Введение
Продолжающаяся пандемия в сочетании с явными и скрытыми рисками от новейших социально-экономических кризисов, внутри — и внешнеполитической напряженности, на фоне природных и техногенных катастроф — как глобальные «тектонические» процессы, равно как и «локальные» проблемы образовательной среды (в частности, изменениепсихологического статуса в условиях локдауна, адаптация к цифровой среде и дистанционному формату и др.) [Литвинова, 2022; Фомина, 2022; Шаповаленко, 2022], — в совокупности подняли огромный пласт задач сохранения психологического здоровья детей и взрослых в семьях, особенно в проблемных.
Уникальность ситуации состоит, с одной стороны, в ее спонтанности, с другой — в бурном развитии исследовательской научно-практической базы в области социальной, семейной, кризисной психологии, психологии родительства, психологии современного образовательного процесса, которые, казалось бы, должны сыграть опорную роль в быстром и адекватном реагировании на сложившиеся трудности.
Однако приходится признать, что в современном научном сообществе с его тесно сопряженными прикладными областями, а также ответственными государственными структурами имеет место вынужденная инерция сотрудничества и обмена опытом в условиях нарушенных международных научно-практических связей, то есть отсутствие должного уровня ответной системной, согласованной и эффективной реакции со стороны научного сообщества и практики психологического сопровождения.
Все перечисленное диктует необходимость дальнейшей и оперативной разработки и апробации концептуальных основ психологического сопровождения проблемных семей. При этом в центре внимания оказываются в том числе семьи с проблемами химической зависимости; в этой сфере сегодня значимы как исследования отдельных аспектов, так и проблемно-аналитические разработки общего (установочного) характера.
Цель. В настоящем кратком проблемном обзоре заявленной темы предполагается дать представление об опыте работы в направлениях — общем (научно-доказательном) и конкретизированном (то есть в форматах организации социально-психологической работы и повышения квалификации).
Сделана попытка обозначить наиболее болезненные и уязвимые моменты, требующие своевременных системных мер.
Материалы. В работе использованы информационные материалы и методические пособия, любезно предоставленные профессором Г.В. Семья, а также материалы информационного поиска, проведенного в первом квартале 2022 г. на платформах Информационного Центра и ресурсов электронной библиотеки МГППУ.
Данные информационных массивов по конкретизации актуальных проблем психологически неблагополучной семьи
Следует отметить глубину понимания проблем психологического сопровождения семей (на примере химических зависимостей), представленного в материалах региональных специалистов. В качестве примера можно привести методическое пособие для специалистов, работающих с алкоголизированными семьями, предложенное к внедрению в Тульской области [Основные подходы, технологии, 2017].
Сильной стороной таких методических пособий является признание того факта, что ресурсы социальной поддержки и помощи (психологического коучинга) не соответствуют масштабу и глубине проблем и трудностей, которые испытывают дети и взрослые в семьях с проблемами зависимостей (и не только).
Наряду с этим специалисты Т. Бородина, С. Струж, В. Карпова [Основные подходы, технологии, 2017], описывая разнообразный диагностический инструментарий отечественных и зарубежных авторов, все же затруднились (по состоянию на 2017 год, когда распространялось пособие) с тем, чтобы положить свой подход к работе с дисфункциональными семьями на единую концептуальную основу. Несомненная заслуга и даже опережающая позиция авторов выразились в том, что они подчеркнули гуманистическую направленность психологического сопровождения, его вариативность, гибкость и мобильность; его непрерывность, системность и преемственность (и другие принципы).
Иллюстрация принципа вариативности проблемы по отечественным источникам
В ходе нашей работы справедливость этих посылов полностью подтвердилась.
Как оказалось, существуют отличительные особенности структуры информационного массива по взаимодействию с семьями, имеющими психологические проблемы.
