Следствие по делам о самоубийствах военнослужащих в 1930—1950-е годы

5

Аннотация

В современных условиях обострения международных конфликтов изучение проблем суицидального поведения военнослужащих становится все более актуальным. В этом вопросе необходимо учитывать имеющийся исторический опыт. На сегодняшний момент комплексные исследования по данной теме отсутствуют. Цель статьи заключается в выявлении характерных черт следствия по делам о самоубийствах военнослужащих в 1930—1950-е гг. Источниковой базой исследования послужили неопубликованные документы центральных и региональных архивов. Автор опирался на междисциплинарный методологический подход, разработанный в трудах П. Соломона. В статье сформулированы следующие выводы. Советское уголовное право предусматривало ответственность за доведение до самоубийства или содействие самоубийству и покушению на него. Данная норма не являлась серьезным сдерживающим фактором суицидального поведения. В 1930—1950-е гг. наблюдалось некоторое улучшение формальных показателей следствия по этим делам. Но его качество оставалось примерно на одном уровне, который вышестоящим руководством оценивался низко. Основными причинами этого являлись отсутствие стимулирования военных следователей и судебной перспективы по этим делам.

Общая информация

Ключевые слова: суицид, профилактика суицида

Рубрика издания: Междисциплинарные исследования

Тип материала: научная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/psylaw.2024140410

Получена: 15.04.2024

Принята в печать:

Для цитаты: Шкаревский Д.Н. Следствие по делам о самоубийствах военнослужащих в 1930—1950-е годы [Электронный ресурс] // Психология и право. 2024. Том 14. № 4. С. 150–160. DOI: 10.17759/psylaw.2024140410

Полный текст

Введение

Современная суицидальная ситуация в РФ отличается неустойчивостью [1; 2; 3]. Это увеличивает актуальность суицидологии. Обычно количество самоубийств среди военнослужащих на фоне военных действий возрастает [18]. Поэтому изучение проблем военной суицидологии на современном этапе стало еще более актуальным.
Основное внимание исследователи уделяют изучению современного состояния суицидальной ситуации. Наиболее популярными направлениями научного поиска являются: ювенальная суицидология [8; 17; 20], самоубийства среди представителей различных социальных и профессиональных групп [4; 10; 11; 15], теоретические аспекты [12; 14; 19], влияние суицида на близких жертвы [5]. Исследования юристов в области суицидологи обладают спецификой. Существуют работы, предлагающие ввести уголовную ответственность за покушение на самоубийство в качестве сдерживающего фактора суицидального поведения военнослужащих [6]. Большинство криминологических работ имеют сходство с исследованиями теоретических аспектов этого явления [9].
Считается, что институциализация суицидологии относится к 1950-м гг. [11, с. 105]. Однако уже в 1930—1940-е гг. органы военной юстиции предпринимали попытки осмысления данного явления. Самостоятельные исследования по заявленной теме отсутствуют. В научной литературе встречаются лишь эпизодические упоминания об этих фактах [7; 13]. Настоящая статья призвана ликвидировать данный пробел. Ее цель состоит в том, чтобы выявить характерные черты следствия по делам о самоубийствах военнослужащих в 1930—1950-е гг. Исследование основано на принципах междисциплинарного подхода, заложенного П. Соломоном [21].
Источниковой базой исследования послужили неопубликованные материалы, хранящиеся в Российском государственном военном архиве (РГВА), Российском государственном архиве военно-морского флота (РГА ВМФ), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Объединенном государственном архиве Челябинской области (ОГАЧО), Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга (ЦГА СПб).
Результаты и обсуждение
УК РСФСР в ст. 141 предусматривал ответственность за доведение до самоубийства или содействие (подговор) к самоубийству и покушению на него. УПК РСФСР ввел обязательное следствие по ст. 141 УК. Следствием по этим делам в отношении военнослужащих занимались органы военной прокуратуры.
Статистические сведения о самоубийствах среди военнослужащих отрывочны. По данным Т. Бушуевой, в 1927—1928 гг. уровень самоубийств в РККА составлял 11,5 на 10 тыс. военнослужащих [7, с. 198]. Коэффициент самоубийств военнослужащих в 1930-е гг. отличался неустойчивостью (табл. 1).
Таблица 1
Динамика уровня самоубийств военнослужащих в 1930-е гг.[1]

Год

Абсолютное значение

На 10 тыс. человек

1932 г.

