О культурно-исторических источниках зарождения целеполагания в составе произвольно-преднамеренной и волевой регуляции

Когда в теоретической психологии обсуждаются источники способностей людей ставить цели, выносить их в будущее и подчинять им собственную активность, как правило, не ставится вопрос о генезисе человеческого целеполагания в период антропогенеза и в процессах исторического развития человечества. Вместе с тем возможности людей опираться на совершенствующиеся в онтогенезе произвольно­преднамеренные и волевые формы организации и регуляции действий и поступков, а также различная степень сформированности таких способностей у людей начинают выделяться уже в текстах античных философов [Иванников, 1998; Иванников, 2014].

Попытки выявить причины, лежащие в основе формирования и развития произвольно-преднамеренной и волевой организации и регуляции действий, а также соответствующих им особенностей целеполагания опираются на два типа гипотез. Во-первых, это гипотезы о развитии психики в результате эволюции у животных организмов структур и функций головного мозга, которые рассматриваются в качестве основных источников порождения психических процессов и организации поведения. Последовательная конкретизация таких гипотез неизбежно приводит к разным видам информационного и физиологического редукционизма — сведения психических функций к гипотетическим процессам «переработки информации», которые, в свою очередь, сводятся к множеству нейрофизиологических и биохимических процессов в мозге [Фритт, 2014; Шляпников, 2009; Шляпников, 2011].

Во-вторых, это гипотезы о появлении психики в результате эволюционного совершенствования у животных организмов особых функций обследования окружающей среды (ориентировки), которые позволяют избирательно направлять и организовывать взаимодействия с окружающей средой. Конкретизация таких гипотез характеризует центральные направления развития системно-деятельностной культурно-исторической психологии [Леонтьев, 1965; Маланов, 2012; Сурмава, 2012]. Вместе с тем в таком теоретическом контексте недостаточно конкретизированы закономерности генезиса произвольно-преднамеренной и волевой регуляции. Уже в период антропогенеза формируются специфически человеческие особенности совместной ориентировки людей и организации взаимодействий с окружающей средой, которые начинают транслироваться из поколения в поколение [Робертс, 2014]. Поскольку человеческие формы произвольности, преднамеренности и волевой регуляции имеют общественно-историческое происхождение и формируются в онтогенезе на основе овладения каждым ребенком мотивационными отношениями и способами целеполагания, постольку уместно выдвижение гипотез об их историческом генезисе [Иванников, 2012; Шляпников, 2011].

Анализируя развитие общественных форм жизнедеятельности и особенностей организации человеческих действий, а также соответствующих им высших психических функций полезно обратить внимание на две стороны трансляции культурно-исторического опыта: а) трансляция способов организации предметных действий и способов использования орудийных средств, овладение которыми требуется для поддержания и совершенствования производственных отношений с природной средой; б) трансляция способов организации взаимодействий между людьми, овладение которыми необходимо для поддержания социальных и межличностных отношений. Поэтому каждый человек с момента рождения в большей или меньшей степени овладевает: а) способами произвольно-преднамеренного целеполагания и умениями соподчинять цели при выполнении последовательностей предметных действий; б) человеческими мо­тивационными отношениями, а также индивидуальной мерой ответственности перед сообществом при организации взаимодействий с людьми и за последствия выполнения действий [Гальперин, 1998; Гальперин, 2002].

Общественное производство условий для жизнедеятельности каждого члена первобытного сообщества, строящееся на основе накопления и трансляции культурно-исторического опыта, необходимо ведет к развитию коллективных форм целеполагания и произвольно-преднамеренных и волевых форм реализации действий [Иванников, 1998; Смирнова, 1998]. В общественной деятельности, предполагающей постоянное перераспределение действий, формируются совместные умения ставить цели и выносить их в будущее, совместно планировать и выполнять взаимно-подчиненные действия, когда достижение цели одного действия является условием для достижения цели второго действия, которое служит условием для достижения цели следующего действия и т. д. Также совершенствуются умения совместно планировать и выполнять отсроченные (преднамеренно-произвольные) действия, которые сначала намечаются, а практически реализуются позднее — в условиях намеченной ситуации [Маланов, 2017]. Такие действия и выступают основой человеческих способов реализации, как общественных видов деятельности, так и мотивационно значимых направлений жизненной активности каждого субъекта.

