Психологическое здоровье в свете христианского мировоззрения.

Здоровье человека относится к числу наиболее интригующих, сложных и не утрачивающих своей актуальности проблем. Мнимая простота его обыденного понимания не должна вводить в заблуждение. Тема здоровья связана с фундаментальными аспектами человеческой жизни, имеет не только рационально-прагматический, но и мировоззренческий уровень рассмотрения, соответственно выходит за рамки сугубо профессионального обсуждения. Поэтому прежде чем углубляться в ее психологические нюансы, определимся с исходными вопросами. А именно, представлениями о сути здоровья с точки зрения христианской традиции и с позиций современного гуманитарного познания.

Христианская антропология и духовные основы здоровья

Истоки христианского понимания здоровья лежат в христианском учении о человеке. Согласно библейскому рассказу, человек состоит из тела (внешний человек) и души (внутренний человек). А душа включает и дух, как высшую часть нетелесной сущности человека. В своем существовании человек причастен двум мирам — материальному и духовному. Телом он принадлежит земле, но сознанием преодолевает границы физического мира и устремляется к миру умопостигаемому, духовному. Двойственность человеческой природы и человеческого существования уникальны и свидетельствуют об универсальности места и предназначения человека в общем устройстве мира.

Библия называет человеческое тело «храмом Святого Духа» [1 Бор. 6: 19-20]. Тело человека уникально своим строением (соразмерность), расположением в пространстве (вертикаль) и приспособлением к существованию в окружающем мире (при всей изощренности средств современной науки и техники не создано кибернетического устройства, которое могло хотя бы отдаленно приблизиться к нему по своим возможностям). Богозданное тело достойно, чтобы видеть в нем божественную красоту и совершенство.

Душа — это жизненная сила (жизнеспособная крепость), призванная сориентировать человека в окружающем мире и охранить его от разрушающих стихий. «Душой живою» наделен не только человек, но и другие живые организмы. Но, в отличие от них, человеку была дарована способность к совершенной свободной, соединяющей и творящей любви, являющей подобие Божие.

Дух — есть душа на высшей ступени ее развития, обогащенная Божественной благодатью, несущая в себе частицу Божества, благодаря чему человек становится существом свободным, нравственным и познающим Бога. «Дух, — говорит свт. Феофан Затворник, — как сила от Бога нисшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем Одном находит покой». Главенство духовной ипостаси (личности) — один из основополагающих принципов христианства.

Человек сочетает в себе «животное» (одушевленная телесность) и «ангельское» (бестелесная духовность) начала, каждое из которых оказывает особое влияние на способ и образ индивидуальной жизни. Нормальное развитие и существование человека связано с пробуждением и утверждением в нем духовной силы. В.С. Соловьев писал, что человеческая субъективность проявляется в трех главных моментах:

1)     внутреннее саморазличение духа и плоти;

2)    реальное отстаивание духом своей независимости;

3)    преобладание духа над плотью, необходимое для сохранения нравственного достоинства человека [Соловьев, 1988, с. 151].

В Законе Божьем здоровью человека придается сакральное значение. Оно органично входит в общее понимание духовной и телесной чистоты. Христианский принцип здоровья — это чистота: чистота тела, чистота помыслов и чистота совести человека. Основа здоровья — обретение человеком силы Божественной любви, в которой восстанавливается первозданная симфония. Суть здоровья — целостность человека в единстве и иерархической гармонии духовного, душевного и телесного. Залог здоровья — благочестивое существование человека перед Богом.

С давних пор люди замечали, что духовное неблагополучие пагубно сказывается на душевном настрое, приводит к общим недугам. Потеря жизненных ориентиров, искаженное понимание счастья и благополучия, плотские злоупотребления и распутство, совершенные против совести и застрявшие в сознании дурные поступки влекут за собой разлад личности, распад иерархии: духовное — душевное — телесное. За этим, как следствие утраты целостности и гармонии, происходит ослабление человека, наступает болезнь.

О духовном здоровье христианство судит по уровню приближенности человека к Богу, по степени его богоподобия. Поскольку Бог, по словам Нового Завета, есть Любовь, а человек — образ Божий, то Вечная Любовь должна жить в человеческом сердце. В этой способности человека и состоит неуничтожимый образ Божий. А реализация этой возможности являет подобие Божие.

Духовное здоровье проверяется отношениями человека с другими людьми. Если человек живет в мире со своими ближними, то это самым благоприятным образом отражается на его душевном, а, следовательно, и на телесном состоянии. Известно, что любовь, проявленная в бережном, заботливом отношении к ближнему, обладает воодушевляющей, исцеляющей и облагораживающей силой. Как правило, бескорыстная забота благотворно сказывается и на том, кто ее осуществляет. И наоборот, пребывая в разладе и вражде, люди сами разрушают сначала духовное, а затем психическое и физическое здоровье. Напряженные, дисгармоничные отношения между людьми неизбежно приводят к стрессам, негативно отражаются на жизнедеятельности всех систем организма.

«Плоды духа» — добрые дела. Неотъемлемой составляющей духовного здоровья является сотворение добра (добродетель), неразрывно связанное с творческими потенциями человека. Для полноты проявления творческой силы человек был призван созидать жизнь на земле, чтобы любовью напитать души своих детей. Любовь — главный источник жизненной силы и главное условие нормального развития человека. Совокупной любовью человечество способно объять весь мир.

Вечная любовь не была вложена в сердце человека как непреложная данность. Обретение любви — незримый путь к духовному здоровью — требует от человека непрестанного душевного труда и совершенствования. Познавая и осуществляя себя как свободную личность, переживая тяготы ответственности, муки выбора, риск поступка, человек учится зряче определяться по отношению к проблеме достойного и недостойного бытия, добра и зла, духовно возрастает. Основанием этому является вера в Бога и жизнь по этой вере.

