Особенности межличностных отношений и переживания одиночества в юношеском возрасте в зависимости от фактора пола

Стратегия социальной изоляции, принятая с целью противодействия распространению заболевания при пандемии COVID-19, в сочетании с непрерывным травматическим стрессом актуализировала переживания одиночества. Эмпирические данные об особенностях переживания одиночества в условиях социальной нормы позволят организовать психологическую поддержку в экстремальных ситуациях жизнедеятельности. Гипотеза данного исследования, выполненного в октябре 2019 г. до наступления пандемии COVID-19, предполагает наличие связи межличностных отношений, мотивов аффилиации и переживания одиночества в юношеском возрасте в зависимости от фактора пола. Выборку составили учащиеся средней школы (n = 60 человек) в возрасте 15—17 лет (M = 16,6), 30 юношей и 30 девушек. Методики: дифференциальный опросник переживания одиночества (краткая версия; Е.Н. Осин, Д.А. Леонтьев); методика субъективной оценки межличностных отношений (С.В. Духновский); диагностика мотивов аффилиации (А. Мехрабиан, в модификации М.Ш. Магомед-Эминова). Различий в переживании одиночества в зависимости от пола в данной выборке не выявлено. В результатах девушек выявлены корреляции показателей напряженности (r = 0,647; р ≤ 0,01), отчужденности (r = 0,705; р ≤ 0,01), агрессии (r = 0,391; р ≤ 0,05) и общей субъективной оценки межличностных отношений (r = 0,611; р ≤ 0,01) с показателями общего уровня одиночества. В результатах юношей установлены корреляции показателей напряженности (r = 0,426; р ≤ 0,05), конфликтности (r = 0,485; р ≤ 0,01), агрессии (r = 0,404; р ≤ 0,05) и общей субъективной оценки межличностных отношений (r = 0,427; р ≤ 0,05) со стремлением к уединению и его позитивного использования; показателей мотивов аффилиации (τ = 0,314; р ≤ 0,05) и зависимости от общения с целью избежать одиночества. Полученные результаты определяют необходимость развития характеристик межличностного общения для предупреждения негативных последствий переживания одиночества в условиях социальной нормы и в периоды экстремальных ситуаций жизнедеятельности человека.

Введение

Переживание одиночества может быть как позитивным условием для развития личности, так и негативным фактором, вызывающим психологические и соматические проблемы. В период пандемии COVID-19 сокращение социальных связей противодействовало распространению заболевания, но актуализировало переживание одиночества, усиливающееся факторами непрерывного травматического стресса [17; 22; 30; 33; 35 и др.]. Для оказания психологической поддержки и преодоления негативных последствий нарушений межличностных коммуникаций в экстремальных ситуациях жизнедеятельности человека необходимы знания о переживании одиночества в условиях нормы для разных социальных групп.

Цель настоящей статьи составляет исследование особенностей межличностных отношений, потребности в позитивных эмоциональных контактах и переживания одиночества в юношеском возрасте в связи с половыми различиями, что определяет следующие задачи: во-первых, выполнить теоретический анализ сущности, причин и особенностей переживания одиночества; во-вторых, осуществить эмпирическое исследование взаимосвязи межличностных отношений, аффилиации и переживания одиночества в юношеском возрасте в зависимости от фактора пола.

Сущность и причины возникновения переживания одиночества

«Одиночество, по определению Е.В. Зинченко, — особое психическое состояние человека, возникающее вследствие фрустрации его потребности в общении с другими людьми, в том числе доверительном» [5].

Различные виды одиночества обладают особенностями внешних социальных, поведенческих проявлений, личностных психологических переживаний и объективных диагностических данных, позволяющих оказывать индивидуальную психологическую помощь [8].

Экзистенциальная психология, рассматривающая с гуманистических позиций проблему человека в экстремальных условиях, наряду с базисными темами жизни и смерти, свободы и ответственности, обращается к теме общения и одиночества как к следствию глубинной личностной рефлексии для обретения смысла или бессмысленности существования [25].

