Влияние синтаксических средств репрезентации времени и пространства на образ персонажа в сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пропала совесть»

11

Аннотация

Образ персонажа в литературном тексте реализуется набором различных средств, и не только описание физических качеств может наделять действующие лица характеристиками. Пространственные и временные показатели определяют, как «существует» персонаж в вымышленном мире, и накладывают на него отпечаток создаваемого автором повествования, эпохи и смены событий. На примере персонажа (совести) из сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина показывается, как синтаксические конструкции формируют пространство, время и облик персонажа.

Общая информация

Ключевые слова: время, персонаж, пространство, синтаксис, средства

Рубрика издания: Мировая литература. Текстология

Тип материала: научная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/langt.2024110207

Получена: 01.06.2024

Принята в печать:

Для цитаты: Кулакова В.А. Влияние синтаксических средств репрезентации времени и пространства на образ персонажа в сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пропала совесть» [Электронный ресурс] // Язык и текст. 2024. Том 11. № 2. С. 75–81. DOI: 10.17759/langt.2024110207

Полный текст

Введение

Восприятие и познание мира является уникальным и неповторимым опытом для каждого человека — оно не может быть шаблонным в силу своей природы. Все объекты действительности, в том числе художественное произведение, понимаются человеком по-своему.

Образы в тексте и их восприятие

Литературный текст может быть рассмотрен с двух точек зрения: ученого-исследователя и читателя. Ю.Н. Караулов, изучая языковую личность, отметил, что «критик, литературовед, исследователь языка в своем подходе к анализу литературного произведения как бы ставит себя на место автора, и поэтому решающей категорией такого анализа становится образ автора, отчуждаемый от структуры данного литературного произведения», но «в иной позиции стоит читатель, который в процессе движения по тексту ставит себя в один ряд с персонажами, совершает подстановки на место разных героев, поскольку сокровенная тайна воздействия художественных образов на читателя как раз и состоит в восприятии их как лиц вполне реальных, как лиц, взятых прямо из жизни» [5, с. 32]. Значит, разница в перцепции текста проявляется в позиции, которую занимает человек, работающий с текстом: «образ автора — категория чисто исследовательская, тогда как художественный образ — категория читательская, хотя для последнего эта категория функционирует лишь на уровне знания, а ее осознание как категории остается привилегией исследователя» [5, с. 32]. Образ автора и образ персонажа выступают как отдельные, не связанные элементы анализа. Подобного мнения придерживался М.М. Бахтин: «персонажи говорят как участники изображенной жизни, говорят, так сказать, с частных позиций, их точки зрения так или иначе ограничены (они знают меньше автора). Автор вне изображенного (и в известном смысле созданного им) мира. Он осмысливает весь этот мир с более высоких и качественно иных позиций. Наконец, все персонажи и их речи являются объектами авторского отношения (и авторской речи). Но плоскости речей персонажей и авторской речи могут пересекаться, то есть между ними возможны диалогические отношения» [2]. Следовательно, особенностью изучения образа персонажа всегда является то, что над ним возвышается категория автора. Эти категории не являются тождественными.

Категория пространства

Автор помещает свои образы в создаваемое им пространство. М.М. Бахтин пояснил: «между изображающим реальным миром и миром изображенным в произведении проходит резкая и принципиальная граница. Об этом никогда нельзя забывать, нельзя смешивать, как это делалось и до сих пор еще иногда делается, изображенный мир с изображающим миром (наивный реализм), автора — творца произведения с автором-человеком (наивный биографизм), воссоздающего и обновляющего слушателя-читателя разных (и многих) эпох с пассивным слушателем-читателем своей современности (догматизм понимания и оценки). Все подобного рода смешения методологически совершенно недопустимы. Но совершенно недопустимо понимание этой принципиальной границы как абсолютной и непереходимой (упрощенческое догматическое спецификаторство)» [3, c. 402]. Художественный мир и мир реальный не являются тождественными, но в них происходят подобные процессы. Л. Эйлер установил, что «понятие пространства мы можем воспринять лишь с помощью абстракции: для этого мы должны мысленно удалить свое тело, и уже то, что, по нашему представлению, после этого остается, мы называем пространством» [10, с. 266]. Однако если убрать образ персонажа из текста, останется ли пространство? Для реального мира «Эйлер признавал и относительное пространство, т. е. пространство, связанное с телами, и абсолютное пространство» [4, с. 18]. Эта теория проявляется в следующем.

Определение. «Место есть часть неизмеримого или бесконечного пространства, в котором находится весь мир. Принятое в этом смысле место обычно называют абсолютным, чтобы отличить его от места относительного» [10, с. 41].

