Социальные верования, политическое доверие и готовность к политическому поведению: сравнение России и Украины

535

Аннотация

Цель исследования. Анализ связи между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в нормативных и ненормативных формах политического поведения. Контекст и актуальность исследования. На фоне растущей политизации жителей большинства стран увеличивается запрос на анализ факторов, связанных с готовностью граждан участвовать в различных формах политической активности: от голосования до уличных протестов. Крайне важным является выявление универсальных и культурно-специфичных факторов. Дизайн исследования. В работе изучалась связь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в политической активности. Наличие и характер взаимосвязи проверялись через корреляционный анализ и моделирование структурными уравнениями (SEM). Выборка. Российская выборка: 440 человек (76,4% мужчин, 23,4% женщин) от 23 до 77 лет (M=38,99; SD=11,62). Украинская выборка: 249 человек (59,8% мужчин, 40,2% женщин) от 23 до 65 лет (M=35,55; SD=10,76). Методы. Русскоязычные версии шкал «Вера в опасный мир» Дж. Даккита и «Вера в справедливый мир» К. Далберта; авторская шкала политического доверия; авторская шкала готовности участвовать в политической активности. Результаты. Вера в справедливый мир увеличивает политическое доверие, вера в опасный мир — уменьшает. Политическое доверие позитивно предсказывает готовность к участию в разных формах нормативной политической активности. Установлено наличие кросс-культурных различий по характеристикам модели между российской и украинской выборками. Основные выводы. Существует взаимосвязь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью к участию в различных формах политической активности.

Общая информация

Ключевые слова: социальные верования, политическое доверие, политическое поведение, вера в справедливый мир, вера в опасный мир

Рубрика издания: Эмпирические исследования

Тип материала: научная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/sps.2020110205

Для цитаты: Гулевич О.А., Сариева И.Р. Социальные верования, политическое доверие и готовность к политическому поведению: сравнение России и Украины // Социальная психология и общество. 2020. Том 11. № 2. С. 74–92. DOI: 10.17759/sps.2020110205

Полный текст

Введение

Политическое поведение может принимать различные формы: от голосования до уличной активности. Исследователи классифицируют подобную активность по трем основным критериям: индивидуальное или коллективное, институализированное или неинституализированное, нормативное или ненормативное поведение. В последние годы уделяется особое внимание факторам, оказывающим влияние на различные формы политического поведения. Психологические исследования, посвященные политической активности, можно разделить на две основные группы.

В одних исследованиях изучаются факторы, оказывающие влияние на политическое голосование — индивидуальную, институализированную и нормативную форму политического поведения. Эти факторы включают в себя социодемографические (пол, возраст, образование и доход) и психологические (социальное доверие, индивидуальная политическая самоэффективность) характеристики [18]. В других исследованиях рассматриваются факторы, которые оказывают влияние на участие в массовой протестной активности — коллективной, неинституализирован- ной, нормативной или ненормативной форме политического поведения. Они включают в себя такие психологические особенности, как коллективная политическая эффективность, групповые эмоции и групповая идентификация [5; 29; 31]. Таким образом, различные формы политического поведения рассматриваются как результат воздействия разных факторов. Как следствие, проведенные исследования не позволяют проанализировать, каким образом одни и те же факторы влияют на участие людей в различных формах политической активности.

В этом исследовании мы сконцентрируемся на одном факторе — социальном доверии. В целом под социальным доверием понимается вера человека в то, что окружающие люди действуют справедливым образом, «играют по правилам» и поэтому заслуживают доверия. Однако в психологических исследованиях рассматриваются три разных уровня доверия: генерализованное, групповое и межличностное доверие. Генерализованное доверие отражает доверие людям в целом; групповое доверие — доверие людям, обладающим определенными особенностями; межличностное доверие — доверие отдельным людям (членам семьи, друзьям, коллегам и т.д.).

В политической сфере наиболее важную роль играет форма группового доверия — доверие представителям власти и организациям, которые оказывают влияние на политические процессы. Политическое доверие отражает отношение людей к политической системе страны, организациям, которые образуют эту систему. Поэтому его можно рассматривать как универсальный психологический фактор, который предсказывает участие людей в индивидуальной и коллективной, институ­ализированной и неинституализиро- ванной, нормативной и ненормативной форме политической активности. Цель данного исследования — проанализировать связь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в нормативных и ненормативных формах политического поведения.

