Социальные верования, политическое доверие и готовность к политическому поведению: сравнение России и Украины

Цель исследования. Анализ связи между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в нормативных и ненормативных формах политического поведения. Контекст и актуальность исследования. На фоне растущей политизации жителей большинства стран увеличивается запрос на анализ факторов, связанных с готовностью граждан участвовать в различных формах политической активности: от голосования до уличных протестов. Крайне важным является выявление универсальных и культурно-специфичных факторов. Дизайн исследования. В работе изучалась связь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в политической активности. Наличие и характер взаимосвязи проверялись через корреляционный анализ и моделирование структурными уравнениями (SEM). Выборка. Российская выборка: 440 человек (76,4% мужчин, 23,4% женщин) от 23 до 77 лет (M=38,99; SD=11,62). Украинская выборка: 249 человек (59,8% мужчин, 40,2% женщин) от 23 до 65 лет (M=35,55; SD=10,76). Методы. Русскоязычные версии шкал «Вера в опасный мир» Дж. Даккита и «Вера в справедливый мир» К. Далберта; авторская шкала политического доверия; авторская шкала готовности участвовать в политической активности. Результаты. Вера в справедливый мир увеличивает политическое доверие, вера в опасный мир — уменьшает. Политическое доверие позитивно предсказывает готовность к участию в разных формах нормативной политической активности. Установлено наличие кросс-культурных различий по характеристикам модели между российской и украинской выборками. Основные выводы. Существует взаимосвязь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью к участию в различных формах политической активности.

Введение

Политическое поведение может принимать различные формы: от голосования до уличной активности. Исследователи классифицируют подобную активность по трем основным критериям: индивидуальное или коллективное, институализированное или неинституализированное, нормативное или ненормативное поведение. В последние годы уделяется особое внимание факторам, оказывающим влияние на различные формы политического поведения. Психологические исследования, посвященные политической активности, можно разделить на две основные группы.

В одних исследованиях изучаются факторы, оказывающие влияние на политическое голосование — индивидуальную, институализированную и нормативную форму политического поведения. Эти факторы включают в себя социодемографические (пол, возраст, образование и доход) и психологические (социальное доверие, индивидуальная политическая самоэффективность) характеристики [18]. В других исследованиях рассматриваются факторы, которые оказывают влияние на участие в массовой протестной активности — коллективной, неинституализирован- ной, нормативной или ненормативной форме политического поведения. Они включают в себя такие психологические особенности, как коллективная политическая эффективность, групповые эмоции и групповая идентификация [5; 29; 31]. Таким образом, различные формы политического поведения рассматриваются как результат воздействия разных факторов. Как следствие, проведенные исследования не позволяют проанализировать, каким образом одни и те же факторы влияют на участие людей в различных формах политической активности.

В этом исследовании мы сконцентрируемся на одном факторе — социальном доверии. В целом под социальным доверием понимается вера человека в то, что окружающие люди действуют справедливым образом, «играют по правилам» и поэтому заслуживают доверия. Однако в психологических исследованиях рассматриваются три разных уровня доверия: генерализованное, групповое и межличностное доверие. Генерализованное доверие отражает доверие людям в целом; групповое доверие — доверие людям, обладающим определенными особенностями; межличностное доверие — доверие отдельным людям (членам семьи, друзьям, коллегам и т.д.).

В политической сфере наиболее важную роль играет форма группового доверия — доверие представителям власти и организациям, которые оказывают влияние на политические процессы. Политическое доверие отражает отношение людей к политической системе страны, организациям, которые образуют эту систему. Поэтому его можно рассматривать как универсальный психологический фактор, который предсказывает участие людей в индивидуальной и коллективной, институ­ализированной и неинституализиро- ванной, нормативной и ненормативной форме политической активности. Цель данного исследования — проанализировать связь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в нормативных и ненормативных формах политического поведения.

Социальные верования и политическое доверие

Социальные верования — это представления людей о том, какими особенностями обладают окружающие, как они взаимодействуют между собой, и как стоит вести себя по отношению к ним. На протяжении последних 50 лет ученые описали спектр подобных верований, которые отражают веру в «хороший» и «плохой» мир. Психологические исследования показали, что эти верования являются фильтром, сквозь который человек воспринимает других людей, социальные группы и социальные институты. Люди, которые верят в «хороший мир», обращают большее внимание на те аспекты событий, которые соответствуют их позитивному представлению о мире. В то же время люди, которые верят в «плохой» мир, уделяют большее внимание тем аспектам событий, которые подтверждают их негативные представления. Это означает, что социальные верования могут оказывать влияние на социальное доверие.