Научное понимание здоровья

В современной науке понятие «здоровье» не имеет общепринятого унифицированного толкования, характеризуется многозначностью и неоднородностью состава (т.е. оно синкретично). Согласно определению, которое было приведено в преамбуле Устава Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) в 1948г., здоровье — это такое состояние человека, которому свойственно не только отсутствие болезней или физических дефектов, но и полное физическое, душевное и социальное благополучие. Формулировка «полное благополучие» нуждается в уточнениях и подвергается критике за слабую практическую направленность. Исчерпывающие рациональные дефиниции здоровья остаются делом будущего. Обобщая специальные труды, посвященные проблеме здоровья, можно выделить ряд аксиоматических по своей сути положений:

1.     Здоровье — это состояние близкое к идеальному. Как правило, человек не бывает на протяжении всей своей жизни вполне здоровым.

2.    В первом приближении здоровье — это сложный, многомерный феномен, отражающий модусы человеческой реальности: телесное существование, душевную жизнь и духовное бытие. Соответственно, возможна оценка соматического, психического и личностного (в сложившейся терминологической традиции — психологического) здоровья человека.

3.    Здоровье — это одновременно состояние и сложный динамический процесс, включающий созревание и рост физиологических структур и работу организма, развитие и функционирование психической сферы, становление, самоопределение и позиционирование личности.

4.    На сегодняшний день безусловно признается эффект взаимовли­яний «духа», «души» и «тела» на общее состояние здоровья человека.

5.     Категория «здоровье» изначально коррелятивна полюсу индивидуальности: состояние здоровья персонифицировано и предполагает в каждом конкретном случае специальное освидетельствование.

6.    Человек может быть здоров при определенных условиях жизни (экологические и климатические особенности, качество питания, режим труда и отдыха, социокультурные факторы и др.). Обстановка, удовлетворительная для одного человека, может оказаться болезнетворной для другого. Вместе с тем выявление универсальных условий здоровья позволяет сформулировать принципы «политики здоровья».

7.    Здоровье — это культурно-историческое, а не узко-медицинское понятие. В разное время, в разных культурах граница между здоровьем и нездоровьем определялась по-разному.

8.    Для определения состояния здоровья человека необходимы, с одной стороны, эталонное основание, устойчивый образец благополучия, целостности, совершенства, с другой — описание закономерностей возникновения и течения болезней. В этом качестве выступают системы научных представлений о норме и патологии.

9.    Здоровье и болезнь относятся к числу диалектических, взаимодополняющих понятий. Их изучение связано с осмыслением природы и сущности человека.

10.    Здоровье является одной из базовых ценностей в жизни людей.

Теория психологического здоровья

Внимание к проблеме психологического здоровья с исторической точки зрения выглядит вполне закономерным. Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить логику развития психологической науки и эволюцию проблемы нормы в психологии.

Начальный период становления современной психологии назван классическим. Здесь безальтернативным объектом изучения была психика как свойство высокоорганизованной живой материи, предметом исследований стали психические явления в живой природе, в основу познания легли причинно-следственные объяснительные схемы. Психология развивалась по образцу естественных наук. Следующий этап — неклассической психологии — ознаменовался зарождением гуманитарной стратегии исследования «психики человека», попытками преодоления феноменологии психического и вхождения в феноменологию человеческой реальности. Его зачинателем по праву считается З. Фрейд. Но кульминацией неклассической психологии стали две ветви мировой психологии: «западная», гуманистическая и «советская», культурно-историческая. Сегодня мы являемся свидетелями и в меру сил участниками разворачивания третьего этапа — пост-неклассической психологии. Работами В. Франкла [1990] и С.Л. Рубинштейна [1997] было положено начало решительного поворота психологической науки к сущностным характеристикам человека. В современной психологии идет «как бы собирание гуманитарного мировоззрения» [Братусь, 2000, с. 51], «поиск средств и условий становления полного человека: человека — как субъекта собственной жизни, как личности во встрече с Другими, как индивидуальности перед лицом Абсолютного бытия» [Слободчиков, 2004, с. 11]. Оформляется антропная психология, ориентированная на человеческую реальность во всей полноте ее духовно-душевно-телесных измерений, нацеленная на изучение проблем существования человека в мире.

Восхождение от психофизиологических к метаантропологическим аспектам бытия повлекло преобразование системы психологического знания и пересмотр ее основных проблем. В отношении проблемы нормы такими шагами стали:

—     перемещение фокуса исследований с психического аппарата на специфически человеческие проявления;

—     понимание психической нормы как нормы развития: это процесс, а не состояние бытия; это направление, а не конечный путь [Роджерс, 1994, с. 237]; это тенденция, собственно развитие, т.е. не некое место пребывания, состояние, а движение, полное риска [Бра­тусь, 2000, с. 58];

—     переход от заимствования способов решения проблемы в смежных науках к разработке психологических (как правило — описательных) моделей здоровья;

—     возникновение (как бы в противовес клинической психологии) психологии здоровья как самостоятельного раздела научных знаний и их практического приложения;

—     принципиальное различение терминов «психическое здоровье» и «психологическое здоровье»: первый характеризует отдельные психические процессы и механизмы, второй — относится к личности в целом, находится в тесной связи с высшими проявлениями человеческого духа [Дубровина, 1997, с. 39-40];

—     выделение психологического здоровья человека в качестве центрального объекта исследований психологии здоровья.

