Два письма к Д.Б. Эльконину

Предисловие к публикации. Два письма Л.С. Выготского Даниилу Борисовичу Эльконину печатаются здесь впервые. Возможностью их опубликования мы обязаны А.Р. Лурии. Именно в его архиве сохранился машинописный экземпляр верстки «Писем к ученикам и соратникам». Верстка была сделана в 1986 году Татьяной Александровной Нежновой, редактором «Вестника Московского университета». Составил подборку и подготовил многочисленные комментарии к письмам Андрей Андреевич Пузырей. Однако, в 1986 году, когда в стране шла антиалкогольная кампания, издание писем было запрещено. Поводом для запрета стала шутливая фраза Л.С., обращенная к первой жене А.Р. Лурии: «Если сделаете из Александра Романовича пьяницу, я привяжусь к нему вдвое сильнее…» (среди друзей А.Р. было хорошо известно, что он не пьет). 

Машинопись с версткой потерялась, ее не было ни в редакции, ни у А.А. Пузырея. Она нашлась только через 16 лет -- в 2002 году ее обнаружила и передала в редакцию «Вестника» Т.В. Ахутина. Находка состояла из 33 листов, по две печатных страницы на листе. Это был четвертый или пятый экземпляр машинописи, напечатанный на светло-салатовой бумаге. Отдельно были 3 листа белой бумаги по одной странице на листе. 

Текст 33 листов был опубликован и теперь хорошо известен как «Письма к ученикам и соратникам»[1]. На 3 отдельных страницах были два письма Л.С. Выготского Даниилу Борисовичу Эльконину. В библиографии писем Выготского, составленной Гитой Львовной Выгодской, указывается, что в архиве Эльконина содержится 5 писем 1932-1933 гг. (Выгодская, Лифанова, 1996, с. 410). По-видимому, надеясь на нахождение всех писем Даниилу Борисовичу, эти два письма не были включены в общую подборку 2004 года.

Текст писем Л.С. Выготского печатается без купюр. Все подчеркивания принадлежат самому автору. Вставки, необходимые для понимания сокращений Выготского, отмечены квадратными скобками. Комментарии составлены Т.В. Ахутиной.

Москва, 2 окт. 32 г.

Дорогой Даниил Борисович!

Посылаю Вам – 1) текст факторного теста + 2) программу для аспирантов (как бригаду по программам). Программу прошу – отпечатать, передать аспирантам для руководства, передать 1 экз. Е.О. [Зейлигер-Рубинштейн][2] для кафедры и сохранить для передачи мне оригинал и 1 отпечатанный экземпляр. Программу я пытался составить для семинарских занятий, т.е. не навязывая докладчику годового конспекта. Удачно ли вышло, не берусь судить; обсудил в комиссии по программам.

 Вторую программу – исследовательского семинара на IV к[урсе] – я попрошу Вас составить (заголовки тем + исследовательские подтемы + литература) Она более чем на ¾ готова у Вас.

Теперь о делах по списку, составленному в Ленинграде:

1)«Догнать и перегнать» здесь достать нельзя, распродана, готовится 2-е издание.

2)Тест препозиций я передал в свое время Шиф [Ж.И.][3]; у нас в лаборатории больше экз[емпляров] нет. А во 2 МГУ у Артемова [В.А.][4] мне получить не удалось – все откладывают. Может быть, Вы получите у Шиф – [у] нее, наверное, сохранился мой экземпляр.

3)У Лизы не достал записи интонаций, у нее был тот же самый Сережников, которого мы смотрели у Выг. в Ленинграде.

4)До сих пор не могу получить своего Грея – как получу, - вышлю или привезу с собой.

5)М.А. [Левиной][5], пожалуйста, передайте, что по наведенным мной справкам аспир[антский] вопрос (об одногодичниках) еще не решен, но скорее всего их не оставят на 2-ой год, а выпустят осенью.

6)Темы для аспир[антов] по исследовательской работе привезу с собой.