Яркий пример верований в «хороший» мир — это вера в справедливый мир, описанная М. Лернером [22]. Люди, которые верят в справедливый мир, считают, что мир вокруг них логичен и предсказуем, а каждый человек получает то, что он заслужил своими действиями. Современные исследователи полагают, что вера в справедливый мир может принимать качественно разные формы. Личная вера в справедливый мир — это убеждение человека в справедливости того, что происходит с ним лично. Общая вера в справедливый мир — это убеждение в справедливости того, что происходит в мире в целом [23]. Проведенные исследования показали, что как личная, так и общая вера в справедливый мир пред­казывают отношение человека к другим людям [23]. Однако исследователи расходятся в представлении о важности этих компонентов.

Одни полагают, что личная вера в справедливый мир оказывает более позитивное влияние, чем общая. В пользу этой точки зрения говорят исследования, которые показали, что чем больше подростки верят в справедливость мира по отношению к себе, тем выше они оценивают семейную и школьную атмосферу [10], тем больше доверяют политикам [30]. Аналогично чем больше заключенные верят в личную справедливость, тем более позитивно они оценивают прошедший судебный процесс и обращение с ними в тюрьме [9]. В то же время другие исследователи считают, что общая вера в справедливый мир оказывает более позитивное влияние, чем личная. В пользу этой точки зрения говорят исследования, которые показали, что чем больше люди верят в справедливость мира вообще, тем больше они доверяют людям в целом [6], политикам [3] и представителям власти [32]. Тем больше они ценят социальные нормы и подчинение представителям власти [14], тем больше поддерживают существующую социальную систему [21; 26].

Однако эти исследования имеют несколько ограничений и поэтому не позволяют сделать заключение об относительной важности личной и общей веры в справедливый мир. Во-первых, в большинстве исследований измерялся только один из двух компонентов веры в справедливый мир. Во-вторых, эти исследования были проведены в странах с различной историей отношений между гражданами и представителями политической власти, и, как следствие, полученные результаты могут обладать культурной спецификой. В основе нашего исследования лежит предположение о том, что как личная, так и общая вера в справедливый мир играют роль «фильтра», сквозь который люди воспринимают представителей политической власти. Мы предположили, что личная (гипотеза 1а) и общая (гипотеза 1б) вера в справедливый мир будут позитивно связаны с политическим доверием.

Яркий пример верований в «плохой мир» — это вера в опасный мир, описанная Дж. Даккитом [12]. Люди, которые верят в опасный мир, считают, что мир вокруг них — нестабильное, опасное и угрожающее место, в котором «плохие» люди стремятся нанести ущерб «хорошим» людям. Многочисленные исследования [24] показали, что вера в опасный мир позитивно связана с правым авторитаризмом — синдромом, который включает три компонента: приверженность традициям и социальным нормам, якобы разделяемым всем обществом; готовность подчиняться любым представителям власти, которые считаются легитимными в той социальной группе, к которой принадлежит носитель взглядов; негативное отношение ко всем, кто не соглашается подчиняться таким властям, и к тем, кого эти власти считают своими врагами [4].

На первый взгляд, это означает, что вера в опасный мир должна увеличивать доверие социальным институтам, поскольку они представляют политическую власть в стране. Однако стоит заметить, что правый авторитаризм касается одобрения и подчинения одному или нескольким «сильным» политическим лидерам, которые подавляют несогласных. Политические организации, в которых работает большое количество людей, имеющих разные интересы и выполняющих различные функции, противоречат идее одного (или нескольких) сильных политических лидеров, действующих в одном направлении. На основании этого, когда речь идет о доверии политической системе, вера в опасный мир может «работать» иным образом. Люди, которые верят в опасный мир, постоянно ожидают нападения и поэтому не доверяют окружающим. Как следствие, мы предположили, что вера в опасный мир будет негативно связана с политическим доверием (гипотеза 1в).

Политическое доверие и политическое поведение

Социальное доверие предсказывает оценки и поведение людей. В целом доверие увеличивает желание человека работать на благо других. Вероятно, это происходит в силу того, что люди с высоким уровнем социального доверия ожидают от окружающих аналогичных действий. Первоначально влияние социального доверия было обнаружено в деловой сфере. Например, первые исследования показали, что чем больше участники экспериментов доверяли своим партнерам, тем больше ресурсов они жертвовали на благо группы [11]. Чем больше сотрудники организаций доверяли своим руководителям и организации в целом, тем чаще они осуществляли гражданское поведение [25] и тем меньше хотели поменять место работы [20].