Социальные верования и политическое доверие

Социальные верования — это представления людей о том, какими особенностями обладают окружающие, как они взаимодействуют между собой, и как стоит вести себя по отношению к ним. На протяжении последних 50 лет ученые описали спектр подобных верований, которые отражают веру в «хороший» и «плохой» мир. Психологические исследования показали, что эти верования являются фильтром, сквозь который человек воспринимает других людей, социальные группы и социальные институты. Люди, которые верят в «хороший мир», обращают большее внимание на те аспекты событий, которые соответствуют их позитивному представлению о мире. В то же время люди, которые верят в «плохой» мир, уделяют большее внимание тем аспектам событий, которые подтверждают их негативные представления. Это означает, что социальные верования могут оказывать влияние на социальное доверие.

Яркий пример верований в «хороший» мир — это вера в справедливый мир, описанная М. Лернером [22]. Люди, которые верят в справедливый мир, считают, что мир вокруг них логичен и предсказуем, а каждый человек получает то, что он заслужил своими действиями. Современные исследователи полагают, что вера в справедливый мир может принимать качественно разные формы. Личная вера в справедливый мир — это убеждение человека в справедливости того, что происходит с ним лично. Общая вера в справедливый мир — это убеждение в справедливости того, что происходит в мире в целом [23]. Проведенные исследования показали, что как личная, так и общая вера в справедливый мир пред­казывают отношение человека к другим людям [23]. Однако исследователи расходятся в представлении о важности этих компонентов.

Одни полагают, что личная вера в справедливый мир оказывает более позитивное влияние, чем общая. В пользу этой точки зрения говорят исследования, которые показали, что чем больше подростки верят в справедливость мира по отношению к себе, тем выше они оценивают семейную и школьную атмосферу [10], тем больше доверяют политикам [30]. Аналогично чем больше заключенные верят в личную справедливость, тем более позитивно они оценивают прошедший судебный процесс и обращение с ними в тюрьме [9]. В то же время другие исследователи считают, что общая вера в справедливый мир оказывает более позитивное влияние, чем личная. В пользу этой точки зрения говорят исследования, которые показали, что чем больше люди верят в справедливость мира вообще, тем больше они доверяют людям в целом [6], политикам [3] и представителям власти [32]. Тем больше они ценят социальные нормы и подчинение представителям власти [14], тем больше поддерживают существующую социальную систему [21; 26].

Однако эти исследования имеют несколько ограничений и поэтому не позволяют сделать заключение об относительной важности личной и общей веры в справедливый мир. Во-первых, в большинстве исследований измерялся только один из двух компонентов веры в справедливый мир. Во-вторых, эти исследования были проведены в странах с различной историей отношений между гражданами и представителями политической власти, и, как следствие, полученные результаты могут обладать культурной спецификой. В основе нашего исследования лежит предположение о том, что как личная, так и общая вера в справедливый мир играют роль «фильтра», сквозь который люди воспринимают представителей политической власти. Мы предположили, что личная (гипотеза 1а) и общая (гипотеза 1б) вера в справедливый мир будут позитивно связаны с политическим доверием.

Яркий пример верований в «плохой мир» — это вера в опасный мир, описанная Дж. Даккитом [12]. Люди, которые верят в опасный мир, считают, что мир вокруг них — нестабильное, опасное и угрожающее место, в котором «плохие» люди стремятся нанести ущерб «хорошим» людям. Многочисленные исследования [24] показали, что вера в опасный мир позитивно связана с правым авторитаризмом — синдромом, который включает три компонента: приверженность традициям и социальным нормам, якобы разделяемым всем обществом; готовность подчиняться любым представителям власти, которые считаются легитимными в той социальной группе, к которой принадлежит носитель взглядов; негативное отношение ко всем, кто не соглашается подчиняться таким властям, и к тем, кого эти власти считают своими врагами [4].

На первый взгляд, это означает, что вера в опасный мир должна увеличивать доверие социальным институтам, поскольку они представляют политическую власть в стране. Однако стоит заметить, что правый авторитаризм касается одобрения и подчинения одному или нескольким «сильным» политическим лидерам, которые подавляют несогласных. Политические организации, в которых работает большое количество людей, имеющих разные интересы и выполняющих различные функции, противоречат идее одного (или нескольких) сильных политических лидеров, действующих в одном направлении. На основании этого, когда речь идет о доверии политической системе, вера в опасный мир может «работать» иным образом. Люди, которые верят в опасный мир, постоянно ожидают нападения и поэтому не доверяют окружающим. Как следствие, мы предположили, что вера в опасный мир будет негативно связана с политическим доверием (гипотеза 1в).