Определение «психологическое здоровье человека» состоит из двух категориальных словосочетаний: психологии здоровья и психологии человека. На стыке этих областей знания возникают психологические модели, рассматривающие проблему здоровья с человековедческой позиции. В многообразии мнений и течений постепенно сформировались общие контуры теории психологического здоровья:

1)     понятие «психологическое здоровье» фиксирует сугубо человеческое измерение, по сути, являясь научным эквивалентом здоровья духовного;

2)   проблема психологического здоровья — это вопрос о норме и патологии в духовном развитии человека;

3)    основу психологического здоровья составляет нормальное развитие человеческой субъективности[1];

4)   определяющими критериями психологического здоровья являются направленность развития и характер актуализации человеческого в человеке.

Основные подходы к проблеме психологического здоровья

Историческая инициатива в постановке и разработке проблемы психологического здоровья принадлежит видным западным ученым гуманистической ориентации — Г. Олпорту, А. Маслоу, K. Роджерсу.

Сосредоточив научную и практическую деятельность на специфически человеческих проявлениях и общечеловеческих ценностях, гуманистическое течение оформилось на рубеже 50-60-х гг. прошлого столетия. Несмотря на разноголосицу внутри самого течения и размытость его границ, гуманистическая психология была признана в качестве новой психологической парадигмы, проповедующей преимущественно самобытность и самодостаточность человека. Вместе с ней в профессиональный лексикон входят пока еще «поэтико­метафорические» термины, определяющие качество индивидуальной жизни. В их числе — психологическое здоровье. Появляются работы по созданию психологических моделей здоровой личности, существенно обогатившие рациональный взгляд на проблему нормы: Г. Олпорт, введя представление о проприативности человеческой природы, создал концепцию психологически зрелой личности; K. Роджерс, настаивая на том, что человек наделен врожденным, естественным стремлением к здоровью и росту, раскрыл образ полноценно функционирующей личности; А. Маслоу на основе теории мотивации личности вывел модель самоактуализирующегося, психологически здорового человека. Резюмируя доводы упомянутых и других, не менее именитых авторов, можно утверждать, что с точки зрения гуманистического подхода, питающего безусловное доверие к человеческой природе, общим принципом психологического здоровья является стремление человека стать и оставаться самим собой, несмотря на перипетии и трудности индивидуальной жизни.

Гуманистический подход стал яркой вехой в развитии психологии, послужил реабилитации человека в науке, скорректировал профессиональные принципы в гуманитарных сферах (прежде всего — в образовании и здравоохранении), придал мощный импульс становлению практики психологической помощи людям. В период освоения профессии он воодушевлял и автора этих строк. Критически осмыслив и соотнеся гуманистическую доктрину с опытом практической работы, должен признать, что далеко не все ее идеи и идеалы воспринимаются сегодня с прежней убедительностью.

Гуманистическая психология реализовала установку персоноцен­трического сознания, для которого «самость» есть основополагающая и конечная ценность. Такая позиция больше соответствует укладу языческого мира. Только объектом поклонения (идолом, кумиром) людей становятся не природные силы как живые сущности, а их собственная природа (натура), нормой жизни — самоутверждение и самовыражение во всех доступных формах, целью жизни — земные блага. Суть такого рода «природной духовности» проявляется в стремлении к человекобожеству, когда индивид старается уподобиться Богу, так и не потрудившись быть человеком. В наше время эта тенденция оформилась в культ вожделенной успешности и приобрела характер социальной догмы. В действительности замыкание индивида в своем самосовершенствовании ради самосовершенствования чаще приводит к обессмысливанию бытия и общему снижению жизнеспособности.

Справедливости ради заметим, что установка на самоактуализацию получила неоднозначную оценку и среди гуманистически ориентированных психологов. Хорошо известна точка зрения В. Франкла, утверждавшего, что самоактуализация — это не конечное предназначение человека: «Лишь в той мере, в какой человеку удается осуществить смысл, который он находит во внешнем мире, он осуществляет и себя <...>. Подобно тому, как бумеранг возвращается к бросившему его охотнику, лишь если он не попал в цель, так и человек возвращается к самому себе и обращает свои помыслы к самоактуализации, только если он промахнулся мимо своего призвания» [Франкл, 1990, с. 58-59].

Отечественные психологи, когда были сняты идеологические барьеры и появилась возможность осваивать и осмысливать мировой опыт, отреагировали на представления о психологическом здоровье со всей широтой российского характера: заинтересованно (стараясь вникнуть в существо вопроса), популистски (апеллируя к ним по поводу и без), настороженно (усматривая в них опасность утраты психологией «суверенитета», дескать, здоровье — это вотчина эскулапов), скептически (усомнившись в актуальности и практической значимости проблемы), критически (пеняя на метафоричность и невнятность центрального понятия, неохваченность его формальной дефиницией). Оставив эмоции за скобками, можно уже констатировать, что тема выдерживает испытание временем: психологическое здоровье детей рассматривается сегодня как смыслообразующая и системообразующая категория профессионализма практических психологов образования; психологические факультеты готовят специалистов соответствующего профиля (специализация 03.03.21 «психология здоровья» утверждена приказом Министерства образования Российской Федерации от 10.03.2000г.); отечественная наука предложила иные основания и принципы рассмотрения проблемы психологического здоровья, сообразные нашей культурной традиции и ментальности. Они последовательно реализованы в русле гуманитарно-антропологического подхода.

Центральной для гуманитарно-антропологического подхода в психологии является идея возможности и необходимости восхождения человека к полноте собственной реальности. Ее суть отражена в ключевых понятиях: «гуманитарный» происходит от латинских humus — «почва» и humanus — «человечный» и подразумевает пространство зарождения и вынашивания человеческих качеств и способностей, духовно-культурную укорененность и преемственность человека; «антропологический» является производным от греческого anthropos — «человек», символизирует сущностные силы и устремленность человека[2]. Парадигмальное отличие и эвристическая ценность подхода состоит в том, что он обнаруживает антиномию человеческой субъективности (самости): она есть средство («орган») саморазвития человека, и она же должна быть преодолена (преображена) в его духовном возрастании [В.И. Слободчиков].

