По материалам интервью с профессором Яном Дерксеном: «Эмоций на изображениях мозга не видно»

Представлено интервью профессора Яна Дерксена (Jan J.L. Derksen, Неймегенский университет) о необходимости психологических теорий психических процессов. Обсуждается опасность узко биологических толкований в психологических исследованиях и практике, опирающихся только на нейробиологические механизмы поведения.

Быстрые перемены в своей профессии отмечает профессор клинической психологии Ян Дерксен^[I] (Jan Derksen, Неймегенский университет). В своих последних монографиях он указывает на изменения, произошедшие в обществе, снижение у современного человека уровня привязанности, а также усиление требований к функционированию, что быстрее приводит к срывам и появлению психических проблем. «Общество предлагает все меньше структур, на которые человек может опереться: раньше были церковь, профсоюз или какая-та вдохновляющая идея. И это давало значительно большую свободу. Сейчас человеку угрожает изоляция. Мы сами должны искать связи с другими, т. е. структура и чувство уверенности исходят от нас самих, а не извне, а это не у всех и не всегда получается», — говорит Дерксен в связи с выходом его книги «У всех теперь психическая болезнь?» («Iedereen een psychische aandoening?», 2015). «Я хочу сказать, что мы попали в новую культурную эру, к которой нашей психике еще только предстоит адаптироваться. А это делает нас уязвимыми.»

В то же время сохраняется активный тренд редуцировать психику до нейробиологических механизмов функционирования головного мозга и биологических измерений. Глубинные, сложные психические паттерны уже не вызывают интереса ни у исследователей, ни у организаций, финансирующих исследования, ни у престижных научных журналов. Коллеги, занимавшиеся исследованиями психотерапии, говорят, что теперь читают книжки только про мозг. Пациентам все чаще назначают таблетки и поверхностную психотерапию, например, «беседы, направленные на разрешение текущих проблем».

В 2011 году Дерксен в интервью газете de Volkskrant подверг критике позицию нейробиолога Дика Свааба (автора книги «Мы — это наш мозг») и даже написал книгу об этом под названием «Спасите психологию от хватки мифа о мозге» («Bevrijd de psychologie uit de greep van de hersenmythe», 2012). Предлагаем читателям возможность ознакомиться с этим интервью, в котором отражены вопросы, не теряющие своей актуальности.

— Вас уже довольно давно откровенно раздражает идея «мы — это наш мозг», т. е. собрание отделов и подотделов головного мозга, синаптических связей и химических веществ?

Дерксен: Я продукт Неймегенской университетской школы, а это значит Маркс, Фрейд и Франкфуртская школа социологии и социальной философии. Я изучал психологию, социологию и философию. Психологии нужны сложные теории, в которых психика выступает в качестве объекта, и определенную роль играют биология и общество. Но университетская наука об этом мало задумывается.

Научные исследователи с большей готовностью производят протоколы и базовые инструкции, основанные на классификациях, изложенных в руководствах для психиатров и психологов. Впоследствии клиницисты оказываются под давлением научных исследователей, а страховщики требуют соблюдения этих протоколов лечения для каждого пациента. Но наука — это одно, а практика — совсем другое.

— Для каждого пациента ведь не придумаешь особое лечение. Возможно, что в базовых инструкциях есть свой смысл?

Дерксен: Вы обязаны для каждого пациента продумывать специальную предназначенную именно для него терапию. При этом протоколы выступают в качестве дорожных знаков, они показывают направление, но не более. Двух одинаковых людей нет. Но в настоящее время приоритет отдается балльной оценке симптомов, чтобы впоследствии пометить это особой диагностической этикеткой, а потом назначить лекарства.

Сегодняшняя диагностика опирается на так называемые «объективные» проявления, не требующие замысловатых «субъективно окрашенных» формулировок и уточнений. «У меня СДВГ, это проблема с головным мозгом, так что от меня ничего не зависит». Людей не учат принимать ответственность за собственное поведение. МРТ-сканирование покажет «что-то» в их мозге, и ничего с этим не поделать, кроме как дополнить недостаток некого вещества с помощью лекарств.

— Современные люди плохо выдерживают режим терапии, и очень многие обращаются к альтернативным целителям. То есть, психиатры и психологи тоже, выходит, терпят неудачу?

Дерксен:Мысами освободили поляну для этих «диких» терапевтов с их реберфингом и прочей ерундой. Этот сектор будет только расти, и мы сами тому виной, мы облегчаем их жизнь, потому что мы — академические психологи — недостаточно способны разработать адекватные теории об эмоциях, с которыми могли бы работать психотерапевты.

— Что, на Ваш взгляд, сейчас происходит в психологической практике?