Политическое доверие и политическое поведение

Социальное доверие предсказывает оценки и поведение людей. В целом доверие увеличивает желание человека работать на благо других. Вероятно, это происходит в силу того, что люди с высоким уровнем социального доверия ожидают от окружающих аналогичных действий. Первоначально влияние социального доверия было обнаружено в деловой сфере. Например, первые исследования показали, что чем больше участники экспериментов доверяли своим партнерам, тем больше ресурсов они жертвовали на благо группы [11]. Чем больше сотрудники организаций доверяли своим руководителям и организации в целом, тем чаще они осуществляли гражданское поведение [25] и тем меньше хотели поменять место работы [20].

Последующие исследования продемонстрировали, что подобная закономерность прослеживается и в социально-политической сфере. В частности, кросс-культурные исследования показали, что чем больше граждане различных стран доверяют людям в целом, тем с большей вероятностью они участвуют в работе экологических организаций [27]. Аналогично чем больше люди доверяют представителям политической власти, тем чаще они участвуют в политической активности. Однако недавние исследования говорят о том, что этот эффект зависит от формы политического поведения: политическое доверие увеличивает вероятность участия в одних формах политической активности, но уменьшает вероятность участия в других. Изучая это различие, исследователи берут за основу разные классификации политического поведения.

Во-первых, политическое доверие по-разному связано с институализиро­ванной (голосование, участие в деятельности политических партий и обращение к представителям власти) и неинституа- лизированной (подписывание петиций и участие в демонстрациях) политической активностью. Анализ данных, полученных в 25 странах в рамках третьей волны Европейского социального опроса (2006), показал, что политическое доверие увеличивает институализированное политическое поведение и уменьшает неинституализированное [19].

Во-вторых, политическое доверие может быть по-разному связано с нормативной и ненормативной политической активностью. В качестве нормативных рассматриваются действия, которые соответствуют широко распространенным в обществе нормам и/или закону. В то же время ненормативными считаются действия, которые нарушают распространенные нормы и/или закон. Наиболее нормативной формой активности во многих странах является голосование, а наиболее ненормативной — насильственные формы уличной активности. Эта классификация была использована в целом ряде исследований, посвященных коллективным политическим действиям [5; 7; 17; 28].

Как правило, закон принимается и реализуется представителями политической власти, организациями, образующими политическую систему страны. Одной из причин соблюдения/наруше- ния закона может стать доверие/недоверие к этим людям и организациям. Люди с высоким уровнем политического доверия будут более склонны участвовать в тех действиях, которые соответствуют закону, и меньше в тех действиях, которые нарушают закон. Как следствие, мы предположили, что политическое доверие будет позитивно связано с готовностью людей участвовать в нормативных формах (гипотеза 2а) и негативно связано с готовностью участвовать в ненорма­тивных формах (гипотеза 2б) политического поведения (см. рис. 1).

Однако стоит заметить, что восприятие различных форм политической активности как нормативной или не­нормативной зависит от политической культуры, распространенной в стране. Большинство исследований социального доверия и политической активности проводятся в западноевропейских и североамериканских странах. В то же время очень мало исследований проходит в восточноевропейских государствах. В нашем исследовании мы решили сфокусироваться на России и Украине.

Социальный контекст исследования

Россия и Украина — это интересный пример двух стран с долгой общей историей, но различной текущей политической ситуацией. С момента распада Советского Союза обе страны развивались самостоятельно.

Пик политической активности в России пришелся на 90-е годы прошлого века. С 2000 до 2015 годы (время проведения исследования) эта активность постоянно уменьшалась. Политические протесты от подписания петиций до уличных акций возникали все реже и реже. В этот период было принято несколько законов, уменьшающих возможности граждан влиять на социально-политическую ситуацию в стране. Один из таких законов, принятый после массовых протестов 2011—2012 годов, обязал граждан не только сообщать представителям власти о планируемых массовых акциях, но и получать разрешение на их проведение.

В результате в российском дискурсе сформировалось определенное различие между нормативными и ненормативны­ми формами политической активности. Нормативное поведение включало в себя голосование, обращение к политикам и подписание петиций, а ненормативное поведение — мирные, но не согласованные и насильственные уличные акции. В то же время мирные согласованные протесты заняли промежуточное положение. С одной стороны, участие в таких акциях не преследовалось по закону; с другой стороны, такие действия негативно освещались в средствах массовой информации.