Во-первых, это трансформация содержательной наполненности принципов. Например, принцип вариативности у данных региональных узких специалистов «идет изнутри» и означает, что «каждая семья, а тем более проблемная, имеет особенности, неповторима как проблема, так и ее причины, поэтому недопустимо и невозможно действовать по шаблону». В гораздо более поздних отечественных и зарубежных исследованиях нам удалось выявить «более внешне ориентированную» вариативность подходов, например, риски вовлечения семьи (члена семьи) в зависимость.
Как известно, к психосоциальным факторам риска вовлечения в семейную химическую зависимость [Флорова, 2012] в зарубежной литературе отнесены:
со стороны взрослых — неопределенность будущего для членов семьи, качество родительства и психоэмоциональная зрелость родителей, их социальная компетенция и полученное образование, созависимость;
со стороны подростков — неспособность к эмпатии, погруженность в социальные сети и, соответственно, сформированный эгоцентризм, симптоматика аддиктивного поведения в семье и вне ее.
Наряду с проблемой качества родительского сопровождения различные авторы отмечают повреждающую роль факторов аггравации (отягощения). Их может быть несколько.
Это исчезновение или резкое снижение трансляции социокультурных семейных и общечеловеческих традиций наряду с несоблюдением принципа «nononsense» (нет мелочей) в воспитании; в зарубежных исследованиях оно признано особо значимым фактором риска вовлечения в аддикцию.
Это актуальный в настоящее время внешний фактор, создающий избыточное психологическое напряжение, — невозможность дать детям высшее образование и, соответственно, сформировать у них когнитивные навыки и «эмоциональный интеллект».
Важно подчеркнуть, что в информационном поле с течением времени сформировалась тенденция укрупнения взгляда на проблему, то есть перехода на уровень сравнительного анализа, обобщений, конкретизации и обозначения трендов наиболее острой социальной проблематики; такие более глубокие исследования сегодня активно вытесняют традиционные описательные.
Во-вторых, это подключение концептуальной базы к обсуждению частных аспектов. Здесь можно привести два примера.
Такова концепция социального капитала современной семьи, в который встроены предпосылки вовлечения в потребление ПАВ [Шиняева, 2018]. Это исследование, выполненное в Поволжском регионе России, установило, что из трех компонентов семейного капитала для молодых членов семьи 22-35 лет наиболее значим уровень экономического ресурса родительской семьи; состояние человеческого и культурного компонента оценивается имина среднем уровне. Из семейного капитала родителей для 75 % российской молодежи привлекательны социальный оптимизм, внутрисемейные взаимовыручка и поддержка, обратная связь со старшим поколением, высокая трудоспособность, семейно-родственные традиции. Особо следует отметить, что в этой публикации высока значимость для молодого поколения факторов ответственности перед семьей за свое здоровье и стрессоустойчивости.
Фоновой базовой концепцией общепсихологического характера, необходимой в контексте проблемы семейной зависимости, сегодня становится проблема совладания (копинга), точнее проблема значимости навыка совладания в семье как социальной структуре (сообществе). Так, исследование 2020 года, выполненное в Саратовском университете [Орлова, 2020], показало значение семейного копинга как стратегии совместного преодоления трудностей, инструмента взаимной поддержки, от которого зависит стабильность семьи, семейной сплоченности. Автор исследования логично экстраполирует его на две ключевые проблемы: ресурсности адаптивных стратегий, обычно обсуждаемой при наличии в семье человека с тяжелым хроническим заболеванием, и наличия эффективных позитивных коммуникаций членов семьи между собой (поддержка, но не провокации и противостояние).
В позитивных семейных копинг-стратегиях супружеских пар сплоченность весомо преобладает (более 70 %). Если же преобладает конфронтационный копинг, то такая стратегия конфликтного совладания, естественно, непродуктивна и негативна.
