Введение
Родительский стресс представляет собой негативную реакцию у того, кто выполняет родительские функции (мать, отец, опекун), на себя или на ребенка, которая может выражаться в подавленном настроении, проблемах со сном, плохом самочувствии, раздражительности, вспыльчивости, недовольстве и беспокойстве. Такая реакция запускается при возникновении чувства перегруженности родительством: становится трудно адаптироваться к задачам по воспитанию и заботе о ребенке, не хватает навыков и ресурсов поддержки [Abidin, 2022; Rivas, 2021]. Основная цель данной статьи – описать процесс адаптации Шкалы родительского стресса [Berry, 1995] на русскоязычной выборке, поскольку на данный момент в открытом доступе отсутствуют надежные инструменты для оценки родительского стресса на русском языке.
Понятие родительского стресса стало обсуждаться в 1980-х годах на волне обширных исследований стресса Г. Селье и Р. Лазаруса [Lazarus, 2006; Selye, 1978]. Стресс понимается как цепочка физиологических реакций от тревоги (мобилизации) к адаптации и далее – к истощению. Высокий уровень стресса, выражающийся в истощении, имеет негативные последствия, и интервенции, как правило, направлены на повышение контроля над физиологическими реакциями и обучение управлению неизбежным стрессом (стресс-менеджмент). В некоторых работах понятие «родительский стресс» отождествляется с высоким уровнем стресса, фазой истощения и приближается по значению к «родительскому выгоранию», и в этом случае целью интервенций становится снижение родительского стресса. Первоначально изучение родительского стресса развивалось во многом вокруг медицинских учреждений, исследовались связи между родительским стрессом и обращениями за медицинской помощью детям [Abidin, 1989; Abidin, 1982]. Например, в исследовании Р. Абидина изучалась связь частоты обращения за медицинской помощью детям в возрасте до 4 лет с уровнем родительского стресса у их матерей, и была обнаружена U-образная кривая связи: чаще всего за помощью при детских травмах (ожогах, рваных ранах, падениях, отравлениях) обращались матери либо с высоким, либо с низким уровнем стресса. Р. Абидин интерпретировал такой результат, опираясь на теорию привязанности: матери с высоким уровнем тревожности и неустойчивости могут показывать высокий уровень родительского стресса, а отстраненные и пренебрегающие детскими потребностями матери демонстрируют низкий уровень стресса [Abidin, 1982].
В 1990-х годах родительский стресс стал изучаться в более обширном и повседневном контексте [Deater-Deckard, 1996], исходя из представления, что все матери и отцы время от времени сталкиваются с раздражением, фрустрацией, огорчением в своей повседневной жизни с детьми – это своего рода психологическая цена за то, чтобы быть родителем [Deater-Deckard, 1998]. Каждый отдельный эпизод – например, ссора между братьями и сестрами, конфликт из-за уборки – незначителен, но накопительный эффект от подобных ситуаций на протяжении долгого времени может приводить к серьезному истощению у родителей [Crnic, 1990].
Интенсивный родительский стресс может приводить к депрессии, невротизации, к появлению или обострению хронических заболеваний у родителей [Василенко, 2021; Тихонова, 2022], опосредовать связь между депрессией и дисфункциональным родительством матери [Senn, 2023]. Он связан с негативным, суровым или пренебрежительным воспитанием, гипер- или, напротив, гипововлеченностью, может приводить к жестокому обращению с детьми [Мисиюк, 2021; Jackson, 2019; Lee, 2018], в том числе к физическому насилию и словесной агрессии [Geprägs, 2023]. Родительский стресс может служить предпосылкой безнадзорности [Nair, 2003; Rodriguez, 2010] и социальной дезадаптации детей [Deater-Deckard, 1998].
Сейчас все чаще как результат невозможности конструктивно справиться с родительским стрессом обсуждается родительское выгорание [Ефимова, 2013; Старченкова, 2019], включающее эмоциональное истощение от собственной родительской роли и чувство пресыщенности своим родительством, переживание собственной неэффективности, контраста между собой как родителем раньше и теперь и эмоциональное отчуждение от своих детей [Aunola, 2020]. Родительскому выгоранию могут способствовать индивидуально-личностные черты родителя (например, нейротизм), особенности родительства (например, тревожный тип привязанности к ребенку), а также функционирование семьи (конфликты, низкая согласованность между родителями, низкая удовлетворенность супружеством и др.) [Mikolajczak, 2019]. Родительское выгорание опасно с точки зрения последствий, которые включают в себя фантазирование об уходе от родительства через побег или совершение суицида, пренебрежение заботой о ребенке и насилие по отношению к собственным детям [Mikolajczak, 2018]. Такие данные обосновывают необходимость разработки интервенций для управления родительским стрессом и профилактики родительского выгорания.