7)Е.О. [Зейлигер-Рубинштейн] и М.А.[Левиной] передайте, пожалуйста, что я до сих пор не знаю, сумею ли приехать 9-го. В Медвузе[6] застал еще большую путаницу, чем до моего отъезда; нет расписания, занимаемся от раза к разу, ничего не известно заранее; мои студенческие дела тоже осложняются; мне не разрешают пропускать лекции и уезжать на 10 дней – я пытаюсь добиться разрешения. В общем, путаница ужасающая. Я боюсь, как бы не свелось на нет полученное мной ранее согласие на регулярные отъезды на 10 дней. Сейчас работа в двух городах невыразимо трудна. Я делаю все зависящее от меня, чтоб сохранить в силе все обусловленное при моем первом приезде. Обещают 5-6-го выяснить все эти дела – тогда напишу немедленно дополнительно, в частности, и дне приезда. При всех обстоятельствах не позже 13-го как Вы просили – надеюсь приехать в Ленинград. Из-за этой неопределенности я задержал и высылку программы, и выполнение остального.

Крепко жму руку.

С дружеским приветом

Ваш ЛВыготский

6/V [без года][7]

Дорогой Д.Б.

Только сейчас взял билет. Приеду на 8 дней 13-го утром, пробуду до 20-го. Обо всем переговорим. Я виноват за то, что не писал тебе[8], но –

1)у меня очень сложные и запутанные обстоятельства, о которых расскажу, которые не давали возможности писать;

2)все время думал о работе с тобой[9].

Большое спасибо за деньги (220 руб.), которые я получил. Посылаю тебе доверенности: 1) за работу с аспирантами II пол[овина] марта, I и II половина апреля + 2) за педо[логию][10] - I и II пол[овины] апреля + 3) еще ты писал о лаборатории.

В общем, будь добр - получи все – и не высылай – я получу лично. Прошу их (?) взять, потому что боюсь, что сдадут в банк. Рад, что с Гизом м[ожет] б[ыть], что и выйдет. Говорил со Смирновым и Гайсиновичем[11]. Они послали отзыв по ошибке Казенб (?)[12] в Институт Герцена[13]. Получи там. Свою статью привезу 13-го с собой.

Жму руку. Прости. Будь здоров. Твой ЛВыготский.

Свой отзыв и предисловие, если нужно, я дам с величайшей охотой (соединить первый раз наши имена) – 13-го.

О Князевой - сговоримся[14].

Послесловие. Письма Л.С. Выготского к ученикам – это окна в его внутренний мир. То же самое относится и к его письмам Д.Б. Эльконину. Они содержат не только деловую переписку, связанную с чтением Л.С. Выготским лекций в ЛГПИ (Ленинградском государственном педагогическом институте), где с 1929 г. работал Д.Б. Эльконин. Они отражают растущее сближение ученых. Первое письмо относится к 1932 году. Об этом времени Д.Б. вспоминал: «Я тогда еще был молод и еще не готов к научной работе. И хотя Лев Семенович был старше меня только на 8 лет, тем не менее разница между нами была колоссальная. Лев Семенович был уже совершенно зрелым с устоявшейся системой взглядов ученым, я же был начинающий ученик». Далее Д.Б. рассказывает о своем докладе на заседании кафедры об игре. Выдвинутые им положения были подвергнуты «совершенно уничтожающей критике». «Единственный человек, который выступил в защиту моих положений, был Л.С. Выготский. Затем последовал «разговор по-гречески» в кафе с чашками кофе/чая (Выгодская, Лифанова, 1996, с. 410). Чуть позже в лекции студентам ЛГПИ Выготский назвал идею об игре Эльконина «самой плодотворной мыслью» и продолжил: «Мне кажется весьма плодотворным и отвечающим сути дела и положительное определение игры, которое выдвигается при этой идее на первый план, а именно что игра – это своеобразное отношение к действительности, которое характеризуется созданием мнимых ситуаций или переносом свойств одних предметов на другие»  (Выготский, т. 4, с. 348). Второе письмо, которое мы полагаем было написано в 1934 году, в преддверии близкой смерти, отражает более близкие отношения между учеником и Учителем. В нем Л.С.  Выготский обращается к Д.Б. на «ты» (так он обращался и к А.Р. Лурии и А.Н. Леонтьеву). Стоит обратить внимание и на пожелание Выготского продолжить совместную работу и «с величайшей охотой» написать предисловие к работе Д.Б., чтобы «соединить первый раз наши имена». Такое предисловие не было написано, поскольку 9-го мая состояние здоровья Л.С. Выготского резко ухудшилось, и 10 июня он умер. но Д.Б. Эльконин, как и любой бы другой ученик, был счастлив прочитать такие слова от своего Учителя.

                                                                                                                                     Т.В. Ахутина