Нельзя не согласиться с мнением о том, что пандемия стала вызовом навыку выбора адекватной копинг-стратегии, и с тем, что высокая тревожность, провоцируемая рисками заражения и стрессами от вынужденной изоляции, может быть успешно сглажена «парадоксальным» мысленным уходом от проблем. Установлено, что при обращении проблем «на себя» алкоголь и отрицание не являются инструментами выбора. Преобладают переосмысление собственной жизни, планирование будущего, юмор [Рассказова, 2020].
Дисфункциональность как остроактуальный аспект зависимой семьи
Из недавних публикаций привлекательно эмпирическое исследование по дефициту модели психического у подростков из дисфункциональных семей. Исследование выполнено профессиональным юристом [ Гартвик, 2021].
Этот автор продемонстрировал, что аномальные взаимоотношения в семье (дефицит эмоционального тепла, межродительская конфликтность, равнодушие или агрессия в отношении к ребенку), или семейная депривация, чреваты развитием детского психоэмоционального дефицита.
На проблемы дисфункциональной семьи, прежде всего алкогольной, в литературе часто распространяют используемый психотерапевтами термин «семейная боль» [Луценко, 2020], обозначающий совокупность отрицательных эмоций, проживаемых семьей — зависимость и созависимость. Постулируется, что семья как социальная структура потенциально способна безгранично развиваться и преодолеть алкогольную дисфункцию. Авторы этого исследования, проведенного в Московском университете, утверждают, что выросшие в алкогольной семье и пережившие утрату родителей проживают «семейную боль» как чувство вины перед родителями и как переживание утраты близких.
Нельзя не сказать о таком факторе дисфункциональной алкогольной семьи, как ассортативность (неслучайность выбора партнера) в браке, отмеченном в статье врача-психиатра [Шайдукова, 2021]. Эта статья значима тем, что в ней говорится о факторе нонкомплаентности, характерном отказе от внешней помощи; эта стратегия, конечно, препятствует решениюострых проблем семьи, связанных, например, с лечением детей. Автор полагает, что выбор супруга определяется жизненными установками женщины и ее предшествующим жизненным опытом, например, жизнью с отцом-алкоголиком. Автор подчеркивает, что при всем разнообразии форматов алкогольного брака чаще всего встречаются формы взаимного приспособления в виде спаивания как «выравнивания» наркологического статуса; один супруг таким способом делится со вторым своей стигмой алкоголика, и семья достигает ролевого психологического комфорта (в режиме созависимости). Созависимость, как пишет автор, скрепляет алкогольный брак и делает семейную атмосферу «почти терпимой».
Зарубежный опыт участия высшей школы в работе с проблемными семьями, имеющими в анамнезе химическую зависимость
На сегодняшний день адаптивным и эффективным организационным форматом исследований в области коучинга проблемных семей стало междисциплинарное и — достаточно часто — транснациональное сотрудничество.
Такова разработка австралийской научно-исследовательской группы Института проблем детства Мердока (Murdoch Children’s Research Institute), выполненная в научном содружестве с университетом Мельбурна и Королевским центром педиатрии; в ней применен подход «смешанных методов» в поиске эффективных инструментов профилактики жестокого обращения с детьми 0-4 лет в семьях, входящих в группу риска аффектации и жестокого обращения [Giallo, 2021].
При диагностировании «социального здоровья» таких семей учеными была апробирована программа «The Home Parenting Education and Support (HoPES)», разработанная Tweddle Child and Family Health Service (многопрофильным фондом помощи детям и родителям Tweddle), и проведено анкетирование, позволяющее за 8 недель получить прогнозный психосоциальный портрет семьи.
Авторы разработки исходили из того, что эффективная программа сопровождения в принципе не может длиться менее полугода; большинство ранее внедренных подобных программ рассчитано на работу с семьями, для которых фактор наркотизации неактуален, и с семьями, имеющими более старших детей. Авторы пришли к выводу, что схема смешанных методов, то есть предварительный анализ регулярно собираемых патронатом оценочных данных («цель № 1») и непосредственное взаимодействие с семьей и наблюдающими их лечащими врачами (давшими согласие на работу с их данными) («цель № 2»), может оказаться реально эффективной.