588

9,7

1933 г.

554

6,3

1937 г.

782

6,5

1938 г.

832

5,5

1939 г.

1 171

5,8

1940 г.

1 980

6,2

Считается, что увеличение суицидов военнослужащих в 1930-е гг. связано с ростом численности армии. Представляется, что на этот процесс влияли и иные факторы, например чередование политико-правовых кампаний. Так, высокий уровень самоубийств начала 1930-х гг. объясняется проведением политико-правовой кампании против социально-чуждых элементов. Увеличение суицидов в 1937 г. совпадает с началом Большого террора.
О влиянии политико-правовых кампаний на количество самоубийств позволяет судить такой пример. «Красноармеец Л. — комсомолец, отличник учебы, занесенный на доску почета, 7 июня 1939 г. нечаянно забрызгал грязью красноармейца М. Последний вступил с ним в драку. Когда младший командир Е. бросится разнимать дерущихся, то Л. в пылу драки обругал его. Спустя полчаса придя в себя, Л. в разговоре с мл. комвзвода П. осудил свой поступок. Казалось бы, надо было наказать Л. и этим исчерпать инцидент. Но получилось не так. На протяжении 2 дней Л. 7 раз вызывали и “прорабатывали” по поводу совершенного им проступка и командир роты, и политрук, и секретарь комсомольской организации, и другие. Спустя 17 дней, когда Л. уже успокоился, его вызвали на бюро ВЛКСМ, где снова начали прорабатывать его, требуя, чтобы он дал “политическую оценку” своему поступку. Наконец, политрук С. внес предложение об исключении Л. из комсомола. Пока бюро обсуждало какое ему дать взыскание, Л. раздобыл винтовку и застрелился»[2]. Таким образом, придание дисциплинарному проступку политического характера привело к суициду.
Цикличность суицидальной ситуации объясняется и чередой военных конфликтов. Например, в 1939 г. наибольшее количество самоубийств отмечалось в военных округах, принимавших участие в локальных конфликтах[3]. В начале 1940-х гг. рост суицидов в 1,5 раза отмечался и на флоте[4].
Органы военной юстиции неоднократно предпринимали попытки обобщения следственной практики по делам о суицидах военнослужащих. Главным недочетом признавались длительные сроки. Основная масса дел расследовалась в сроки свыше 10 дней.
Качество следствия оценивалось низко. Это объяснялось скромной квалификацией следователей и их нежеланием проводить следствие из-за «отсутствия судебной перспективы» дел. Следователи не проверяли совокупность причин и обстоятельств, приведших к самоубийству, не устанавливали ответственных за создание обстановки, повлекшей самоубийства, не делали «четкие выводы»[5]. Руководство отмечало «поверхностность расследования». Например, по делу о самоубийстве краснофлотца Северного флота К. следователь П. установил, что К. последние дни перед самоубийством нарушал требования воинской дисциплины и заявлял жалобы о болезни. На этом основании П. пришел к выводу о том, что «…К. стремился уклониться от военной службы путем симуляции болезни и неисполнения приказаний, а затем, поняв, что он может быть предан суду, покончил самоубийством. Между тем из материалов дела видно, что К. в прошлом был дисциплинированный боец. <…> Далее из этих материалов видно, что именно в последнее время у К. обострились отношения с женой. Ясно, что следователь подошел к делу односторонне и узко. <…> В результате причина самоубийства К. так и осталась невыясненной».
Главный прокурор ВМФ по поводу качества следствия отмечал: «Военные следователи и военные прокуроры часто забывают специфичность этих дел, заключающуюся в том, что сущность их не в судебной перспективе, а во вскрытии глубоких причин, приведших в данной войсковой части к самой возможности самоубийства. Забывают, что расследование этих дел имеет, в основном, профилактические задачи». Также он указывал, что «…в ряде случаев работники военных прокуратур перегибают... Принято думать, что за военное самоубийство обязательно кто-то должен нести ответственность»[6].
Выявлению причин суицидов военнослужащих уделялось пристальное внимание. В 1933 г. среди них назывались: классово чуждое происхождение и моральное разложение, засоренность войск, семейные раздоры, пьянство, неустойчивость и неуравновешенность характера, нечуткое и невнимательное отношение, боязнь ответственности[7]. В этот период высокой была доля суицидов среди лиц начсостава. По Морским силам Балтийского моря в 1932 г. 80% суицидов приходилось на начсостав[8].
В 1935 г. к выявлению мотивов стали подходить более дифференцировано. Так, на флоте основными причинами самоубийств назывались: «психические заболевания» (29,3%), «упаднические настроения на почве ссоры с семьей и ее необеспеченности» (17,6%), «ревность» (11,8%), «половое бессилие» (11,8%), «моральное разложение» (11,8%), «разоблачение принадлежности к социально-чуждым элементам» (5,9%), «неправильная дисциплинарная практика» (5,9%), «симуляция» (5,8%)[9].
К 1940 г. выявленные причины самоубийств в РККА серьезно изменились (таблица 2). Среди самоубийц представители среднего, старшего и высшего начсостава составляли 30%, младшего начсостава 16,2%, рядового — 53,8%. Среди военнослужащих, покончивших самоубийством, члены и кандидаты в члены ВКП (б) составляли 12,3%, члены ВЛКСМ — 30,4%[10].
Таблица 2
Причины самоубийств в РККА[11] (1940 г.)