Политическая ситуация в Украине развивалась иным образом. С 2000 по 2015 годы в этой стране произошли две революции, которые привели к смене политических лидеров. При этом не произошло серьезных изменений в законах, регулирующих политическую активность граждан, за исключением анти- протестного закона, который был принят украинским парламентом, но быстро отменен. В момент проведения исследования в соответствии с законом украинские граждане должны были сообщать представителям власти о готовящемся уличном мероприятии, но не должны были получать разрешение на его проведение.

В результате в украинском дискурсе сформировалось иное представление о нормативной и ненормативной активности. Нормативное поведение включало в себя все мирные формы политической активности: голосование, обращение к политикам, подписание петиций и участие в согласованных мирных уличных акциях. Несогласованные мирные уличные акции и акции с применением насилия вызывали более противоречивую реакцию. С одной стороны, такие действия нарушали закон. С другой стороны, они происходили во время революций и становились причиной последующих изменений.

На наш взгляд, кросс-культурные различия в понимании нормативной и ненормативной политической активно­ сти могут оказывать влияние на связь между политическим доверием и готовностью участвовать в различных формах политического поведения.

Методы исследования

Выборка. В исследовании приняли участие респонденты из России и Украины. Российская выборка включала в себя 440 жителей России (76,4% мужчин, 23,4% женщин), возраст от 23 до 77 лет (M=38,99; SD=11,62). Украинская выборка состояла из 249 жителей Украины (59,8% мужчин, 40,2% женщин), возраст от 23 до 65 лет (M=35,55; SD=10,76). Данные собирались в ходе онлайн-опро- са в декабре 2015 года. Такая форма исследования гарантировала анонимность респондентов и распространялась через социальные сети (Facebook, Vkontakte). Респонденты принимали участие в исследовании на добровольной основе.

Процедура и материалы исследования. Респонденты заполняли методики для измерения социальных верований, политического доверия и готовности участвовать в политической активности. Для российской и украинской выборок были созданы разные версии опросника с указанием страны респондента. Все респонденты отвечали на вопросы об отношении к политической власти в своей стране.

Вера в справедливый мир измерялась с помощью шкалы, созданной К. Далберт (Belief in a Just World Scale) [8]. Русскоязычная версия шкалы включает 13 прямых утверждений: семь утверждений образуют субшкалу личной веры в справедливый мир (например, «Я верю, что обычно получаю то, что заслуживаю»), шесть утверждений — субшкалу общей веры в справедливый мир («Я верю, что в целом мир справедлив»). Респонденты должны были отметить степень своего согласия с каждым утверждением по 6-балльной шкале: от 1 — «полностью не согласен» до 6 — «полностью согласен» [2].

Вера в опасный мир измерялась с помощью шкалы, созданной Дж. Даккитом (Dangerous World Beliefs Scale) [12]. Русскоязычная версия этой шкалы включает 10 утверждений, пять прямых («Наш мир — опасное и непредсказуемое место, в котором ценности и образ жизни порядочных людей находятся под угрозой») и пять обратных («Наш мир — это безопасное и предсказуемое место, где большинство людей не причиняют окружающим зла») пунктов. Респонденты должны были отметить степень своего согласия с каждым утверждением по 5-балльной шкале: от 1 — «полностью не согласен» до 5 — «полностью согласен» [1].

Политическое доверие измерялось с помощью шкалы, созданной авторами данного исследования. Она включала в себя шесть политических институтов: армию, судебную систему, политические партии, правительство, парламент и президента. Респонденты должны были отметить, насколько они доверяют каждому институту по 5-балльной шкале: от 1 — «совсем не доверяю» до 5 — «полностью доверяю».

Готовность участвовать в политической активности измерялась следующим образом. Респонденты должны были отметить, насколько они готовы участвовать в семи формах политической активности (голосовании, обращении к президенту, обращении к региональному политику, подписании коллективных петиций, мирных согласованных уличных акциях, мирных несогласованных уличных акциях и уличных акциях с применением насилия) по 5-балльной шкале: от 1 — «совсем не готов» до 5 — «полностью готов». Эти формы политического поведения были выбраны по двум причинам. Во-первых, это были наиболее распространенные формы политической активности, которые осуществлялись как в России, так и в Украине. Во-вторых, восприятие нормативности этих форм могло иметь культурную специфику. Это, прежде всего, касалось мирных уличных акций: российские респонденты могли считать их менее нормативными, чем украинские.