Следствие 1. «…если тело последовательно занимает одну за другой части этого неизмеримого пространства, то оно движется; наоборот, если оно постоянно пребывает в одном и том же месте, тогда оно находится в покое» [10, с. 41].

Следствие 2. «…обыкновенно представляют себе определенные границы этого пространства, к которым и относят тела. Это отношение и есть то, что называется положением. О тех телах, которые сохраняют то же самое положение относительно этих границ, говорят, что они находятся в покое. Наоборот, о тех телах, которые меняют свое положение, говорят, что они движутся» [10, с. 41].

Таким образом, если объект меняет положение в пространстве, он движется, следовательно, совершает действие во времени. Перемещения для персонажа в литературном произведении, вероятно, необходимы именно потому, что без них не создается окружающего пространства, которое может отображать не только его «физическое» местонахождение, но и ментальное состояние.

Пространственные путешествия совести

После небольшого физико-математического отступления будет предложено рассмотреть, как проявлялось подобное движение у персонажа в тексте художественного произведения — сказке «Пропала совесть» М.Е. Салтыкова-Щедрина — и как оно повлияло на создание образа персонажа.

Временная парадигма. С утратой совести люди стали раскованы в своих действиях, в связи с чем «и настоящее, и будущее — все, казалось, так и отдавалось им в руки, — им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести». Совесть существовала, «еще вчера … мелькала перед глазами», а затем исчезла. Люди «наконец, освободились от последнего ига». Временная парадигма произведения обозначена наречием времени вчера и вводным компонентом наконец, восходящим к темпоральному наречию. В своем общем значении они «репрезентируют различные темпоральные отношения к моменту речи с точки зрения говорящего» [9, с. 26]. Узкие значения могут быть следующими:

  • вчера — «в день, предшествовавший текущему дню; накануне»; «то, что было до настоящего дня, до настоящего времени; события вчерашнего дня или недавнего прошлого» [8, т. 2, ст. 932];
  • наконец — «в конце всего, после всего, напоследок» [8, т. 2, ст. 276] (может пониматься как вводное слово: «означает, что мера терпения, ожидания и т. п. переполнена» [8, т. 7, ст. 276].

Частица еще употреблена «для придания выразительности и оттенка неудовольствия по поводу соответствующего вопроса или заявления», а также для «указания на то, что сказанное является уточнением, добавлением деталей» [6, с. 118].

Таким образом, в произведении четко противопоставляется время до и после потери совести, которую заметил «говорящий» — автор. Он отобразил в своем тексте этот переломный момент, который повлечет дальнейшее «движение» совести в пространстве произведения.

Превращения, которые провоцирует обретение совести, однотипны. Так, первый владелец «вдруг он почувствовал» (ср.: глагол совершенного вида + вдруг = «одноактные, совершенные в один прием действия и действия результативные» [9, с. 26]), «постепенно возвращается то горькое сознание действительности», «сначала он почувствовал только страх … потом всполошилась память, заговорило воображение», «затем, сам собой, проснулся суд» [7]. Подобные преобразования будут происходить с каждым владельцем. Для них протяженность во времени не существенна, однако важен результат — что-то произошло, теперь все будет иначе. Употребление глаголов совершенного вида создает ситуацию неизбежно совершившегося действия. Для образа совести средства реализуют такую характеристику, как обязательное влечение за собой резких «пагубных» изменений.

Пространственная парадигма. У совести после утраты было несколько владельцев. Сначала «бедная совесть лежала между тем на дороге», «в благоустроенном городе, и на самом бойком месте».

Владелец 1. Несчастный пропоец. «прячет находку в карман и удаляется с нею», «приближается он к питейному дому» [7].

Владелец 2. Прохорыч. «ужасная находка уже лежит у него в руке»; Арина Ивановна, жена, «выкрала у спящего мужа совесть и стремглав бросилась с нею на улицу» [7].

Владелец 3. Ловец. «сунула потихоньку совесть в карман его пальто», «совесть осталась, вместе с пальто, на стенке», ловчиха «сунула совесть в штемпельный конверт» [7].

Владелец 4. Самуил Давыдыч «распечатал присланный по почте конверт, вынул из него щипчиками посылку [совесть], переложил ее в другой конверт»; «шаталась бедная, изгнанная совесть по белому свету» [7].

Последний владелец нашел «маленькое русское дитя, растворил его сердце чистое и схоронил в нем совесть» [7].