Источники родительского стресса преимущественно локализуются на двух полюсах: родительском и детском. Связанные с детьми стрессоры, во-первых, включают ежедневную рутину, связанную с заботой о ребенке («родительский повседневный стресс») [Василенко, 2021]. Во-вторых, могут иметь место хронические стрессоры, обусловленные индивидуальными особенностями детей, нарушениями развития и ограниченными возможностями здоровья [Louie, 2017]. Уровень родительского стресса связан со степенью тяжести симптоматики у детей [Бухаленкова, 2022; Ким, 2022; Barroso, 2018; Lam, 2022; Mackler, 2015; Stone, 2016; Theule, 2013; Thomason, 2014; van Steijn, 2014]. Наиболее уязвимы к родительскому стрессу родители детей с РАС [Fallahchai, 2022; Hayes, 2013]. Серьезные заболевания у ребенка экстремально повышают родительскую тревогу, требуют больших усилий и делают семью в целом более уязвимой к разного рода стрессорам, что, в свою очередь, негативно влияет на устойчивость родителей и их способность заботиться и воспитывать [Louie, 2017]. В-третьих, острые стрессоры, такие как травма у ребенка или его побег из дома, также могут приводить к истощению и утрате удовлетворенности собой как родителем [Старченкова, 2019].
Стрессоры, связанные с родителями, обусловлены объективными (например, недостаток сна) и субъективными (например, переживание собственной неэффективности) сторонами жизни [Crnic, 1990]. Более высокий уровень родительского стресса характерен для тех, кто воспринимает своего ребенка как «трудного», одновременно предъявляя высокие требования к себе и низко оценивая свою эффективность. Родительский стресс отличается от других видов стресса, но может быть тесно связан с ними и усиливаться негативными жизненными ситуациями, финансовыми проблемами, повседневным стрессом [Василенко, 2021; Rivas, 2021]. Структура и динамика семьи также могут способствовать родительскому стрессу – например, одиночное родительство [Louie, 2017], интенсивное родительство [Мисиюк, 2021], частые переезды и разлуки, профессиональные перегрузки или, наоборот, отсутствие занятости, страх смерти члена семьи и ее последствий [Тихонова, 2022; Barbot, 2014; Gil-Rivas, 2017; Maguire, 2015; Steele, 2016; Webster-Stratton, 1990], что показывают исследования семей военнослужащих и заключенных. Появление смешанной семьи, объединение двух семей в одно домохозяйство, появление мачехи или отчима, сводных братьев и сестер влияют на переживания и поведение детей школьного возраста и старше, в свою очередь усиливая родительский стресс [Louie, 2017]. Пандемия COVID-19 резко повысила уровень родительского стресса в семьях и связанные с ним нарушения психического здоровья родителей, применение физического насилия по отношению к детям [Бухаленкова, 2022; Geprägs, 2023]. Если семья находится под надзором социальных служб, давление такого надзора также может усиливать родительский стресс [Nowakowski-Sims, 2021].
Имеет место цикличная динамика: с одной стороны, характеристики детей и родителей (личностные черты, состояние здоровья и др.) могут вносить вклад в родительский стресс, усиливая или ослабляя его; с другой – они сами подвержены влиянию родительского стресса (что может проявляться, например, в повышении агрессивности, тревожности, психосоматических нарушениях), и эти взаимосвязи образуют реципрокный процесс, влияющий на благополучие обеих сторон [Crnic, 2017; Rivas, 2021]. Например, дети со сниженным чувством безопасности могут демонстрировать тревожное поведение, которое повышает родительский стресс; он способствует хаотичности и непоследовательности в семейной среде; хаотичность в семье приводит к переживанию беспомощности и поведенческим проблемам у детей, за чем далее следуют снижение самооценки и повышение тревожности родителей, цикл повторяется, а эмоциональные и поведенческие проявления могут усиливаться [Louie, 2017; van Steijn, 2014].