Дерксен: Молодые психологи сейчас не клиницисты, а технологи. Так, они, например, лечат какого-нибудь человека с обсессивно-компуль­сивным расстройством в соответствии с известной запротоколированной процедурой, но никак не выходят при этом на вытесненную агрессию такого пациента. Хотя, если вы будете проводить глубинную психотерапию таких пациентов, — а я работал с сотнями таких пациентов, — то вы знаете, что существует нечто, на что вы должны воздействовать у пациентов с навязчивостями — это их скрытый и подавленный гнев. Если вы до него не доберетесь, то не сможете помочь таким пациентам.

— Но это же тоже можно включить в протокол лечения?

Дерксен: Подобные вещи заведомо отфильтровываются. Потому что протоколы основываются на исследованиях «усредненного» пациента, а исследования, в свою очередь, основываются на формах терапии, поддающихся измерению, т. е. это затрагивание поверхностного уровня.

Психотерапевтические воздействия тоже стали поверхностными. Слишком мало занимаются эмоциями и глубинными психическими конфликтами — это трудно. Проще отмахнуться и сказать «это ничего не меняет». И заняться поиском биологических факторов.

Я сам вовсе не против исследований головного мозга. Во время стажировки в США и выполнения исследования в области психофармакологии я препарировал мозг. Так что я этого не боюсь. Другое дело, что процессы в головном мозге не способны объяснить всего. Они сами являются частью биопсихосоциального целого, которым мы все являемся.

Недавно в газете «Volkskrant» было интервью с неврологом Яном ван Гейном (Jan van Gijn). Что он говорит после сорока лет неврологической практики? Методики сканирования никак не помогают объяснить непонятные жалобы на боль (в животе и спине). Для этого надо знать жизненную историю и личные обстоятельства конкретного пациента. И эта история наполнена эмоциями и чувствами... У каждого человека своя история выделения значимости каких-то вещей, мотивов, стремлений и эмоций. И в их глубине лежат объяснения психических процессов. А в мозге этого не увидеть.

— Вы говорите, что многие Ваши коллеги в эти глубины уже не погружаются.

Дерксен: И это беспокоит меня все больше. Они смотрят на ког- ниции и поведение на поверхностном уровне и не ищут глубоко залегающие психические паттерны, и, соответственно, не замечают, как люди меняются на их основе.

Исследователи в психологии превратились в машины по собиранию фактов. У меня четырнадцать диссертантов. И что от них требуется? Произвести данные и для этой цели решить определенные методологические и статистические задачи. Такие требования предъявляют научные журналы. Никаких вам сложных теоретических построений.

— Вы все время подчеркиваете важность разработки теорий. Почему?

Дерксен: Разработка теории о психических паттернах необходима, потому что в психику нельзя заглянуть — таких аппаратов нет. Многих коллег-исследователей не устраивает, что наша дисциплина носит абстрактный характер. Но мы должны разрабатывать теорию о человеческой совести, о регулировании эмоций, о мотивации достижений, о фантазиях величия, о желаниях и стремлениях. Это вещи, которые руками потрогать нельзя. Объект нашего изучения абстрактен, и мы зависимы от теории.

В 60-е годы ХХ века эту проблему разрешили, сделав акцент на наблюдаемом поведении, т. е. на внешней стороне. Потом сосредоточились на когнициях, но при этом оставаясь на максимально поверхностном уровне. Но психика-то многослойна, т. е. состоит из нескольких слоев. Можно провести человека через батарею тестов, и получится экстраверт. А потом он входит в мой кабинет, мы говорим о каких-то интимных моментах его личной уязвимости, и он замолкает. Большего интроверта и не вообразить. Это указывает на наличие нескольких слоев в психологических переживаниях.

— Между тем интерес к психологии не снижается. Психологические журналы расходятся, как горячие пирожки.

Дерксен: В них совершенно отсутствует глубинное психологическое понимание. Сейчас что-то принимается всерьез, только если кто-то что-то нашел в мозге: мужской мозг, женский мозг, мужчина влюблен не так, как женщина и т. д. В значительной мере это просто пустая болтовня. Они просто дурачат публику..

— Не пора ли спасать психологию? И если да, то кто этим займется?

Дерксен: Возможно, будет не так плохо, если психология превратится в дополнение к нейробиологии. Подлинный смысл важности силы интрапсихических механизмов уже сейчас вытеснен на периферию, и этот процесс продолжается. Пора вернуться к философским истокам. Сейчас мы имеем дело с фетишизмом тестов. Как будто бы надежное знание о действительности — каковым является наука — можно произвести лишь через проверку в эксперименте. Это стало нормой получения валидных знаний, но таким образом сокращаются возможности развития знания.

Дайджест подготовлен на основе материалов:

Emoties zie je niet op een scan. — De Volkskrant, 26.02.11, Sect. Wetenschap, p. 7.

Jan Derksen over wat er mis is met de GGZ. — Internet (zielindezord.nl), 09.05.15.

 

Составитель-переводчик: Елена Можаева.

PlumX

Метрики публикации