В сравнении с мировоззренческим контекстом гуманистической психологии гуманитарно-антропологический подход представляет собой соотнесение рациональной психологической мысли с православной традицией в стремлении к синергии научной методологии и духа учения Христа для решения проблем здоровья, развития и существования человека (табл. 1; см. Приложение в конце статьи). Здесь «человеческое бытие становится самим собой лишь превращаясь в со-бытие, когда свобода как любовь к Себе развивается до свободы как любви к Другому. Во всеполноте развившихся свободы и любви в нас пробуждается Личность Бога. И всякий раз, когда мы относимся к Другому как к своему Ты, в таком отношении проглядывает божественное» [Хамитов, 2002, с. 139-140].

Евангелие повествует о том, как один из «книжников» спросил Иисуса Христа: «Бакая первая из всех заповедей?» Иисус отвечал ему: «Первая из всех заповедей: «слушай Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею: вот, первая заповедь! Вторая, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; иной, большей сих, заповеди нет»» [Мк. 12, 29-31].

Вершиной духовного восхождения человека-христианина выступают Заповеди Блаженства [Мф. 5-7]. Первая Заповедь — Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное — на первый взгляд, звучит парадоксально. Однако этот парадокс полон глубокого внутреннего смысла. «Нищие духом» — смиренные люди, отказавшиеся от произвола собственной самости ради единения с Богом и возрастания в меру Богочеловека. В этом и состоит идея обретения полноты земной жизни как жизни во Христе.

Антропологическая модель психологического здоровья[3]

Условия и критерии психологического здоровья могут быть выведены и раскрыты исходя из онтологии[4] человеческого способа жизни. Здесь уместно вспомнить очень точное замечание В. Франкла: «Отличительным признаком человеческого бытия является сосуществование в нем антропологического единства и онтологических различий, единого человеческого способа бытия и различных форм бытия, в которых он проявляется» [Франкл, 1990, с. 48]. В психологической антропологии в качестве конституирующих человечность оснований были выделены сознание, деятельность и общность [В.И. Слободчиков]. Это предельные основания, взаимополагающие, не только не выводимые из других оснований, но и не выводимые друг из друга (здесь — все во всем (!) и сохраняет при этом свою сугубую специфику).

Если не вдаваться в обширную конкретизацию (это особая работа и предмет обсуждения), то в пространстве обозначенных онтологических оснований в предельно концентрированном виде можно выделить доминанты «человеческого потенциала» (проявления индивидуального духа). Они образуют своего рода матрицу психологических характеристик человека[5] (нормативные, предельные и запредельная формы бытия) (табл. 2; см. Приложение в конце статьи), позволяют конкретизировать атрибуты психологического здоровья и основные формы отклонений (логическое продолжение — табл. 3; см. Приложение в конце статьи).

Параметры психологического здоровья (в их сложившемся понимании) выглядят не иначе как достоянием зрелости. Психологическая антропология указывает на неслучайный характер данного обстоятельства: «процесс саморазвития — как сущностная форма бытия человека — начинается вместе с жизнью и разворачивается внутри нее; но человек долгие годы — нередко и всю жизнь — может и не быть его субъектом, тем, кто инициирует и направляет этот процесс» [Слободчиков, Исаев, 2000, с. 203]. В длительный период дошкольного и школьного детства пространством вынашивания и актуализации у ребенка человеческих качеств и способностей является со-бытийная общность, механизмом развития — внешняя рефлексия и сопереживание, условиями развития — диалогическое общение и сотрудничество в деятельности (игровой, учебной, организационной, практической), средством нравственного воспитания — личный пример и добрый совет (совесть) старших. Поэтому в отношении детей критерии психологического здоровья корректнее соотносить с системой связей и отношений ребенка с его естественным человеческим окружением, прежде всего — со значимыми взрослыми.

Значимый взрослый — это родной и/или близкий человек, оказывающий существенное, определяющее влияние на условия развития и образ жизни ребенка: родитель, опекун, учитель, наставник. В основе классификации понятия «значимый взрослый» — две существенные характеристики, которые наиболее точно и полно отражают статус конкретного взрослого человека в жизненном мире конкретного ребенка. Это показатели кровного родства — «родной-чужой» — и духовной близости — «близкий-чуждый». Критерием первой характеристики можно считать принадлежность к единой родовой ветви. Для ребенка это материнская и отцовская родовые ветви. Основа и главный критерий подлинной близости двух людей — устойчивая духовная связь (см. табл. 4).

Таблица 4

Классификация значимых взрослых

Мера кровного родства ребенка и взрослого изначально задана. Поэтому отношения в детско-взрослой общности эволюционируют по линии духовной близости. Здесь можно выделить две противоположные тенденции: рост взаимопонимания, доверие и уважение, соблюдение нравственной чистоты; либо разобщение, безразличие или неприятие, вовлечение в пагубу. Именно основанная на нравственной чистоте духовная близость со значимым взрослым гармонизирует состояние, направляет развитие и обеспечивает сохранность здоровья ребенка; отчуждение, травмирование или растление наносят здоровью детей неизмеримый ущерб.

В. Франкл отмечал, что «у каждого времени свои неврозы» [Франкл, 1990, с. 24], по сути, свои духовно-душевные недуги, которые требуют изучения и осмысления. Наше время — не исключение. Недаром психологи-практики сетуют, что проблемные состояния современных детей все труднее понимать исходя из сложившихся ранее медико­психологических, психотерапевтических и психолого-педагогических моделей. В профессиональный обиход вошло определение «другие дети». Закономерно, что исследования проблемы психологического здоровья включили в себя вопросы актуальной «психологической клиники».

