Особенности оценки собственной безопасности и благополучия подростками на территориях военных конфликтов

Исследование направлено на изучение оценки безопасности и благополучия подростков через их субъективную оценку. Проведен сравнительный анализ субъективного благополучия (СБ) в зонах военных конфликтов и регионах России с использованием «Опросника субъективного благополучия» (Ослон В.Н. и др.), который помимо субдоменов СБ включает ряд вопросов, позволяющих более качественно интерпретировать результаты. В общей сложности в опросе участвовали 13 342 подростка из ДНР, включая 54% девушек и 46% юношей в возрасте от 13 до 17 лет. Результаты исследования позволили оценить условия жизни, обучения, переживаемые стрессы и безопасность, взгляды подростков, стремящихся встроиться в нормальную жизнь. Детальный анализ ответов выявил, что большинство подростков, находящихся в зоне военных конфликтов, достаточно высоко оценивают свою удовлетворенность различными аспектами жизни. Однако сравнительный анализ субдоменов СБ показывает, что субъективная удовлетворенность у таких подростков ниже, чем в целом по российской выборке (151 тыс. человек). Исследование показало, что наряду с социально-психологической помощью детям квалифицированными специалистами на местах и при выезде в другие регионы не меньшее значение для благополучия имеет создание условий для нормализации жизни в своей республике, в том числе восстановление детской инфраструктуры.

Введение

На протяжении последних 30 лет количество детей, живущих в зонах военных конфликтов, увеличилось почти вдвое и составляет 1,7 млрд детей (68% от всего детского населения Земли) [6; 23].

Военные действия имеют тяжелые последствия для ментального здоровья граждан всех возрастов [16], но дети особенно уязвимы, ведь им не обязательно даже находиться на территории военных конфликтов, достаточно, чтобы их отцы принимали участие в военных действиях и получили посттравматическое стрессовое расстройство, которое оказывает влияние и на их детей [15].

Психологическое благополучие детей, находившихся в зоне вооруженного конфликта, получает ментальный урон; исследования показывают, что такие дети страдают от тревоги, депрессии и посттравматического стрессового расстройства средней или тяжелой степени [1; 2; 26; 27; 31; 32].

Подростки, прибывшие из зон боевых действий, подвержены внутриличностному конфликту, они не находят себе места в новых реалиях и приходят к выводу, что для них нет места в социуме [36]. Они страдают от психосоматических нарушений: невозможность сразу заснуть, ночные просыпания с тревожными мыслями, ночные кошмары, расстройства аппетита, головные боли, нервные тики, иногда и заикания [34].

Эмоциональная неустойчивость, низкий самоконтроль, жесткость, конформность также относятся к одним из реакций, характерных для детей, страдающих посттравматическим синдромом [33].

Наиболее разрушительным последствием для детской психики исследователи считают потерю видения жизненной перспективы, что, в свою очередь, может повлечь остановку личностного развития [35; 40].

Для успешной адаптации детей, прибывших из зоны военных действий, отечественные исследователи рекомендуют концепцию психолого-педагогического сопровождения [34; 36; 37; 39]. Для реабилитации детей, которые находились в зоне военных действий, успешно применяются арт-терапия [28], семейные и групповые занятия, техники релаксации [19].

Известно, что специалисты, работающие с травмированными клиентами, подвержены вторичному травматическому стрессу, также описываемому как викарная травматизация или усталость от сострадания [20].

Усталость от сострадания включает в себя вторичный травматический стресс и эмоциональное выгорание. Развитие негативных состояний, связанных с усталостью от сострадания, признается основным профессиональным риском специалистов, работающих с травмированными людьми [14].

Те, кто оказывает психологическую помощь, сами могут попасть в уязвимое положение [24]. Как правило, специалисты испытывают психологическую травму чаще, чем посттравматическое стрессовое расстройство [11]. У психологов и психотерапевтов, консультирующих и оказывающих поддержку людям, находившимся в зоне боевых действий, обнаруживается риск развития вторичной травматизации [13]. Можно предположить, что такие же проблемы возникают и у других специалистов, работающих с детьми, например специалистов опеки и попечительства, центром помощи семье и детям и пр.

Кроме этого, трудности в оказании качественной психосоциальной помощи детям, пострадавшим от военных действий, связаны с плохо скоординированной работой кластеров различных направлений помощи [30].

В целом, пострадавшим детям свойственно развитие функциональных нарушений физического здоровья и постстрессовой психической симптоматики вплоть до развития ПТСР.