Вместе с тем развитие целеполагания, произвольно-преднамеренной организации и регуляции действий в процессе антропогенеза и исторического развития человечества связано с формированием в сообществах людей взаимных ожиданий и требований, побуждающих к постановке одних целей и организации соответствующих действий и налагающих ограничения, запреты, «табу» на другие цели и действия. Поэтому в любом человеческом сообществе с рождения каждый ребенок в большей или меньшей степени учится ставить цели, предполагающие подчинение направлений собственной активности ожиданиям других людей и общественным ожиданиям. На такой основе формируются волевые действия, организация которых имеет ряд особенностей:

•     при постановке и выборе целей доминирующее мотивационное значение для субъекта приобретают общественные ожидания, а также интересы других людей и сообщества [Гальперин, 1998];

•     такие цели могут ставиться даже в ущерб индивидуальным мотивационным отношениям, что порождает субъективное переживание эмоциональной напряженности и «борьбы мотивов» [Рубинштейн, 2008];

•     субъектом частично осознаются, анализируются и произвольно организуются мотивационные основания выбора и постановки целей в ситуациях, где индивидуальные мотивы вступают в противоречие с общественными ожиданиями, требованиями и ограничениями [Иванников, 1998; Иванников, 2010];

•     при этом общественные ожидания и интересы других людей и общества могут приобретать доминирующее мотивационное значение (личностный смысл) для субъекта, становиться убеждениями, которые образуют основу «волевой личности» [Гиппенрейтер, 2006].

В период антропогенеза отношения предковых форм человечества с природной средой постепенно освобождаются от «давления» естественного отбора. Человечество переходит к общественно-историческим (культурно-историческим) формам жизнедеятельности. Потребности каждого субъекта начинают удовлетворяться на основе распределения действий в составе общественной деятельности, обеспечивающей производство, распределение и потребление создаваемых продуктов. В зарождающихся человеческих сообществах начинают требовать разрешения противоречия между: а) подчиненной задачам выживания и размножения индивидуальной направленностью жизнедеятельности на удовлетворение биологических (естественных) потребностей во взаимодействиях с природной средой и особями своего вида; б) общественными формами жизнедеятельности и удовлетворением потребностей в распределенных между членами сообщества трудовых действиях. Разрешение таких противоречий становится возможным на основе постепенного разрыва сформированных в процессе эволюции связей между естественными потребностями и биологически значимыми объектами (признаками и свойствами объектов) природной среды, которые избирательно ориентируют, направляют поведение и предопределяют его особенности. В результате органические потребности людей (в отличие от биологических потребностей животных) отделяются: а) от эволюционно сложившихся способов удовлетворения; б) от непосредственного использования природных объектов, служащих их удовлетворению [Выготский, 1993; Гальперин, 1998].

Способы приспособления к изменяющимся условиям природной среды на основе эволюционно­биологического преобразования видов организмов замещаются в человеческих сообществах способами преобразования природной среды на основе накопления и трансляции общественно-исторического опыта. При этом цели, на достижение которых направляются действия членов человеческого сообщества: а) начинают определяться не биологическими потребностями и условиями природной среды, а общественной необходимостью и общественными задачами; б) приобретают значение не только в индивидуальной деятельности, но также в составе общественной деятельности. Поэтому с момента рождения представителям такого сообщества приходится учиться: а) способам постановки общественно значимых целей; б) умениям подчинять таким целям собственные действия и направления жизнедеятельности. Появляется необходимость развития способностей представлять и прогнозировать возможные результаты действий и способы их достижения путем выделения объективных устойчиво воспроизводимых межсубъектных и межпредметных отношений и связей. Развитие таких способностей становится возможным на основе: а) общественного изготовления и использования орудийных средств; б) совершенствования способов использования языковых и других знаково-символических средств, которые позволяют организовывать взаимодействия между членами сообщества, обмениваться сообщениями, а также фиксировать способы и результаты познавательно-ориентировочной активности.