Следует иметь в виду, что изыскания последних лет выявляют и предлагают к оценке и апробации все более современные оценочные критерии, потенциально полезные в программах сопровождения проблемных семей.
Поэтому представляется необходимым упомянуть о проведенном в Новой Зеландии популяционном скрининге психосоциального статуса современных семей в двухлетнем интервале наблюдения [Hashemi, 2021].
Эта публикация представлена как совместный продукт двух научных направлений/ школ университета Окленд — социальной медицины и культурно-лингвистической (применительно к культуре и этнографии маори, аборигенов Новой Зеландии).
Авторы переработали и расширили алгоритмы более ранних протоколов прогнозной оценки психического здоровья взрослых по параметрам неблагоприятных детских переживаний. В регрессионном анализе массива данных ими была применена комбинированная переменная, включающая негативный и позитивный опыт детского возраста и объединившая две переменных: Adverse childhood experiences (ACEs) и Positive Childhood Experiences (PCEs). Они, по сути, кумулятивны и одновременно дифференциальны по влиянию на дальнейшую жизнь и благополучие человека.
Изучались ассоциации негативного детского опыта как такового с позитивными и негативными маркерами соматического и ментального здоровья во взрослом периоде жизни на предмет того, какие из них стали ведущими, а также возможности смягчения негативного опыта позитивным (в частности, социальной поддержкой).
В ходе исследования предварительно были разработаны и внедрены логистическая дорожная карта и детальные карты социально-демографических и социально-экономических характеристик участников. Ключевым параметром анализа было выбрано насилие в семье (in-homeviolence).
Основу массива данных для дальнейшей работы составили результаты популяционного обследования в трех регионах страны.
В предварительную социоэкономическую карту семьи вошли показатели: обеспечения питанием (Food security status); общего уровня депривации (Indices of Multiple Deprivation (IMD); частоты эпизодов физического, эмоционального, сексуального насилия, дисфункциональности (по характеру взаимоотношений членов семьи и факту злоупотребления наркотиками хотя бы одним членом семьи); состояния соматического и психического здоровья (в том числе по хроническим заболеваниям); применения антидепрессантов; качества сна; вовлеченности родителей в занятия с детьми; общего психологического климата в семье (поддержка, любовь, тепло, взаимопонимание).
В социодемографической карте каждой семьи были сосредоточены также данные по возрастным категориям, этническим характеристикам, занятости, образовательному уровню, брачным и внебрачным отношениям.
В мультивариантной регрессивной модели были установлены ассоциации АСЕ, пищевого поведения, образовательного уровня, внутрисемейного статуса, трудовой занятости, половозрастной категории с позитивным и негативным детским опытом.
Из 2887 участников обследования менее половины (45,1 %) сообщили об отсутствии АСЕ как такового, 21,7 % сообщили об одном пережитом эпизоде АСЕ и каждый третий (33,1 %) сообщил о множественных АСЕ.
Как оказалось, различные типы неблагоприятного детского опыта АСЕ связаны с различными хроническими заболеваниями взрослого периода жизни. Так, повышенные шансы развития сердечно-сосудистых заболеваний связаны с тяжелыми впечатлениями от эпизодов психоэмоционального и сексуального насилия, импульсивного поведения и злоупотребления психоактивными веществами в быту. Превалентно-психотравмирующими в отношении шансов «приобретения» астмы оказались пережитые в детстве впечатления от злоупотребления психоактивными веществами в семье, проявления психических заболеваний среди родственников и развод родителей.
Эти ассоциативные связи, несомненно, полезны как текущие и прогнозные оценочные критерии статуса семьи, и они нашли бы свое место в программах длительного межведомственного сопровождения семей с проблемами злоупотребления.