С целью минимизации тяжелых травматичных последствий войны, Межведомственный постоянный комитет при ООН разработал «Руководство МПК по психическому здоровью и психосоциальной поддержке в чрезвычайных ситуациях» (IASC, 2007) [8; 38]. Данные руководящие принципы можно представить как пирамиду из четырех блоков, которые вместе составляют комплексную систему опор [29]. Два верхних уровня этой пирамиды сосредоточены на психологической поддержке детей, которые когда-либо находились в зоне боевых действий [29].

Одной из опор является создание условий для нормализации жизни детей в данных регионах: создание новой детской инфраструктуры, обучение кадров, работающих с детьми.

Организация, методы и методики эмпирического исследования

Цель исследования — выявить особенности оценки подростками собственной безопасности и благополучия на территориях военных конфликтов.

Задачи исследования: 1) провести анализ оценок условий жизни, образования, детско-родительских отношений подростков ДНР; 2) провести сравнение параметров субъективного благополучия подростков на территории СВО и «спокойных» регионов России.

Гипотеза заключается в предположении, что безопасность и благополучие будут отличаться степенью выраженности для подростков, проживающих на территории военных конфликтов в сравнении с подростками российских регионов. Также можно предположить, что стрессовые ситуации будут определяться, в первую очередь, проживанием на территории военных конфликтов и участием/мобилизацией родителей и близких родственников в СВО.

Для оценки субъективного благополучия использовался опросник «Субъективное благополучие подростков» [7], включающий 11 субдоменов, критерием оценки которых стала удовлетворенность: здоровьем и самочувствием, активным образом жизни (физическая активность, спорт, энергичность); безопасностью (психологической и физической); внутренней поддерживающей сетью (отношения с родными и близкими); внешней поддерживающей сетью (отношения со сверстниками, наставником, педагогами, соучениками и пр.); доверием; (сверстникам и взрослым); нормализацией жизни (не хуже в сравнении с другими молодыми людьми); суверенностью психологического пространства; удовлетворенностью материальным положением; своим «хронотопом»; учетом мнения (насколько учитывается мнение респондентов при решении жизненно важных для них вопросов).

Измерение проводилось с помощью 5-балльной шкалы Лайкерта (от «абсолютно не согласен» до «абсолютно согласен» или от «никогда» до «всегда»).

Анализ внутренней согласованности опросника СБ с помощью коэффициента Альфа Кронбаха указал на высокую внутреннюю согласованность: α Кронбаха СБ = 0,858.

Сам опросник, помимо субдоменов, определяющих СБ, содержит также ряд вопросов, ответы на которые позволяют более качественно интерпретировать полученные результаты СБ.

Выборка. Всего в опросе приняли участие 13342 подростка, проживающих в Донецкой Народной Республике из них 54% девушки и 46% юноши, в возрасте от 13 до 17 лет со следующим распределением по возрастам (табл. 1)

Таблица 1

Распределение по возрастным группам участников исследования (N = 13342)

По семейному статусу 92% живут в биологической семье (из них в многодетной семье — 19%, неполной — 30%), семье родственников — 5%, опекунской семье — 2%, в организации для детей-сирот — 1%.

ДНР является одним из 24 регионов, где в октябре-ноябре 2023 года проводось изучение СБ подростков, поэтому для выявления специфики отдельных субдоменов СБ использовались данные всей базы опросов, которую составили 151 тысяча подростков.

Для участия подростков в опросе младше 14 лет было получено согласие родителей, старше 14 лет — согласие самих подростков.

Результаты

Стрессы

В состав опросника СБ вошел перечень стрессов, включающий 30 жизненных ситуаций, с которыми могут столкнуться подростки, с учетом событий в стране. Из 13341 подростков, проживающих в ДНР, указали на то, что они пережили стресс, 9427 человек.

На рис. 1 представлен относительный профиль стрессов, построенный на основании выборов респондентов в ДНР (разница между уровнем стрессов в выборке детей в ДНР и в целом по всей базе подростков относительно общей базы данных). В связи с необходимостью показать весь профиль стрессов пришлось пожертвовать названиями по оси Х.

Так, ожидаемыми стрессами, имеющими значимые различия, стали высокие значения стрессов:

• проживание на территории СВО (35,6% — превышение среднего уровня стрессов по всей базе);
• смена места жительства в связи с СВО (13,6%);
• мобилизация родителя или родственника (10,6%);
• ранение родственника или знакомого (10,1%).

