Социально-психологическая структура межпоколенческих отношений студенческой молодежи

Постановка проблемы
исследования

Проблема взаимоотношений между поколениями привлекает к себе внимание на протяжении многих столетий, но особенно она обострилась на рубеже ХХ и XXI веков в связи с нарастанием социальной неопределенности и нестабильности. Значимость проблематики межпоколенческих отношений определяется тем, что отношения между поколениями традиционно рассматриваются как опосредующее звено бытия общества, определяющее возможность его непрерывной истории [7], качественного обновления типов деятельности людей в областях культуры и производства [16]. В современной науке приняты два принципиально разных толкования поколения: генерационное (при котором поколение понимается как этап происхождения от единого предка) [16] и социологическое (при котором поколение понимается как совокупность схожих по возрастным признакам людей, на формирование личности которых оказывают влияние схожие социально-исторические условия) [6]. В нашем исследовании поколение трактуется в социологическом ключе как «объективно складывающаяся социально-демографическая и культурно-историческая общность людей, объединенных границами возраста и общими условиями формирования и функционирования в конкретно-исторический период времени» [2, с. 42]. Выбор данной позиции обусловлен тем, что, по мнению целого ряда исследователей, в современных социально-исторических условиях генерационный подход к трактовке феномена поколения не отвечает существующим сегодня многомерным способам взаимодействия между людьми, трансляции социального опыта [18; 19]. Так, по мнению В.З. Шурбе, опирающейся на типологию культур М. Мид [9], в современных социальных условиях формируется новый тип межпоколенческих отношений — полифигуративный тип культуры, характеризующийся обучением представителей разных поколений у разных поколений, формированием общего опыта одно- и разновременно живущих поколений [19].

Изменение парадигмы исследования межпоколенческих отношений, выражающееся в переходе от анализа «вертикальной» межпоколенческой трансмиссии культурного опыта к изучению «горизонтального» взаимодействия, позволяет по- новому осмыслять закономерности меж­поколенческих отношений, переходя от их традиционного анализа в континууме «конфликт поколений — преемственность поколений» к изучению практик реального взаимодействия между поколениями как большими социальными группами и отдельными людьми как представителями поколений. Современная реальность межпоколенческих отношений может быть описана с помощью термина «селективная преемственность» [6]: некоторые знания, нормы и ценности усваиваются и передаются между поколениями, другие, не соответствующие изменившимся социальным условиям, трансформируются или отвергаются. В этих условиях «разрывы» проходят не между «старшими» и «младшими» поколениями, а между социальными группами, функционирующими в неоднородном социальном и информационном пространстве. В частности, по мнению ряда исследователей, в информационно- и ценностно-однородной культурной среде между «старшими» и «младшими» поколениями гораздо больше общего, чем между представителями одного поколения из разных социальных групп [4]. В этой связи имеющиеся в современной социально-психологической литературе сведения о «ценностном разрыве» между поколениями [14; 17], поко­ленческих различиях [11; 21], поколенче­ской идентичности [22] и т.д. нуждаются в детальном анализе на материале кроссекционных исследований для уточнения содержательной специфики «межпоко­ленческих разрывов» в контексте гетерогенности социальных условий [13].

Еще одна исследовательская проблема возникает в связи с необходимостью определения поколенческих групп, представленных в социальной структуре современного российского общества. В рамках социологической трактовки феномена «поколение» в качестве критериев дифференциации целесообразно рассматривать социокультурный контекст формирования поколения как большой социальной группы, социально-психологические особенности которой (социальные представления, нормы, ценности, смысложизненные ориентации и др.) определяются социально-историческими условиями включения людей, близких по возрасту, в по­коленческую общность [1]. Анализируя социально-исторический контекст становления межпоколенческих отношений в современной России, разные авторы выбирают различные «переломные моменты» в истории страны, определяющие своеобразие социокультурных условий формирования поколений. Так, Ю.А. Левада в качестве переломных моментов выделяет революционный период (1905—1930 гг.), период «сталинской» мобилизации (1930—1941 гг.), военный и послевоенный периоды (1941—1953 гг.), период «оттепели» (1953—1964 гг.), период «застоя» (1964—1985 гг.), период «перестройки» (1985—1999 гг.), констатируя тем самым наличие пяти поколений в структуре российского общества начала XXI века [8]. В.И. Пищик в качестве переломного события в современной истории России рассматривает смену эпохи социализма постсоветской эпохой, повлекшей за собой изменения социокультурного контекста, что позволяет выделить три поколения: советское, постсоветское и переходное [12]. Аналогичные поколения выделяет и Н.В. Сив- рикова, использующая в качестве дифференцирующих критериев, помимо исторической эпохи формирования поколения, возрастные и семейно-ролевые признаки представителей поколенче­ских групп [15]. В нашем исследовании в качестве критериев дифференциации поколений рассматриваются возраст, историческая эпоха, оказавшая влияние на становление личности, а также социальная роль в семье и в обществе, на основании которых были выделены пять поколений, взаимодействующих в современном российском обществе: военное поколение (формирование ценностей которого связано с периодом Великой Отечественной войны); послевоенное поколение (формирование ценностей которого связано с периодом послевоенного восстановления СССР); советское поколение (формирование ценностей которого связано с эпохой «позднего» СССР); переходное поколение (формирование ценностей которого пришлось на эпоху перестройки, прекращения существования СССР и период накопления первичного капитала) и постсоветское поколение (формирование ценностей которого связано с эпохой стабилизации социально-экономической ситуации в России) [13].