Последующие исследования продемонстрировали, что подобная закономерность прослеживается и в социально-политической сфере. В частности, кросс-культурные исследования показали, что чем больше граждане различных стран доверяют людям в целом, тем с большей вероятностью они участвуют в работе экологических организаций [27]. Аналогично чем больше люди доверяют представителям политической власти, тем чаще они участвуют в политической активности. Однако недавние исследования говорят о том, что этот эффект зависит от формы политического поведения: политическое доверие увеличивает вероятность участия в одних формах политической активности, но уменьшает вероятность участия в других. Изучая это различие, исследователи берут за основу разные классификации политического поведения.

Во-первых, политическое доверие по-разному связано с институализиро­ванной (голосование, участие в деятельности политических партий и обращение к представителям власти) и неинституа- лизированной (подписывание петиций и участие в демонстрациях) политической активностью. Анализ данных, полученных в 25 странах в рамках третьей волны Европейского социального опроса (2006), показал, что политическое доверие увеличивает институализированное политическое поведение и уменьшает неинституализированное [19].

Во-вторых, политическое доверие может быть по-разному связано с нормативной и ненормативной политической активностью. В качестве нормативных рассматриваются действия, которые соответствуют широко распространенным в обществе нормам и/или закону. В то же время ненормативными считаются действия, которые нарушают распространенные нормы и/или закон. Наиболее нормативной формой активности во многих странах является голосование, а наиболее ненормативной — насильственные формы уличной активности. Эта классификация была использована в целом ряде исследований, посвященных коллективным политическим действиям [5; 7; 17; 28].

Как правило, закон принимается и реализуется представителями политической власти, организациями, образующими политическую систему страны. Одной из причин соблюдения/наруше- ния закона может стать доверие/недоверие к этим людям и организациям. Люди с высоким уровнем политического доверия будут более склонны участвовать в тех действиях, которые соответствуют закону, и меньше в тех действиях, которые нарушают закон. Как следствие, мы предположили, что политическое доверие будет позитивно связано с готовностью людей участвовать в нормативных формах (гипотеза 2а) и негативно связано с готовностью участвовать в ненорма­тивных формах (гипотеза 2б) политического поведения (см. рис. 1).

Однако стоит заметить, что восприятие различных форм политической активности как нормативной или не­нормативной зависит от политической культуры, распространенной в стране. Большинство исследований социального доверия и политической активности проводятся в западноевропейских и североамериканских странах. В то же время очень мало исследований проходит в восточноевропейских государствах. В нашем исследовании мы решили сфокусироваться на России и Украине.

Социальный контекст исследования

Россия и Украина — это интересный пример двух стран с долгой общей историей, но различной текущей политической ситуацией. С момента распада Советского Союза обе страны развивались самостоятельно.

Пик политической активности в России пришелся на 90-е годы прошлого века. С 2000 до 2015 годы (время проведения исследования) эта активность постоянно уменьшалась. Политические протесты от подписания петиций до уличных акций возникали все реже и реже. В этот период было принято несколько законов, уменьшающих возможности граждан влиять на социально-политическую ситуацию в стране. Один из таких законов, принятый после массовых протестов 2011—2012 годов, обязал граждан не только сообщать представителям власти о планируемых массовых акциях, но и получать разрешение на их проведение.

В результате в российском дискурсе сформировалось определенное различие между нормативными и ненормативны­ми формами политической активности. Нормативное поведение включало в себя голосование, обращение к политикам и подписание петиций, а ненормативное поведение — мирные, но не согласованные и насильственные уличные акции. В то же время мирные согласованные протесты заняли промежуточное положение. С одной стороны, участие в таких акциях не преследовалось по закону; с другой стороны, такие действия негативно освещались в средствах массовой информации.

Политическая ситуация в Украине развивалась иным образом. С 2000 по 2015 годы в этой стране произошли две революции, которые привели к смене политических лидеров. При этом не произошло серьезных изменений в законах, регулирующих политическую активность граждан, за исключением анти- протестного закона, который был принят украинским парламентом, но быстро отменен. В момент проведения исследования в соответствии с законом украинские граждане должны были сообщать представителям власти о готовящемся уличном мероприятии, но не должны были получать разрешение на его проведение.