Еще один пример конструктивного участия высшей школы в решении проблем семьи с опытом химической зависимости — американская программа мультисистемной терапии в семьях, где сочетаются несколько факторов риска: злоупотребление психоактивными веществами, заброшенность (безнадзорность) детей, дефекты воспитания (родительские стили).
Это весьма показательная по продуманности структура и заложенному научно-практическому потенциалу разработка, в которую оказались вовлечены, с одной стороны, детские и подростковые психиатры-исследователи университета Мэриленд, с другой — местное (локальное) отделение программы глобального и общественного здравоохранения (Global and Community Health, GCH) Калифорнийского университета, призванное контролировать наркопотребление среди детей и подростков и внутри их семей [Schaeffer, 2021; Scheier, 2022].
История создания данного научно-практического продукта заслуживает отдельного детального изучения, поскольку она представляет собой, по сути, траекторию поступательного движения научно-практического вектора, командного подхода к развитию и совершенствованию конструкта с большей доказательной эффективностью, нежели ранее предлагаемые.
Миссию программы GCH, как указано во многих документах, например, на портале Медицинского Университета Южной Каролины [Division of Global, 2022], специалисты высшей школы (ведущих университетов) видят в разработке, апробации и постоянном научном совершенствовании «клинически и экономически эффективных социально-экологических вмешательств для молодежи, взрослых и семей, страдающих … злоупотреблением психоактивными веществами».
GCH-программа тесно примыкает к другим остросоциальным программам, входя тем самым в облачное научно-информационное поле социальной сферы. Так, на одном из базовых порталов такого облачного пространства, принадлежащем Институту социальной трансформации (The Institute for Social Transformation) [Global and Community, 2022], указано, что программа GCH опирается в свою очередь на исходную программу UCSC института Генома человека, которая обобщает и применяет на практике коллективные инновационные данные «экономических и социальных детерминант здоровья».
Также в рассматриваемой статье, объемной и глубокой, речь идет о программе по укреплению семей Multisystemic Therapy-Building Stronger Families (MST-BSF). Многочисленные эмпирические данные подтверждают, что MST-BSF действительно эффективна в работе с проблемными семьями, особенно по факторам риска наркопотребления, жестокого обращения, родительского равнодушия [Family-Based Treatment for, 2022; Penman, 2016]. Очевидно, успех программе обеспечивает именно фактор системности.
Сама модель MST-BSF представляет собой расширенную модификацию канадской мультисистемной модели MST-CAN, ориентированной на терапию безнадзорности [Swenson, 2018], и разработана по запросу Департамента штата Коннектикут и организации Children and Families на специализированную программу, которая бы позволила одновременно с проблемой жестокости решать проблему родительской наркотизации (полинаркомании). MST-BSF считается первым приложением к методике когнитивно-поведенческой и мотивационной терапии в домашних условиях, основанной на опросе.
В команду наблюдения входят контролер-инспектор, терапевт, специалист по психологии семьи, психиатр, специалист по семейным ресурсам (представитель департамента, уполномоченный помочь с жильем, работой, детскими учреждениями). Каждая терапевтическая бригада ведет 4 семьи, которые посещают минимум 3 раза в неделю, то есть практически постоянно, не считая выездов на экстренные вызовы.
Пакет документов наблюдения обширен; он включает социально-демографическую карту семьи, протоколы самоотчетов, перечень употребляемых наркотиков, давность и регулярность приема; вовлеченность в потребление и аддиктивное поведение. Команда наблюдателей следует «протоколам вмешательств», общим для всех семей: соблюдение безопасности для семьи и окружающих (включая изоляцию взрослого или помещение ребенка в детское учреждение); когнитивно-поведенческий инструментарий для взрослых потребителей наркотиков (включая детоксикацию и взятие анализов, обратную связь, планирование предотвращения рецидивов и т.д.); обсуждение мотивов жестокого обращения в присутствии всей семьи на завершающем этапе работы с семьей.