Отдельного внимания заслуживает вопрос о том, каким образом развиваются отношения между поколениями как большими социальными группами. Учитывая символический характер поколенческой общности, в основе существования которой лежат механизмы социальной идентификации составляющих ее людей [10], анализ поколенческих взаимоотношений может осуществляться как на уровне изучения социальных представлений и стереотипов (как это чаще всего делается в современной социальной психологии), так и на уровне изучения практик повседневного взаимодействия между представителями разных поколений, а также их психологических эффектов. В зарубежных исследованиях показано, что реальный опыт межпоколенческого взаимодействия опосредует содержание поколенческих стереотипов, снижая их значимость в регуляции межпоколенче­ского взаимодействия [20].

В соответствии со сказанным выше нами были сформулированы следующие исследовательские вопросы:

1. Каково влияние гетерогенности социокультурных условий на становление системы межпоколенческих отношений?

2. Каким образом взаимосвязаны между собой характеристики поколен­ческой идентификации и межпоколенче­ских отношений?

3. Каким образом реальный опыт взаимодействия с представителями разных поколений опосредует характер межпо­коленческих отношений?

Поиск ответов на эти вопросы осуществлялся на примере представителей постсоветского поколения, проживающих в разных социокультурных условиях (Санкт-Петербург и Архангельск).

Программа исследования

Целью проведенного исследования стало изучение социально-психологической структуры межпоколенческих отношений студенческой молодежи, проживающей в разных регионах России. В исследовании приняли участие 102 респондента — учащиеся высших учебных заведений, в том числе 49 жителей г. Архангельска (22 юноши и 27 девушек, средний возраст — 20,81±2,17 лет) и 53 жителя г. Санкт-Петербурга (27 юношей и 26 девушек, средний возраст — 19,93±1,98 лет).

Исследование проводилось в январе—марте 2018 г. с помощью метода анкетирования. Была разработана авторская анкета (А.В. Микляева). В ходе анкетирования оценивались следующие параметры: 1) содержание поколенческой идентичности и «сила» идентификации (7-балльная шкала); 2) объем и содержание социальных контактов с представителями различных поколений (на основе самооценки, а также анализа системы социальных контактов, проведенного с помощью модифицированной методики «Социальные сети подростка» [5]); 3) характеристики межпоколенческих отношений, оцененных по параметрам «дискомфорт—комфорт», «дистанция— близость», «конфликтность—бескон- фликтность», «неуважение—уважение», «непонимание—понимание», «напряженность—спокойствие» (7-балльная шкала). В процессе обработки полученных результатов использовались крите­риальный (U-критерий Манна—Уитни, ф*-критерий Фишера), корреляционный (rs-коэффициент Спирмена) и регрессионный анализы.

Результаты исследования
и их обсуждение

Полученные в нашем исследовании результаты позволяют утверждать, что подавляющее большинство студентов Санкт-Петербурга и Архангельска идентифицируют себя с постсоветским поколением, ценности которого формировались в эпоху стабилизации социально-экономической ситуации в России (89,2%). Достоверно реже (р<0,01) наблюдается идентификация с переходным поколением, ценности которого формировались в эпоху перестройки, распада СССР и периода накопления первичного капитала (7,8%). Другие поколенческие идентификации наблюдаются в единичных случаях. Сравнительный анализ показал, что «сила» идентификации с постсоветским поколением в выборке студентов-петербуржцев достоверно выше, чем в выборке студентов-архангелогородцев (табл. 1).