Во Всемирной декларации об обеспечении выживания, защиты и развития детей записано: «Дети мира невинны, уязвимы и зависимы!» Психологическое состояние ребенка непосредственно связано с влиянием окружения и образом совместной жизни. Центральное место в этиогенезе нарушений психологического здоровья у детей занимают ситуации, когда нормальное развитие ребенка возможно скорее не благодаря, а вопреки поведению и отношению окружающих. Причем ребенок наиболее уязвим в отношениях со значимыми взрослыми. В числе основных признаков дисфункциональных (болезнетворных) состояний детско-взрослой общности — скудность и/или извращенность базальных условий и духовно-нравственных оснований жизни, недостаточность и/или неадекватность социо-культурных условий развития, размытость и/или приземленность мировоззренческих установок естественного человеческого окружения.

K сходным выводам пришли и эксперты Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ): обобщив данные исследований, проведенных в различных странах мира, они констатировали, что психологические отклонения, как правило, отмечаются у детей, которые растут в условиях семейного разлада, страдают от недостаточного общения со взрослыми или их враждебного отношения. В разломах и пустотах человеческих отношений вырастает бездушность, а еще, выражаясь словами Е. Шварца, «безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души... продажные души, прожженные души, мертвые души».

Фиксируемые нарушения психологического здоровья у детей объединены под общим именем — антропогений'. Психологическая сущность антропогений — дисквалификация и/или деформация субъективности ребенка. Типология антропогений включает:

1)     биографически обусловленные переживания безродности (сиротства), нереализованности (педагогической запущенности), бесперспективности («выученной беспомощности»), опустошенности («экзистенциального голода»);

2)    крайние (чрезвычайные) формы реагирования детей на неблагоприятную жизненную ситуацию — «мауглизацию», ценностную дезориентированность, психотравмирующие переживания, которые в свою очередь провоцируют психогенные нервно-психические расстройства.

По нашему мнению, безродность, опустошенность и дезориенти­рованность (антиподы родовой укорененности, духовно-культурной преемственности и осмысленной добродетельной устремленности) можно отнести к наиболее злободневным проблемам современного детства. При неблагоприятном течении антропогении принимают устойчивые формы нарушений психологического здоровья, в основе которых — недоразвитие, дезинтеграция или дисгармоническое развитие человеческой субъективности.

Было бы ошибкой считать, что нарушения психологического здоровья, по аналогии с психическими недугами, обязательно принимают вид душевного страдания или гротескного поведения, непременно проявляются в социальной дезадаптированности или асоциальных действиях. Напротив, люди могут успешно приспосабливаться к различным ситуациям, производить благоприятное впечатление, преуспевать и избегать поводов для внутреннего дискомфорта. Психологическое здоровье, в свою очередь, не исключает тревоги и растерянности, сомнений и заблуждений, конфликтов и кризисов. Состояние психологического здоровья имеет «мерцательную природу», т.е. здоровье и нездоровье соприсутствуют в виде противоборствующих субъективных тенденций и смысловых содержаний, каждое из которых может преобладать в отдельные моменты жизни. Вместе с тем, можно говорить о направленности мотивов и характере поступков человека. Соответственно можно выделить типичные отклонения в развитии человеческой субъективности.

Недоразвитие — первая линия дизонтогенеза субъективности — определяется диффузной самоидентичностью и несформированностью внятной личностной позиции с характерным конформным настроем. Обезличенность проявляется в арефлексивном способе жизни, неопределенности ценностных приоритетов, неустойчивом и беспринципном стиле поведения, отсутствии стремления к позитивной свободе и самостоятельности, крайне слабо выраженной способности планировать жизнь и проектировать будущее, чрезмерной зависимости от стечения обстоятельств, чужой воли и влияния среды (необязательно отрицательного), инфантильной безмятежности, приземленности интересов, наивных представлениях о своих возможностях, неозабоченности вопросами морали и проблемой смысла своей жизни. Эти натуры склонны к избирательной идеализации людей, выбору лидера или кумира, что отчасти компенсирует недостатки их собственной самости. Объектом обожания и подражания может оказаться преуспевающая и популярная публичная персона или человек из ближайшего социального окружения, современник или харизматический деятель исторического прошлого, позитивно настроенная личность или одиозная фигура. Здесь в структуре развития субъективной реальности прослеживается фиксация на процессе отождествления с тенденцией к со-зависимости. Характер отношения к жизни и к другим людям является отражением ограниченной самобытности: человек не ведает или избегает напряжения сложных решений, риска личной инициативы и поступка, бремени ответственности, оказывается не в состоянии свободно и самостоятельно определить жизненные цели и мобилизоваться для их достижения. Люди, тяготеющие к описываемой категории, в силу своих субъективных особенностей оказываются наиболее податливы к разного рода манипулятивным воздействиям (спекуляции СМИ, PR-технологии, реклама, приемы мошенничества, псевдоцелительные практики и т.п.).

Дисгармоническое развитие — вторая типичная линия дизонтогенеза субъективности — определяется искаженной самоидентичностью с характерным эгоцентрическим настроем. Деформация личности проявляется в чрезмерном самолюбии и односторонности мотивационно­смысловой сферы, явно выраженном приоритете материальных целей (комфорт, карьера, достаток, популярность, власть) над духовными ценностями, своенравии и неутолимой потребности самоутверждаться, привычке руководствоваться сугубо личной выгодой, навязывать свою волю и свои интересы окружающим, стремлении добиваться желаемого во что бы то ни стало, бесчувственном отношении равно как к дальним, так и к ближним, безнравственном характере поступков (за счет других, в ущерб другим, против других) и умении подвести под них мировоззренческую основу, отрицании чувства долга и моральной ответственности. Именно из таких натур формируются одиозные лидеры. В данном случае в структуре развития субъективной реальности прослеживается фиксация на процессе обособления с тенденцией к само- замкнутости (замкнутости на себе). Характер отношения к жизни и к другим людям является отражением ограниченной событийности: человек оказывается не в состоянии преодолеть самозамкнутость, открыть смысл, вдохновляющий к децентрации, самоотдаче, терпимости и любви к ближнему. В погоне за вожделенными целями он рискует впасть в зависимость от них, и, лишившись привилегий достатка, привлекательности или власти, переживает это как потерю самого себя, жизненный крах.