Боязнь ответственности

17,2%

Болезнь

13,8%

Протест против воинской дисциплины

10,7%

Морально-бытовое разложение

8,2%

Семейные неурядицы

5,2%

Незаконные действия начальников и нечуткое отношение

3,7%

Основная масса уголовных дел по фактам суицида прекращалась. К ответственности по ст. 141 УК представители комначсостава не привлекались.
Обсуждение проблем суицидов военным руководством в ходе заседаний военных советов демонстрирует отсутствие системного комплексного подхода к изучению данного явления. Командование оперировало отдельными фактами и рассматривало их как результат недостатков в воспитательной и политической работе; стремление уклониться от несения военной службы[12].
В марте 1941 г. Прокурор СССР В. Бочков выделял следующие недостатки по делам о самоубийствах в РККА: «1. В значительном количестве случаев, лица привлеченные к ответственности за преступления и серьезные проступки, не отстранялись от несения караульной службы... 2. Зарегистрирован ряд фактов, когда причиной самоубийства являлся перегиб в “проработке” провинившегося... 3. В отдельных случаях толкали на самоубийство явно незаконные действия начальников. Сюда, например, можно отнести провокационные методы проверки бдительности часовых... 4. К молодым … командирам предъявлялись со стороны командования повышенные требования... 5. Зарегистрированы десятки случаев бездушного отношения отдельных командиров и врачей к больным красноармейцам... 6. В ряде случаев самоубийства совершались военнослужащими в состоянии пьяного раздражения... 7. Одной из причин многочисленных случаев самоубийства среднего начальствующего состава является бытовое разложение. Подчас на самоубийство толкает половая распущенность, запутанность в связях с несколькими женщинами»[13].
В период Великой Отечественной войны борьба с суицидами в армии оставалась актуальной. Судить о распространенности данного явления не представляется возможным ввиду секретности статистики. Можно предположить, что вследствие изменившихся условий выросло и количество самоубийств.
Сроки следствия по этим делам стали признаваться удовлетворительными. Но качество следствия оценивалось как оставляющее «желать лучшего». Военные следователи не проверяли все версии (самоубийство, убийство, несчастный случай), не устанавливались причины, мотивы. Это связывалось с тем, что «…большинство военных следователей… смотрят на следствие… как на необходимую формальность». Осмотр мест происшествия производился «нецелеустремленно, поверхностно»[14].
Анализ причин этих преступлений производился традиционно. Например, выделялись следующие: «боязнь ответственности», «морально-бытовое разложение», «ревность к женщине», «нервно-психические заболевания», «оскорбление и неосновательное подозрение со стороны начальника»[15]. Выделялись и региональные причины. Например, в Ленинграде: «малодушие в борьбе с переживаемыми трудностями в условиях блокады»[16].
В качестве примера можно привести дело лейтенанта 103-го погранполка М., который свел счеты с жизнью 21.07.1944 г. в п. Нижние Оселки выстрелом из пистолета «ТТ» в голову. «Произведенным по данному делу следствием установлено, что лейтенант М. в конце июля 1944 г., будучи в г. Выборге, при выполнении оперативного задания имел намерение присвоить себе трофейный велосипед и другие вещи. С 6 по 20.07.1944 г. М. был прикомандирован для усиления работы в стрелковом взводе, где часто появлялся в нетрезвом виде, систематически вращался среди малоизвестных ему женщин. 15.07.1944 г. привел не знакомых ему женщин в расположение взвода, которых оставил у себя ночевать. 20.07.1944 г. л-т М. получил приказ принять пулеметный взвод и нести службу на КПП. В этот день М. явился на КПП в нетрезвом состоянии, где в присутствии окружающих его людей выражался нецензурными словами. В тот же день М. познакомился с гр-кой Д., проживавшей в п. Нижние Оселки, был у нее на квартире, предлагал ей сожительствовать с ним и грозил пистолетом, предупреждая, если она будет жить с кем-либо другим, то он ее застрелит. Лейтенант М. из имеющегося у него пистолета “ТТ” неоднократно открывал стрельбу по крысам. 