Использование, изготовление и совершенствование орудийных средств наряду с воспроизводством и совершенствованием материальной человеческой культуры ведет к выделению и трансляции в поколениях орудийных действий и операций. В результате орудийные средства приобретают знаково-символические функции. С помощью орудия выделяются, фиксируются и обобщаются: а) способы выполнения орудийных операций; б) предметные свойства объектов, которые выявляются при использовании орудийных средств. Такие обобщения образуют предметные значения, которые в последующем могут обозначаться с помощью языковых и других знаково-символических средств и «отделяться» от практических действий и орудий, обеспечивая актуализацию совместных способов ориентировки людей в возможных предметных ситуациях и планирование возможных действий в возможных предметных ситуациях — формируются вербальные значения. В результате накапливается и совершенствуется совокупность совместных (общественных) знаний — способов ориентировки и организации действий в возможных предметных условиях, которыми могут обмениваться члены сообщества с помощью знаково-символических средств. Так развивается система общественно выработанных значений, на основе которых формируются специфические формы психической ориентировки людей — сознание [Выготский, 1993; Гальперин, 1998; Кликс, 1983; Лурия, 1979; Леонтьев, 2000; Соломоник, 1995].

Если в процессах эволюции животных организмов психические функции зарождаются и совершенствуются в качестве способов ориентировки и организации взаимодействий с природной средой, то в человеческих сообществах психические функции актуализируются и совершенствуются в качестве способов ориентировки и организации взаимодействий с людьми и предметами человеческой культуры в реальных и возможных условиях общественной деятельности [Гальперин, 2002; Маланов, 2012].

Историческое развитие психических функций у людей (высших психических функций) выступает следствием дифференциации исходных форм общественной жизнедеятельности в предковых сообществах людей во множество производных типов и видов человеческих действий с их последующим выделением в самостоятельные виды общественных деятельностей. В составе любой общественной деятельности в качестве функциональных единиц выделяются действия, которые подчинены предварительно поставленным и вынесенным в будущее целям. Специализация субъектов в выполнении действий ведет к разделению труда по множеству оснований. Выделяются и дифференцируются действия, которые: а) имеют разное общественное значение; б) становятся мотивационно значимыми для отдельных субъектов и начинают определять их индивидуальные направления реализации жизнедеятельности в сообществе; в) порождают множество требующих постоянного разрешения межсубъектных и социальных противоречий [Леонтьев, 1965; Леонтьев, 2000; Леонтьев, 2012].

Практическая сторона общественной деятельности и общение между членами сообщества первоначально составляют единый процесс. Общение между субъектами первоначально служит непосредственному ситуативному целеполаганию, планированию, организации и управлению совместной деятельностью на основе распределения действий между членами сообщества с помощью исходных предметно-имитационных и имитационно-жестовых средств. Технологическое усложнение действий в процессах их общественной организации и трансляции ведет к совершенствованию предметно отнесенных имитаци­онно-жестовых и формированию языковых средств общения. Языковые средства дифференцируются в двух главных направлениях. Во-первых, в направлении расширения диапазона единиц номинативной лексики — выделения и обозначения с помощью слов все более широкого диапазона вовлекаемых в общественную деятельность объектов, их предметных свойств, межпредметных отношений и связей, а также способов организации и выполнения предметных операций и действий. Во-вторых, в направлении совершенствования синтаксиса — способов организации совместных практических, а позднее и умственных действий на основе комбинирования лексических единиц в составе коммуникативных взаимодействий. По мере дифференциации языковых средств и совершенствования способов их использования в составе общественной деятельности постепенно выделяется коммуникативная сторона общения — обмен способами ориентировки [Леонтьев, 2003].

