О понятии опосредствования

879

Аннотация

В наследии Выготского наиболее прочными оказались те философские понятия, которые лежали в основе его психологической теории. Вероятно, самым важным среди них является понятие опосредствования. Хорошо известно утверждение Выготского, что психические функции человека обязаны своими отличительными свойствами «психологическим орудиям», опосредствующим взаимоотношения между мыслящими субъектами и объектами мышления. Но хотя важность и значимость данной идеи признается очень многими, по-прежнему нет единого мнения по поводу того, как ее следует трактовать и каким образом развивать дальше. В настоящей работе я предпринимаю попытку критически оценить философское значение категории опосредствования и предлагаю подойти к ней с плюралистических позиций: опосредствование представляет собой не один вид процесса, а несколько, и в некоторых своих формах оно приближает нас к окружающему миру, в большей степени раскрывая его перед нами, нежели отдаляя нас от реальности как таковой.

Общая информация

Рубрика издания: Дискуссии и дискурсы

Тип материала: научная статья

Для цитаты: Бэкхёрст Д. О понятии опосредствования // Культурно-историческая психология. 2007. Том 3. № 3. С. 61–66.

Фрагмент статьи

И, наконец, последняя философская проблема, о применимости опосредствования к которой часто спорят, — проблема места психики в природе. Марксисты-сторонники Гегеля обычно утверждают, что ключом к пониманию того, как «человек преодолевает отчужденность между объективным и субъективным миром», служит опосредствующая сила деятельности (труда). Это цитата из Кожева (Kojeve) (цит. по: [5, с. 120]), но похожие мысли можно найти в работах Э.В. Ильенкова, чье решение «проблемы идеального» опирается на рассмотрение деятельности как фактора очеловечивания природы [4]. В свете моего особого интереса к Ильенкову, вы, вероятно, ожидаете, что я собираюсь подробно остановиться только на этом философском понимании идеи опосредствования [1]. Тем не менее я должен признаться, что, несмотря на всю проницательность разнообразных трактовок данной проблемы (и несмотря на то, сколько чернил я сам на нее извел!), я не уверен, что знаю, как лучше следует ее понимать. Я боюсь, мы склонны следовать примеру Декарта и разделять психику и окружающий мир, рассматривая их как два самостоятельных явления, вследствие чего становится совершенно непонятно, как физический мир может быть населен разумными существами. А затем мы охотно говорим о том, как преодолевается воображаемое отчуждение между разумом и миром, и с уверенностью ожидаем, что деятельность покроет этот разрыв, наделив природу теми качествами, которые свойственны человеческому разуму. Но это выглядит как сомнительное объяснение по типу «Просто сказок» Киплинга, раздутое до огромных размеров. Как только психика и мир оказываются оторванными друг от друга в нашей метафизике, ничто уже не может их объединить, даже деятельность. В таком случае лучше не формулировать проблему так, что в результате образуется метафизический провал между психикой и миром, который нужно соединять мостом, а переключить внимание на эпистемологическую проблему, которую мы сформулировали в конце пятого пункта: проблему роли опосредствования во взаимосвязи психики с независимо существующим миром. Как бы то ни было, даже несмотря на то, что метафизические проблемы, касающиеся места психики в природе, крайне интересовали А.Н.Леонтьева, я не вполне уверен в том, что самого Л.С.Выготского действительно волновали эти же самые проблемы.

Полный текст

  1. Для тех, кто хо­тел бы изу­чить фи­ло­соф­ское зна­че­ние на­сле­дия Л.С. Выготского, не най­ти луч­шей отправ­ной точ­ки, чем по­ня­тие опо­сред­ст­во­ва­ния. Сам Вы­гот­ский оха­рак­те­ри­зо­вал опо­сред­ст­во­ва­ние как «цен­т­раль­ный факт на­шей психологии» [7, с. 166]: оно ле­жит в са­мой ос­но­ве его взгля­дов на высшие пси­хи­че­с­кие функ­ции, спе­ци­фи­ку че­ло­ве­че­с­кой де­я­тель­но­с­ти и со­ци­аль­ную при­ро­ду пси­хи­ки. Кроме то­го, дан­ное по­ня­тие име­ет длин­ную фи­ло­соф­скую ро­до­слов­ную, ухо­дя­щую кор­ня­ми в ра­бо­ты Ге­ге­ля и их трак­то­ва­ние Марк­сом, Эн­гель­сом и мно­ги­ми дру­ги­ми по­сле­до­ва­те­ля­ми. Во взгля­дах Выготско­го на опо­сред­ст­во­ва­ние про­гля­ды­ва­ет в концен­т­ри­ро­ван­ном ви­де це­лая фи­ло­соф­ская традиция. Од­ной ка­те­го­ри­ей опосредствова­ния фи­ло­соф­ское со­дер­жа­ние идей Вы­гот­ско­го, ра­зу­ме­ет­ся, ни­ко­им обра­зом не ис­чер­пы­ва­ет­ся, од­на­ко клю­че­вая по­зи­ция, ко­то­рую она за­ни­ма­ет, не позволя­ет обой­ти ее вни­ма­ни­ем ни­ко­му, кто рас­сма­т­ри­вал бы его вклад в фи­ло­со­фию.
  2. Важ­ность опо­сред­ст­во­ва­ния пы­та­ют­ся объ­яс­нить мно­гие. Джэймс Верч (James Wertsch), к при­ме­ру, описы­ва­ет его как «са­мый зна­чи­тель­ный и уни­каль­ный вклад» Вы­гот­ско­го [9, с. 15] и не об­хо­дит стороной в сво­их соб­ст­вен­ных ис­сле­до­ва­ни­ях, как и мно­гие дру­гие по­сле­до­ва­те­ли Вы­гот­ско­го. Тем не ме­нее я не уве­рен в том, правильно ли данный термин по­ни­ма­ет­ся. Фи­ло­соф­ский по­тен­ци­ал по­ня­тия опо­сред­ст­во­ва­ния заклю­ча­ет­ся в том, что оно про­ли­ва­ет свет на при­ро­ду и воз­мож­но­с­ти мыс­ли, ес­ли гово­рить в об­щих чер­тах. Но это чрез­вы­чай­но мно­го­гран­ная те­ма, и роль опосредствова­ния не­воз­мож­но рас­сма­т­ри­вать пря­мо. Ес­ли мы возь­мем­ся за­кон­чить схе­му (S) «M яв­ля­ет­ся по­сред­ни­ком [меж­ду] x и y тог­да и толь­ко тог­да…», смо­жем ли мы с точ­но­с­тью ска­зать, что мо­жет вы­сту­пать в ка­че­ст­ве заместителей пе­ре­мен­ных и что долж­но сле­до­вать за «тог­да и толь­ко тог­да»? И ка­ко­вы ог­ра­ни­че­ния адъ­ек­тив­но­го ис­поль­зо­ва­ния тер­ми­на в та­ких вы­ра­же­ни­ях, как «опо­сред­ст­во­ван­ная де­я­тель­ность», «опо­сред­ст­во­ван­ная па­мять», «опо­сред­ст­во­ван­ное вни­ма­ние» и т. д., ко­то­рые Выготский ре­гу­ляр­но упо­треб­ля­ет?