Исследование проводилось на русском языке. Это решение было принято по нескольким причинам. Во-первых, социологический опрос, проведенный семью годами раньше, показал, что хотя все меньшее количество украинцев считают русский родным языком, около 80% населения Украины разговаривает на русском языке и даже предпочитает его в определенных видах коммуникации [15]. Во-вторых, ссылка на исследования распространялась через веб-страницы и группы, где россияне и украинцы обсуждали политику на русском языке. В-третьих, использование одного языка уменьшало риск неточностей, которые могли бы возникнуть при переводе, а также снимало необходимость валидизации русскоязычных методик на украинском языке. Основное ограничение данного решения было связано с отсутствием в выборке украинских респондентов, которые не владели или не хотели использовать русский язык.

Результаты

Результаты, полученные на российской и украинской выборках, анализировались отдельно. Описательная статистика и корреляции между переменными вычислялись с помощью статистического пакета SPSS 20.0 (см. приложения А, B).

Для проверки гипотез было использовано моделирование структурными уравнениями (SEM), проведенное в программе Mplus (Version 7.11). Проверяемая модель включала в себя 10 переменных: социальные верования рассматривались как независимые переменные, политическое доверие — как медиатор, готовность к участию в семи формах политического поведения — как зависимые переменные.

Результаты, полученные на российской выборке, представлены на рис. 2, а результаты, полученные на украинской выборке, — на рис. 3. На рисунках отражены только статистически значимые связи. Модели имеют хорошие индексы соответствия: для российской выборки х2=48,02, df=21, p=0,000;CFI=0,98; RMSEA=0,054, 90% CI [0,34, 0,074]; SRMR=0,04; для украинской выборки х2=33,94, df=21, p=0,038;CFI=0,98; RMSEA=0,05, 90% CI [0,01, 0,08]; SRMR=0,05 (см. табл. 1).

В соответствии с гипотезами результаты показали, что социальные верования связаны с политическим доверием. Как в российской, так и в украинской выборках вера в опасный мир уменьша

ет политическое доверие, а вера в справедливый мир увеличивает его. Однако личная вера в справедливый мир предсказывает политическое доверие в обеих выборках, а общая вера в справедливый мир — только в российской выборке. Эти результаты полностью подтверждают гипотезы 1а и 1в и частично подтверждают гипотезу 1б.

Политическое доверие, в свою очередь, связано с готовностью к политическому поведению. В целом оно позитивно предсказывает готовность участвовать в нормативной активности. В обеих выборках политическое доверие увеличивает готовность голосовать, обращаться к местным политикам и президенту, подписывать коллективные петиции. Эти результаты полностью подтверждают гипотезу 2а.

Однако были обнаружены и кросс- культурные различия. В частности, в российской выборке политическое доверие не предсказывало готовность участвовать в мирных согласованных уличных акциях, но уменьшало желание участвовать в мирных несогласованных и насильственных уличных акциях. В то же время в украинской выборке политическое доверие увеличивало готовность участвовать в мирных согласованных уличных акциях, но не предсказывало готовность участвовать в мирных несогласованных и насильственных уличных акциях. Эти результаты частично подтверждают гипотезу 2б.

Сравнение российской и украинской моделей было проведено с помощью Wald-теста. Он продемонстрировал существование четырех основных различий:

—  общая вера в справедливый мир была сильнее связана с политическим доверием в российской выборке, чем в украинской (W=6,30, p<.01);

—        политическое доверие было сильнее связано с готовностью участвовать в

мирных согласованных уличных акциях в украинской выборке, чем в российской (W=13,21, p<0,001);

—  политическое доверие было сильнее связано с готовностью участвовать в мирных несогласованных уличных акциях в российской выборке, чем в украинской (W=35,86, p<0,001);

—  политическое доверие было сильнее связано с готовностью участвовать в уличных акциях с применением насилия в российской выборке, чем в украинской (W=13,71, p<0,001).

Обсуждение результатов

В этом исследовании мы изучали связь между социальными верованиями, политическим доверием и готовностью участвовать в политической активности. Мы предположили, что социальные верования, отражающие веру в справедли- 84

вый и опасный мир, работают как «фильтры» и благодаря этому предсказывают политическое доверие. Политическое доверие, в свою очередь, предсказывает готовность участвовать в нормативной и ненормативной политической активности. Однако мы ожидали, что эта связь будет иметь культурную специфику, отражающую политическую культуру общества. Для изучения кросс-культурных различий мы провели исследование в двух странах с разной историей политических отношений — России и Украине.