Экзистенциальное положение о постижении личностных смыслов в ситуации одиночества позволило Д.А. Леонтьеву раскрыть феномен личности, который «…возникает в историческом развитии тогда, когда индивид становится способен осуществлять человеческие формы регуляции и отношений с миром в одиночку, в отделенности от социальной группы; этот же процесс прогрессивной эмансипации от симбиотических связей лежит в основе и становления личности в онтогенезе» [11]. Эмпирически доказано, что высокий уровень развития Эго связан с отсутствием страданий одиночества, позитивным принятием уединения и умением творчески его использовать [6].

И.М. Слободчиков рассматривает процесс развития личности в зависимости от динамики отношения к одиночеству в онтогенезе и критерия его нормативности. Процесс развития рефлексии, осознание и вербализация переживания одиночества, начиная с первых месяцев жизни человека, обеспечивают положительную или отрицательную оценку его аффективного и когнитивного компонентов и соответствуют нормативному психологическому процессу [19]. Амбивалентный характер феномена одиночества или проявляется в его положительной субъективной оценке как возможности для рефлексии текущих ощущений, нового опыта и саморазвития, или, напротив, вызывает непринятие и актуализирует защитные механизмы для борьбы с ним. Специфику его влияния обусловливают как внешние — социальные, так и внутренние — индивидуально-психологические компоненты субъекта [11; 19].

При внерефлексивном переживании одиночества аффективный компонент преобладает над рефлексивным, и это выводит процесс за рамки нормативности. Кризис переживания одиночества проявляется как «…сверх-острое психоэмоциональное переживание на основе накопления динамических признаков» тревожности, заниженной самооценки, эмоциональной нестабильности и низкой стрессоустойчивости. На посткритической стадии интенсивность переживания одиночества снижается, процесс приобретает циклический характер. По заключению И.М. Слободчикова, психологическое созревание переживания одиночества имеет неравномерный характер в разные возрастные периоды и, начиная с подросткового периода, становится самостоятельным и значимым для развития личности [19, с. 199].

Субъективное переживание одиночества в объективной ситуации включенности личности в социальные отношения остро проявляется в подростковом и юношеском возрасте, в кризисе среднего возраста и в пенсионном возрасте [5].

Аффективно-поведенческие характеристики переживания ситуаций одиночества/замкнутости рассматриваются в психологии развития как следствие детско-родительских отношений и взаимодействия со сверстниками, в клинической психологии — как проявление избегающего расстройства личности (социальной фобии) [15].

Структуру переживания одиночества, согласно исследованиям Д.А. Леонтьева, образуют три фактора: общее одиночество (составляют параметры изоляции, самокатегоризации и отчуждения); независимость от общения(определяют дисфория, осознание одиночества и толерантность к переживанию уединения); позитивное переживание одиночества (эмоциональное принятие уединения и инструментальный компонент его использования представляется как ресурс для рефлексии и саморазвития) [11].

Преобладание негативного аффекта в ситуации одиночества обусловливает предрасположенность к изменениям общего психического состояния, развитие соматических заболеваний, снижение социального взаимодействия, возникновение состояния депрессии, тревоги, членовредительство, снижение продолжительности жизни и др. [11; 13; 28; 34].

Содержание психологической помощи и превентивных мер в ситуации одиночества составляют психологическое консультирование с целью улучшить интеграцию в социум и приобрести необходимые навыки общения и реализация социальных мер, направленных на улучшение благосостояния, организацию общественных пространств и мероприятий для активной коммуникации людей [29].

Применение адаптивной концепции психологического совладания позволяет человеку, во-первых, изменить отношение к ситуации, воспринимаемой как одиночество, во-вторых, использовать ее в дальнейшем как ресурс для саморазвития [9; 13; 20].

Сочетания биологических факторов и социальных традиций обусловливают личностные различия в зависимости от пола, проявляющиеся в ситуации адаптации индивида [12, с. 207].