Дезинтеграция — промежуточная форма дизонтогенеза субъективности — определяется отступлением от личностного способа жизни и, как следствие, утратой чувства внутренней свободы, благодати и любви. В давние времена, когда лучник не попадал в цель, говорили: «Грех тебе!» Значит, грех — это состояние, когда человек изменил своему назначению, когда индивидуальная жизнь «не попадает в цель» (теряет цельность), когда мнимые успехи идут «мимо главной задачи» (спасения), когда человек лишился ориентира и сбился с пути духовного развития (пути истинного). Грех в библейском миропонимании — это антипод праведности (чувства правды). Здесь человек утрачивает чувство правды в отношении собственной жизни, застревает на плато обыденного существования, растрачивает впустую свои силы и способности, начинает явно или подспудно переживать непродуктивность жизненного пути (внутренний разлад, духовный тупик). И требуется духовное пробуждение, переосмысление жизни и изменение системы жизненных отношений. В противном случае велик риск регресса (состояния, пограничного недоразвитию субъективности, атрофии самости вплоть до со-зависимости) или порочных блужданий (состояния, пограничного дисгармоническому развитию субъективности, гипертрофии самости вплоть до самоистуканства).

Таким образом, с онтогенетической точки зрения — ключевой для психологической антропологии — характерными признаками дизонтогенеза субъективной реальности в первом случае является ограниченность самобытности и созависимость (гипертрофированная форма зависимости индивида от других людей и жизненных обстоятельств); во-втором случае — ограниченность событийности и самозамкнутость (замкнутость индивида на себе, на своих интересах и пристрастиях). Есть еще промежуточная форма дизонтогенеза — дезинтеграция субъективности, по сути, «духовное безвременье» («суета»[7]).

С этической точки зрения — определяющей для нравственной психологии[8] — признаком отклонения от нормы психологического здоровья в первом случае является неспособность самостоятельно делать нравственный выбор, держать нравственную позицию («малодушие»[9]); во втором случае — отчуждение нравственных чувств и добродетельных устремлений («криводушие», «окаянство»[10]).

Малодушие не знает Человека в себе; окаянство не видит и не признает Человека в Другом. При всей неочевидности, сложности и многообразии фактических проявлений можно сказать, что малодушие и окаянство — это «Сцилла и Харибда» на пути развития человеческой субъективности.

Эмпирические данные показывают, что нарушения психологического здоровья чаще носят смешанный характер различных проявлений и их сочетаний. Коварность отклонений психологического здоровья состоит в том, что и детьми, и взрослыми они могут переживаться как субъективно благополучные состояния. Кроме того, есть серьезные основания полагать, что антропогении становятся предпосылкой возникновения психических, психосоматических, наркологических заболеваний и зависимостей нехимического генеза.

Вспомним притчу о сеятеле [Мф. 13, 1-23; Мк. 4, 1-20; Лк. 8, 4-15], которую Спаситель рассказал народу на берегу Галилейского озера. «Вот вышел сеятель сеять. Когда он сеял, то иное семя упало при дороге и было потоптано, и птицы поклевали его. Иное же семя упало на каменистое место, где было мало земли; оно взошло, но скоро засохло, потому что не имело корня и влаги. Иное упало в терние, и терние заглушило его. Иное же упало в хорошую, добрую землю, оно выросло и принесло обильный плод».

Потом ученики спросили Иисуса Христа: «Что значит эта притча?» Он объяснил им, что Семя — это Слово Божие (Евангелие). Сеятель — тот, кто сеет (проповедует) Слово Божие. Земля — человеческое сердце.

Земля при дороге, куда упало семя, означает невнимательных и рассеянных людей, к сердцу которых Слово Божие не имеет доступа. Диавол без труда похищает и уносит его от них, чтобы они не уверовали и не спаслись.

Каменистое место означает людей непостоянных и малодушных. Они охотно слушают Слово Божие, но оно не утверждается в их душе, и они при первом искушении, скорби или гонении на Слово Божие отпадают от веры.

Терние означает людей, у которых житейские заботы, богатство и разные пороки заглушают в душе Слово Божие.

Хорошая, плодородная земля означает людей с добрым сердцем. Они внимательны к Слову Божию, сохраняют его в своей доброй душе и с терпением стараются исполнить все, чему оно учит. Плоды их — это добрые дела, за которые они удостаиваются Царства Небесного.

В этой притче как нельзя лучше отражена суть рассматриваемой нами проблемы в ее христианском понимании. Указаны и наиболее общие формы отклонений психологического здоровья: «земля при дороге» как дезинтеграция человеческой субъективности («суета»), «каменистое место» как недоразвитие человеческой субъективности («малодушие»), «терние» как дисгармоническое развитие человеческой субъективности («окаянство»).

Психологическое здоровье и образовательная практика

Наиболее основательно представления о психологическом здоровье закрепились среди специалистов образования. Так, II Всероссийский съезд психологов образования (Пермь, 1995г.) постановил, что одной из главных целей деятельности педагогов-психологов является профессиональная забота о психологическом здоровье детей дошкольного и школьного возраста. Это решение нашло отражение в нормативно­правовых документах службы практической психологии образования.