В результате в украинском дискурсе сформировалось иное представление о нормативной и ненормативной активности. Нормативное поведение включало в себя все мирные формы политической активности: голосование, обращение к политикам, подписание петиций и участие в согласованных мирных уличных акциях. Несогласованные мирные уличные акции и акции с применением насилия вызывали более противоречивую реакцию. С одной стороны, такие действия нарушали закон. С другой стороны, они происходили во время революций и становились причиной последующих изменений.

На наш взгляд, кросс-культурные различия в понимании нормативной и ненормативной политической активно­ сти могут оказывать влияние на связь между политическим доверием и готовностью участвовать в различных формах политического поведения.

Методы исследования

Выборка. В исследовании приняли участие респонденты из России и Украины. Российская выборка включала в себя 440 жителей России (76,4% мужчин, 23,4% женщин), возраст от 23 до 77 лет (M=38,99; SD=11,62). Украинская выборка состояла из 249 жителей Украины (59,8% мужчин, 40,2% женщин), возраст от 23 до 65 лет (M=35,55; SD=10,76). Данные собирались в ходе онлайн-опро- са в декабре 2015 года. Такая форма исследования гарантировала анонимность респондентов и распространялась через социальные сети (Facebook, Vkontakte). Респонденты принимали участие в исследовании на добровольной основе.

Процедура и материалы исследования. Респонденты заполняли методики для измерения социальных верований, политического доверия и готовности участвовать в политической активности. Для российской и украинской выборок были созданы разные версии опросника с указанием страны респондента. Все респонденты отвечали на вопросы об отношении к политической власти в своей стране.

Вера в справедливый мир измерялась с помощью шкалы, созданной К. Далберт (Belief in a Just World Scale) [8]. Русскоязычная версия шкалы включает 13 прямых утверждений: семь утверждений образуют субшкалу личной веры в справедливый мир (например, «Я верю, что обычно получаю то, что заслуживаю»), шесть утверждений — субшкалу общей веры в справедливый мир («Я верю, что в целом мир справедлив»). Респонденты должны были отметить степень своего согласия с каждым утверждением по 6-балльной шкале: от 1 — «полностью не согласен» до 6 — «полностью согласен» [2].

Вера в опасный мир измерялась с помощью шкалы, созданной Дж. Даккитом (Dangerous World Beliefs Scale) [12]. Русскоязычная версия этой шкалы включает 10 утверждений, пять прямых («Наш мир — опасное и непредсказуемое место, в котором ценности и образ жизни порядочных людей находятся под угрозой») и пять обратных («Наш мир — это безопасное и предсказуемое место, где большинство людей не причиняют окружающим зла») пунктов. Респонденты должны были отметить степень своего согласия с каждым утверждением по 5-балльной шкале: от 1 — «полностью не согласен» до 5 — «полностью согласен» [1].

Политическое доверие измерялось с помощью шкалы, созданной авторами данного исследования. Она включала в себя шесть политических институтов: армию, судебную систему, политические партии, правительство, парламент и президента. Респонденты должны были отметить, насколько они доверяют каждому институту по 5-балльной шкале: от 1 — «совсем не доверяю» до 5 — «полностью доверяю».

Готовность участвовать в политической активности измерялась следующим образом. Респонденты должны были отметить, насколько они готовы участвовать в семи формах политической активности (голосовании, обращении к президенту, обращении к региональному политику, подписании коллективных петиций, мирных согласованных уличных акциях, мирных несогласованных уличных акциях и уличных акциях с применением насилия) по 5-балльной шкале: от 1 — «совсем не готов» до 5 — «полностью готов». Эти формы политического поведения были выбраны по двум причинам. Во-первых, это были наиболее распространенные формы политической активности, которые осуществлялись как в России, так и в Украине. Во-вторых, восприятие нормативности этих форм могло иметь культурную специфику. Это, прежде всего, касалось мирных уличных акций: российские респонденты могли считать их менее нормативными, чем украинские.

Исследование проводилось на русском языке. Это решение было принято по нескольким причинам. Во-первых, социологический опрос, проведенный семью годами раньше, показал, что хотя все меньшее количество украинцев считают русский родным языком, около 80% населения Украины разговаривает на русском языке и даже предпочитает его в определенных видах коммуникации [15]. Во-вторых, ссылка на исследования распространялась через веб-страницы и группы, где россияне и украинцы обсуждали политику на русском языке. В-третьих, использование одного языка уменьшало риск неточностей, которые могли бы возникнуть при переводе, а также снимало необходимость валидизации русскоязычных методик на украинском языке. Основное ограничение данного решения было связано с отсутствием в выборке украинских респондентов, которые не владели или не хотели использовать русский язык.

