного эмоционального диапазона. Поэтому в классификационных критериях DSM-III и в работах Т.Миллона (Millon, 1986), а также А.Бека (op.cit.) особое внимание уделяется их дифференциальной диагностике. Шизоид представляет «активно-одинокий» тип, избегающий - «пассивно-избегающий». Первый не испытывает потребности в выработке сложной структуры защиты, второй - обдумывает сложные защитные ходы; первый не чувствителен к эмоциональному напряжению, возникающему при межличностных контактах, второй - все время начеку по поводу своей оценки; первый считает себя, скорее, наблюдателем, чем участником общения, второй пытается держать все под контролем. Это различие очевидно еще потому, что люди с избегающим расстройством личности хотят установить близкие межличностные отношения, но опасаются их, так как боятся критики и неодобрения, а шизоиды, часто, безразличны как к похвале, так и к критике. Шизоидная система убеждений такова, что в ней другие люди и их реакции не имеют большого значения и часто остаются незамеченными. Это убеждение проявляется не каким-либо враждебным образом, а, скорее, в стиле жизни, который можно определить как «живи и дай жить другому». Избегающий, как можно полагать, всегда держит «нож за спиной», выжидая соответствующей оказии для собственных действий и ожидая аналогичных действий со стороны других. И последнее: если поведение шизоида в группе содержит некоторую асоциальность, то избегающий представляет собой некий сорт «асоциальной социабель- ности» (термин Э.Канта) - он как бы в группе, как бы общается, как бы бесконфликтный, но его социальные контакты пусты, безвкусны, содержат повышенный риск, выражаясь философским языком, экзистенци­альны без единого намека на эссенциальность.

Итак, первое, что необходимо сделать в процессе психологического консультирования и психотерапии, это - побудить личность избегающего типа интенсифицировать обедненную эмоциональную жизнь. Незаменимую услугу здесь может оказать гештальттерапевтическое проживание или переживание любых мыслительных содержаний, помимо тех, которые связаны с собственной персоной избегающего. Второе: необходимо помочь ему выработать подлинное, а не декоративное самоуважение к себе путем расширения содержаний «я-концеп- ции», позитивного мышления или когнитивного обезвреживания дисфункциональных убеждений о себе. Все это позволит безболезнн- но перейти к третьему и главному методу работы с указанным типом личности, а именно, к лечению провокацией - выведению избегающего на конфликт с терапевтом. При этом чрезвычайно важно делать это осторожно, так сказать, градуированно и темперированно. Если градус провокации будет «зашкаливать», избегающий применит характерные приемы избегания (например, будет взывать к жалости, «путать карты», пропускать сеансы или вовсе прервет работу). Если же необходимое для провокации психологическое напряжение, напротив, окажется слабым, то он подстроится под провокативные реалии, и терапия окажется бесплодной.

Необходимо предостеречь, что непрофессионализм психотерапевта в крайних случаях может привести к «ломке» личности избегающего и ят- ропатическим последствиям. При соответствующих же условиях проведения провокационной терапии, она уже с первого сеанса приведет избегающего к ошеломляющему открытию: «Да, я чувствую себя неприятно, напряженно и конфузно, но ничего страшного: я жив!».

В жизни избегающей личности нет места для открытого самовыражения, которое, как известно, вовсе не исключает различные типы конфликта. Из-за того, что он не умеет довести мучающую его проблему до логического конца, гештальт остается незавершенным. Провокационная психотерапия может помочь обрести, по выражению П.Тиллиха, «мужество быть тем, кто ты есть, и в той точке, где ты есть», позволит «расшатать» парадигму избегания, в которую вогнал себя избегающий, может мысленно вовлечь его в ту эмоциональность, которую он боится получить при реальном общении. Ведь в реальном общении очень скоро возникает ситуация, при которой химерическая надежда казаться тем, «что ты не есть», развеивается сама собой, выявляя вред того псевдо-совершенства, которое достигается стратегией избегания.

И тогда ущербность личности «горе-стратега» разоблачается с той же скоростью, с какой разъедается коррозией металл, прикрытый «дезде- фектным» материалом.

1. Да Винчи Леонардо. Суждения. М.: Эксмо-пресс, 2000. С.48.
2. Коллинз М. Свет на пути / Пер. Е.Ф.Писаревой. М., 1905, примечание 9, www.psylib.org.ua.
3. Олден Л.Э. Избегающая личность - Avoidant Personality // Психологическая энциклопедия. www.cyclopedia.ru.
4. Alden I.E., Capreol МЛ. Avoidant Personality Disorder: Interpersonal problems as predictors of treatment response // Bechavior therapy. 1993. 24. P. 357-376; см. также DSM-IV, 1994.
5. Beck A., Freeman A. Cognitive Therapy of Personality Disorders. Ch. 12. N.Y., 1990.
6. Burnham D., Gladstone A. & Gibson R.; цит no: A.Beck, A.Freeman. Cognitive Therapy of Personality Disorders. N.Y., 1990. P.170.
7. Fear of Negative Evaluation // K.Corcoran & J.Fisher. Measures in Clinical Practice. L.: Free Press, 1987. P.153.
8. Millon T. Disorders of Personality, DSM-III, Axis II. N.Y.: Wiley, 1981. P.81.
9. Millon T. The DSM-III distinction between schizoid and avoidant personality disorders // Canadian Journal Psychiatry. 1986. 32. Millon T. and others. Personality Disorders in Modern Life. N.Y.: Wiley, 2004.