Ме­ня мож­но за­по­до­зрить в не­со­об­ра­зи­тель­но­с­ти. Дей­ст­ви­тель­но, суть опосредствова­ния за­клю­ча­ет­ся про­сто в от­ри­ца­нии непосредствен­но­с­ти. Пси­хи­ка — это что-то в су­ти сво­ей ра­ци­о­наль­ное. Ины­ми сло­ва­ми, су­ще­ст­во, на­де­лен­ное психикой, спо­соб­но стано­вить­ся в оп­ре­де­лен­ные от­но­ше­ния с ми­ром: мы ви­дим мир че­рез свое вос­при­я­тие, вы­но­сим свое суж­де­ние о нем, де­ла­ем заключение, что ве­щи такие-то и та­кие-то, стре­мим­ся из­ме­нить мир по­сред­ст­вом на­ме­рен­ных дей­ст­вий. Мы так­же всту­па­ем в об­ще­ние с дру­ги­ми ра­зум­ны­ми су­ще­ст­ва­ми. Те пси­хо­ло­ги­че­с­кие отно­ше­ния, ко­то­рые свя­зы­ва­ют нас с ре­аль­но­с­тью и с дру­ги­ми людь­ми, ни­ког­да не явля­ют­ся не­по­сред­ст­вен­ны­ми: мы не про­сто впи­ты­ва­ем ок­ру­жа­ю­щий мир че­рез воспри­я­тие, не про­сто от­ра­жа­ем его в сво­их мыс­лях или из­ме­ня­ем его про­стым ак­том сво­ей во­ли. Мы не об­ла­да­ем те­ле­па­ти­че­с­ким до­сту­пом к мыс­лям дру­гих об­ла­да­те­лей пси­хи­ки. В воспри­я­тии, мы­ш­ле­нии, дей­ст­вии и об­ще­нии пси­хи­ка ру­ко­вод­ст­ву­ет­ся психо­ло­ги­че­с­ки­ми ору­ди­я­ми, са­мы­ми важ­ны­ми из ко­то­рых являют­ся язык и дру­гие фор­мы ре­пре­зен­та­ции. Та­ким об­ра­зом, воз­вра­ща­ясь к схе­ме (S), M яв­ля­ет­ся психологиче­с­ким ору­ди­ем, X — это че­ло­век (или субъ­ект), а Y — объ­ект человеческого вос­при­я­тия, суж­де­ния или де­я­тель­но­с­ти. Здесь мы мо­жем вспом­нить хоро­шо знакомый тре­у­голь­ник Вы­гот­ско­го, с ко­то­ро­го на­чи­на­ют­ся все спо­ры об опосред­ст­во­ва­нии:

(Ра­зу­ме­ет­ся, де­ло зна­чи­тель­но ус­лож­ня­ет­ся, ес­ли объ­ект яв­ля­ет­ся од­но­вре­мен­но дру­гим субъ­ек­том, но сей­час мы ос­та­вим этот во­прос в сто­ро­не.) И мы так­же мо­жем теперь объ­яс­нить адъ­ек­тив­ное ис­поль­зо­ва­ние тер­ми­на «опо­сред­ст­во­ван­ный»: опосредст­во­ван­ное внимание — это вни­ма­ние, об­лег­чен­ное ис­поль­зо­ва­ни­ем психологи­че­с­ких ору­дий, и т. д.

  1. Преж­де чем при­сту­пить соб­ст­вен­но к де­лу, я хо­чу сделать два пре­до­сте­ре­же­ния.

Прежде всего здесь, как и в лю­бых дру­гих ве­щах, важ­но из­бе­гать пу­с­то­сло­вия. В рабо­те «Ис­то­ри­че­с­кий смысл пси­хо­ло­ги­че­с­ко­го кризиса» Л.С. Вы­гот­ский со свойственной ему про­ни­ца­тель­но­с­тью от­ме­ча­ет, что ча­с­то пси­хо­ло­ги­че­с­кие шко­лы вры­ва­ют­ся в на­уку с какой-то очень мощ­ной ор­га­ни­зу­ю­щей иде­ей, по­ра­жа­ю­щей вообра­же­ние. Но за­тем лю­ди ока­зы­ва­ют­ся на­столь­ко по­гло­ще­ны этой иде­ей, что начина­ют ви­деть ее про­яв­ле­ния бук­валь­но во всем (на­при­мер, всё счи­та­ют «рефлексом» или про­яв­ле­ни­ем «бес­соз­на­тель­но­го»). Посте­пен­но на идею нагромождает­ся та­кой «вес объ­яс­не­ния», ко­то­рый она уже не в со­сто­я­нии вы­не­с­ти, и в кон­це кон­цов она обрушива­ет­ся в пу­с­то­ту [7, с. 308]. Су­ще­ст­ву­ет опас­ность, что идею опо­сред­ст­во­ва­ния мо­жет по­стичь та же участь. Кто-ни­будь предполо­жит, что идея выгля­дит впол­не здра­во в тех си­ту­а­ци­ях, ког­да мы мо­жем чет­ко иден­ти­фи­ци­ро­вать опре­де­лен­ные «психологичес­кие ору­дия» в дей­ст­вии. Но о ка­ком ти­пе опосредствования мо­жет ид­ти речь, на­при­мер, в си­ту­а­ции, ког­да вы ви­ди­те ва­шу дочь, ко­то­рая на­прав­ля­ет­ся к вам че­рез фут­боль­ное по­ле?

Сто­рон­ни­ки вы­гот­ски­ан­ской пси­хо­ло­гии ска­жут, что вос­при­я­тие, яв­ля­ясь выс­шей пси­хи­че­с­кой функ­ци­ей, ис­пы­ты­ва­ет вли­я­ние со стороны раз­лич­ных пред­став­ле­ний. Ту фи­гу­ру, ко­то­рую вы ви­ди­те пе­ред со­бой, вы вос­при­ни­ма­е­те как че­ло­ве­ка определенного воз­ра­с­та и те­ло­сло­же­ния, со­вер­ша­ю­ще­го оп­ре­де­лен­ные дей­ст­вия, челове­ка, в ко­то­ром вы уз­на­ё­те свою дочь (сло­во «уз­на­вать» (recognize) мо­жет вве­с­ти в за­блуж­де­ние, де­лая про­цесс че­рес­чур ло­ги­че­с­ким: вы ви­ди­те свою дочь, направляющую­ся к вам, а во­все не что-ли­бо ме­нее очевид­ное, в ко­то­ром вы уз­на­ё­те соб­ст­вен­ную дочь). Но и в дан­ном слу­чае пред­став­ле­ния вы­пол­ня­ют свою ра­бо­ту. Разуме­ет­ся, мож­но пой­ти и даль­ше, по­сколь­ку де­ло не ог­ра­ни­чи­ва­ет­ся тем, что на нашем вос­при­я­тии на­сто­я­ще­го ото­б­ра­жа­ют­ся пред­став­ле­ния, позволяющие осуществлять клас­си­фи­ка­цию, или дру­гие ка­те­го­рии. На­ше вос­при­я­тие то­го, что происхо­дит здесь и сей­час, обус­лов­ле­но так­же на­шим вос­при­я­ти­ем про­шло­го: настоящее не­ко­то­рым об­ра­зом за­клю­ча­ет в се­бе и про­шлое.