Особое значение переживание одиночества имеет для развития личностной индивидуализации, овладения рефлексией и саморегуляцией на ранних этапах онтогенеза.

Особенности переживания одиночества в юношеском возрасте

В юношеском возрасте процессы развития личности и социализации определяют две тенденции: развитие межличностного общения, ориентации на референтную группу и развитие самостоятельности, самооценки, усложнение внутреннего мира, обретение нового уровня самосознания [18].

Е.В. Зинченко выделяет чувство одиночества как важное переживание для нормального процесса взросления [5]. В период юности оно обусловливает процессы трансформации глубины и избирательности социальных контактов [1; 13; 24]. Специфичность переживания одиночества в подростковом и молодом возрастах определяют такие факторы, как социально-демографические показатели, характер отношений в родительской семье, возраст социального перехода из родительской семьи в самостоятельную жизнь и личностные особенности. В среднем возрасте они отражаются на достижениях в образовании и работе, состоянии здоровья [27; 32].

Лонгитюдное исследование старшеклассников в возрасте от 15 до 18 лет трех групп: с детским церебральным параличом, сирот, оставшихся без попечения родителей, и детей из условно благополучных семей — выявило динамику переживания одиночества в зависимости от возраста и в связи с особенностями социальной ситуации развития [21].

Активные процессы социализации и индивидуализации, высокое значение межличностного общения обостряют переживание одиночества в юношеском возрасте. Это дает основание для включения его в группу риска для психологического и соматического здоровья. Основной задачей психологической помощи в этом возрасте является развитие навыков использования позитивного аспекта уединения [6; 13].

Итак, одиночество рассматривается как переживание нарушения социальных связей и проблем в коммуникации, как эмоциональная реакция на утрату объекта привязанности, как условие для обретения экзистенциальных смыслов жизни. Позитивная интерпретация рассматривает одиночество как уединение, используемое для развития ресурсов личности, рефлексии опыта и самосовершенствования, а негативное восприятие одиночества ведет к нарушению межличностных отношений, развитию проблем психического и физического здоровья.

Цель эмпирического исследования — выявить особенности межличностных отношений, потребности человека в позитивных эмоциональных контактах и переживания одиночества в юношеском возрасте в зависимости от пола.

Гипотеза исследования предполагает существование статистически значимых корреляционных связей показателей межличностных отношений, аффилиации и переживания одиночества у юношей и девушек 15—17 лет

Программа исследования

Выборку составили 60 учащихся средней общеобразовательной школы г. Хабаровска, включая 30 юношей и 30 девушек 15—17 лет, средний возраст — 16,6 года (рис. 1). Исследование выполнено в октябре 2019 года.

Рис. 1. Характеристики возрастной структуры выборок, в относительных единицах

Методики исследования.

1. Дифференциальный опросник переживания одиночества (краткая версия (ДОПО-3к); Е.Н. Осин, Д.А. Леонтьев). Авторская модель экзистенциальной ценности одиночества представляет его как ресурс уединения для личностного саморазвития, а неприятие и страх одиночества вызывают избегание уединения и поиск социальных контактов. В методике три шкалы. Шкала «Общее переживание одиночества» (ОО) выявляет уровень актуального переживания одиночества. Низкие значения связаны с отсутствием выраженного ощущения одиночества. Высокие показатели по шкале свидетельствуют о негативном переживании ситуации изоляции при недостатке эмоциональной близости с людьми. По шкале «Зависимость от общения» (ЗО) низкие значения показывают толерантность к одиночеству и отсутствие беспокойства по отношению к уединению. Высокий балл по шкале отражает неспособность испытуемого оставаться одному и стремление избегать ситуаций уединения. Шкала «Позитивное одиночество» (ПО) измеряет способность ценить ресурс уединения и осознанно выделять для него время, использовать для самопознания, саморазвития, творчества и др. Низкие показатели ПО выявляют неспособность испытывать положительные эмоции и использовать ресурс уединения. Высокие показатели свидетельствуют о том, что респондент испытывает положительные эмоции и ценит уединение [14].