Факторы, защищающие от родительского стресса и выгорания, в первую очередь включают семейные ценности и поддержку со стороны семьи [Lo, 2023; Miranda, 2019], а также родительский альянс [Delvecchio, 2015].
В результате анализа инструментов для оценки родительского стресса [Holly, 2019; Øygarden A.-M, 2022] для адаптации был выбран один из наиболее известных и компактных опросников – Шкала родительского стресса [Berry, 1995], в основе которой лежат трансакционная модель родительского стресса (в противовес идее однонаправленного влияния родителей на детей) и тезис о сложности родительского опыта, в котором переплетены вызовы и вознаграждения [Louie, 2017]. Шкала была разработана на выборке родителей детей с разным состоянием здоровья и исходно включает 18 пунктов и 4 субшкалы («Родительские вознаграждения», «Родительские стрессоры», «Отсутствие контроля» и «Родительская удовлетворенность»), а также общую интегративную шкалу родительского стресса [Berry, 1995]. Анализируя итоги двадцати лет исследований родительского стресса с помощью этой шкалы в разных странах [Louie, 2017], авторы рекомендуют изменить формулировку одного пункта и подсчитывать только общий уровень родительского стресса, однако при адаптации шкалы в разных культурах для того, чтобы получить удовлетворительные психометрические характеристики, исследователи меняют формулировки, число субшкал, число вопросов, ответную шкалу, их исследования существенно различаются по выборке – возрасту и состоянию здоровья детей, чьи родители участвуют в исследовании, состоянию здоровья самих родителей и другим характеристикам. Чаще всего шкала показывает двухфакторную структуру – например, в Дании [Pontoppidan, 2018], Норвегии [Nærde, 2020], Индонезии [Kumalasari, 2022], Корее [Park, 2021], однако в Иране в шкалу вошли три фактора [Habibpour, 2018], а в Португалии подтвердилась исходная четырехфакторная структура опросника [Algarvio, 2018]. Таким образом, хотя сам конструкт родительского стресса имеет многочисленные подтверждения своего существования [Habibpour, 2018], в отношении Шкалы родительского стресса отсутствует согласованное мнение о ее факторной структуре и необходимом количестве пунктов.
Целью данного исследования было изучение валидности и надежности Шкалы родительского стресса на выборке российских матерей. Было выдвинуто три гипотезы:
1) Шкала родительского стресса включает все четыре фактора из исходной шкалы;
2) Шкала родительского стресса взаимосвязана с показателями родительского благополучия, измеряемыми опросником «PERMA Profiler»;
3) Шкала родительского стресса показывает приемлемый индекс надежности для обеспечения точного измерения родительского стресса.
Программа исследования
Выборка исследования включала 900 матерей четвероклассников в возрасте от 24 до 56 лет (M = 38,08, SD = 5,46). Двухфакторная модель КФА проверялась на выборке 1120 матерей первоклассников в возрасте от 24 до 60 лет (M = 36,17, SD = 5,44). 73% матерей имели уровень образования бакалавры или выше.
Процедура. Опрос проводился в рамках лонгитюдного исследования факторов школьной неуспешности [Лонгитюдное исследование факторов], данные были собраны осенью 2022 года в школах Нижнего Новгорода и Нижегородской области.
Инструментарий включал следующие опросники:
- Шкала родительского стресса [Louie, 2017] содержит 4 субшкалы и 18 пунктов, но пункты 2 и 4 не относятся ни к одной из них [Berry, 1995]. Ответная шкала включает ответы от 1 – «полностью не согласен» до 5 – «полностью согласен», 3 – «затрудняюсь ответить». Шкала была переведена специалистом в сфере психологии, затем два других эксперта независимо оценили перевод; расхождения были сняты в процессе дискуссии, после этого был сделан обратный перевод на английский язык, также проверенный экспертом. Из ответной шкалы был удален промежуточный вариант и оставлены 4 варианта ответа: от 1 – «полностью не согласен» до 4 – «полностью согласен». В адаптации опросника использовались все 18 пунктов.