Та­кое объ­яс­не­ние вы­гля­дит за­ман­чи­во. Сто­ит от­ме­тить, од­на­ко, что в та­ком слу­чае воз­ни­ка­ет уг­ро­за рас­тя­нуть по­ня­тие опосредствования до пол­но­го его унич­то­же­ния. Если «ис­поль­зо­ва­ние» лю­бой выс­шей пси­хи­че­с­кой функ­ции опо­сред­ст­во­ва­но представле­ни­я­ми, ес­ли осо­зна­ние на­сто­я­ще­го опо­сред­ст­во­ва­но вос­по­ми­на­ни­я­ми прошло­го, тог­да опо­сред­ст­во­ва­ние уни­вер­саль­но и при­сут­ст­ву­ет по­все­ме­ст­но. Это прав­да, что у лю­бо­го пси­хи­че­с­ко­го ак­та есть фо­но­вые ус­ло­вия, что мысль нуж­да­ет­ся в спо­со­бе выражения, что всё, что мы умы­ш­лен­но де­ла­ем, со­вер­ша­ет­ся тем или иным обра­зом, и т. п. Но ес­ли мы ста­нем всё на­зы­вать «опосредство­ва­ни­ем», то это по­ня­тие, не­со­мнен­но, по­те­ря­ет свою объ­яс­ня­ю­щую си­лу. Так по край­ней ме­ре мо­жет утверждать скеп­тик.

Один из спо­со­бов из­бе­жать та­кой опас­но­с­ти — вер­нуть­ся к схе­ме (S) и ого­во­рить чет­кие гра­ни­цы по­ня­тия. Тем не ме­нее это не та страте­гия, ко­то­рую я бы ре­ко­мен­до­вал. Нам не нуж­но пы­тать­ся си­с­те­ма­ти­зи­ро­вать по­ня­тие опо­сред­ст­во­ва­ния. Его смысл заклю­чен как раз в его уни­вер­саль­но­с­ти — в том об­сто­я­тель­ст­ве, что его от­пе­ча­ток лежит на каж­дом ас­пек­те пси­хи­че­с­кой жиз­ни. Важ­но по­нять, что уни­вер­саль­ность опосред­ст­во­ва­ния за­клю­ча­ет в се­бе мно­го­об­ра­зие про­ти­во­по­лож­ных форм, по­это­му в раз­ных кон­тек­с­тах ха­рак­тер опосред­ст­во­ва­ния мо­жет су­ще­ст­вен­но от­ли­чать­ся. Универсаль­ность по­ня­тия — это не сти­мул к све­де­нию всех ви­дов опо­сред­ст­во­ва­ния к од­но­му. На­обо­рот, плю­ра­лизм — един­ст­вен­но воз­мож­ный под­ход к сущ­но­с­ти опосредст­во­ва­ния, ко­то­рый спо­со­бен сбе­речь объясняющую си­лу это­го по­ня­тия.

  1. Вто­рое мое пре­до­сте­ре­же­ние ка­са­ет­ся то­го, что рас­смо­т­ре­ние опо­сред­ст­во­ва­ния не долж­но от­да­лять нас от ре­аль­но­с­ти как та­ко­вой. Нам не следует пред­став­лять се­бе опо­сред­ст­во­ва­ние как не­что промежу­точ­ное меж­ду на­ми и дей­ст­ви­тель­но­с­тью, посколь­ку это от­да­ля­ет нас от той идеи, что мысль мо­жет за­клю­чать в се­бе самостоятель­ный мир. Ког­да я ви­жу свою дочь, при­бли­жа­ю­щу­ю­ся ко мне, я вижу незави­си­мо жи­ву­щее су­ще­ст­во: имен­но она яв­ля­ет­ся объ­ек­том мо­е­го осо­зна­ния и мысли, а во­все не не­кая ре­пре­зен­та­ция или кон­ст­рук­ция пси­хи­ки.

В со­вре­мен­ной ан­г­ло-аме­ри­кан­ской фи­ло­со­фии ча­с­то встре­ча­ет­ся ут­верж­де­ние о том, что эпи­сте­мо­ло­гия долж­на об­хо­дить­ся без промежу­точ­ных пси­хи­че­с­ких форм. Мы долж­ны от­ка­зать­ся от идеи, что опыт опо­сред­ст­во­ван по­ня­ти­я­ми (как их на­зы­ва­ли клас­си­че­с­кие эм­пи­ри­ки), чув­ст­вен­ны­ми дан­ны­ми (как их на­зы­ва­ли по­зи­ти­ви­с­ты) или ины­ми пред­став­ле­ни­я­ми, в поль­зу той точ­ки зре­ния, ко­то­рая, как это из­ла­га­ет Дэвидсон (Davidson), «вос­ста­нав­ли­ва­ет не­о­по­с­ред­ст­во­ван­ную связь с при­выч­ны­ми пред­ме­та­ми, в за­ви­си­мо­с­ти от стран­но­го по­ве­де­ния ко­то­рых на­хо­дит­ся ис­тин­ность или лож­ность на­ших из­ре­че­ний и убеж­де­ний» [3, с. 198]. Труд­ность с промежуточны­ми пси­хи­че­с­ки­ми фор­ма­ми за­клю­ча­ет­ся в том, что они при­во­дят нас к це­ло­му ря­ду знакомых и на вид труд­но­раз­ре­ши­мых про­блем. Пер­вая про­бле­ма — скеп­ти­цизм то­го ро­да, ко­то­рый на­гляд­но ил­лю­с­т­ри­ру­ет ги­по­те­за зло­го ге­ния Де­кар­та: ес­ли ду­ша напрямую со­об­ща­ет­ся толь­ко с иде­я­ми, как мы мо­жем быть уве­ре­ны в том, что эти идеи на са­мом де­ле ото­б­ра­жа­ют мир за пре­де­ла­ми ду­ши? Вто­рая про­бле­ма, зна­ко­мая нам по тру­дам Бер­к­ли, еще бо­лее ра­ди­каль­на. Ес­ли весь опыт опо­сред­ст­во­ван иде­я­ми, тог­да осознание этих идей пре­до­став­ля­ет нам все не­об­хо­ди­мые ма­те­ри­а­лы для эмпириче­с­ко­го мы­ш­ле­ния. Но ес­ли это дей­ст­ви­тель­но так, то как мы во­об­ще мо­жем фор­ми­ро­вать пред­став­ле­ния о ми­ре, ес­ли он ни­ко­им об­ра­зом не пе­ре­се­ка­ет­ся со способа­ми его вос­при­я­тия на­ми? Тре­тья про­бле­ма — «миф о дан­но­с­ти». То, что да­но нам не­по­сред­ст­вен­но в опы­те вос­при­я­тия, долж­но слу­жить под­тверж­де­ни­ем истинности, об­ра­зуя тот эм­пи­ри­че­с­кий фун­да­мент, на ко­то­ром в ко­неч­ном сче­те выраста­ют все на­ши зна­ния. Тем не ме­нее промежуточ­ные пси­хи­че­с­кие фор­мы обыч­но вос­при­ни­ма­ют­ся как не­по­ня­тий­ные по сво­ей при­ро­де, как ис­клю­чи­тель­но пред-понятийные яв­ле­ния. Но в та­ком слу­чае как мо­гут эти яв­ле­ния на­хо­дить­ся в нормативных от­но­ше­ни­ях под­тверж­де­ния ис­тин­но­с­ти, напри­мер, с убеж­де­ни­я­ми?