Поскольку любое действие предполагает: а) выбор и постановку цели; б) предварительную ориентировку (ориентировочные операции); б) планирование (операции планирования); в) исполнение, обеспечивающее получение конкретного продукта (исполнительные операции); г) контроль, оценку и, при необходимости, коррекцию результата (контрольные и корректировочные операции), — то в результате распределения соответствующих операций между членами сообщества происходит их преобразование в самостоятельные действия [Гальперин, 1998]. На такой основе в соответствие с «механизмом сдвига мотива на цель» выделяются производные виды деятельностей — деятельности планирования, организации, исполнения, контроля [Леонтьев, 2012]. При этом коммуникативно-организационные аспекты общественной деятельности преобразуются в специализированные виды действий и де­ятельностей, которые заключаются в планировании, организации и управлении действиями других людей:

•    в общественных видах деятельности отдельные субъекты начинают специализироваться в организации предварительной ориентировки и планирования возможных действий;

•    возникают условия для того, чтобы речь выделилась из ситуативного общения и приобрела новые функции — организации совместных надситуатив­ных умственных действий (совместных обобщенных способов ориентировки в возможных предметных условиях) и фиксирования их результатов с помощью языковых средств;

•    в составе исходных совместных умственных действий формируются индивидуальные умственные действия на основе использования «речи для себя» («эгоцентрической речи»), которая не требует внешней звуковой формы и начинает опираться на сокращенные артикуляционно-мышечные процессы — формируется «внутренняя речь».

•    в результате отдельные субъекты становятся носителями индивидуального образа мира и индивидуального сознания, которые производны от общественных форм сознания — накапливаемых и транслируемых в поколениях совместных способов ориентировки в предметных условиях окружающего мира при организации совместных действий.

Опосредствованные внутренней речью действия и операции предварительной ориентировки и планирования возможных действий в составе разных видов деятельностей преобразуются в умственные познавательно-ориентировочные и познавательно-конструктивные виды действий, обеспечивающие получение особых продуктов, субъективно выделяемых в качестве представлений и понятий [Гальперин, 1998; Гальперин, 2002; Леонтьев, 2003; Леонтьев, 2000].

Особенности общественной жизнедеятельности и общественного производства имеют две важные стороны: а) организация производственных отношений сообщества людей с природной средой; б) организация общественных и межличностных отношений внутри сообщества. Если содержание оснований и объяснений, в соответствие с которыми предъявляются общественные ожидания и требования к организации общественного производства и предметно-практических действий, могут верифицироваться объективно получаемыми результатами и практическим опытом, то основания и объяснения ожиданий и требований, которые предъявляются к субъекту в системе общественных отношений, а также в межличностных взаимодействиях насыщены противоречиями. Это связано с историческими процессами социально-экономической стратификации и классового расслоения общества. Вслед за развитием орудийных средств и технологий общественного производства изменяются общественные отношения, что необходимо приводит к изменениям ожиданий и требований, которые избирательно предъявляются к членам сообщества, занимающим разные социальные позиции. Необходимость разрешать такие противоречия выступает главным фактором формирования волевой регуляции — развития таких способов целеполагания, которые предполагают ориентировку субъекта в содержании собственных мотивационных отношений, с одной стороны, и общественных требований и ожиданий — с другой. В процессах трансляции культурно-исторического опыта формирующиеся у каждого представителя человеческого сообщества содержательные особенности образа мира, а также сознательные формы ориентировки, целеполагания и организации действий предполагают не только интериоризацию общественных ожиданий, требований и ограничений, но и их обоснование, объяснение. Поэтому в содержании социальных ожиданий, требований и ограничений полезно выделять три составляющие [Вилюнас, 1990; Вилюнас, 2006]:

•     предписывающую часть, которая служит указанием на то к чему и как человек должен относиться, что и как он должен делать (не делать);

•     аргументирующую часть, служащую основанием, объяснением тому, почему человек должен к чему-то относиться или что-то делать (не делать) именно так, а не иначе;

•     отношения и связи между предписанием и аргументацией.