На фоне новых стрессов достоверно менее значимыми по величине по сравнению с общей выборкой стали все стрессы, связанные с сиротством (отобрание детей у родителей, перемещение в другой детский дом, известие о том, что ты приемный ребенок), рождением брата или сестры, переводом в закрытую школу для трудных подростков, тюремное заключение родителя. Остальные стрессы попадают в область незначимости и, следовательно, их выраженность находится на уровне общей выборки (как и всех подростков в 24 регионах).

Рис. 1. Относительный профиль стрессов (значимыми являются: проживание на территории СВО, смена места жительства с связи с СВО, мобилизация родителя или родственника, ранение родственника или знакомого). Относительный профиль рассчитывается как разница между средним уровнем стресса в выборке подростков в ДНР и общей базы, деленная на среднее значение стресса в общей базе. Диапазон между коричневыми линиями является зоной незначимости значений с достоверностью 0,95

Субъективное благополучие

Измерение СБ дает понимание того, как подросток оценивает качество собственной жизни, в том числе по сравнению со своими сверстниками. Конструкт субъективного благополучия позволяет оценить удовлетворенность информантов системой своих отношений: к себе, другим, со средой, к своему хронотопу [7].

На рис. 2 «Профиль относительного субъективного благополучия подростков в ДНР» представлены достоверные отклонения показателей СБ от их среднего значения по всей российской выборке ( рассчитывается как разность показателей СБ для выборки подростков ДНР и регионов России, деленная на средние показатели всей базы). За исключением показателя «удовлетворенность материальным положением», все остальные имеют достоверно значимые отрицательные значения (среднее значение = ‒1,4%). Максимальное по величине отрицательное отклонение имеет показатель хронотопа (прошлое, настоящее, будущее) (‒2,3%) и «Удовлетворенность достижениями» (2,1%).

Рис. 3. Профиль относительного субъективного благополучия подростков в ДНР

Безопасность

Подростков попросили оценить свою безопасность дома, в школе, месте проживания, Интернете, стране. В табл. 2 приведены субъективные оценки детьми уровня своей безопасности.

Таблица 2

Результаты опроса по блоку «Безопасность»

Наиболее безопасно подросткам дома (90% ответили абсолютно безопасно и безопасно); на втором месте школа — 72%. Менее половины детей чувствуют себя в безопасности в регионе — 45% (при этом ситуация оценивается как очень опасная и опасная у 17% опрошенных и еще 40% затруднились оценить), в месте проживания — 42 % (опасная и очень опасная — 21%, трудно сказать — 37%). Вероятно, это напрямую связано с неодинаковой ситуацией в разных районах ДНР в связи с СВО, присоединением новых территорий.

Достаточно безопасным представляется опрашиваемым Интернет (70%), хотя ответы на дополнительные вопросы показали, что у 29% подростков были случаи, когда на них совершали нападки в соцсетях, троллили в чатах или онлайн-играх; у 9% были случаи, когда специально создавалась онлайн-группа, веб-страница, интернет-видео, где высмеивали их и их поступки. Еще 8% детей указали на ситуации, когда личные письма, фотографии, видео, в том числе сексуального характера, пересылали без их ведома.

Но Интернет не только угроза, но и источник денежных средств — интернет используют для получения дохода от своей деятельности 13% подростков.

Отношения в семье

Для выяснения качества детско-родительских отношений подросткам задали вопросы: «Нравится ли тебе отношение родителей и других взрослые членов семьи» и «Нравится ли тебе отношение братьев, сестер, детей, с которыми ты живешь». Ответы показали, что большинству подростков нравится, как к ним относятся родители и другие члены семьи (88,8%.), только 5,6% опрошенных чувствуют к себе негативное отношение. Сиблинговые отношения устраивают 72% подростков, а 20,6% подростков не могут оценить их. Доверяют родителям «всегда» 57% подростков, 25% опрошенных — «часто» и еще 12% — в зависимости от ситуации.

В табл. 3 приведены данные по частоте общения детей с родителями и видам совместного проведения времени.

Таблица 3

Распределение ответов подростков на вопрос
«Как часто и каким образом ты и твои родители вместе проводите время»

Важно не только количество времени, проведенное вместе в семье, но и качество этого времени. Чаще всего подростки ужинают вместе с родителями (69%), общаются и обсуждают проблемы (64%), вместе делают работу по дому (62%). Вместе проводят свободное время с родителями «всегда и часто» 52% опрошенных и еще 30% — иногда.

Вне дома совместный отдых на каникулах отметили 58% опрошенных и 23% ответили, что бывает по-разному, 7% — ответили, что никогда и 13% — что редко.

Примерно каждый пятый-шестой подросток «никогда или редко» проводит время со своими родителями. К сожалению, опросник не позволяет выяснить причины этого: неблагополучная семья либо СВО и участие родителей в ней или другие причины.