В со­от­вет­ст­вии с этим ча­с­то мож­но слы­шать, что об­ра­ще­ние к про­ме­жу­точ­ным психи­че­с­ким фор­мам де­ла­ет не­воз­мож­ным объ­яс­не­ние то­го, как пси­хи­ка со­при­ка­са­ет­ся с ми­ром и как мир мо­жет ра­ци­о­наль­но ото­б­ра­жать­ся в ней. Один воз­мож­ный спо­соб ре­шить эту пробле­му за­клю­ча­ет­ся, ко­неч­но, в том, что­бы мол­ча при­знать за­мк­ну­тость пси­хи­ки на чув­ст­вен­ном вос­при­я­тии пред­ме­тов и сов­сем отверг­нуть идею о существова­нии са­мо­сто­я­тель­но­го ми­ра, пред­став­ляя ре­аль­ность соб­ст­вен­но как конструкт пси­хи­ки. Но, на мой взгляд (и Вы­гот­ский по­ла­гал так же), это пря­мая до­ро­га к фи­ло­соф­ско­му бе­зу­мию. Пра­виль­нее бы­ло бы при­ми­рить уни­вер­саль­ность опосредство­ва­ния с при­сут­ст­ви­ем пси­хи­ки в та­ком ми­ре, ко­то­рый не яв­ля­ет­ся ее производ­ной.

На этом ме­с­те со­вре­мен­ные сто­рон­ни­ки Л.С. Вы­гот­ско­го мо­гут вы­сту­пить с протестом про­тив то­го, что­бы я и даль­ше про­дол­жал се­ять па­ни­ку. В кон­це кон­цов опосред­ст­во­ва­ние у Вы­гот­ско­го не име­ет ни­че­го об­ще­го с пси­хи­че­с­кой репрезентацией, столь ми­лой серд­цу эмпи­ри­ков и по­зи­ти­ви­с­тов. Не­ко­то­рые из «психоло­ги­че­с­ких ору­дий», опи­сы­ва­е­мых Вы­гот­ским, и во­все не яв­ля­ют­ся психическими фено­ме­на­ми: они в ми­ре сем и от ми­ра се­го. Вот по­че­му ме­та­фо­ра орудия осо­бен­но уме­ст­на. Ес­ли мы возь­мем, к при­ме­ру, та­кое простое ору­дие, как моло­ток, то со­вер­шен­но оче­вид­но, что он по­сред­ни­ча­ет меж­ду тем, кто его ис­поль­зу­ет, и объ­ек­том, на ко­то­ром он ис­поль­зу­ет­ся, во­все не с тем, что­бы ис­поль­зу­ю­щий его больше не вза­и­мо­дей­ст­во­вал с объ­ек­том как та­ко­вым. Точ­но та­кое же по­ло­же­ние вещей со­хра­ня­ет­ся и в том слу­чае, ес­ли мы при­зна­ем, что но­вые тех­но­ло­гии расширяют про­ст­ран­ст­во но­вых воз­мож­но­с­тей, со­зда­вая объ­ек­ты де­я­тель­но­с­ти, ко­то­рых преж­де не су­ще­ст­во­ва­ло.

Я ду­маю, что, к сча­с­тью, меж­ду по­зи­ци­я­ми Л.С. Вы­гот­ско­го и Д. Дэ­вид­со­на нет проти­во­ре­чия. Вы­гот­ский не под­дер­жи­ва­ет ту по­зи­цию, ко­то­рую кри­ти­ку­ет Дэ­вид­сон. Как бы то ни бы­ло, в дис­кур­сив­ной или кон­ст­рук­ти­вист­ской пси­хо­ло­гии, ко­то­рая предпо­ло­жи­тель­но явля­ет­ся вы­гот­ски­ан­ской по ду­ху, су­ще­ст­ву­ет тен­ден­ция к «по­те­ре ми­ра». Что нам дей­ст­ви­тель­но нуж­но, так это, как мне ка­жет­ся, развить в се­бе осознание то­го, как опо­сред­ст­во­ва­ние — в по­ни­ма­нии Вы­гот­ско­го — де­ла­ет возможной ту не­по­сред­ст­вен­ную связь с миром, к ко­то­рой при­зы­ва­ет Дэ­вид­сон (за­да­ча, от ко­то­рой не сле­ду­ет ук­ло­нять­ся тем, у ко­го креп­кие ге­ге­ль­ян­ские нер­вы!). На­при­мер, в кон­тек­с­те ком­му­ни­ка­ции опо­сред­ст­во­ва­ние — это тот спо­соб, с по­мо­щью ко­то­ро­го на­ши ду­ши мо­гут вой­ти в не­под­дель­ное соприкоснове­ние друг с дру­гом, а во­все не тем­ные оч­ки, сквозь ко­то­рые на­ши изо­ли­ро­ван­ные ду­ши вгля­ды­ва­ют­ся друг в дру­га.