21.07.1944 г. днем М., переходя дорогу в расположении взвода, увидел крысу, тут же вынул пистолет из кобуры, взвел курок и погнался за ней, но крыса скрылась в траве. Последний, не спуская курка, пистолет положил в кобуру. После этого М. и командир пулеметного взвода ст. л-т Л. пошли завтракать, где выпили по 100 гр. спирта. Когда М. выпил спирт, то поцеловал дно кружки и, обращаясь к Л., сказал: “Ну теперь встретимся на том свете и выпьем”. Ст. лейтенант Л. какого-либо значения этим словам М. не придал. После завтрака М., оставшись у кухни, где с группой бойцов взвода шутил, в процессе шуток вынул из кобуры пистолет и со словами “вот моя мать, отец, брат и Маруся” выстрелил себе в голову». Таким образом, следствие по этим делам превращалось просто в реконструкцию и описание событий, предшествовавших самоубийству.
В послевоенный период ситуация с суицидами в вооруженных силах продолжала беспокоить руководство. В первые послевоенные годы среди самоубийц отмечалась высокая доля офицерского состава (44,4%), членов ВКП(б) и ВЛКСМ (55,5%)[17]. Следственная практика демонстрировала, что в 1950 г. среди самоубийц преобладали рядовые солдаты в возрасте 21—23 лет. Среди основных причин самоубийств и покушений на самоубийство традиционно преобладали: боязнь ответственности за совершенные преступления, «романическая почва», «в связи о различными заболеваниями», «по причине отказа в приеме в кандидаты ВКП(б)», «нежелание служить в Советской Армии», морально-бытовое разложение. Военные прокуроры требовали от командования отказаться от практики запугивания преданием суду трибунала подчиненных и внимательнее относиться к жалобам солдат на состояние здоровья[18].
Качество следствия продолжало критиковаться. Например, 11.02.1952 г. военный прокурор К. заявил: «Эти дела расследуются плохо, военные следователи, а также их помощники не умеют их расследовать»[19]. По-прежнему отмечалась масса недостатков следствия. Например, «необоснованное переложение расследования дел о самоубийствах на органы дознания». Военные следователи этими делами «не интересовались и на места происшествия не выезжали». Более половины дел расследовалась дознавателями. По-прежнему отмечался неумелый осмотр места происшествия. Сохранялись неточные и неясные формулировки вопросов при назначении экспертизы. Делались необоснованные выводы[20].
В сентябре 1949 г. Главный Военный Прокурор в директиве № с/001225 отметил, что «…военные следователи и прокуроры выявление причин и мотивов самоубийств сводили только к изучению личности самоубийц», оставляли в стороне выяснение обстановки и условий, порождающих эти явления. В результате «…лица, виновные в бездушно-бюрократическом отношении к людям… оставались безнаказанными».
Главный военный прокурор требовал исправить ситуацию. Но военные следователи и прокуроры «…не принимали мер к обеспечению полноты и всесторонности расследования». В качестве примера можно привести дело о самоубийстве слушателя Сартовальской школы усовершенствования офицерского состава войск МГБ капитана П., который застрелился 7.09.1950 г. в комнате культпросветработы школы из пистолета «ТТ». С 7 по 13.09.1950 г., не возбуждая дела, расследование производил ст. следователь контрразведки, а 18.09.1950 г. эти материалы были направлены к ВП в/МВД КФ ССР. Почти через месяц, 13.10. 1950 г. военный следователь ВП лейтенант Х. вынес постановление о возбуждении дела и принятии его к своему производству, указав в нем, что мотивы самоубийства не известны и необходимо произвести расследование. После этого он продержал это дело у себя в течение 3 суток и, не производя никаких следственных действий, прекратил его 15.10. 1950 г., записав в постановлении следующий вывод: «На основании собранного материала по делу установлено, что мотивами к самоубийству капитана П. явились ряд болезней, которыми он болел, в силу чего он пришел к МНИМОМУ убеждению, что не сможет сдать экзамены и не может быть СПОСОБНЫМ В СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ»[21].
Информационные письма Главной военной прокуратуры в 1952 и 1953 гг. констатировали отсутствие положительных изменений по этим делам[22].