- Опросник благополучия «PERMA-Profiler» [Исаева, 2022] был выбран для проверки валидности на основе конвергентных и дискриминантных связей со Шкалой родительского стресса в силу его высоких показателей валидности и надежности в измерении благополучия [Butler, 2016]. Опросник содержит 15 пунктов по пяти шкалам («Позитивные эмоции», «Вовлеченность», «Взаимоотношения», «Смысл», «Достижения»), а также 8 дополнительных пунктов. Ответная шкала включает пункты от 0 – «никогда» до 10 – «всегда». Для решения наших задач были отобраны только пять основных шкал с исключением дополнительных в силу их слабых факторных нагрузок, а также модифицирована ответная шкала до более краткой версии от 1 – «никогда» до 5 – «почти всегда». Оценка индекса надежности опросника на нашей выборке (n = 900) показала высокие результаты (ωh = 0,76, ωt = 0,95).
Обработка данных проводилась в программах Jamovi 2022 и R. Эксплораторный факторный анализ (ЭФА) проводился в пакете psychometric [Fletcher, 2022], а конфирматорный факторный анализ (КФА) – в пакете lavaan [Rosseel, 2023]. Анализ корреляций Пирсона и индексы надежности проводились в пакете psych [Revelle, 2022]. Проверка неполных данных проводилась в пакетах mice [van Buuren, 2023].
Результаты
Первоначальный набор данных включал 1071 ответ родителей учащихся четвертых классов. После удаления ответов с пропущенными значениями и 68 отцов в финальную выборку вошли полные ответы, предоставленные матерями (n = 900).
Основываясь на результатах исследований по валидизации Шкалы родительского стресса в разных странах и отсутствии надежной факторной структуры, мы проверили внутреннюю структуру на данных российских матерей по подобию исследования А. Нэрдэ (Nærde) и С. Зоммер Хюккельберг (Sommer Hukkelberg) [Nærde, 2020], случайным образом разделив данные на две части и проведя ЭФА (n = 450), а затем КФА (n = 450). ЭФА проводился по 18 пунктам, как в оригинале, а КФА позволил проверить структуру Шкалы родительского стресса, полученную в ЭФА.
Перед проведением ЭФА были проверены корреляции данных и исходные допущения ЭФА о факторизуемости и сферичности данных. Анализ корреляций указал на небольшие и средние положительные и отрицательные корреляции между утверждениями Шкалы родительского стресса (от –0,06 до 0,74). Общая оценка адекватности коэффициента Кайзера-Мейера-Олкина (KMO) составила 0,91, а оценки по каждому пункту варьировались от 0,86 до 0,93, что допускает проведение факторного анализа [Dziuban, 1974]. Критерий сферичности Бартлетта подтвердил целесообразность проведения факторного анализа, ᵡ2 (153) = 4858,93, p < 0,001.
Факторная структура, основанная на Eigen величинах и графиках каменистой осыпи факторного анализа главной оси, выявила трехфакторную модель. Параллельный анализ определил два фактора, которые были проанализированы с использованием наклонного вращения. Двухфакторная модель показала приемлемые значения соответствия модели. Факторные нагрузки концептуально предполагали две субшкалы родительского стресса (53% дисперсии) и родительской удовлетворенности (47% дисперсии), по восемь пунктов в каждой, с корреляцией –0,26. Поскольку утверждения 3 и 4 имели наименьшую факторную нагрузку, мы исключили их из окончательной версии шкалы.
Для оценки параметров модели КФА (n = 450) использовался взвешенный по диагонали метод наименьших квадратов (DWLS). КФА показал хорошие значения соответствия модели, ᵡ2 (103) = 236,04, p < 0,000, CFI = 0,99, TLI = 0,99, RMSEA = 0,05, SRMR = 0,06, коэффициент ᵡ2/df = 2,29. Показатели факторных нагрузок и статистика по каждому из утверждений представлены в табл. 1. КФА на матерях первоклассников (n = 1120) также показал отличные значения, ᵡ2 (103) = 338,39, p < 0,000, CFI = 0,99, TLI = 0,99, RMSEA = 0,05, SRMR = 0,06, коэффициент ᵡ2/df = 3,28. Таким образом, двухфакторная модель подтвердилась на выборке матерей первоклассников и состоит из двух субшкал – «Родительского стресса» и «Родительской удовлетворенности».