  1. Итак, не за­бы­вая про ос­то­рож­ность, да­вай­те все-та­ки про­дол­жим раз­го­вор о том, как взгля­ды Л.С. Выгот­ско­го на опо­сред­ст­во­ва­ние эво­лю­ци­о­ни­ро­ва­ли в про­цес­се его соб­ст­вен­ных раз­мы­ш­ле­ний. Са­мо по­ня­тие по­яви­лось в его ра­бо­тах как часть об­щей попыт­ки пре­одо­леть би­хе­ви­о­ризм и мо­дель стимуларе­ак­ции. Возь­мем один из любимых при­ме­ров Вы­гот­ско­го — па­мять. При­чи­на воз­ник­но­ве­ния вос­по­ми­на­ний иногда до­ста­точ­но про­ста: оп­ре­де­лен­ный сти­мул вы­зы­ва­ет кон­крет­ный об­раз из прошлого. Лю­ди, од­на­ко, со­зда­ют се­бе ис­кус­ст­вен­ные сти­му­лы для об­лег­че­ния воспоми­на­ния. Об­ра­зец по­доб­но­го ис­кус­ст­вен­но­го сти­му­ла — узе­лок на но­со­вом платке. За­вя­зы­вая узе­лок, мы тем са­мым стремим­ся под­чи­нить се­бе ус­ло­вия воспомина­ния. Это пси­хо­ло­ги­че­с­кое ору­дие не­по­сред­ст­вен­но показы­ва­ет ограниченность мо­де­ли сти­му­ла-ре­ак­ции. Во-пер­вых, субъ­ект в дан­ной си­ту­а­ции высту­па­ет не как пас­сив­ный по­лу­ча­тель сти­му­лов, а как дей­ст­ву­ю­щая си­ла (agent), управ­ля­ю­щая ми­ром, что­бы кон­тро­ли­ро­вать его вли­я­ние на се­бя. Во-вто­рых, вли­я­ние узел­ка нор­ма­тив­ное, а не про­сто при­чин­ное: мы за­вя­зы­ва­ем узе­лок за­тем, что­бы он напом­нил нам о чем-то кон­крет­ном, и ре­зуль­та­ты это­го дей­ст­вия, бе­зус­лов­но, подчиняют­ся об­щим стан­дар­там точ­но­с­ти. По­след­нее по­ло­же­ние осо­бен­но важ­но. Может по­ка­зать­ся, что узе­лок функ­ци­о­ни­ру­ет как ис­кус­ст­вен­ный по­вод, но на са­мом де­ле его дей­ст­вие осуществ­ля­ет­ся че­рез зна­че­ние. Вот по­че­му за­ча­с­тую го­раз­до эффектив­нее за­ме­нить узе­лок психологиче­с­ким ору­ди­ем, в ко­то­ром ис­поль­зу­ют­ся изоб­ра­зи­тель­ные или язы­ко­вые сред­ст­ва: ри­сун­ком, ди­а­грам­мой, за­мет­ка­ми или списком. Ох­ва­чен­ный этой вне­зап­ной до­гад­кой, Вы­гот­ский стал еще бо­лее интересовать­ся се­ми­оти­че­с­ким ха­рак­те­ром опо­сред­ст­во­ва­ния. Но там, где опосредство­ва­ние осуществля­ет­ся че­рез зна­че­ние, от­но­ше­ние пси­хи­ки и объ­ек­та трансфор­ми­ру­ет­ся со­от­вет­ст­ву­ю­щим обра­зом. Пси­хи­ку не­об­хо­ди­мо рас­сма­т­ри­вать не как со­во­куп­ность тен­ден­ций к ре­а­ги­ро­ва­нию, но как сред­ст­во ак­тив­но­го вос­при­я­тия чело­ве­ком ми­ра, и мир, в свою оче­редь, яв­ля­ет­ся че­ло­ве­ку наполненным смыс­лом, дару­ю­щим ос­но­ва­ния для ве­ры и дей­ст­вия. В бо­лее по­зд­них ра­бо­тах Вы­гот­ско­го содержит­ся идея того, что зна­че­ние так­же опо­сред­ст­ву­ет свя­зи меж­ду психологическими спо­соб­но­с­тя­ми (то, что Вы­гот­ский на­зы­ва­ет «межфункциональными свя­зя­ми»). Язы­ко­вое зна­че­ние ста­но­вит­ся еди­ным сред­ст­вом пси­хи­че­с­ко­го, об­лег­чая фор­му­ли­ро­ва­ние мыс­лей, вы­ска­зы­ва­ние же­ла­ний, де­лая возмож­ной па­мять как ис­то­рию о са­мом се­бе и сво­ем жиз­нен­ном опы­те (narrative memory) и дру­гие выс­шие психиче­с­кие функ­ции — ины­ми сло­ва­ми, об­лег­чая об­ласть ин­тен­ци­о­наль­но­го (realm of the intentional).

Те­перь мы мо­жем сфор­му­ли­ро­вать пер­вый фи­ло­соф­ский во­прос, к ко­то­ро­му име­ет от­но­ше­ние по­ня­тие опо­сред­ст­во­ва­ния: это во­прос о при­ро­де пси­хо­ло­ги­че­с­ких способно­с­тей, при­су­щих ис­клю­чи­тель­но че­ло­ве­ку. Толь­ко че­ло­век ак­тив­но ис­поль­зу­ет пси­хо­ло­ги­че­с­кие орудия, толь­ко пси­хи­че­с­кая де­я­тель­ность че­ло­ве­ка под­вла­ст­на норматив­ным кри­те­ри­ям оце­ни­ва­ния, и толь­ко че­ло­ве­че­с­кий ра­зум пропи­тан смыс­лом.

  1. Кто-то, ве­ро­ят­но, не­до­воль­но за­ме­тит, что мы уже на­чи­на­ем от­да­лять­ся от первона­чаль­но­го пред­ме­та раз­го­во­ра, по­спеш­но пе­рей­дя от до­ступ­но­го для по­ни­ма­ния (ес­ли не впе­чат­ля­ю­ще­го) при­ме­ра с узел­ком на плат­ке к пу­та­ным раз­мы­ш­ле­ни­ям о значе­нии. По­это­му да­вай­те рас­смо­т­рим бо­лее близ­кий к реальнос­ти при­мер. Че­ло­век ве­дет днев­ник. Каж­дый день он фик­си­ру­ет со­бы­тия сво­ей жиз­ни, де­лая запи­си по приме­ру этой:

15 мая. Спал не­важ­но, но взбо­д­рил­ся по­сле то­го, как по­за­вт­ра­кал ос­тат­ка­ми кеджери (жар­кое из ри­са, ры­бы и кар­ри. — Прим. пер.) Утром до­ма, ра­бо­тал над статьей про опо­сред­ст­во­ва­ние. Встре­тил CAS в аэ­ро­пор­ту. Му­зы­ка для де­тей на следую­щей не­де­ле. Spurs выигра­ли 2:0 — матч в пря­мой транс­ля­ции. По­смо­т­рел полови­ну Не­за­муж­ней жен­щи­ны.