Отношение к школе

На то, чтобы добраться в школу, 85% подростков тратят менее 30 минут, до часу — 13% и более 1 часа — 2%. Занятия в школе ведутся на русском языке у 97% обучающихся, при этом ничего не понимают только 1% детей, плохо понимают — 1%, понимают, но не все — 7%. У 3% ребят занятия ведутся на русском и национальном языках. Данные, характеризующие отношение подростков к школе, приведены в табл. 4.

Таблица 4

Качество отношения подростков к школе

От 8 до 10% обучающихся не удовлетворены отношениями между участниками образовательного процесса, которые складываются в их школах, еще более 20% не могут их оценить. Удовлетворенность образовательной организацией продемонстрировали 66,6% подростков, 70,1% — отношениями с учителями и 71,6% — с ребятами, с которыми вместе учатся. Удовлетворенность подростков успехами в школе показана в табл. 5.

Таблица 5

Удовлетворенность подростков своими успехами

Трудности у подростков вызывает изучение математики (37% человек ответили, что «никогда» и «редко» они бываю довольны своими успехами) и иностранного языка (34,7%). Каждый пятый испытывает значительные трудности в изучении учебных предметов (20,1%). Своими успехами они больше всего довольны на занятиях физкультурой и спортом (83,6%). Русский язык не вызывает особых сложностей у каждого второго учащегося и еще 34,4% подростков довольно часто удовлетворены своими успехами в освоении языка.

Занятия интересными делами вне школы (кружки, секции и пр.) вызывают чувство удовлетворенности почти у 89%, что способствует повышению их самооценки.

На общий вопрос о том, есть ли достижения, которыми можно гордиться за прошедшую неделю, 12,6% опрошенных сказали, что у них нет достижений и им нечем быть довольным, и, соответственно, 87,4% ответили положительно.

На вопрос: «Были ли вы довольны школьной жизнью за прошедшую неделю?» очень довольными оказались 10%, довольными — 44%, затруднились ответить — 29% подростков.

Здоровье и активность в жизни

ВОЗ определяет здоровье как «…состояние полного физического, психического и социального благополучия, а не отсутствие болезней или физических дефектов». На уровне эмпирических исследований было доказано, что более высокий общий уровень субъективного благополучия приводит к улучшению здоровья [9]. Подростков попросили охарактеризовать свое здоровье, и «нормальным» его назвали 24,4%, «хорошим» — 27,2% и «очень хорошим» — 20,4% опрошенных и только 3% выбрали ответ — «плохое».

Спортивные площадки, дворы парки являются местами для занятия спортом для 40,3% подростков, а спортивные школы и спортивные секцияи — для 36,6%. При этом 45% подростков нравится заниматься спортом в спортивной секции. Не посещают уроки физкультуры по состоянию здоровья — 4,3%, не занимаются спортом — 24,9% подростков.

Вспоминая прошедшую неделю, чувствовали себя полными энергии почти всегда — 21,9% ребят, постоянно — 11,3%, достаточно часто — 35,5%, а 26,6% — редко, отрицательно ответили около 5% человек.

Учет мнения

Согласно Конвенции о правах ребенка, учет мнения ребенка — одно из четырех главных прав ребенка, которое реализуется через учет его мнения при принятии решений, затрагивающих его интересы.

Ответы подростков на основные жизненные ситуации выбора представлены в табл. 6.

Таблица 6

Учет мнения подростков

Практически у каждого второго подростка всегда интересуются мнением и его учитывают при покупке одежды, выборе кружков и секций, будущего образовательного учреждения, встреч с друзьями. Чуть меньший процент (67%) ребят согласны с утверждением, что его мнение учитывается при организации каникулярного отдыха и свободного времени. Вероятно, это связано с ограничениями возможностей в связи с проживанием на особой территории. Самый низкий показатель голоса ребенка относится к госпитализации при наличии заболевания.

Никогда или редко учитывают мнение около 10% подростков по всем ситуациям выбора, и еще у 17% нет выбора в ситуации госпитализации.

Хронотоп

На рис. 3 представлена диаграмма, отражающая оценку подростками ДНР и российских регионов своего хронотопа, на диаграмме видно, что респонднты намного выше оценивают свое настоящее (3,89 баллов по шкале Лайкерта), по ставнению с прошлым (3,43), и перспективы на будущее имеют достаточно высокую оценку (3,85). Все показатели по хронотому имеют те же тенденции, что и для всей российской выборки, но значения по всем показателям ниже.