Установление валидности шкалы проводилось с использованием опросника «PERMA-Profiler». Все пять субшкал опросника «PERMA-Profiler» показали статистически значимые положительные корреляции с субшкалой «Родительской удовлетворенности» (от 0,09 до 0,24, табл. 2). Субшкалы «Положительные эмоции», «Взаимоотношения», «Смысл» и «Достижения» имели статистически значимые отрицательные корреляции с субшкалой «Родительского стресса» (от –0,16 до –0,22). Эти результаты дают первичные свидетельства валидности на основе конвергентных связей между родительской удовлетворенностью и показателями благополучия. В то же время были выявлены и дискриминантные связи (слабые и отрицательные корреляции) между родительским стрессом и показателями благополучия. Тем не менее их следует интерпретировать с осторожностью, поскольку «PERMA-Profiler» не измеряет родительский стресс или удовлетворенность родителей.
Анализ надежности проводился путем оценки омеги МакДональда [Deng, 2017]. Получены высокие показатели надежности по обеим шкалам на выборках матерей четвероклассников (n = 900) и первоклассников (n = 1165): соответственно, «Родительский стресс» (ωh = 0,83, ωt = 0,93; ωh = 0,78, ωt = 0,92) и «Родительская удовлетворенность» (ωh = 0,75, ωt = 0,9; ωh = 0,76, ωt = 0,88). Индекс надежности для обеих шкал в однофакторной модели показывает низкое значение (ωh = 0,49).
Таблица 1. Индексы надежности и статистические показатели для утверждений адаптированной Шкалы родительского стресса (n = 450)
|
№ п/п |
Шкалы |
Факторные нагрузки |
Иерархическая омега |
Общая омега |
Mean (SD) |
ITC |
ITC, если убрать утв. |
|
|
Шкала родительского стресса |
|
0,49 |
0,89 |
|
|
|
|
|
Родительский стресс |
|
0,83 |
0,93 |
|
|
|
|
|
Я чувствую напряжение и подавленность из-за ответственности быть родителем |
0,93 |
|
|
1,4 (0,81) |
0,83 |
0,78 |
|
|
Рождение детей привело к ограничению выбора и контроля над моей жизнью |
0,89 |
|
|
1,6 (0,91) |
0,83 |
0,78 |
|
|
Мне сложно совмещать разные обязанности из-за ребенка (детей) |
0,81 |
|
|
1,8 (0,86) |
0,79 |
0,72 |
|
|
Рождение ребенка (детей) отрицательно сказалось на моем финансовом благосостоянии |
0,86 |
|
|
1,6 (0,83) |
0,81 |
0,75 |
|
|
Если бы мне пришлось пройти через это снова, возможно, я бы решил(-а) не заводить детей |
0,85 |
|
|
1,3 (0,78) |
0,76 |
0,69 |
|
|
Я часто смущаюсь или нервничаю из-за поведения моего ребенка (моих детей) |
0,78 |
|
|
1,8 (0,87) |
0,77 |
0,69 |
|
|
Наличие ребенка (детей) ограничило личное время и свободу в моей жизни |
0,78 |
|
|
1,9 (0,96) |
0,76 |
0,67 |
|
|
Мой ребенок (мои дети) являются основным источником стресса в моей жизни |
0,75 |
|
|
1,7 (0,92) |
0,75 |
0,66 |
|
|
Родительская удовлетворенность |
|
0,75 |
0,9 |
|
|
|
|
|
Мне нравится проводить время со своим ребенком (своими детьми) |
0,91 |
|
|
3,7 (0,46) |
0,77 |
0,69 |
|
|
Мне нравится быть родителем |
0,94 |
|
|
3,8 (0,42) |
0,76 |
0,68 |
|
|
Я чувствую сильную привязанность к своему ребенку (детям) |
0,81 |
|
|
3,7 (0,52) |
0,73 |
0,63 |
|
|
Я считаю своего ребенка (своих детей) замечательным(-и) |
0,78 |
|
|
3,8 (0,47) |
0,64 |
0,53 |
|
|
Я сделаю все ради своего ребенка (своих детей), если это необходимо |
0,77 |
|
|
3,8 (0,46) |
0,65 |
0,54 |
|
|
Я чувствую, что у нас близкие, доверительные отношения с моим ребенком (моими детьми) |
0,79 |
|
|
3,5 (0,55) |
0,72 |
0,60 |
|
|
Я более уверенно и оптимистично смотрю в будущее, потому что у меня есть ребенок (дети) |
0,71 |
|
|
3,6 (0,61) |
0,70 |
0,57 |
|
|
Я доволен(-льна) собой в качестве родителя |
0,67 |
|
|
3,4 (0,64) |
0,66 |
0,50 |
Примечание: ITC – полная корреляция с утверждениями.