Этот ря­до­вой при­мер на­гляд­но и не­од­но­крат­но ил­лю­с­т­ри­ру­ет опо­сред­ст­во­ва­ние в дей­ст­вии. Во-пер­вых, днев­ник — это, ко­неч­но, психоло­ги­че­с­кое ору­дие, ко­то­рое Верч на­зы­ва­ет «опо­сред­ст­ву­ю­щим сред­ст­вом» (“mediational means”). Как и узе­лок, он служит помощни­ком па­мя­ти, но ес­ли узел об­ра­щен в бу­ду­щее, то днев­ни­ко­вая за­пись — в про­шлое. Она ос­тав­ля­ет от­пе­ча­ток. При­выч­ка де­лать за­пи­си, по­доб­ные приведенной вы­ше, яв­ля­ет­ся од­ним из спо­со­бов, с по­мо­щью ко­то­ро­го че­ло­век при­да­ет оп­ре­де­лен­ную фор­му сво­ей жиз­ни. Во-вто­рых, это тот слу­чай, ког­да за сло­ва­ми человека мы мо­жем раз­гля­деть его убеж­де­ния, же­ла­ния, на­ме­ре­ния и т. п. в их характер­ной вза­и­мо­свя­зи, вы­ра­жен­ные в вер­баль­ной фор­ме. В-тре­ть­их, каж­дая за­пись как по сво­ей фор­ме, так и по со­дер­жа­нию опосред­ст­во­ва­на тем, что бы­ло на­пи­са­но ранее. И в-чет­вер­тых, этот при­мер де­мон­ст­ри­ру­ет еще один зна­чи­мый ас­пект опосредствования, ко­то­рый мы до этих пор не рас­сма­т­ри­ва­ли: вли­я­ние куль­ту­ры. Дневни­ко­вые за­пи­си яв­ля­ют­ся ре­че­вым жа­н­ром, и их со­дер­жа­ние во мно­гих отношениях куль­тур­но опо­сред­ст­во­ван­но (да­же в этом ма­лень­ком ку­соч­ке от­ра­жа­ют­ся ди­е­та, хоб­би, ра­бо­та, отно­ше­ния, обя­зан­но­с­ти, куль­тур­ные сред­ст­ва мас­со­вой информа­ции — ки­но, спорт). Од­на­ко не сто­ит ду­мать, что куль­ту­ра детерминиру­ет запи­си в днев­ни­ке или ка­ким-то об­ра­зом ука­зы­ва­ет че­ло­ве­ку то, что он дол­жен записывать. Вер­нее бу­дет ска­зать, что мы пе­ре­ни­ма­ем пси­хо­ло­ги­че­с­кие ору­дия из культу­ры, а куль­ту­ра обес­пе­чи­ва­ет нам кон­текст, в ко­то­ром на­ша де­я­тель­ность обретает тот смысл, ко­то­рый она име­ет. По­ни­ма­ние куль­ту­ры яв­ля­ет­ся не­об­хо­ди­мым ус­ло­ви­ем по­ни­ма­ния че­ло­ве­ка — вот та ис­ти­на, ко­то­рой человек дол­жен руководствовать­ся в сво­ем стрем­ле­нии к са­мо­по­зна­нию. Та­ким об­ра­зом, как мы ви­дим, этот не­боль­шой при­мер обнажает мно­же­ст­во во­про­сов, каж­дый из ко­то­рых тре­бу­ет отдель­но­го, тща­тель­но­го рас­смо­т­ре­ния.

На­вер­ня­ка кто-то не­тер­пе­ли­во ждет бо­лее зна­чи­тель­ных вы­во­дов. В кон­це кон­цов, нет ни­че­го не­о­быч­но­го в том, что­бы че­ло­век вел днев­ник, и это тот факт, ко­то­рый контек­с­ту­аль­но на­сы­щен­ная пси­хо­ло­гия долж­на иметь в ви­ду. Но мо­жем ли мы сказать, ка­кую роль иг­ра­ет ве­де­ние днев­ни­ка в жиз­ни лю­дей? Од­ни лю­ди ве­дут дневник и ре­гу­ляр­но пе­ре­чи­ты­ва­ют его, и он та­ким об­ра­зом ока­зы­ва­ет­ся спо­соб­ным серь­ез­но вли­ять на то, как че­ло­век по­ни­ма­ет се­бя и свою жизнь. Дру­гие же лю­ди мо­гут ве­с­ти днев­ник, но при этом перечиты­вать его толь­ко из­ред­ка или во­об­ще ни­ког­да не от­кры­вать для про­чте­ния. В по­след­нем слу­чае ве­де­ние днев­ни­ка при­да­ет определенную фор­му на­сто­я­ще­му и бли­жай­ше­му про­шло­му, и при­выч­ка за­пи­сы­вать мо­жет ка­ким-то об­ра­зом под­дер­жи­вать или обогащать жизнь че­ло­ве­ка. Но не бо­лее того. Ору­дия, и в том чис­ле пси­хо­ло­ги­че­с­кие ору­дия, мо­гут ис­поль­зо­вать­ся в раз­ных це­лях. Здесь до­ста­точ­но слож­но де­лать обоб­ще­ния, по­это­му мы долж­ны быть партикуля­ри­с­та­ми в пси­хо­ло­гии.

Но, воз­ра­зи­те вы, на­вер­ня­ка дан­ный при­мер рас­кры­ва­ет ка­кие-ни­будь глу­бин­ные сто­ро­ны нар­ра­тив­ной кон­ст­рук­ции лич­но­с­ти. Ве­де­ние днев­ни­ка яв­ля­ет­ся разновидностью ав­то­био­гра­фии, а это од­на из тех прак­тик, ко­то­рые из­ве­ст­ны как практи­ки «са­мо­ста­нов­ле­ния» (“self-making”). И здесь мы ви­дим еще один клю­че­вой аспект опо­сред­ст­ву­ю­щей ро­ли куль­ту­ры. Ведь днев­ник — это текст, и его смысл неподвла­с­тен че­ло­ве­ку, рав­но как не­под­вла­с­тен нам смысл на­ших соб­ст­вен­ных жиз­ней. Мож­но ска­зать, что за­пись в днев­ни­ке представля­ет со­бой один ма­лень­кий ку­со­чек очень слож­ной про­бле­мы куль­тур­но­го по­ст­ро­е­ния лич­но­с­ти.

Я не уве­рен, что вос­торг в от­но­ше­нии нар­ра­тив­но­го под­хо­да к лич­но­с­ти пол­но­стью оп­рав­дан. Ко­неч­но, в ка­ком-то смыс­ле ис­то­рия жизни че­ло­ве­ка яв­ля­ет­ся рас­ска­зом о том, «кто он есть», но то, о чем эта ис­то­рия — жизнь че­ло­ве­ка, — са­мо по се­бе рассказом не являет­ся. Че­ло­век — это жи­вое су­ще­ст­во, а не текст. Но в боль­шин­ст­ве раз­го­во­ров о нар­ра­тив­ном под­хо­де к лич­но­с­ти это упу­с­ка­ет­ся из ви­ду. И все же я думаю, что за­пи­си в днев­ни­ках дей­ст­ви­тель­но про­ли­ва­ют свет на про­бле­му лич­но­с­ти, по­сколь­ку они на­по­ми­на­ют нам о цен­т­раль­ной ро­ли опо­сред­ст­во­ва­ния в са­мых близ­ких от­но­ше­ни­ях из всех: на­ших от­но­ше­ни­ях с са­ми­ми со­бой. Са­мо­со­зна­ние невозможно без опо­сред­ст­во­ва­ния. У лич­но­с­ти нет «врож­ден­но­го» зер­ка­ла: ей не­об­хо­ди­мо ви­деть свое ото­б­ра­же­ние в чем-то, что являет­ся внеш­нем по от­но­ше­нию к ней. А по­сколь­ку са­мо­со­зна­ние ес­те­ст­вен­ным об­ра­зом пред­став­ле­но в мы­ш­ле­нии и со­зна­нии человека (хо­тя бы им­пли­цит­но), опо­сред­ст­во­ва­ние — не­пре­мен­ное ус­ло­вие пси­хи­ки. Это и есть вто­рая фи­ло­соф­ская про­бле­ма, на которую мо­жет про­лить свет по­ня­тие опосредствования.