На основе данных о валидизации теста ДОПО-3к, представленных его авторами [14], рассчитаны интервалы для трех уровней показателей методики. К среднему значению для каждой шкалы (M) были прибавлены/отняты значения стандартного отклонения и определены интервалы среднего, низкого и высокого уровней показателей испытуемых (табл. 1).

Таблица 1

Результаты расчета уровней показателей по шкалам дифференциального опросника переживания одиночества (ДОПО-3к)

2. Методика субъективной оценки межличностных отношений (СОМО) (С.В. Духновский), измеряющая их характеристики на основе самооценок обследуемого по четырем параметрам: напряженность, отчужденность, конфликтность, агрессия в отношениях и общий балл по методике, характеризующий стремление субъекта к ослаблению позитивных эмоциональных связей с другими людьми [3].
3. Диагностика мотивов аффилиации (А. Мехрабиан, в модификации М.Ш. Магомед-Эминова), исследующая потребность человека в позитивных эмоциональных контактах с людьми на основе двух мотивов: стремления к принятию и страха быть отвергнутым окружающими людьми [23].

В статистической обработке использован пакет программ STATISTICA-13 для расчета коэффициента корреляции r Спирмена, коэффициента корреляции τ Кендалла и критерия U Манна—Уитни.

Результаты исследования

Рассмотрим результаты, полученные по методике дифференциального опросника переживания одиночества для подгрупп юношей и девушек, представленные на рис. 2.

Рис. 2. Уровень переживания одиночества для подгрупп юношей и девушек по шкалам: Общее переживание одиночества (ОО), Зависимость от общения (ЗО), Позитивное одиночество (ПО), в относительных единицах

Шкала «Общее переживание одиночества». Низкий уровень переживания одиночества преобладает у 60% юношей и 54% девушек; средний — у 37% юношей и 43% девушек; высокий уровень показателей выявлен у 3% в обеих группах.

Шкала «Зависимость от общения». Низкий уровень зависимости от общения диагностирован у 23% юношей и 10% девушек; в выборке преобладает средний уровень ЗО у 63% юношей и 67% девушек; высокий уровень показателей ЗО, свидетельствующий о стремлении избегать уединения, выявлен у 14% юношей и 23% девушек.

Шкала «Позитивное одиночество». Низкий уровень ПО, свидетельствующий о неумении использовать ресурс уединения, выявлен у 50% юношей и у 44% девушек; средний уровень — у 33% юношей и 53% девушек; высокий уровень показателей ПО установлен для 17% юношей и 3% девушек, позитивно оценивающих уединение и использующих его как ресурс.

Следовательно, в данной выборке у девушек и юношей 15—17 лет выявлено преобладание низкого уровня общего переживания одиночества, среднего уровня зависимости от общения, низкого у юношей и среднего у девушек уровней позитивного отношения к уединению.

Расчет U-критерия Манна—Уитни установил отсутствие достоверных различий в показателях общего уровня переживания одиночества, зависимости от общения и позитивного отношения к одиночеству для подгрупп юношей и девушек в данной выборке (табл. 2).

Таблица 2

Результаты сравнительного анализа показателей переживания одиночества в подгруппах юношей и девушек

Рассмотрим статистически значимые корреляционные связи показателей по методикам субъективной оценки межличностных отношений (СОМО), диагностики мотивов аффилиации и переживания одиночества (ДОПО-3к) в зависимости от фактора пола (табл. 3).

Таблица 3

Значения коэффициентов корреляциив подгруппах юношей и девушек

Примечание: «*» — различия статистически достоверны при р ≤ 0,05; «**» — различия статистически достоверны при р ≤ 0,01.