Выводы

Изучение исторического опыта борьбы с суицидами может предотвратить повторение ошибок прошлого. Советский опыт показывает, что наличие нормы об уголовной ответственности является весьма слабым сдерживающим фактором суицидального поведения военнослужащих.
Анализ динамики самоубийств демонстрирует влияние внутриполитических (проведение политико-правовых кампаний) и внешнеполитических (объявление военных действий) факторов на это явление.
Следствие по делам о суицидах военнослужащих в 1930—1950-е гг. оставалось примерно на одном уровне. Основными причинами этого являлись низкий уровень подготовки военных следователей и отсутствие у них стимулов для качественного проведения следствия. Данная категория дел ими оценивалась как «не перспективная». Соответственно следствие по ним проводилось поверхностно. Его основная цель состояла в прекращении уголовного дела, а не в выявлении основных причин, мотивов и факторов суицида.
 

Литература

  1. Аминов И. Самоубийства и их профилактика в России, 2018 год: основные факты [Электронный ресурс] // Демоскоп Weekly. URL: https://www.demoscope.ru/weekly/2019/0823/suicide.php (дата обращения: 14.04.2024).
  2. Аминов И. Самоубийства и их профилактика в России, 2019 год: основные факты [Электронный ресурс] // Демоскоп Weekly. URL: https://www.demoscope.ru/weekly/2020/0869/suicide.php (дата обращения: 14.04.2024).
  3. Аминов И. Самоубийства и их профилактика в Российской Федерации, 2021 год: основные факты [Электронный ресурс] // Демоскоп Weekly. URL: https://www.demoscope.ru/weekly/2021/0911/suicide.php (дата обращения: 14.04.2024).
  4. Борисов Л. Суицид в уголовно-исполнительной системе: проблема или миф? // Преступление и наказание. 2007. № 10. С. 10–
  5. Борисоник Е.В., Любов Е.Б. Клинико-психологические последствия суицида для семьи жертвы [Электронный ресурс] // Консультативная психология и психотерапия. 2016. Том 24. № 3. С. 25–41. doi:10.17759/cpp.2016240303
  6. Брусенцов С.Г., Лоба В.Е. Проблема суицида в российской армии: история, причины, методы предотвращения // Военная мысль. 2013. № 7. С. 37–44.
  7. Бушуева Т.С. Общественные настроения в Красной Армии 1920—1934 гг. М.: МПГУ, 2020. 444 с.
  8. Вихристюк О.В. Влияние средств массовой информации на суицидальное поведение подростков и молодежи (обзор зарубежных источников) [Электронный ресурс] // Современная зарубежная психология. 2013. № 1. С. 100–108. URL: https://psyjournals.ru/journals/jmfp/archive/2013_n1/58059 (дата обращения: 12.04.2024).
  9. Гилинский Я.И., Румянцева Г.А. Основные тенденции динамики самоубийств в России // Петербургская социология. 1997. № 1. С. 60–77.