Предписывающая часть социальных ожиданий или требований может иметь разные формы и содержательные характеристики, включать: а) содержательно-позитивное предписание — указания на то, что и как человек должен делать; б) содержательно-негативные предписания и запреты — указания на то, что и как человек делать не должен. Может формулироваться как пожелание, просьба, требование, табу и т. д.

Аргументирующая часть (основание, объяснение) также может иметь разные формы и содержательные характеристики. Аргументация может строиться на обещании положительных последствий в случае следования социальным ожиданиям и требованиям или негативных последствий в случае не соответствия поведения субъекта соответствующим ожиданиям или отказа от выполнения требований. Такие последствия могут распространяться: а) на самого субъекта; б) на других людей; в) на социальные отношения и связи в сообществе. Аргументация может быть реалистичной, правдоподобной или ложной, мистической. Содержание аргументирующей части может иметь или не иметь личностный смысл — эмоциональную или мотивационную привлекательность для субъекта и т. п.

Между предписаниями и аргументацией могут устанавливаться различные связи и отношения: причинно-следственные (например, «. следует что-то делать / не делать потому, что...») или телеологические (например, «.следует что-то делать / не делать для того, чтобы.»); достоверные или ложные, опирающиеся на результаты практического опыта или на веру в содержание религиозно-мистических гипотез, и т. д. При этом такие связи могут быть ясны, понятны субъекту или не ясны, не понятны.

Если в первобытных сообществах общественные ожидания и требования исходно опираются на стихийно формирующиеся мифологические, мистические и религиозные основания и объяснения, то по мере исторического развития человечества они начинают опираться на политические формы организации законодательной деятельности и идеологические средства организации массового сознания, направленные на обоснование и объяснение складывающихся общественных отношений.

В условиях развития первобытного общества формируются, совершенствуются и транслируются совместные способы ориентировки в окружающем мире (сознание), которые используются в качестве средств организации общественно значимых видов деятельности. При этом широкое распространение получают предметно-имитационные действия и имитационная магия с использованием реальных орудийных средств, воспроизводящих соответствующий вид деятельности — совместные ритуализированные действия, которые обеспечивают ориентировку, планирование и имитационное совместное исполнение возможных видов совместной деятельности (защита территорий, охота, военные действия, земледелие и др.). Такие действия обеспечивают внешние формы совместного планирования и организации жизнедеятельности общины, создавая целенаправленность и взаимную соподчиненность целей у членов сообщества, что необходимо для достижения общественно значимых результатов. Имитационные и ритуали­зированные действия и выступают в качестве исходных средств организации совместной произвольно-преднамеренной общественной деятельности и жизнедеятельности первобытной общины. Функции организации, распределения и регуляции действий и социальных отношений начинают осуществляться вождями, старейшинами, шаманами, колдунами. Поэтому вслед за развитием в первобытных сообществах общественной деятельности: а) меняются объекты, на которые направляются магические действия; б) выделяются субъекты, реализующие магические действия; в) совершенствуются средства и способы реализации магических действий; г) зарождаются мифологические и мистические обоснования социальной дифференциации, стратификации и классового расслоения в сообществах людей [Иванников, 2012].

В процессе исторического развития по мере совершенствования способов использования языковых средств в организации взаимных действий и общении магические обряды упрощаются и схематизируются: реальные орудия заменяются ритуальными объектами, имитационные действия — словесными обозначениями. В имитационных и магических практиках начинают широко использоваться умственные действия с воображаемым содержанием, организуемые с помощью речевых указаний (мифов, заклинаний, обращений к духам, божествам). Распространенными средствами в магических практиках становятся маски и наряды, обозначающие мифологических или мистических персонажей, а также определенные социальные роли [Леви-Строс, 1994; Леви-Строс, 2000].