Рис. 3. Хронотоп подростков в ДНР и регионах России

Будущее

Табл. 7 содержит оценку подростками своих перспектив на будущее.

Таблица 7

Оценка подростками своих перспектив на будущее

Анализ ответов на вопрос: «Как вы оцениваете свои перспективы?» показывает, что подростки региона видят в будущем интересный круг общения, верных друзей (75,3%), материальный достаток (73,3%), уважение, авторитет в ближайшем окружении (71,9%). Подростки верят в то, что могут создать крепкую, благополучную семью (69,5%), будут иметь любимую работу (65%) и успехи, достижения в профессиональной деятельности (65,2%), полноценный отдых, развлечения, путешествия. Наибольшее беспокойство у них вызывает получение хорошего образования (57%).

Обсуждение результатов

Взрослые и дети живут на территории, где проводились или проводятся военные действия, и эта жизнь становится для них обыденной, привычной. Сегодня там восстанавливается детская инфраструктура: работают детские сады, школы, поликлиники, обучение проходят различные специалисты (учителя, специалисты органов опеки и попечительства и пр.), работающие с детьми.

Проведенные исследования позволили оценить уровень безопасности, благополучия и переживаемые стрессы, отношение с родителями и отношение к школе глазами подростков (СБ), которые пережили многое и стремятся встроиться в нормальную жизнь, как у всех подростков России. Подробный статистический анализ ответов показывает, что большинство подростков высоко оценивают многое в своей новой жизни, свои достижения, здоровье. Однако сравнительный анализ субдоменов СБ показывает, что значения показателей, за исключением одного, ниже, чем в целом по всей российской выборке.

В большей степени подростки удовлетворены нормализацией своей жизни. Немаловажную роль в этом играет восстановление и развитие детской инфраструктуры. В ситуациях, когда детей из бывших зон локальных боевых действий вывозят в другие районы, они с трудом находят себе место в новых реалиях и могут прийти к выводу, что для них нет места в социуме. В противоположность этому подростки на «своей» территории планируют свою дальнейшую судьбу. Проблемной зоной пока является удовлетворенность своими достижениями.

Безопасность является ключевым условием для развития ребенка. Неоднородность полученных оценок, вероятно, напрямую связана с неодинаковой ситуацией в разных районах ДНР, присоединением новых территорий в результате СВО. Поэтому наименее безопасно — в районе непосредственного проживания: 21% подростков оценили ситуацию как опасную и очень опасную, а 37% не смогли оценить. При этом половина подростков считают, что Россия — это безопасное для них место (51%) и она выступает в некотором роде гарантом будущей безопасности.

Родители — главные участники жизни детей, и в отношениях между родителями и ребенком эмоциональная теплота родителей, время, проведенное вместе, могут сыграть положительную роль в психическом развитии ребенка. Дети нуждаются в родительской заботе, стремятся к безусловному принятию и признанию; родители должны обеспечить детям активную и здоровую жизнь и оптимистичное будущее [3; 25]. Огромное исследование о влиянии времени, проведенного с родителями, на благополучие детей в Китае показало, что дети демонстрировали положительные эмоции, когда родители проводили с ними время, и увеличение этого времени было ключом к улучшению самочувствия детей [25].

Подростки ДНР оценили свою безопасность дома выше всего (90%). Полученные результаты показывают, что более чем половина опрощенных отметили положительное отношение к ним со стороны родителей, их поддержку и свое доверие родителям, что способствует улучшению детско-родительских отношений и психическому самочувствию. Статус территории, участие родителей в СВО сплачивает семьи. Следует отметить, что более половины детей проводят с родителями совместно время. Это важно в условиях проживания на территориях военных конфликтов, где велики риски тревоги, депрессии и посттравматического стрессового расстройства подростков, а такое отношение между родителями и детьми могут выступать положительным психологическим ресурсом.

Подростки демонстрируют активность своего образа жизни, достаточно высоко оценивают субъективное здоровье, но при этом каждый третий показал низкий уровень энергетичности (32%). Это значение существенно ниже по сравнению с показателями дворовой активности, занятий спортом (около 80%) и возможно связано с последствиями посттравматического стресса [7; 9; 19; 24].

Занятия в системе дополнительного образования удовлетворяют больший процент обучающихся по сравнению со школой, где проблемы с математикой и английским языком вызывают большие сложности. Подростки удовлетворены отношениями с учителями и ребятами, с которыми учатся (71%), образовательной организацией (66,6%).

Со школой связана и часть хронотопа — оценка возможностей в будущем. Здесь, конечно, определенную роль играют установленные Правительством России льготы для поступления в любой вуз в любом регионе.