Результаты этого исследования вносят вклад в понимание политической активности. Во-первых, они показывают, что политическое доверие определяется не только действиями конкретных политических институтов, но также относительно стабильными представлениями людей о мире в целом. В зависимости от содержания эти представления могут улучшать или ухудшать отношение к

ним. В частности, результаты, полученные в обеих выборках, показали, что вера в справедливый мир позитивно и вера в опасный мир негативно связаны с политическим доверием. Эти результаты соответствуют предыдущим исследованиям, в которых изучалась связь между социальными верованиями и отношением к политикам, а не к политическим институтам [14].

Однако связь между верой в справедливый мир и политическим доверием имеет культурную специфику. В российской выборке политическое доверие связано как с личной, так и с общей верой в справедливый мир, а в украинской выборке оно связано только с личной верой. Таким образом, ответы российских респондентов соответствуют результатам, полученным в других странах. В то же время ответы украинских участников соответствуют только результатам, полученным в Чехии [30], но противоречат результатам, полученным в Канаде [3] и Китае [32]. Возможно, что кросс- культурные различия в этой области связаны с представлением людей о своей зависимости от политических институтов. Однако этот вопрос требует дополнительного исследования.

Во-вторых, наше исследование показало, что политическое доверие — это важный фактор, который предсказывает готовность к разным формам политического поведения. Это заключение соответствует результатам ранее проведенного анализа [19]. Однако, в отличие от авторов этого анализа, которые рассматривали связь политического доверия с институализированным и неинституали- зированным политическим поведением, мы изучали связь этого фактора с нормативными и ненормативными формами активности.

Наши результаты говорят о том, что как в российской, так и в украинской выборке политическое доверие увеличивает готовность людей к однозначно нормативным формам политического поведения, которые не осуждаются социальными нормами и не запрещаются законом (голосованию, подписанию петиций, обращению к региональному политику и президенту). Вероятно, люди с высоким уровнем доверия верят в то, что представители политических институтов «играют по правилам», и поэтому пытаются повлиять на их деятельность, не нарушая их.

Однако были обнаружены кросс- культурные различия в связи между политическим доверием и готовностью к трем формам уличной активности. В российской выборке политическое доверие не было связано с готовностью к согласованным мирным акциям, но снижало готовность участвовать в несогласованных мирных и насильственных действиях. В украинской выборке политическое доверие увеличивало готовность участвовать в согласованных мирных уличных акциях, но не было связано с участием в несогласованных мирных и насильственных действиях.

Эти различия схожи с различиями связи между внешней политической эффективностью (верой в то, что представители политической власти заинтересованы в мнении граждан и готовы позитивно реагировать на него) и готовностью к разным формам политического поведения, обнаруженными на тех же выборках [17]. В российской выборке восприятие внешней политической эффективности было негативно связано с участием во всех трех формах уличной активности, а в украинской выборке — только с участием в несогласованных мирных и насильственных действиях.

Таким образом, в обоих случаях для российских респондентов граница проходила по мирным согласованным уличным акциям, а для украинских участников — мирным несогласованным уличным действиям. Это сходство не случайно: и внешняя политическая эффективность, и политическое доверие отражают определенные ожидания от представителей политической власти. В первом случае речь идет о чувствительности к мнению граждан, а во втором — о соблюдении определенных правил.

Однако характер связи внешней эффективности и политического доверия с ненормативными действиями несколько различается. По-видимому, низкая внешняя политическая эффективность связана с готовностью к действиям, которые нарушают либо закон, либо социальные нормы (любые формы уличной активности в российской выборке/несо- гласованные мирные и насильственные акции в украинской выборке). В то же время низкое политическое доверие связано с готовностью к действиям, которые нарушают и то, и другое (несогласованные мирные и насильственные уличные акции в российской выборке). Однако это предположение нуждается в дальнейшей проверке.

Следует отметить, что данная работа имеет ряд ограничений, что является потенциальной основой для будущих исследований. В первую очередь, это специфика выборки. В будущих исследованиях целесообразно проверить полученные результаты на более сбалансированных и репрезентативных выборках в России и Украине. Также следует учитывать культурные и контекстуальные особенности восприятия респондентами тех или иных политических явлений и терминов (например, различий между согласованными и несогласованными уличными акциями). Данная задача могла бы быть разрешена с помощью лонгитюдного исследования с учетом контекстуальных переменных. Следующим потенциальным аспектом для будущих исследований является уточнение и дополнение понятия политического доверия как доверия не только к официальным институтам государственной власти (президент, парламент, армия, судебная система, политические партии, правительство), но и к институтам гражданского общества (некоммерческим, общественным организациям, медиа, наднациональным организациям).