Таблица 1

Идентификация с разными поколениями студентов
Санкт-Петербурга и Архангельска

Анализ самооценки объема социальных контактов респондентов с представителями различных поколений показал, что молодые люди вовлечены преимущественно во взаимодействие с представителями собственного поколения. Как видно из таблицы 2, объем контактов с представителями своего и других поколений у студентов Санкт-Петербурга и Архангельска практически не различается. Студенты в целом достоверно чаще контактируют с представителями своего (постсоветского) поколения (р<0,01), с которыми, как и с представителями переходного поколения, их связывают, в первую очередь, дружеские контакты или контакты по работе.

Таблица 2

Оценка объема контактов с представителями различных поколений студентами
Санкт-Петербурга (СПб) и Архангельска (А)

Послевоенное и советское поколения почти полностью представлены родственниками (чаще всего родителями, бабушками и дедушками). Важно отметить, что респонденты довольно точно
отражают реальную структуру межпо­коленческих отношений, в которые они включены (на это указывает практически полное совпадение сведений, полученных на основе анализа системы социальных связей респондентов и их самооценки поколенческой структуры социальных контактов), и вполне удовлетворены имеющимся положением дел.

Анализ содержания межпоколен­ческих контактов показывает, что у респондентов-архангелогородцев в целом несколько шире круг социальных контактов, что характерно как для сферы инструментальной поддержки, так и для сферы доверительных отношений (табл. 3).

Таблица 3

Инструментальные и доверительные контакты студентов
с представителями разных поколений

Оценивая свои отношения с представителями разных поколений, студенты-архангелогородцы характеризуют их в целом как более благоприятные, в сравнении с оценками студентов-петербуржцев (табл. 4).

Таблица 4

Оценки отношений с представителями разных поколений респондентами
Санкт-Петербурга (СПб) и Архангельска (А)

Характеризуя свои отношения с представителями других поколений, студенты-архангелогородцы в качестве наиболее позитивных описывают отношения с представителями военного и послевоенного поколений, особенно акцентируя внимание на уважении, бесконфликтности, низкой эмоциональной напряженности этих отношений.

Также позитивная характеристика дается отношениям с представителями собственного поколения, в которых в первую очередь подчеркиваются комфорт, близость и понимание. Отношения с представителями советского и переходного поколений характеризуются студентами как неоднозначные, ключевой проблемой в них, с точки зрения респондентов, является проблема понимания. В отношениях с представителями собственного поколения, которые студенты в целом тоже оценивают как достаточно благополучные, в качестве проблемной точки на первый план выходит конфликтность.

В целом, можно отметить, что поко­ленческое сходство выражается для студентов, прежде всего, в оценках отношений как комфортных и психологически близких, с одной стороны, и несущих в себе потенциал конфликта, с другой стороны. Оценки студентов-петербуржцев в целом демонстрируют те же тенденции по отношению к старшим поколениям (военному и послевоенному), однако оценки отношений к постсоветскому и переходному поколениям достоверно ниже, чем в выборке студентов-архангелогородцев, в первую очередь по параметру «уважение». Необходимо подчеркнуть, что респонденты обеих групп как наиболее благополучные описывают отношения с представителями военного поколения, опыт социальных контактов с которыми у них крайне мал (на основе анализа системы социальных контактов можно утверждать, что этот опыт полностью отсутствует), а также с представителями послевоенного поколения, опыт общения с которыми ограничен рамками семейного взаимодействия и исчерпывается, прежде всего, инструментальными контактами.

Корреляционный анализ показал, что структура взаимосвязей между оцениваемыми показателями в выборках респондентов-петербуржцев и архангелогородцев различается довольно существенно. Наиболее яркие различия наблюдаются во взаимосвязях показателей, сгруппированных вокруг параметра «сила идентификации с постсоветским поколением». В выборке студентов-петербуржцев этот показатель отрицательно связан с целым рядом оценок отношений с переходным и постсоветским поколениями (р<0,05), с показателем «понимание» в отношениях с представителями военного поколения (р<0,05), с показателями «понимание» (р<0,01) и «близость» (р<0,05) с представителями послевоенного поколения. В выборке респондентов-архангелогородцев обнаружена положительная взаимосвязь между «силой идентификации с постсоветским поколением» и объемом инструментальных (р<0,05) и доверительных (р<0,05) контактов с представителями постсоветского поколения. На этом основании было выдвинуто предположение о том, что между реальным опытом межпоколенческих контактов, силой идентификации с собственным поколением и характером отношений с представителями собственного и других поколений существуют причинно-следственные связи. Это предположение проверялось с помощью регрессионного анализа на материале совокупной выборки (n=102). На первом этапе было выявлено, что в качестве детерминанты показателя «сила идентификации с постсоветским поколением» в выборке молодых людей может рассматриваться количество доверительных внутрипоко- ленческих контактов, характеризующее систему реальных социальных связей респондентов ( =0,24, р<0,05 при r2=0,39).