Наиболее разрушительным для детской психики исследователи считают потерю видения жизненной перспективы, что, в свою очередь, может повлечь остановку личностного развития [35; 40]. Полученные нами данные по оценке хронотопа показывают, что у большинства подростков присутствует видение жизненной перспективы и ценности будущей жизни.

Выявленная специфика стрессов, переживаемая подростками в ДНР, указывает на множественность психотравмирующих факторов, и тот факт, что для многих из них стрессовая ситуация продолжается, означает, что психологическая травматизация продолжается. Такое отрицательное влияние на психику подростков может привести к тому, что долгосрочные последствия могут оказаться более разрушительными, чем моментальные. [3]. Усилия по психологической реабилитации и восстановлению психической устойчивости детей являются наиболее труднореализуемыми, и они имеют решающее значение, поскольку эмоциональные раны войны напоминают о себе спустя длительное время после прекращения боевых действий [18; 32].

Вместе с тем полученные нами результаты показывают, что нормализация жизни подростков (не хуже, чем у других), заключающаяся в восстановлении детской инфраструктуры, в положительной субъективной оценке своего благополучия (семья, школа, будущее) снижает возможность и степень проявления ПТСР.

Выводы

Безопасность и благополучие детей в зоне локальных военных операций существенно ниже, чем в целом по стране. Это обусловлено иной группой стрессов, переживаемых подростками, пересмотром взглядов на жизнь и свои возможности.

Полученные результаты свидетельствуют о том, что на сегодняшний день процент подростков, удовлетворенных различными аспектами жизни, попадает в основном в коридор 50—70%. Наибольшие различия в сравнении с общероссийской выборкой получили такие показатели, как удовлетворенность своим хронотопом, достижениями, социальным контекстом (удовлетворенность школой, внутренней и внешней поддерживающей сетью).

Исследование показало, что наряду с социально-психологической помощью детям квалифицированными специалистами на местах и при выезде в другие регионы не меньшее значение для благополучия имеет создание условий для нормализации жизни в своей республике. Вместе с подготовкой психологов, специалистов по реабилитационной работе, необходимо обеспечить и профессиональное развитие специалистов в сфере защиты прав детей, в первую очередь опеки и попечительства, которые каждый день работают с травмированными подростками и их семьями, подвержены вторичному травматическому стрессу, усталости от сострадания.

Нормализация жизни подростков в ДНР тесно связана с переходом на российское законодательство, которое должно быть завершено в 2026 году, когда в полную силу заработают законы по защите прав детей, все виды помощи и поддержки семьи и детей.

Полученные результаты могут лечь в основу мониторинга субъективного благополучия, определяя вектор усилий региона, государства по созданию условий для полноценного развития детей.