  10. Дебольский М.Г., Матвеева И.А. Суицидальное поведение осужденных, подозреваемых и обвиняемых в местах лишения свободы [Электронный ресурс] // Психология и право. 2013. Том 3. № 3. С. 1–12. URL: https://psyjournals.ru/journals/psylaw/archive/2013_n3/63783 (дата обращения: 12.04.2024).
  11. Дюндик Ю.Н. Правовые и педагогические аспекты военной суицидологии // Право и образование. 2005. № 1. С. 105–121.
  12. Ефремов В.С. Основы суицидологии. СПб: Диалект, 2004. 480 с.
  13. Жарков В.В. РККА в 30-е гг. XX века: проблемы воинской дисциплины // Ярославский педагогический вестник. 2010. № 1. С. 240–245.
  14. Журавлева Т.В. Суицид — осознанный выбор смерти: философские и психологические аспекты проблемы [Электронный ресурс] // Психология и право. 2018. Том 8. № 2. С. 35–49. doi:10.17759/psylaw.2018080203
  15. Казберов П.Н. Проявления суицидов среди личного состава // Преступление и наказание. 2013. № 8. С. 6–7.
  16. Корсаков К.В. Суицид в фокусе криминологической науки [Электронный ресурс] // Психология и право. 2020. Том 10. № 3. С. 108–119. doi:10.17759/psylaw.2020100308
  17. Пичиков А.А., Попов Ю.В. Проблемы профилактики суицидального поведения у подростков: нарративный обзор литературы [Электронный ресурс] // Consortium Psychiatricum. 2022. Том 3. № 2. С. 5–13. doi:10.17816/CP166
  18. Розанов В.А. Самоубийства в вооруженных силах — суицидологический анализ [Электронный ресурс] // Суицидология. 2020. Том 11. № 4 (41). С. 56–75. doi:10.32878/suiciderus.20-11-04(41)-56-75
  19. Сафуанов Ф.С., Сочивко О.И. Психологическая оценка суицидального риска: соотношение про- и антисуицидальных личностных факторов [Электронный ресурс] // Психология и право. 2019. Том 9. № 4. С. 211–224. doi:10.17759/psylaw.2019090415
  20. Сенкевич Л.В., Донцов Д.А., Донцова М.В., Сокуренко М.Б., Павлова А.В., Пятаков Е.О. Представления о поведении в критических ситуациях в качестве суицидального фактора в юности [Электронный ресурс] // Вестник практической психологии образования. 2015. Том 12. № 3. С. 33–41. URL: https://psyjournals.ru/journals/bppe/archive/2015_n3/Senkevich_Dontsov_et_al (дата обращения: 12.04.2024).
  21. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008. 464 с.

Информация об авторах

Шкаревский Денис Николаевич, кандидат исторических наук, доцент, старший преподаватель 53 кафедры (ментальной безопасности), Военный университет имени князя Александра Невского Министерства обороны РФ, Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0003-0981-4791, e-mail: shkarden@mail.ru

Метрики

Просмотров

Всего: 23
В прошлом месяце: 23
В текущем месяце: 0

Скачиваний

Всего: 5
В прошлом месяце: 4
В текущем месяце: 1