Изначально вербальная магия и соответствующие мифологические, мистические и религиозные представления выступают в качестве средств обоснования и объяснения взаимной организации и регуляции совместных действий, а также общественных ожиданий, требований и ограничений. Позднее вербальная магия становится социокультурным средством произвольно-преднамеренной и волевой регуляции, приобретая все особенности индивидуального целеполагания и организации индивидуальных практических, а затем и умственных действий. Это хорошо иллюстрируется изменениями в организации действий по перенесению магической силы на объекты:

•     контактные магические действия, когда непосредственно на объект оказывается воздействие с помощью разных средств и источников, обладающих магической силой (использование амулетов, талисманов, зелья и т. п. при взаимодействии с объектом);

•     магические действия, выполняемые в отсутствие объекта воздействия по отношению к доступным частям объекта (волосы, ногти) или по отношению к предметам, бывшим в соприкосновении с объектом (объедки, части одежды, отпечатанный след стопы и т. п.).

•     магические действия, направленные на материальные символические заместители (куклы, фигуры, изображения) объектов, обеспечивающие через такие заместители воздействия уже на сами объекты.

•     магические действия, направленные на пространственно недосягаемый, недоступный объект, представления о котором актуализируются с помощью языковых и иных знаково-символических средств.

Таким образом, если исходно в магических действиях значительное место занимают имитационно­исполнительные компоненты, которые сопровождаются речевыми обозначениями, то в последующем такие компоненты сокращаются и замещаются речевыми действиями (заговоры, заклинания) и умственно актуализируемыми анимистическими и религиозно-мистическими представлениями [29, с. 426—432].

Если имитационная магия носит характер совместных форм произвольной преднамеренной организации действий в составе общественной деятельности, а также взаимодействий между людьми в системе общественных отношений, то запреты и табу накладывают избирательные социально контролируемые ограничения на организацию и выполнение определенных действий и межсубъектных (межличностных) взаимодействий. Поэтому наряду с внешними формами ограничений, запретов, табу, начинают широко распространяться индивидуальные способы избирательных самоограничений, которые на основе интериоризации содержания таких запретов и их религиозно-мистических обоснований обеспечивают самостоятельный отказ людей от определенных привлекательных действий и возможностей [Абукаева, 2018; Леви-Строс, 1994; Леви-Строс, 2000; Фрезер, 2003].

Таким образом, предъявляемые к членам сообщества ожидания, требования и ограничения необходимо предполагают интерпретации и объяснения, основаниями для которых выступают не только результаты практического опыта, но и формирующиеся в сообществах людей мифологические, мистические и религиозные представления, которые усваиваются (интериоризируются) каждым членом сообщества с момента рождения. По мере общественно-исторического развития сообществ функции внешних социальных ограничений и запретов начинают выполнять этические нормы и законы, содержание которых также интериоризируется.

Так, исходное содержание мифов направлено на объяснение явлений. Широко известны космогонические, антропогонические, эсхатологические мифы, мифы о небесных явлениях, зарождении социальных сообществ, животных, людях. Сюжеты мифов неизменно соответствуют материальным условиям и особенностям общественной жизнедеятельности, характеризующим соответствующие сообщества. При этом объяснения явлений в содержании мифов основываются не на объективных причинно-следственных связях, а на олицетворении и персонификации, как природных явлений, так и оснований, на которых строятся и организуются социальные отношения. Во множестве мифов присутствует идея запретов и возможного возмездия, наказания за их нарушение. При этом, как правило, мифологические события отделены от настоящего большим промежутком неопределенного времени. Мифы становятся религиозными, когда их содержание начинает использоваться для объяснения и обоснования необходимости верить в наличие влияющих на жизнь людей духов, богов и соблюдать религиозные культы, которые становятся социокультурными средствами организации и регуляции общественных и межличностных отношений [29, с. 507—551]. Представления о сверхъестественных явлениях становятся социокультурными средствами обоснования, интерпретации и объяснения либо отношений людей к природным явлениям, либо отношений между членами сообществ (социальных межсубъектных, межличностных).