Результаты

Результаты, полученные на российской и украинской выборках, анализировались отдельно. Описательная статистика и корреляции между переменными вычислялись с помощью статистического пакета SPSS 20.0 (см. приложения А, B).

Для проверки гипотез было использовано моделирование структурными уравнениями (SEM), проведенное в программе Mplus (Version 7.11). Проверяемая модель включала в себя 10 переменных: социальные верования рассматривались как независимые переменные, политическое доверие — как медиатор, готовность к участию в семи формах политического поведения — как зависимые переменные.

Результаты, полученные на российской выборке, представлены на рис. 2, а результаты, полученные на украинской выборке, — на рис. 3. На рисунках отражены только статистически значимые связи. Модели имеют хорошие индексы соответствия: для российской выборки х2=48,02, df=21, p=0,000;CFI=0,98; RMSEA=0,054, 90% CI [0,34, 0,074]; SRMR=0,04; для украинской выборки х2=33,94, df=21, p=0,038;CFI=0,98; RMSEA=0,05, 90% CI [0,01, 0,08]; SRMR=0,05 (см. табл. 1).

В соответствии с гипотезами результаты показали, что социальные верования связаны с политическим доверием. Как в российской, так и в украинской выборках вера в опасный мир уменьша

ет политическое доверие, а вера в справедливый мир увеличивает его. Однако личная вера в справедливый мир предсказывает политическое доверие в обеих выборках, а общая вера в справедливый мир — только в российской выборке. Эти результаты полностью подтверждают гипотезы 1а и 1в и частично подтверждают гипотезу 1б.

Политическое доверие, в свою очередь, связано с готовностью к политическому поведению. В целом оно позитивно предсказывает готовность участвовать в нормативной активности. В обеих выборках политическое доверие увеличивает готовность голосовать, обращаться к местным политикам и президенту, подписывать коллективные петиции. Эти результаты полностью подтверждают гипотезу 2а.

Однако были обнаружены и кросс- культурные различия. В частности, в российской выборке политическое доверие не предсказывало готовность участвовать в мирных согласованных уличных акциях, но уменьшало желание участвовать в мирных несогласованных и насильственных уличных акциях. В то же время в украинской выборке политическое доверие увеличивало готовность участвовать в мирных согласованных уличных акциях, но не предсказывало готовность участвовать в мирных несогласованных и насильственных уличных акциях. Эти результаты частично подтверждают гипотезу 2б.

Сравнение российской и украинской моделей было проведено с помощью Wald-теста. Он продемонстрировал существование четырех основных различий:

—  общая вера в справедливый мир была сильнее связана с политическим доверием в российской выборке, чем в украинской (W=6,30, p<.01);

—        политическое доверие было сильнее связано с готовностью участвовать в

мирных согласованных уличных акциях в украинской выборке, чем в российской (W=13,21, p<0,001);

—  политическое доверие было сильнее связано с готовностью участвовать в мирных несогласованных уличных акциях в российской выборке, чем в украинской (W=35,86, p<0,001);

—  политическое доверие было сильнее связано с готовностью участвовать в уличных акциях с применением насилия в российской выборке, чем в украинской (W=13,71, p<0,001).

Обсуждение результатов

В этом исследовании мы изучали связь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в политической активности. Мы предположили, что социальные верования, отражающие веру в справедли- 84

вый и опасный мир, работают как «фильтры» и благодаря этому предсказывают политическое доверие. Политическое доверие, в свою очередь, предсказывает готовность участвовать в нормативной и ненормативной политической активности. Однако мы ожидали, что эта связь будет иметь культурную специфику, отражающую политическую культуру общества. Для изучения кросс-культурных различий мы провели исследование в двух странах с разной историей политических отношений — России и Украине.

Результаты этого исследования вносят вклад в понимание политической активности. Во-первых, они показывают, что политическое доверие определяется не только действиями конкретных политических институтов, но также относительно стабильными представлениями людей о мире в целом. В зависимости от содержания эти представления могут улучшать или ухудшать отношение к

ним. В частности, результаты, полученные в обеих выборках, показали, что вера в справедливый мир позитивно и вера в опасный мир негативно связаны с политическим доверием. Эти результаты соответствуют предыдущим исследованиям, в которых изучалась связь между социальными верованиями и отношением к политикам, а не к политическим институтам [14].