1. Ахмедова Х.Б. Мирные жители в условиях военных действий: личностные черты и расстройства адаптации // Психологический журнал. 2003. № 3. С. 37–
2. Васина Ю.М., Шелиспанская Э.В. Особенности психолого-педагогического взаимодействия с детьми, попавшими в трудные жизненные ситуации // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2022. № 4 (64).
3. Захарова Н.М., Цветкова М.Г. Психические и поведенческие нарушения у мирного населения региона, подвергшегося локальным военным действиям [Электронный ресурс] // Психология и право. 2020. Том 10. № 4. С. 185–197. doi:10.17759/psylaw.2020100413
4. Ковалевская А.П. Влияние экстремальной ситуации военного конфликта на эмоциональное состояние детей дошкольного возраста [Электронный ресурс] // Вестник Вятского государственного университета. 2020. № 2 (136). С. 142–149. doi:10.25730/VSU.7606.20.033
5. Лобанов А.П., Орлова Д.А. Усталость от сострадания: адаптация теста Ч. Фигли. Минск: РИВШ, 2021. 36 с.
6. Омарова П.О., Магомедов М.Г. Методика психолого-педагогического сопровождения подростков с посттравматическими стрессовыми расстройствами на отдаленном этапе травматизации // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Серия «Психолого-педагогические науки». 2008. № 1. С. 38–51.
7. Ослон В.Н., Семья Г.В., Прокопьева Л.М., Колесникова У.В. Операциональная модель и инструментарий для изучения субъективного благополучия детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей [Электронный ресурс] // Психологическая наука и образование. 2020. Том 25. № 6. C. 41–50. doi:10.17759/pse.2020250604
8. Руководство МПК по психическому здоровью и психосоциальной поддержке в условиях чрезвычайной ситуации. Перечень контрольных показателей для использования в полевых условиях. Женева: МПК, 2008. 40 с.
9. Физическая активность подростков: информационный бюллетень, 15 марта 2016. Копенгаген: Европейское региональное бюро ВОЗ, 2016. 4 с. [Электронный ресурс] // Всемирная организация здравоохранения. Европейское региональное бюро. URL: https://www.euro.who.int/__data/assets/pdf_file/0019/303481/HBSC-No.7_factsheet_Physical_RU.pdf (дата обращения: 12.09.2023).
10. Цуциева Ж.Ч. Коррекция посттравматического стресса у детей // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2009. № 2 (37). С. 50–52.
11. Шелиспанская Э.В., Васина Ю.М. Психолого-педагогическое сопровождение детей из регионов локальных военных конфликтов в рамках летней многопрофильной образовательной лагерной смены [Электронный ресурс] // Гуманитарий: актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. 2023. Том 23. № 1. С. 108–118. doi:10.15507/2078-9823.061.023.202301.108-118
12. Экл Ч., Грэндж Д. Патент. Лечение посттравматического стрессового расстройства с помощью выделенной Mycobacterium. 2013 [Электронный ресурс] // Московский инновационный кластер. URL: https://i.moscow/patents/ru2670751c2_20181025 (дата обращения: 15.11.2023).
13. Echterhoff G., Becker J.C., Knausenberger J., Hellmann J.H. Helping in the context of refugee immigration // Current Opinion in Psychology. 2022. Vol. 44. P. 106–111. doi:10.1016/j.copsyc.2021.08.035
14. Eiche C., Birkholz T., Jobst E., Gall C., Prottengeier J. Well-being and PTSD in German emergency medical services — a nationwide cross-sectional survey // PLoS One. 2019. Vol. 14(7). doi:10.1371/journal.pone.0220154
15. Fasfous A.F., Peralta-Ramírez I., Pérez-García M. Symptoms of PTSD among Children Living in War Zones in Same Cultural Context and Different Situations // Journal of Muslim Mental Health. 2013. Vol. 7(2). P. 47–61. doi:10.3998/jmmh.10381607.0007.203
16. Fazel M., Stratford H.J., Rowsell E., Chan C., Griffiths H., Robjant K. Five Applications of Narrative Exposure Therapy for Children and Adolescents Presenting with Post-Traumatic Stress Disorders // Frontiers in Psychiatry. 2020. Vol. 11(19). doi:10.3389/fpsyt.2020.00019
17. Fear N., Reed R., Rowe S., Burdett H., Pernet D., Mahar A., Wessely S. Impact of paternal deployment to the conflicts in Iraq and Afghanistan and paternal post-traumatic stress disorder on the children of military fathers // British Journal of Psychiatry. 2018. Vol. 212(6). P. 347–355. doi:10.1192/bjp.2017.16
18. Franco F. Recognizing and Treating Complex Post-Traumatic Stress Disorder in Refugee Children // Journal of Infant, Child, and Adolescent Psychotherapy. Vol. 21(3). P. 262–269. doi:10.1080/15289168.2022.2094674
19. Grech P., Grech R.A. Comparison of Narrative Exposure Therapy and Non-Trauma-Focused Treatment in Post-Traumatic Stress Disorder: A Systematic Review and Meta-Analysis // Issues in Mental Health Nursing. Vol. 41(2). P. 91–101. doi:10.1080/01612840.2019.1650853
20. Hasanović M. Psychological consequences of war-traumatized children and adolescents in Bosnia and Herzegovina // Acta Medica Academica. Vol. 40(1). P. 45–66. doi:10.5644/ama2006-124.8