По мере социального расслоения сообществ мифологические, мистические и религиозные представления наибольшее значение приобретают в качестве оснований для сохранения и поддержания общественных и межличностных отношений. Так в родовой общине на основе имитационно-магической практики вырастают магические представления и выстраиваются анимистические образы духов. В качестве характерной для родового общества религии выступает тотемизм, обеспечивающий обоснование и объяснение соответствующих кровнородственных форм общественных отношений. Тотемизм строится на основе интериоризации веры в сверхъестественные родственные связи, существующие между определенными группами людей и животными или растениями, часто характеризуется культом семейно-родовых святынь и культами предков. Представления о тотемических предках образуют мифологическую персонификацию единства группы, преемственности ее традиций и общности ее происхождения [Токарев, 1990; Хейердал, 1959].

По мере специализации членов сообществ в организации и реализации трудовых действий и распределении ролевых позиций в системе социальных отношении, по мере появления устойчивых межро­довых объединений и выделения органов власти (совет старейшин, вожди) на смену исходным общинно­родовым формам организации приходит племенная организация сообществ. Для нее характерны такие формы религиозных обоснований и объяснений общественных и межличностных отношений, как культы племенных богов, вождей, шаманизм, нагуализм. Например, в качестве оснований для объяснения сложившихся общественных и межличностных отношений в шаманизме выступает интериоризация веры в наличие у отдельных членов сообщества возможностей общения с населяющими сверхъестественный мир духами, представления о которых приобретают антропоморфный характер [Серкин, 2004]. В нагуализме (культ личных духов покровителей) интериоризируется вера в возможность установления каждым членом сообщества индивидуальных отношений с миром духов и сверхъестественных событий, которая приобретается личными усилиями самого субъекта или путем влияния на него сверхъестественных сил (культ фетишей, вера в маниту у индейцев). Содержательные компоненты такой веры прямо или косвенно используются для обоснования и объяснения сложившихся социальных и межличностных отношений.

В эпоху разложения первобытнообщинного строя и появления классовых форм общественной организации появляются образы богов, с помощью которых объясняются и обосновываются экономическое и социальное (классовое) расслоение в сообществах людей, а также соответствующие формы организации общественных отношений, основанные на неравенстве экономических, политических и социальных возможностей. Так, появление иерархически организованных классовых общественных отношений (Вавилон, Ассирия, Древний Египет, Древняя Греция) ведет к выделению представлений о пантеоне богов, между которыми выстраивается иерархическая организация отношений и взаимодействий, служащая объяснительной моделью для обоснования реальных социальных и межличностных отношений в обществе. При этом появление новых форм религии, прежде всего, строится на новых формах производственных и общественных отношений. А предшествующие религиозные представления постепенно преобразуются и вытесняются новыми формами их организации [29, с. 376—403].

С зарождением монархических форм организации общественных отношений начинают выстраиваться и соответствующие содержательные формы религиозно-мистических оснований для построения объяснений. Языческие формы верований и политеизм, вытесняются монотеизмом. А по мере развития капиталистического способа производства на основе ускоряющегося научно-технического прогресса и распространения научного мировоззрения формирующиеся общественные отношения перестают требовать религиозно-мистических обоснований и объяснений, которые становятся неубедительными и уходят на второй план. Организация обоснований и объяснений экономического неравенства и, как следствие, социального неравенства становится особой проблемой для правящего класса и экономически состоятельной части общества. Начинают использоваться научные и псевдонаучные основания и способы анализа и объяснения сложившихся социальных отношений, а также экономического и социального неравенства. А средствами для интериоризации членами сообществ таких оснований, объяснений и псевдо объяснений начинают служить идеология и политические технологии.

Таким образом, развитие индивидуальных форм целеполагания, а также произвольно-преднамеренной и волевой организации действий может строиться как на религиозно-мистической основе — путем интериоризации суеверий, так и на основе интерио- ризации научных и псевдонаучных объяснений, законодательных требований и ограничений, а также этических представлений и норм образующих основу индивидуальной нравственности.