  1. Днев­ник так­же на­по­ми­на­ет нам об ак­ту­аль­но­с­ти опо­сред­ст­во­ва­ния в от­но­ше­нии твор­че­ст­ва. За­пись в днев­ни­ке по фор­ме по­хо­жа на вну­т­рен­нюю речь, об­ла­дая та­ки­ми ха­рак­те­ри­с­ти­ка­ми по­след­ней, как сжа­тость (свер­ну­тость) и со­кра­щен­ность. Вы­гот­ский счи­тал, что вну­т­рен­няя речь при­от­кры­ла нам завесу ста­нов­ле­ния мы­ш­ле­ния, поз­во­ли­ла сквозь щел­ку взгля­нуть на твор­че­с­кий про­цесс об­ла­че­ния мыс­ли в сло­вес­ную фор­му. Как, од­на­ко же, мо­жем мы по­стичь воз­мож­ность твор­че­ст­ва, ког­да каж­дая по­пыт­ка объ­яс­не­ния твор­че­с­ко­го ак­та гро­зит ли­шить его ори­ги­наль­но­с­ти и но­виз­ны и тем самым уничто­жить са­му про­бле­му, для ре­ше­ния ко­то­рой он за­ду­мы­вал­ся? Опосредство­ва­ние мо­жет по­мочь нам здесь в ре­ше­нии дан­ной про­бле­мы. Вся­кая мысль воз­ни­ка­ет в про­цес­се от­ве­та на во­прос или в хо­де раз­го­во­ра (за­ча­с­тую с предполагаемым со­бе­сед­ни­ком). Мысль, та­ким об­ра­зом, опо­сред­ст­ву­ет­ся, во-первых, стрем­ле­ни­ем — же­ла­ни­ем ре­шить про­бле­му, от­ве­тить на во­прос и т. д., — а во-вто­рых, чувством «дру­го­го» (otherness) — тем во­об­ра­жа­е­мым со­бе­сед­ни­ком, ко­то­рый поднимает во­про­сы, побуж­да­ю­щие ис­кать от­ве­ты на них. По этой при­чи­не ло­ги­ка творче­с­ко­го мы­ш­ле­ния но­сит диалогический ха­рак­тер, как это лю­бил го­во­рить В.С. Биб­лер, по­черп­нув­ший эту реп­ли­ку в размышлени­ях Выгот­ско­го в кон­це кни­ги «Мышле­ние и речь» [8].
  2. Ди­а­ло­ги­че­с­кий ас­пект об­ра­ща­ет на­ше вни­ма­ние еще на од­ну фи­ло­соф­скую те­му, к ко­то­рой име­ет отноше­ние опо­сред­ст­во­ва­ние: те­ма, ко­то­рую мно­гие бы на­зва­ли са­мой важ­ной во всем на­сле­дии Л.С. Вы­гот­ско­го, хо­тя сре­ди дис­кус­сий о «пси­хо­ло­ги­че­с­ких ору­ди­ях» и «опо­сред­ст­ву­ю­щих сред­ст­вах» она ос­та­ет­ся ма­ло­за­мет­ной. Я имею в ви­ду идею о том, что воз­ник­но­ве­ние и раз­ви­тие субъ­ект­но­с­ти ре­бен­ка опо­сред­ст­во­ва­но опытом вза­и­мо­дей­ст­вия ре­бен­ка с субъ­ект­но­с­тью дру­гих лю­дей. В са­мой серд­це­ви­не ди­а­ло­ги­че­с­кой сущ­но­с­ти «я» ле­жит тот факт, что «я» пер­во­на­чаль­но воз­ни­ка­ет как «я-для-дру­го­го». И де­ло не толь­ко в том, что не­об­хо­ди­мым ус­ло­ви­ем са­мо­со­зна­ния являет­ся осо­зна­ние се­бя во внеш­ней де­я­тель­но­с­ти, но и в том, что у че­ло­ве­че­с­ко­го «я» су­ще­ст­ву­ет по­треб­ность най­ти се­бя в субъ­ект­но­с­ти дру­гих лю­дей, уви­деть свое реальное от­ра­же­ние в гла­зах тех зна­чи­мых взрос­лых, к ко­то­рым «я» обраще­но с момента рож­де­ния че­ло­ве­ка. По­доб­ные раз­мы­ш­ле­ния мож­но най­ти у Вы­гот­ско­го в замечатель­ных от­рыв­ках, по­свя­щен­ных ста­нов­ле­нию ука­за­тель­но­го же­с­та у ре­бен­ка, и эти от­рыв­ки вдох­нов­ля­ли его уче­ни­ков на даль­ней­шие ис­сле­до­ва­ния дет­ско-родительских от­но­ше­ний. Но в Западной трак­тов­ке ди­а­ло­гиз­ма, со­сре­до­то­чен­ной преиму­ще­ст­вен­но на рас­поз­на­ва­нии мно­го­чис­лен­ных вну­т­рен­них го­ло­сов и демократизи­ро­ва­нии «со­об­ще­ст­ва ра­зу­ма» (society of mind), про них не­ред­ко забы­ва­ют. Вы­гот­ско­го, од­на­ко, ин­те­ре­со­ва­ло преж­де все­го то, что фи­ло­соф Фе­ликс Ми­хай­лов назы­ва­ет об­ра­ще­ни­ем [6]. Это по­ня­тие, как счи­та­ет Ми­хай­лов, яв­ля­ет­ся клю­чом к пони­ма­нию ста­нов­ле­ния психи­ки, од­на­ко его ак­ту­аль­ность не ог­ра­ни­чи­ва­ет­ся вопросами раз­ви­тия, по­сколь­ку об­ра­ще­ние значимо и для те­ку­ще­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния пси­хи­ки. Пси­хи­ка по сво­ей су­ти «об­ра­ще­на во вне», поверну­та к ми­ру и дру­гим лю­дям.
  3. И, на­ко­нец, по­след­няя фи­ло­соф­ская про­бле­ма, о при­ме­ни­мо­с­ти опо­сред­ст­во­ва­ния к ко­то­рой ча­с­то спорят, — про­бле­ма ме­с­та пси­хи­ки в при­ро­де. Марк­си­с­ты-сто­рон­ни­ки Ге­ге­ля обыч­но ут­верж­да­ют, что клю­чом к по­ни­ма­нию то­го, как «че­ло­век пре­одо­ле­ва­ет от­чуж­ден­ность меж­ду объ­ек­тив­ным и субъективным ми­ром», слу­жит опосредствующая си­ла де­я­тель­но­с­ти (тру­да). Это ци­та­та из Ко­же­ва (Kojeve) (цит. по: [5, с. 120]), но по­хо­жие мыс­ли мож­но най­ти в ра­бо­тах Э.В. Иль­ен­ко­ва, чье ре­ше­ние «про­блемы иде­аль­но­го» опи­ра­ет­ся на рас­смо­т­ре­ние де­я­тель­но­с­ти как фак­то­ра очеловечи­ва­ния при­ро­ды [4]. В све­те мо­е­го осо­бо­го ин­те­ре­са к Иль­ен­ко­ву, вы, вероятно, ожи­да­е­те, что я со­би­ра­юсь по­дроб­но оста­но­вить­ся толь­ко на этом философском по­ни­ма­нии идеи опо­сред­ст­во­ва­ния [1]. Тем не ме­нее я должен признаться, что, не­смо­т­ря на всю про­ни­ца­тель­ность раз­но­об­раз­ных трак­то­вок дан­ной про­бле­мы (и не­смо­т­ря на то, сколь­ко чер­нил я сам на нее из­вел!), я не уве­рен, что знаю, как луч­ше сле­ду­ет ее по­ни­мать. Я бо­юсь, мы склон­ны сле­до­вать при­ме­ру Де­кар­та и раз­де­лять пси­хи­ку и ок­ру­жа­ю­щий мир, рас­сма­т­ри­вая их как два са­мо­сто­я­тель­ных явления, вслед­ст­вие че­го ста­но­вит­ся со­вер­шен­но не­по­нят­но, как фи­зи­че­с­кий мир может быть на­се­лен ра­зум­ны­ми су­ще­ст­ва­ми. А за­тем мы охот­но го­во­рим о том, как пре­одо­ле­ва­ет­ся во­об­ра­жа­е­мое от­чуж­де­ние меж­ду ра­зу­мом и ми­ром, и с уве­рен­но­с­тью ожи­да­ем, что деятель­ность по­кро­ет этот раз­рыв, на­де­лив при­ро­ду те­ми ка­че­ст­ва­ми, кото­рые свой­ст­вен­ны человеческо­му ра­зу­му. Но это вы­гля­дит как со­мни­тель­ное объясне­ние по ти­пу «Про­сто ска­зок» Киплинга, раз­ду­тое до ог­ром­ных раз­ме­ров. Как толь­ко пси­хи­ка и мир ока­зы­ва­ют­ся ото­рван­ны­ми друг от дру­га в на­шей ме­та­фи­зи­ке, ни­что уже не мо­жет их объ­е­ди­нить, да­же де­я­тель­ность. В та­ком слу­чае лучше не форму­ли­ро­вать про­бле­му так, что в ре­зуль­та­те об­ра­зу­ет­ся ме­та­фи­зи­че­с­кий про­вал между психи­кой и ми­ром, ко­то­рый нуж­но со­еди­нять мос­том, а пе­ре­клю­чить вни­ма­ние на эпи­сте­мо­ло­ги­че­с­кую про­бле­му, ко­то­рую мы сфор­му­ли­ро­ва­ли в кон­це пятого пункта: про­бле­му ро­ли опо­сред­ст­во­ва­ния во вза­и­мо­свя­зи пси­хи­ки с не­за­ви­си­мо сущест­ву­ю­щим ми­ром. Как бы то ни бы­ло, да­же не­смо­т­ря на то, что ме­та­фи­зи­че­с­кие про­бле­мы, ка­са­ю­щи­е­ся ме­с­та пси­хи­ки в при­ро­де, край­не ин­те­ре­со­ва­ли А.Н. Леонтьева, я не впол­не уве­рен в том, что са­мо­го Л.С. Вы­гот­ско­го дей­ст­ви­тель­но вол­но­ва­ли эти же самые про­бле­мы.
  4. Под­во­дя итог, мы мо­жем ска­зать, что наш об­зор фи­ло­соф­ско­го смыс­ла выготскиан­ской идеи опсредствова­ния вы­явил зна­чи­мость это­го по­ня­тия для пя­ти аспек­тов про­бле­мы воз­мож­но­с­ти мышления. Вот они:

(1) ха­рак­тер ис­кон­но че­ло­ве­че­с­ких пси­хо­ло­ги­че­с­ких спо­соб­но­с­тей;

(2) воз­мож­ность са­мо­со­зна­ния;

(3) при­ро­да твор­че­ст­ва;

(4) не­об­хо­ди­мые ус­ло­вия раз­ви­тия субъ­ект­но­с­ти;

(5) един­ст­во пси­хи­ки и ми­ра.

При том что все эти фе­но­ме­ны очень тес­но вза­и­мо­свя­за­ны, они от­ли­ча­ют­ся друг от дру­га, и хо­тя опо­сред­ст­во­ва­ние яв­ля­ет­ся непременным ус­ло­ви­ем каж­до­го, та роль, кото­рую оно иг­ра­ет, в каж­дом слу­чае раз­лич­на.

В этой ста­тье я за­тро­нул про­бле­му опо­сред­ст­во­ва­ния толь­ко в об­щих чер­тах, но наде­юсь, что это­го до­ста­точ­но для то­го, что­бы по­ка­зать, на­сколь­ко она ин­те­рес­на.

Литература

  1. Bakhurst D. Consciousness and Revolution in Soviet Philosophy. Cambridge, 1991.
  2. Bibler V.S. Myshlenie kak tvorchestvo. M., 1975.
  3. Davidson D. «On the very idea of a conceptual scheme», in his Inquiries into Truth and Interpretation. Oxford, 1984.
  4. Ilyenkov E.V. «Dialektika ideal'nogo», in his Iskusstvo i kommunisticheskii ideal (Art and the Communist Ideal). M., 1984.
  5. Kozulin A. Vygotsky's Psychology. Cambridge, Mass., 1990.
  6. Mikhailov F.T. Samoopredelenie kul'tury. M., 2003.
  7. Vygotsky L.S. Sobranie sochinenii, t. 1. Voprosy teorii I istorii psikhologii. M., 1982.
  8. Vygotsky L.S. Sobranie sochinenii, t. 2. Problemy obshchei psikhologii. M., 1982.
  9. Wertsch J. Vygotsky and the Social Formation of Mind. Cambridge, Mass., 1985.

Информация об авторах

Бэкхёрст Дэвид, доктор философских наук, професср, Королевский университет, Кингстон, Канада, e-mail: david.bakhurst@queensu.ca

Метрики

Просмотров

Всего: 4162
В прошлом месяце: 405
В текущем месяце: 237

Скачиваний

Всего: 879
В прошлом месяце: 0
В текущем месяце: 3