Родители заполняют анкеты самоотчетов о наркопотреблении и поведении, на дому проходят процедуры взятия крови на содержание алкоголя, мгновенные тесты на содержание 6-ти типов наркотиков в моче: марихуана, кокаин, опиоиды, амфетамины, бензодиазепины, метамфетамины.
Самоотчеты родителей включают достоверные нелицеприятные данные о фактах допущенного ими пренебрежения и оскорбительного поведения по отношению к детям. Кроме того, и родитель, и ребенок заполняют опросники по шкалам (ненасильственная дисциплина, телесные наказания, вовлеченность в жизнь семьи).
Эта модель работы с «наркотизированной» семьей признана Министерством здравоохранения и социальных служб США (HHS) одной из наиболее полных и скоординированных моделей для решения проблем жестокого обращения с детьми и проблем родительства.
Более того, модель именно домашнего надзора и помощи на местах позволяет преодолеть трудности, связанные с логистикой и доступом к лечению и консультациям.
Авторы статьи оговаривают оправданно жесткие требования к подготовке бригад наблюдателей к работе, по меньшей мере в течение двух недель, посредством групповых занятий и консультаций.
Авторы сообщают, что в целом эффект от модели оказывается ниже ожидаемого (от небольшого до среднего), и модель действует выборочно, хотя снижает потребление алкоголя и опиатов и смягчает тенденции родительского равнодушия.
Они связывают этот факт неоднородной эффективности с тем, что население, которое находится в центре внимания исследования и для которого предназначена программа MST-BSF, — это, как правило, люди с тяжелым и стойким злоупотреблением психоактивных веществ, столкнувшиеся с экономическим неблагополучием и безработицей, находящиеся в длительном стрессе.
Реальный уровень вовлеченности в модель авторы оценивают в 31 % от желаемого. По их мнению, успешные эпизоды работы модели связаны с тем, что вмешательство либо было начато до формирования тяжелых стадий зависимости, либо оно совпало с завершением лечения.
Важным элементом этой публикации является тезис о значимости добровольного осознанного партнерства специалистов-медиков с крупной государственной системой защиты детей. Постулируется, что государственные системы, имеющие отношение к защите интересов семьи, настороженно относятся к проведению каких-либо «чужих» исследований в их пространстве под предлогом, например, нарушения требований рандомизации и нагрузки на участников, хотя практика показывает реальный потенциал данной модели.
В массиве публикаций научно-практического направления следует выделить работу с семьями, проведенную исследовательской группой с участием специалистов университетов Энн Арбор, Калифорнийского, Огайо, клиницистов Национальной клиникидетского возраста и специалистов Мичиганского целевого детского фонда, специализированного на проблемах осложненного родительства [Maguire-Jack, 2022].
Группа представила результаты применения программы позитивного родительства «Triple Р» (Positive Parenting Program) к работе с семьями группы риска употребления наркотиков. Подчеркнем — только еще «группы риска потребления».
Данное исследование было предпринято в связи с обеспокоенностью авторов возросшей доступностью опиоидов, сопутствующей преступностью, высокой смертностью женщин детородного возраста и рожениц с опиоидной зависимостью, а также 8-кратным за 9 лет увеличением случаев госпитализации младенцев с абстинентным синдромом новорожденных.
В частности, в штате Огайо, особенно в его центральной части, находится один из эпицентров «опиоидной эпидемии» и смертности от передозировок. Эти события ложатся тяжелым финансовым бременем на штат; кроме того, ситуация резко обострилась в связи с ковидной пандемией, усугубившей тенденцию передозировок.
Представляя на обсуждение программу работы на основе модели тройного позитивного воспитания Triple P, авторы подчеркивают, что модель Triple P базируется на структуре общественного здравоохранения.