Эти данные можно объяснить с позиций теории социальной идентичности, согласно которой социальная идентификация протекает в условиях межгруппо­вого сравнения, на основе опыта ин- и аутгруппового взаимодействия [23].

На втором этапе было показано, что показатель «сила идентификации с постсоветским поколением» в свою очередь опосредует характер внутрипоколенче- ских отношений, в частности, высокий уровень поколенческой идентификации является предиктором отрицательной оценки отношений с представителями «своего» поколения по параметру «уважение» ( =0,30, р<0,05 при r2=0,31). Этот результат противоречит имеющимся в социальной психологии сведениям об эффекте ингруппового фаворитизма [3], в силу чего взаимосвязь между характеристиками поколенческой идентификации и внутрипоколенческого взаимодействия требует отдельного эмпирического исследования.

Выводы

Таким образом, на основе полученных результатов можно утверждать следующее:

1. Среди студентов-петербуржцев и архангелогородцев преимущественно распространена идентификация с постсоветским поколением, при этом в выборке студентов-петербуржцев констатируется более выраженная идентификация с постсоветским поколением, в сравнении со студентами-архангелогородцами.

2.  У студентов-архангелогородцев система социальных контактов в целом несколько шире, чем у петербуржцев, однако ее поколенческая структура в обеих выборках практически одинакова: более 50% составляют представители «своего» (постсоветского) поколения, около 17—20% приходится на переходное поколение, столько же — на советское поколение, послевоенное поколение составляет около 5%, представители военного поколения студентами не упоминаются. Взаимодействие с представителями послевоенного и советского поколений сосредоточено преимущественно внутри семьи, внутрипоколенческое общение и общение со смежным (переходным) поколением сосредоточено в основном в сфере дружеских, учебных и профессиональных контактов. На основе результатов регрессионного анализа можно утверждать, что большое количество внутрипоколенческих инструментальных связей является предиктором размытой поколенческой идентификации, что наглядно проявилось в выборке студентов-архангелогородцев.

3.  Оценки отношений со старшими поколениями (военным и послевоенным) в обеих выборках не различаются и характеризуются положительной модальностью. Однако тот факт, что опыт общения респондентов с представителями названных поколений ограничен, позволяет предполагать, что эти оценки носят преимущественно декларативный характер. Оценки отношений с теми поколениями, с представителями которых респонденты находятся в более или менее тесных повседневных контактах, более дифференцированы.

4.    Отношения к «своему» поколению опосредованы силой поколенческой идентификации и достоверно различаются. Студенты-петербуржцы, для которых характерна большая сила идентификации с постсоветским поколением, оценивают свои отношения с представителями данного поколения достоверно ниже, чем респонденты, проживающие в Архангельске.

В целом, несмотря на выявленные различия в силе идентификации и оценках межпоколенческих отношений, структура межпоколенческих отношений студенческой молодежи, проживающей в Санкт-Петербурге и Архангельске, оказалась во многом схожей. Некоторые результаты, полученные в исследовании, оказались довольно предсказуемыми (например, тот факт, что по мере интенсификации реального межпо­коленческого взаимодействия межпоко­ленческие отношения становятся более дифференцированными). Другие выводы оказались неожиданными. В частности, применительно к нашей выборке «не сработал» эффект ин-группового фаворитизма, согласно которому студенты с сильной поколенческой идентификацией должны были бы оценивать отношения с представителями «своего» поколения выше, а не ниже, как это получилось по результатам нашего исследования. В этой связи возникает целый ряд исследовательских вопросов, которые касаются, в первую очередь, универсальности выявленных закономерностей межпоколенческих отношений для молодых людей, проживающих в других регионах России, а также для представителей других поколений современного российского общества. Поиск ответов на эти вопросы будет осуществлен в наших следующих исследованиях.