Выводы

Результаты нашего исследования показали, что вера в справедливый мир позитивно связана с политическим доверием, а вера в опасный мир — негативно. Политическое доверие, в свою очередь, позитивно связано с нормативными формами политической активности, а именно: готовностью к голосованию, обращению к президенту и к местному политику, а также подписанию коллективных петиций. Данные связи в целом универсальны для российской и украинской выборок. Связь доверия с различными уличными акциями оказалась не универсальной и имела различные связи на разных выборках.

Литература

 

  1. Гулевич О.А., Аникеенок О.А., Безменова И.К. Социальные верования: адаптация методик Дж. Даккита // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2014. № 11 (2). C. 68—89.
  2. Нартова-Бочавер С.К., Подлипняк М.Б., Хохлова А.Ю. Вера в справедливый мир и психологическое благополучие у глухих и слышащих подростков и взрослых [Электронный ресурс] // Клиническая и специальная психология. 2013. № 3. URL: http://psyjournals.ru/psyclin/2013/n3/64003.shtml (дата обращения: 19.04.2019).
  3. Agroskin D., Jonas E., Traut-Mattausch E. When suspicious minds go political: Distrusting and justifying the system at the same time // Political Psychology. 2015. № 36. P. 613—629. DOI:10.1111/pops.12185
  4. Altemeyer B. The authoritarian specter. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1996. 384 p.
  5. Becker J.C., Tausch N. A dynamic model of engagement in normative and non-normative collective action: Psychological antecedents, consequences, and barriers // European Review of Social Psychology. 2015. № 26. P. 43—92. DOI:10.1080/104632 83.2015.1094265
  6. Begue L. Beliefs in justice and faith in people: Just world, religiosity and interpersonal trust // Personality and Individual Differences. 2002. № 32. P. 375—382. DOI: 10.1016/ S0191-8869(00)00224-5
  7. Cameron J.E., Nickerson S.L. Predictors of protest among anti-globalization demonstrators // Journal of Applied Social Psychology. 2009. № 39. P. 734—761. DOI:1 0.1111/j.1559—1816.2009.00458
  8. Dalbert C. The world is more just for me than generally: About the personal belief in a just world scale’s validity // Social Justice Research. 1999. № 12. P. 79—98. DOI: 10.1023/A:1022091609047
  9. Dalbert C., Filke E. Belief in a personal just world, justice judgment, and their functions for prisoners // Criminal Justice and Behavior. 2007. № 34. P. 1516—1527. DOI: 10.1177/0093854807306835
  10. 10.    Dalbert C., Stoeber J. The belief in a just world and domain-specific beliefs about justice at school and in the family: A longitudinal study with adolescents // International Journal of Behavioral Development. 2006. № 30. P. 200—207. DOI: 10.1177/0165025406063638
  11. De Cremer D., Snyder M., Dewitte S. The less I trust, the less I contribute (or not)? The effects of trust, accountability and self-monitoring in social dilemmas // European Journal of Social Psychology. 2001. № 31. P. 93—107. DOI: 10.1002/ejsp.34
  12. Duckitt J., Wagner C., du Plessis I., Birum I. The psychological bases of ideology and prejudice: Testing a dual process model // Journal of Personality and Social Psychology. 2002. № 83. P. 75—93. DOI: 10.1037/0022-3514.83.1.75
  13. Duckitt J. A dual-process cognitive-motivational theory of ideology and prejudice // Advances in experimental social psychology. 2001. № 33. P. 41—113. DOI: 10.1016/S0065- 2601(01)80004-6(2001).
  14. Feather N.T. Human values, global self-esteem, and belief in a just world // Journal of Personality. 1991. № 59. P. 83—107. DOI: 10.1111/j.1467-6494.1991.tb00769.x
  15. Gradirovski S., Esipova N. Russian language enjoying a boost in post-Soviet states. 2008 [Электронный ресурс]. URL: http://www.gallup.com/poll/109228/Russian- Language-Enjoying-Boost-PostSoviet-States.aspx (дата обращения: 19.04.2019).
  16. Gulevich O., Sarieva I. Just world belief and the image of the perfect political leader: The role of national identification // Psychology. Journal of the Higher School of Economics. 2015. Vol. 12. No. 3. P. 30—40.
  17. Gulevich O., Sarieva I., Nevruev A. & Yagiyayev I. How do social beliefs affect political action motivation? The cases of Russia and Ukraine // Group Processes & Intergroup Relations. 2017. № 20. P. 382—395. DOI: 10.1177/1368430216683531