Она направлена на предотвращение эмоциональных, поведенческих и возрастных (кризисных) проблем у детей посредством повышения родительской компетентности в основных стратегиях родительства. Постепенно усложняющаяся программа обучения сочетает в себе информацию с приобретением навыков адаптации.
Авторы свидетельствуют, что их исследование стало первым в плане применения программы Triple P к семьям, оказавшимся в сложных жизненных ситуациях (материнские депрессии, наличие детей-инвалидов, проживание в приютах для бездомных, недоступность помощи в силу труднодоступной местности и т.д.).
Более того, авторы на практике подтвердили эффективность данной программы в защите детей от жестокого обращения и в других семейных факторах риска. Есть данные о положительной оценке обучения в рамках программы родителями, включенными в систему защиты детей.
Программа реализуется в нескольких уровнях, в зависимости от финансовых возможностей регионального Совета штата по профилактике жестокого обращения с детьми. Совет финансирует обучение родителей позитивным стратегиям родительства, одновременно снижая провоцирующий фактор — употребление психоактивных веществ.
Иными словами, конструктами данной модели являются обучающееся сообщество (семьи) и ведущее агентство (администрация), обеспечивающее наставничество и техническую поддержку. Таких конструктов может быть неопределенно много в каждой отдельно взятой местности штата. В конструкт также встроена деятельность медиков-наркологов, предоставляющих услуги реабилитации и лечения. В результате взаимодействуют между собой различные перинатальные центры, амбулаторные центры и даже небольшое поселение для семей, в которых есть лица, страдающие от расстройств, связанных со злоупотреблением. Все они задействованы в программе на уровнях, признанных оптимальными (так, программа 4-го уровня предусматривает обучение родителей взаимодействию с детьми, имеющими большие поведенческие проблемы).
Программа адаптирована к ковидному и постковидному регламенту. Совет добавил в перечень услуг дополнительные варианты Triple P Primary Care в 2019 году и Triple P Online в 2020 году. После закрытия штата Огайо из-за COVID-19 в марте 2020 годабольшинство мероприятий Triple P переместились в онлайн, исключительно в формате видеоконференций. Triple P Online отличается от стандартного вмешательства Triple P, также осуществляемого виртуально, но ведет ее фасилитатор, работающий с группой; Triple P Online — это серия вебинаров в индивидуальном формате со своим темпом работы.
Программа предусматривает заполнение анкет социодемографического характера, а также ответы на вопросы о семье по шкале Лайкерта (о семейном функционировании и устойчивости, о качестве диады родитель-ребенок). Заполнение возможно лично или по телефону, через других родственников. Совокупность вопросов в анкетах затрагивает количественные и качественные характеристики семьи. Все опросники анализируются как минимум двумя научными сотрудниками (психологами, психиатрами), третий сотрудник обобщает результаты опроса в итоговом документе.
Авторы полагают, что в конкретной группе населения (родители с рисками злоупотребления и жестокого обращения) достигнуто положительное влияние на родителей по факторам заботы, привязанности и семейной функциональной устойчивости, а также затрагивается проблема саморегуляции и повышается самоэффективность.
Программа также изменила паттерны родительской вялости (безразличия) и чрезмерной реактивности. Самые экстремальные проявления родительской дисфункции (физические наказания, прямые оскорбления, избиения) не нашли отражения в программе, вероятно, в связи с «низкой базовой частотой родителей, сообщающих о таких типах поведения».
Вместе с тем программа не оказала заметного влияния на социальную поддержку или любую конкретную поддержку со стороны. Авторы полагают, что, поскольку в программе одновременно участвуют семьи, однородные по проблемам детского поведения и сравнимые по возрасту, социальная поддержка как дополнение и фокус работы программы им просто не нужна — такие семьи находят ее в общении (здесь возникает побочная проблема изоляции).
Следует заметить, что программа учитывает связь жестокого обращения и бедности (о чем говорилось выше) и относит задачу расширения в этом направлении на будущее. В целом родители высоко оценили программу и выразили надежду на возвращение в формат личного общения.