Выводы

Человеческие формы целеполагания обусловлены закономерностями культурно-исторического развития и не могут получить объяснение на основе построения моделей переработки информации и анализа развития нейрофизиологических функций.

Уже в период антропогенеза в родовой общине или племени возникает необходимость организовывать и избирательно транслировать: а) определенные виды целеполагания, распределения и организации действий в составе общественной деятельности; б) способы организации общественных и межличностных отношений внутри сообществ и между сообществами.

В процессе исторического развития формируются и изменяются социокультурные средства и способы распределения действий в составе общественной деятельности, а также средства и способы организации социальных отношений на основе распределения социальных позиций между членами сообществ. Историческое развитие таких социокультурных средств определяет особенности формирования и интерио- ризации индивидуальных мотивационных отношений, направлений целеполагания, а также способы их обоснования, а, следовательно, и их осознания у членов сообществ.

Трансляция в череде поколений человеческих приемов и способов вынесения целей в будущее, а также способов соподчинения целей, направленных на реализацию, как индивидуальных мотивационных отношений, так и ожиданий и требований со стороны других людей и общества, подчиняется культурно-историческим закономерностям формирования и развития высших психических функций.

•     По мере накопления культурно-исторического опыта совершенствуются способы использования предметно-имитационных, жестовых, языковых, зна­ково-символических средств, обеспечивающих организацию и социальное распределение действий и межсубъектных взаимодействий, у каждого члена сообщества формируются индивидуальные способы ориентировки в мире и организации мотивационно привлекательных направлений жизненной активности.

•     На основе интериоризации принципов и оснований социального распределения действий и регламентации межсубъектных (межличностных) отношений на каждом этапе исторического развития у членов сообществ формируются приемы индивидуального целеполагания, регуляции собственных действий и направлений жизненной активности в системе общественных отношений.

•     На каждом этапе исторического развития человечества на основе внешней регуляции со стороны других людей у каждого члена человеческого сообщества формируются умственные формы самостоятельной регуляции индивидуальных направлений жизнедеятельности.

При этом человеческие формы целеполагания имеют ряд направлений развития:

•     отделение мотивационных отношений и процессов целеполагания от двух центральных для животных организмов задач — выжить в условиях природное среды, достигнув половой зрелости, и оставить как можно более жизнеспособное и многочисленное потомство;

•     появление необходимости в условиях общественной деятельности распределять и согласовывать цели и соответствующие им действия, которые приобретают взаимно-подчиненный характер и выносятся во все более отдаленное будущее; этим обусловливается центральное направление развития произвольных и преднамеренных действий.

•     появление необходимости в условиях общественной жизнедеятельности создавать социокультурные средства для индивидуальной мотивации, целеполагания и выполнения таких действий, которые соответствуют общественным ожиданиям и требованиям, а не только индивидуально складывающимся у субъекта мотивационным отношениям; такая необходимость выступает главным фактором развития волевой регуляции.

Включение ребенка с момента рождения в определенные социально организованные условия взаимодействия с людьми и предметами человеческой культуры обусловливает развитие человеческих форм индивидуального целеполагания, преднамеренно-произвольной организации действий, а также развитие волевой регуляции. Овладение человеческими формами ориентировки и преднамеренного целеполагания и лежит в основе субъективного переживания «свободы воли». При этом нейрофизиологические функции выступают в качестве необходимого условия, но не являются источником и причиной развития человеческого целеполагания, а также человеческой произвольности, преднамеренности и волевой регуляции в реализации как предметных действий, так и межсубъектных (межличностных) взаимодействий, как в процессе исторического развития человечества, так и в онтогенезе каждого человека.

Финансирование

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках научного проекта № 18-013-01108 «Социокультурные детерминанты формирования волевой регуляции».

Funding

This work was supported by grant RFBR № 18-013-01108.