  18. Harder J., Krosnick J.A. Why Do People Vote? A Psychological Analysis of the Causes of Voter Turnout // Journal of Social Issues. 2008. № 64. P. 525—549. DOI:10.1111/ j.1540-4560.2008.00576.x
  19. Hooghe M., Marien S. A comparative analysis of the relation between political trust and forms of political participation in Europe // European Societies. 2013. № 15. P. 131— 152. DOI: 10.1080/14616696. 2012.692807
  20. Hopkins S.M., Weathington B.L. The relationships between justice perceptions, trust, and employee attitudes in a downsized organization // Journal of Psycholog. 2006. № 140. P. 477—498. DOI: 10.3200/JRLP.140.5
  21. Kay A.C., Jost J.T. Complementary justice: Effects of ‘‘poor but happy’’ and ‘‘poor but honest’’ stereotype exemplars on system justification and implicit activation of the justice motive // Journal of Personality and Social Psychology. 2003. № 85. P. 823—837. DOI:10.1037/0022-3514.85.5.823
  22. Lerner M.J. The belief in a just world: A fundamental delusion. New York, NY: Plenum Press, 1980. 209 p.
  23. Lipkus I.M., Dalbert C., Siegler I.C. The importance of distinguishing the belief in a just world for self versus for others: Implications for psychological well-being // Personality and Social Psychology Bulletin. 1996. № 22. P. 666—677. DOI: 10.1177/0146167296227002
  24. Perry R., Sibley C.G., Duckitt J. Dangerous and competitive worldviews: A meta-analysis of their associations with social dominance orientation and right-wing authoritarianism // Journal of Research in Personality. 2013. № 47. P. 116—127. DOI:10.1016/j.jrp.2012.10.004
  25. Podsakoff P.M., MacKenzie S.B., Moorman R.H., Fetter R. Transformational leader behaviors and their effects on followers` trust in leader, satisfaction, and organizational citizenship behavior // Leadership Quarterly. 1990. № 1. P. 107—142. DOI: 10.1016/1048- 9843(90)90009-7
  26. Schlenker B.R., Chambers J.R., Le B.M. Conservatives are happier than liberals, but why? Political ideology, personality, and life satisfaction // Journal of Research in Personality. 2012. № 46. P. 127—146. DOI:10.1016/j.jrp.2011.12.009
  27. Sonderskov K.M. Environmental group membership, collective action and generalised trust // Environmental Politics. 2009. № 17. С. 78—94. DOI: 10.1080/09644010701811673
  28. Tausch N., Becker J.C., Spears R., Christ O., Saab R., Singh P., Siddiqui R.N. Explaining radical group behavior: Developing emotion and efficacy routes to normative and non-normative collective action // Journal of Personality and Social Psychology. 2011. № 101. P. 129—148. DOI:10.1037/a0022728
  29. Thomas E.F., Mavor K.I., McGarty C. Social identities facilitate and encapsulate action-relevant constructs: A test of the social identity model of collective action // Group Processes & Intergroup Relations. 2011. № 15. P. 75—88. DOI: 10.1177/1368430211413619
  30. Umemura T., Serek J. Different developmental pathways from parental warmth to adolescents’ trust in peers and politicians: Mediating roles of adolescent-parent attachment and belief in a just world // Social Justice Research. 2016. № 29. P. 186—205. DOI:10.1007/s11211-016-0258-x
  31. van Zomeren M., Leach C.W., Spears R. Protesters as “passionate economists”: A dynamic dual pathway model of approach coping with collective disadvantage // Personality and Social Psychology Review. 2012. № 16. P. 180—199. DOI:10.1177/1088868311430835
  32. Zhang Z., Zhang J. Belief in a just world mediates the relationship between institutional trust and life satisfaction among the elderly in China // Personality and Individual Differences. 2015. № 83. P. 164—169. DOI: 10.1016/j.paid.2015.04.015

 

Информация об авторах

Гулевич Ольга Александровна, доктор психологических наук, профессор, заведующий лабораторией политико-психологических исследований,, ФГАОУ ВО «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (ФГАОУ ВО «НИУ ВШЭ»), Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0003-3806-5064, e-mail: goulevitch@mail.ru

Сариева Ирена Ремаевна, старший преподаватель Департамента психологии факультета социальных наук, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия, ORCID: https://orcid.org/0000-0001-9223-2180, e-mail: iren.sarieva@gmail.com

Метрики

Просмотров

Всего: 857
В прошлом месяце: 18
В текущем месяце: 27

Скачиваний

Всего: 535
В прошлом месяце: 9
В текущем месяце: 6