Таблица 2. Корреляции между субшкалами «PERMA-Profiler» и Шкалами родительского стресса (n = 900)
|
Субшкалы |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6 |
7 |
|||
|
Позитивные эмоции |
1 |
|
|
|
|
|
|
|||
|
Вовлеченность |
0,59*** |
1 |
|
|
|
|
|
|||
|
Взаимоотношения |
0,62*** |
0,50*** |
1 |
|
|
|
|
|||
|
Смысл |
0,63*** |
0,52*** |
0,69*** |
1 |
|
|
|
|||
|
Достижения |
0,61*** |
0,56*** |
0,60*** |
0,77*** |
1 |
|
|
|||
|
Стресс |
0,16*** |
–0,05 |
–0,18*** |
–0,22*** |
–0,16*** |
1 |
|
|||
|
Удовлетворенность |
0,15*** |
0,09** |
0,19*** |
0,24*** |
0,18*** |
–0,09** |
1 |
|||
|
Mean (SD) |
4,3 (0,52) |
4,0 (0,6) |
4,28 (0,64) |
4,4 (0,60) |
4,28 (0,56) |
1,61(0,67) |
3,67(0,42) |
|||
Примечание: *** – p < 0,001; ** – p < 0,01.
Обсуждение результатов
Проведенный анализ позволил проверить три гипотезы и получить следующие результаты. Гипотеза 1 не подтвердилась: ЭФА и КФА показали не четырехфакторную, а двухфакторную структуру (субшкалы «Родительского стресса» и «Родительской удовлетворенности»), по 8 утверждений в каждой. Гипотеза 2 подтвердилась: субшкала родительской удовлетворенности положительно связана со всеми субшкалами благополучия, а субшкала родительского стресса отрицательно связана с субшкалами благополучия. Гипотеза 3 подтвердилась частично: «Шкала родительского стресса» в адаптации на российских матерях включает два фактора – родительский стресс и родительскую удовлетворенность, которые показывают высокую согласованность; однако при расчете индекса надежности для обеих субшкал в однофакторной модели индекс надежности показывает низкое значение, поэтому рекомендовано рассматривать два фактора независимо друг от друга. Такие результаты в целом соответствует результатам адаптации шкалы в Дании, Норвегии, Индонезии, Корее [Kumalasari, 2022; Nærde, 2020; Park, 2021; Pontoppidan, 2018]. Итоговая версия опросника Шкала родительского стресса, адаптированного на русскоязычной выборке матерей школьников, представлена в Приложении.
Ограничения исследования обусловлены однородностью выборки из-за сходного возраста детей и участия только матерей, ограниченным набором инструментов, сбором данных только в одном регионе России. В перспективе необходимы использование большего количества инструментов, расширение выборки и включение в исследование отцов, а также расширение территории, на которой происходит сбор данных. Кроме того, учитывая нестабильную факторную структуру Шкалы родительского стресса в ходе ее валидизации в разных странах, в будущих исследованиях следует изучить особенности реагирования родителей на шкалу, уделяя особое внимание интерпретации вопросов, условиям и времени психологического обследования, культурным, семейным, личностным особенностям и другим внешним переменным, влияющим на результаты тестирования родителей с помощью Шкалы родительского стресса.
Заключение
Адаптация методики Шкала родительского стресса на российской выборке матерей школьников представляет собой надежный, удобный и компактный инструмент. Шкала может использоваться для исследований в области психологии семьи, психологии развития и образования с целью изучения родительского стресса в разных социальных контекстах, регионах и для межкультурных сравнений. Кроме того, шкалу можно интегрировать в программы, адресованные родителям, направленные на обучение управлением стрессом и повышение их благополучия и родительской компетентности.