Среди новейших (июнь 2022 г.) публикаций по проблеме химической зависимости следует также выделить американскую поисковую разработку как пример взаимодействия системного программирования в области превентивных стратегий и практической психологии [Hashemi, 2021].
Детально анализируя с помощью своего профессионального инструментария обширный литературный материал, авторы предприняли достаточно смелую и нетривиальную попытку формализовать процесс развития семейной аддиктивности и представить его как конструкт каскадной модели развития.
Рабочая гипотеза этиологии вовлечения в употребление психоактивных веществ связывает этот риск с каскадными эффектами ранней родительской социализации. В концептуальную основу исследования вошли также представления об активной роли биопсихосоциального комплекса в детерминации поведенческих паттернов, в противоположность пассивному подчинению разворачивающимся событиям, то есть в концепцию заложен принцип противодействия обстоятельствам жизненной среды.
В этом материале ценны некоторые методологические элементы; так, на системном уровне обсуждаются способы измерения междоменных причинно-следственных связейи эффектов, междисциплинарных механизмов риска. Вынесен на обсуждение также тезис о том, что многофакторные взаимоотношения переменных в ходе развития и, соответственно, множественные пути развития событий могут привести к одному результату.
В целом, авторы постулируют, что каскадную природу имеют междисциплинарные трансакционные и/или интерактивные процессы, сопровождающие столкновение индивида или семьи с рисками наркотизации. В частности, сроки семейной социализации определяют позднюю или раннюю дезадаптацию в социуме и меньшую уязвимость, большую податливость профилактическим вмешательствам. Агенты социализации (семья, сверстники) становятся более или менее влиятельными в определенных «критических» точках жизненного развития. Важны достоверно установленные причинно- следственные связи факторов риска и защиты в каждой отдельно взятой семье и для каждого члена семьи (по меньшей мере по его психосоциальному статусу) для диагностирования семейной дисфункции.
Выражая «осторожный оптимизм» по поводу применения каскадных моделей, авторы указывают на их затратность и множественность действующих факторов риска пролонгированного действия, участвующих в этиологии наркозависимого поведения, включая семейную социализацию (деструктивный или конструктивный стиль взаимоотношений), а также на условие их тщательного и адекватного отбора для анализа.
Заключение
Материал о поисковых программах психологического сопровождения позволяет в будущем значительно раздвинуть границы сопровождения.
Разнообразие программ сопровождения определяется уровнем их поддержки государственными структурами (администрация локального/регионального масштаба, система защиты детей и семьи и др.), а также профессиональными компетенциями лиц, непосредственно осуществляющих наблюдение/сопровождение. Поэтому роль научной школы здесь переоценить невозможно.
Помимо условий разработки разнообразие программ наблюдения, сопровождения и оказания помощи семьям определяется чрезвычайной вариабельностью факторов и процессов, участвующих в формировании семейной зависимости и созависимости.
Вариативность как характерная и специфическая особенность программ сопровождения семей с проблемами зависимости диктует жесткие требования к организации работы бригад (команд) сопровождения, их составу и алгоритму ведения таких вмешательств.
Программа вмешательства должна учитывать имеющуюся информацию об особенностях семейной психологии и предполагает предварительный сбор анамнеза семьи по многочисленным параметрам, то есть предварительную подготовку своего рода дорожных карт по социально-демографическому, социально-экономическому, социально-психологическому, медицинскому, образовательному, этническому, межпоколенческому статусам.
Более того, команда (бригада), работающая с конкретной семьей, должна располагать пакетом дорожных карт вмешательства для каждого члена семьи.
Имеющиеся в распоряжении специалистов инструменты опроса следует существенно обогатить индикаторами психологического благополучия семей (качество брачных отношений, ассортативность, поведенческие стратегии в браке, наличие комплаентности, наличие социальной вовлеченности окружающих и другие).