Однако связь между верой в справедливый мир и политическим доверием имеет культурную специфику. В российской выборке политическое доверие связано как с личной, так и с общей верой в справедливый мир, а в украинской выборке оно связано только с личной верой. Таким образом, ответы российских респондентов соответствуют результатам, полученным в других странах. В то же время ответы украинских участников соответствуют только результатам, полученным в Чехии [30], но противоречат результатам, полученным в Канаде [3] и Китае [32]. Возможно, что кросс- культурные различия в этой области связаны с представлением людей о своей зависимости от политических институтов. Однако этот вопрос требует дополнительного исследования.

Во-вторых, наше исследование показало, что политическое доверие — это важный фактор, который предсказывает готовность к разным формам политического поведения. Это заключение соответствует результатам ранее проведенного анализа [19]. Однако, в отличие от авторов этого анализа, которые рассматривали связь политического доверия с институализированным и неинституали- зированным политическим поведением, мы изучали связь этого фактора с нормативными и ненормативными формами активности.

Наши результаты говорят о том, что как в российской, так и в украинской выборке политическое доверие увеличивает готовность людей к однозначно нормативным формам политического поведения, которые не осуждаются социальными нормами и не запрещаются законом (голосованию, подписанию петиций, обращению к региональному политику и президенту). Вероятно, люди с высоким уровнем доверия верят в то, что представители политических институтов «играют по правилам», и поэтому пытаются повлиять на их деятельность, не нарушая их.

Однако были обнаружены кросс- культурные различия в связи между политическим доверием и готовностью к трем формам уличной активности. В российской выборке политическое доверие не было связано с готовностью к согласованным мирным акциям, но снижало готовность участвовать в несогласованных мирных и насильственных действиях. В украинской выборке политическое доверие увеличивало готовность участвовать в согласованных мирных уличных акциях, но не было связано с участием в несогласованных мирных и насильственных действиях.

Эти различия схожи с различиями связи между внешней политической эффективностью (верой в то, что представители политической власти заинтересованы в мнении граждан и готовы позитивно реагировать на него) и готовностью к разным формам политического поведения, обнаруженными на тех же выборках [17]. В российской выборке восприятие внешней политической эффективности было негативно связано с участием во всех трех формах уличной активности, а в украинской выборке — только с участием в несогласованных мирных и насильственных действиях.

Таким образом, в обоих случаях для российских респондентов граница проходила по мирным согласованным уличным акциям, а для украинских участников — мирным несогласованным уличным действиям. Это сходство не случайно: и внешняя политическая эффективность, и политическое доверие отражают определенные ожидания от представителей политической власти. В первом случае речь идет о чувствительности к мнению граждан, а во втором — о соблюдении определенных правил.

Однако характер связи внешней эффективности и политического доверия с ненормативными действиями несколько различается. По-видимому, низкая внешняя политическая эффективность связана с готовностью к действиям, которые нарушают либо закон, либо социальные нормы (любые формы уличной активности в российской выборке/несо- гласованные мирные и насильственные акции в украинской выборке). В то же время низкое политическое доверие связано с готовностью к действиям, которые нарушают и то, и другое (несогласованные мирные и насильственные уличные акции в российской выборке). Однако это предположение нуждается в дальнейшей проверке.

Следует отметить, что данная работа имеет ряд ограничений, что является потенциальной основой для будущих исследований. В первую очередь, это специфика выборки. В будущих исследованиях целесообразно проверить полученные результаты на более сбалансированных и репрезентативных выборках в России и Украине. Также следует учитывать культурные и контекстуальные особенности восприятия респондентами тех или иных политических явлений и терминов (например, различий между согласованными и несогласованными уличными акциями). Данная задача могла бы быть разрешена с помощью лонгитюдного исследования с учетом контекстуальных переменных. Следующим потенциальным аспектом для будущих исследований является уточнение и дополнение понятия политического доверия как доверия не только к официальным институтам государственной власти (президент, парламент, армия, судебная система, политические партии, правительство), но и к институтам гражданского общества (некоммерческим, общественным организациям, медиа, наднациональным организациям).

Выводы

Результаты нашего исследования показали, что вера в справедливый мир позитивно связана с политическим доверием, а вера в опасный мир — негативно. Политическое доверие, в свою очередь, позитивно связано с нормативными формами политической активности, а именно: готовностью к голосованию, обращению к президенту и к местному политику, а также подписанию коллективных петиций. Данные связи в целом универсальны для российской и украинской выборок. Связь доверия с различными уличными акциями оказалась не универсальной и имела различные связи на разных выборках.

 

PlumX

Метрики публикации