Для системы образования проблема психологического здоровья сводится к вопросу о том, «что и (главное!) кто образуется в развитии?» как квинтэссенция его результатов, больших и малых новообразований, как субъективный настрой и духовный облик становящегося человека. Поэтому психологическое здоровье в первую очередь является не диагностическим, а контекстным понятием, фокусирующим педагогов и специалистов на профессиональной сверхзадаче. В образовании — это приоритет развития ребенка как человека: помочь встать на человеческий путь развития и устоять на нем.

Аллегорически систему образования можно представить в виде цветка. Его лепестки отражают предметное многообразие и основные направления учебной и неучебной деятельности. Глазок цветка, скрепляющий лепестки воедино, символизирует педагогическую сверхзадачу, которая обеспечивает цельность всей образовательной системы. Для профессионального педагогического сообщества, призванного сеять разумное, доброе, вечное, представление о педагогической сверхзадаче является мировоззренческим базисом, необходимым для осмысленности, безопасности и преемственности образовательной практики.

Таким образом, в структуре образовательной деятельности можно выделить два взаимополагающих уровня, фиксирующих общее и специфическое в работе преподавателей и специалистов. У каждого из них свои функции и характеристики, которые в лаконичной форме обозначены в табл. 5 (см. Приложение в конце статьи).

Чтобы профессионально обеспечивать детям человеческие условия развития, необходим определенный эталон, нормативная система координат. Авторитетные российские психологи В.И. Слободчиков
и Г.А. Цукерман блистательно решили эту задачу. Они операционализировали антропологический принцип, разработав оригинальную типологию базовых педагогических позиций (рис. 1) [Цукерман, Слободчиков, 1989, 1990].

Понятие «норма развития» является культуро- и личнообусловленным. Первый шаг в различении позиций — определение исходных оснований взаимосвязи жизнедеятельности взрослого и жизнедеятельности ребенка. Жизнь человека обусловлена культурой, но не сводима к ней, проживается и переживается непосредственно. Поэтому первое разделение позиций взрослых — на позиции «культурные», связанные с созданием, хранением и передачей норм и эталонов культуры другим поколениям, и позиции «бытийные», связанные с выращиванием и сохранением непосредственного ощущения и переживания радости, красоты и самоценности жизни.

Второй шаг — определение исходных движущих сил развития детско-взрослой общности. Взрослые в своем отношении к детям стремятся либо к передаче им собственной жизненной позиции (линия отождествления), либо к утверждению самобытности ребенка (линия обособления).

Рис. 1. Базовые педагогические позиции

Одухотворение ребенка — главный результат усилий взрослого в «бытийных» позициях. Встреча с «родителями» дарит ребенку чувства защищенности и душевного комфорта. Встреча с «мудрецом» позволяет найти, создать, усмотреть в общечеловеческой (а потому — ничьей, безличной) сокровищнице жизненных ценностей свое собственное сокровище, свет и богатство собственной души.

Позицию «родитель» не стоит ограничивать буквальным пониманием. Существует «разлитое родительское отношение» человека к человеку, нацеленное на воплощение теплого чувства близости, сродства с людьми, миром, с самой жизнью, как основы жизненной энергетики и стойкости.

Облагораживание ребенка, приобщение к истинным образцам культуры, «вооружение» способами и средствами работы (практической, умственной, организационной) — цель деятельности взрослого в «культурных» позициях. «Умелец» погружает ребенка в совместную деятельность и учит действовать. «Учитель» разрывает плотную ткань действия, высвобождая фазу чистого обучения, ориентировки в том, зачем, что и как надо делать. Он учит не действовать, а предварительно учиться действию, готовить и планировать его. Встреча с «умельцем» формирует в ребенке такого же умельца, ее задача в том, чтобы взрослый и ребенок сравнивались в своей умелости. Такое итоговое тождество не предполагается при встрече ребенка с «учителем». Результатами своих трудов «учитель» удовлетворяется в том случае, если его ученик будет способен учить себя (и только себя), но зато чему угодно (угодно ученику).

Отношение взрослого к ребенку потенциально является источником целого ряда образовательных процессов. Каждой педагогической позиции соответствует свой развивающий образовательный процесс: «родитель» — выращивание жизнеспособного человека; «умелец» — формирование специальных способностей; «учитель» — обучение всеобщим способам мышления и деятельности; «мудрец» — воспитание Всечеловеческого в человеке.

Базовые педагогические позиции символизируют «чистую культуру» педагогического профессионализма. Это — своего рода «четыре стихии» образовательной практики, которые задают начальные условия полноценного, гармоничного развития ребенка. В каждой конкретной ситуации благодатное отношение взрослого к ребенку есть единственный в своем роде сплав педагогических позиций; так из отдельных звуков складывается единый аккорд, а из исходных красок — новый цвет. Взрослым, строящим совместную с ребенком жизнь, нелишне представить себе состав и пропорции основных элементов, чтобы разобраться, кто же мы реально есть и кем можем быть в реальных отношениях с детьми.

В христианском мироощущении любовь есть универсальный способ реализации человеком своей духовной сути. Любовь христианина в педагогических позициях получает особые преломления: «родитель» прививает ребенку жизнелюбие; «умелец» формирует в ребенке трудолюбие; «учитель» культивирует у ребенка любознательность; «мудрец» воспитывает в ребенке человеколюбие. Причем жизнелюбие, трудолюбие, любознательность и человеколюбие являются очень точными (по сути — универсальными) индикаторами психологического здоровья, как среди детей, так и среди взрослых людей. Воспитание в любви и достоинстве — вот условия психологического благополучия современных детей.

Психологическое здоровье и психотерапия

Общая цель квалифицированной психологической помощи и психотерапии может быть определена как содействие в повышении качества индивидуальной жизни. «Иачество жизни» — это метафоричное и, соответственно, нестрогое и не ангажированное понятие, имеющее множественные толкования.