21. Kar N. Cognitive behavioral therapy for the treatment of post-traumatic stress disorder: a review // Neuropsychiatric Disease and Treatment. Vol. 7. P. 167–181. doi:10.2147/NDT.S10389
22. Kip A., Priebe S., Holling H., Morina N. Psychological interventions for posttraumatic stress disorder and depression in refugees: a meta-analysis of randomized controlled trials // Clinical Psychology & Psychotherapy. 2020. Vol. 27(4). P. 489–503. doi:10.1002/cpp.2446
23. Kizilhan J.I. Stress on local and international psychotherapists in the crisis region of Iraq // BMC Psychiatry. Vol. 20(1). doi:10.1186/s12888-020-02508-0
24. Lazos G. Professional risks of volunteer psychologists / psychotherapists working with trauma patients // Eureka: Social and Humanities. Vol. 1. P. 54–59. doi:10.21303/2504-5571.2016.00031
25. Li D. Guo X. The effect of the time parents spend with children on children’s well-being // Frontiers in Psychology. 2023. Vol. 14. doi:10.3389/fpsyg.2023.1096128
26. Lim I.C.Z.Y., Tam W.W.S., Chudzicka-Czupała A., McIntyre R.S., Teopiz K. M., Ho R.C., Ho C.S.H. Prevalence of depression, anxiety and post-traumatic stress in war- and conflict-afflicted areas: A meta-analysis // Frontiers in Psychiatry. 2022. Vol. 13. doi:10.3389/fpsyt.2022.978703
27. Markowitz S., Fanselow M. Exposure Therapy for Post-Traumatic Stress Disorder: Factors of Limited Success and Possible Alternative Treatment // Brain Sciences. Vol. 10(3). doi:10.3390/brainsci10030167
28. Rossouw J., Yadin E., Alexander D., Seedat S. Long-term follow-up of a randomised controlled trial of prolonged exposure therapy and supportive counselling for post-traumatic stress disorder in adolescents: A task-shifted intervention // Psychological Medicine. Vol. 52(6). P. 1022–1030. doi:10.1017/S0033291720002731
29. Roszik-Volovik X., Brandão A.P., Kollárovics N., Farkas B. F., Frank-Bozóki E., Horváth L.O., Kaló Z., Nguyen L.L.A., Balazs J. Research group as helpers due to the war in Ukraine: Focus group experiences of women researchers // Frontiers in Psychiatry. 2023. Vol. 14. doi:10.3389/fpsyt.2023.1139252
30. Schindler L., Shaheen M., Saar-Ashkenazy R., Bani Odeh K., Sass S.-H., Friedman A., Kirschbaum C. Victims of War: Dehydroepiandrosterone Concentrations in Hair and Their Associations with Trauma Sequelae in Palestinian Adolescents Living in the West Bank // Brain Sciences. 2019. Vol. 9(2). doi:10.3390/brainsci9020020
31. Seggane M., Eugene K. Long-Term Impact of War, Civil War, and Persecution in Civilian Populations — Conflict and Post-Traumatic Stress in African Communities // Frontiers in Psychiatry. Vol. 11. doi:10.3389/fpsyt.2020.00020
32. Shaheen M., Schindler L., Saar-Ashkenazy R., Odeh K.B., Soreq H., Friedman A., Kirschbaum C. Victims of war — Psychoendocrine evidence for the impact of traumatic stress on psychological well-being of adolescents growing up during the Israeli—Palestinian conflict // Psychophysiology. Vol. 57(1). doi:10.1111/psyp.13271
33. Singer R., DeBoard-Lucas R., Pujeh S. Ethical considerations and challenges in working with refugees // Refugee mental health / J.D. Aten, J. Hwang (Eds.). NE Washington: American Psychological Association, 2021. P. 77– doi:10.1037/0000226-004
34. Smeeth D. et al. War exposure, post-traumatic stress symptoms and hair cortisol concentrations in Syrian refugee children // Molecular Psychiatry. 2023. Vol. 28(2). P. 647–656. doi:10.1038/s41380-022-01859-2
35. Steel Z., Silove D., Phan T., Bauman A. Long-term effect of psychological trauma on the mental health of Vietnamese refugees resettled in Australia: A population-based study // Lancet. Vol. 360. P. 1056–1062. doi:10.1016/S0140-6736(02)11142-1
36. Teke E., Avşaroğlu S. Efficacy of eye movement desensitization and reprocessing (EMDR) therapy for children and adolescents with post-traumatic stress disorder // Journal of School and Educational Psychology. Vol. 2(1). P. 1–12. doi:10.47602/josep.v2i1.1
37. Ugurlu N., Akca L., Acarturk C. An art therapy intervention for symptoms of post-traumatic stress, depression and anxiety among Syrian refugee children // Vulnerable Children and Youth Studies. Vol. 11(2). P. 89–102. doi:10.1080/17450128.2016.1181288
38. Wessells M.G. Children and armed conflict: Interventions for supporting war-affected children. Peace and Conflict // Journal of Peace Psychology. 2017. Vol. 23(1). P. 4–13. doi:10.1037/pac0000227
39. Wessells M.G. Children and armed conflict: Introduction and overview. Peace and Conflict // Journal of Peace Psychology. 2016. Vol. 22(3). P. 198–207. doi:10.1037/pac0000176
40. Yang Y., Hayes J.A. Causes and consequences of burnout among mental health professionals: A practice-oriented review of recent empirical literature // Psychotherapy. Vol. 57(3). Р. 426–436. doi:10.1037/pst0000317