Таким образом, совесть посредством синтаксических конструкций передвигается по следующей цепи: улица — карман — питейный дом — улица — карман — штемпельный конверт — другой конверт — чистое сердце ребенка. Цепочка имеет несколько одинаковых звеньев, что доказывает ненужность совести для людей. Толкования для мест нахождения совести следующие:

  • улица — ‘1. пространство между двумя параллельными рядами домов …’, ‘2. место, пространство вне дома, за пределами жилого помещения (обычно под открытым небом)’ [8, т. 16, ст. 542-543];
  • карман — ‘1. пришитый к одежде мешочек … для мелких вещей и денег’, ‘2. перен. о материальном благосостоянии, богатстве, деньгах’, ‘3. особое отделение в портфеле, чемодане…’; ‘4. cпец. об углублениях различного рода’ (пример: карман толстой кишки) [8, т. 5, ст. 821-822];
  • питейное ‘устар. связанный с торговлей спиртными напитками [8, т. 9, ст. 1257]’ заведение ‘устар. торговое предприятие, трактир и т. п.’ [8, т. 4, ст. 278];
  • конверт — ‘бумажный пакет, сложенный с четырех сторон углами, в который вкладывают письмо’ [8, т. 5, ст. 1275];
  • сердце — ‘1. центральный орган кровообращения в виде мускульного мешка’, ‘2. перен. Этот орган как символ средоточия чувств, настроений, переживаний человека’ [8, т. 13, ст. 680-681].

Исходя из этого, можно сделать следующие заключения: 1) изначально брошенной на дороге на улице «бедной» совести было плохо, ей необходимо замкнутое пространство, и именно в нем она может функционировать; 2) она крошечная, ей достаточно небольших вместилищ; 3) ей необходимо взаимодействие: в кармане повешенного на крючок пальто она не влияет на человека. Помещенная в сердце маленького ребенка совесть получает благоприятные для нее условия, т. к. именно здесь, согласно автору, она «станет не робкая», и впоследствии «исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия» [7].

Заключение

Образ персонажа создается совокупностью средств, к которым относятся временные и пространственные показатели. Целостность литературного героя, его характеристики и влияние на окружение создаются с помощью движения в литературном пространстве — перемещения, направляемого автором. М.М. Бахтин заметил, что «позиция автора-художника и его художественное задание может быть и должно быть понято в мире в связи со всеми ценностями познания и этического поступка», «движение» которого необходимо постичь [1, с. 32–33]. Следовательно, «поступки» — действия — так или иначе формулируют позицию автора, являются частью средств, способствующих ее проявлению, и именно движение поступка мотивирует писателя формировать пространство и время своего произведения.

Литература

  1. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. С. 6-71.
  2. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа [Электронный ресурс]. URL: http://www.infoliolib.info/philol/bahtin/probltext.html (дата обращения: 29.01.2024).
  3. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. С. 234-407.
  4. Егоршин В. Предисловие редактора // Эйлер Л. Основы динамики точки / пер. В.С. Гофмана, С.П. Кондратьева. М., Л.: Главная редакция технико-теоретической литературы, 1938. С. 5-28.
  5. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. 7-е изд. М.: ЛКИ, 2010. 264 с.
  6. Объяснительный словарь русского языка: структурные слова: предлоги, союзы, частицы, междометия, вводные слова, местоимения, числительные, связочные глаголы: ок. 1200 единиц / под ред. В.В. Морковкина. 2-е изд., испр. М.: Астрель: АСТ, 2003. 421 с.
  7. Салтыков-Щедрин М.Е. Пропала совесть [Электронный ресурс] // Az.lib.ru. URL: http://az.lib.ru/s/saltykow_m_e/text_0370.shtml (дата обращения: 29.01.2024).
  8. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. М., Л.: Издательство Академии наук СССР, 1930-1965.
  9. Шаповалова Т.Е. Категория синтаксического времени в современном русском языке. М.: МПУ, 2000. 156 с.
  10. Эйлер Л. Основы динамики точки / пер. В.С. Гофмана, С.П. Кондратьева. М., Л.: Главная редакция технико-теоретической литературы, 1938. 500 с.

Информация об авторах

Кулакова Вероника Александровна, аспирант кафедры современного русского языка имени профессора П.А. Леканта, Государственный университет просвещения (ФГБОУ ВО ГУП), Москва, Россия, e-mail: kbera96@gmail.com

Метрики

Просмотров

Всего: 71
В прошлом месяце: 8
В текущем месяце: 2

Скачиваний

Всего: 11
В прошлом месяце: 0
В текущем месяце: 0