С позиций гуманитарно-антропологического подхода в психологии, качество жизни непосредственно связано с сохранностью психологического здоровья и универсализацией индивидуального бытия. Для реализации подобных ориентиров требуется нечто большее, нежели реформация «старых», классических, или разработка новых, оригинальных психотерапевтических концепций и технологий. По сути, это означает введение психотерапии в духовный контекст. Духовность — предельное определение человеческого способа жизни, проявляющегося в родовой укорененности, культурной преемственности и личной устремленности; сопряженность человека в его мотивах, делах и поступках с добром, либо со злом (ибо бывает разная духовность). Соответственно, психологическая помощь может быть рассмотрена как один из видов антропо-практики, где в качестве сверхзадачи выступает сохранность и наращивание «человеческого потенциала».

В лоне мировой психотерапии масштабу антропо-практики отвечает «созвучнаярусской душе» логотерапия В. Франкла, размыкающая человека в «мир смысла». Метод логотерапии помогает «превратить затруднительное положение в повод для достижения на человеческом уровне <...> подняться над положением, вырасти за его пределы, превратить негативные переживания в нечто позитивное, конструктивное, творческое» [Франкл, 1990, с. 324].

В российской психотерапевтической традиции образцом антропо­практики является психологическая помощь посредством «духовно ориентированного диалога», основанного на святоотеческом понимании человека [Флоренская, 2001]. Метод, разработанный Т.А. Фло­ренской, обращает человека к его духовной перспективе («духовному Я») и наиболее полно отвечает задачам обеспечения сохранности психологического здоровья.

Можно сказать, что наряду с теорией психологического здоровья последовательно складывается адекватная ей психотерапия. В числе ее основных принципов:

—     признание в человеке неисчерпаемого духовного начала, проявленного в личностном способе жизни;

—     совмещение преходящих наличных переживаний (фокус психологической помощи) и духовного плана бытия (контекст психологической помощи);

—     содействие человеку в установлении/восстановлении связи с его духовным Я;

—     предпочтение диалогических форм психологической помощи;

—     соподчинение локальных задач и отдельных приемов психологической помощи ее общему духовному контексту: здесь важно, с каким эффектом для личности достигаются те или иные эмоциональные, интеллектуальные и поведенческие изменения, инициированные психотехническими средствами;

—     коррекция отклонений психологического здоровья в развитие и интеграцию личности.

Перспективы психотерапии как антропо-практики связаны с опе- рационализацией антропологического принципа и развитием своего рода «метатехнологий». Они сконцентрированы на проблемах целого человека во всей транспективе его жизненного пути (прошлое, настоящее, будущее, Вечное) и рассматривают «человеческий фактор» в качестве основополагающего, интегративного ресурса психологической помощи. По своей актуальности для гуманитарных целей возможность «метатехнологий» сопоставима со значением нанотехнологий в технической сфере.

В.И. Слободчиков замечает, что благодатные позиции — «родитель», «умелец», «учитель», «мудрец» — универсальны, их синтез задает все многообразие профессиональных позиций в гуманитарной сфере. Справедливость данного утверждения можно испытать на примере психотерапии. Так, последователи традиционных психотерапевтических подходов используют технологии, рассчитанные на определенный стиль отношений между специалистом и клиентом. В психоанализе перенос/контрперенос составляет психологическую основу терапевтического альянса, напоминая по своему характеру отношения ребенка и родителя; рациональный и поведенческий подходы культивируют отношения, близкие специфике учебного и тренировочного процессов; для феноменологической психотерапии характерна эгалитарная модель взаимоотношений — межличностный союз. Данное различение позволяет выделить специфические признаки педагогических позиций в деятельности психотерапевта:

—     психоаналитик склоняется к позиции контролирующего «родителя», который помогает клиенту в процессе позитивного регресса восстановить в сознании и «проработать» репрессированные переживания детства ради достижения внутриличностной согласованности;

—     бихевиористу ближе позиция «умельца» или социально компетентного тренера, который располагает образцовым самообладанием и стимулирует клиента к обогащению поведенческого репертуара и наращиванию адаптационных возможностей;

—     для когнитивного психотерапевта характерна позиция «учителя», культивирующего навыки практического здравого смысла и благоразумия;

—     принципы гуманистического психолога-фасилитатора личностного роста, помогающего клиенту восстановить достоверность собственной жизни, созвучны позиции «мудреца».

Сопоставление базовых педагогических позиций и традиционных способов оказания психологической помощи позволяет акцентировать человеческий фактор на операциональном уровне психотерапии (табл. 6; см. Приложение в конце статьи). Это лишний раз заставляет задуматься над тем, что эффективность психотерапевтических методов обусловлена не только (и не столько) «механикой» их процедурной части, сколько спецификой и качеством контакта специалиста и клиента. Так, классические методы ведения психотерапии открываются нам в новом свете: они являются не только психотехниками, но и средствами антропо-практики, и при определенных условиях применимы в соответствии с целями и смыслами развития и саморазвития человека. Эти условия — субординация с духовной реальностью и стремление к диалогу — все яснее звучат в полемике интегративного подхода. В иных условиях названные методы могут послужить насаждению гедонизма, ловкачества, циничного прагматизма и самолюбования.

Таким образом, актуальным для практики психологической помощи признается антропологический принцип, согласно которому качество работы специалиста обеспечивается не только верно избранным методом и грамотной организацией процесса (метод сам по себе не помогает), но и человеческим фактором: психотерапевт работает не «техникой», а «собой», а стало быть, неизбежно и с собой, со своей личностью и совестью. Поэтому психотерапия, по меткому замечанию В.Е. Кагана, требует от специалистов мужества.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Таблица 2

Онтология и антропология человеческого бытия

Таблица 3

Антропологическая модель психологического здоровья