Установлено: чем выше показатели общего уровня одиночества в подгруппе девушек, тем выше:

— напряженность, неустойчивость межличностных отношений (r = 0,647; р ≤ 0,01);

— отчужденность, стремление к дистанции, осторожность и избирательность в межличностных отношениях (r = 0,705; р ≤ 0,01);

— агрессия, стремление обрести контроль, резкость и грубость в отношениях с окружающими (r = 0,391; р ≤ 0,05);

— общий балл по методике СОМО, раскрывающий тенденции к одиночеству и ослаблению позитивных связей с другими людьми (r = 0,611; р ≤ 0,01).

Чем выше показатели шкалы позитивного отношения к одиночеству в подгруппе юношей, свидетельствующие об их стремлении к уединению, тем выше:

— напряженность, неустойчивость межличностных отношений (r = 0,426; р ≤ 0,05);

— конфликтность, бескомпромиссность в коммуникативной сфере (r = 0,485; р ≤ 0,01);

— агрессия, стремление обрести контроль, резкость и грубость в отношениях с окружающими (r = 0,404; р ≤ 0,05);

— общий балл субъективной оценки межличностных отношений (r = 0,427; р ≤ 0,05).

По результатам в подгруппе девушек, в отличие от подгруппы юношей, установлено, что чем выше показатели отчужденности, дистанции, осторожности и избирательности в межличностных отношениях, тем выше показатели общего уровня переживания одиночества (r = 0,705; р ≤ 0,01).

Результаты в подгруппе юношей, в отличие от подгруппы девушек, продемонстрировали, что чем выше показатели конфликтности в коммуникативной сфере, тем выше показатели позитивного отношения к одиночеству (r = 0,485; р ≤ 0,01).

По результатам подгруппы юношей видно, что чем выше конфликт мотивов аффилиации, тем выше показатели зависимости от общения (τ = 0,314; р ≤ 0,05).

Итак, в результатах исследования для данной выборки юношеского возраста в зависимости от фактора пола наблюдается ряд статистически значимых корреляционных связей показателей шкал методик субъективной оценки межличностных отношений, диагностики мотивов аффилиации и показателей шкал методики дифференциального опросника переживания одиночества.

Обсуждение результатов

Дифференциальная психология выделяет половые различия как одну из важнейших координат в изучении проблем адаптации человека. Процесс формирования половых различий развивается на протяжении онтогенеза. Общепризнаны различия мужчин и женщин в когнитивных способностях и в социальной сфере [7; 12]. В ситуации стресса мужчины самостоятельно справляются со своими негативными переживаниями, переходя к физической и интеллектуальной активности; женщины стремятся разделить свои негативные эмоции с другими, пассивны в поведении и сконцентрированы на переживаниях, что увеличивает их уязвимость для депрессии [12].

Новизна цели настоящего изучения особенностей межличностных отношений, потребности в позитивных эмоциональных контактах и переживания одиночества в юношеском возрасте в связи с половыми различиями обусловлена отсутствием в научной литературе численных данных по данной теме.

Статистически значимых различий в общем уровне переживания одиночества, зависимости от общения и позитивном отношении к одиночеству в связи с половыми различиями не выявлено. Установлено для данной выборки, что, независимо от пола, у испытуемых преобладает низкий уровень общего переживания одиночества, средний уровень зависимости от общения; низкий у юношей и средний у девушек уровни позитивного отношения к уединению. В отличие от девушек (3%), юноши в большей степени осознанно стремятся к позитивному использованию уединения (17%).

Независимо от пола, с высокими показателями переживания одиночества коррелируют следующие характеристики межличностных отношений: напряженность, агрессия, общая субъективная оценка межличностных отношений.

Выявлены следующие половые различия в связи межличностных отношений, аффилиации и переживании одиночества. Чем выше показатели перечисленных особенностей межличностных отношений у девушек, тем выше показатели общего переживания одиночества, свидетельствующие о негативном переживании ситуации изоляции при недостатке эмоциональной близости с людьми. Чем выше показатели перечисленных особенностей межличностных отношений у юношей, тем выше показатели позитивного отношения к одиночеству, указывающие на положительные эмоции в уединении, осознанное стремление к нему и более частый, в отличие от девушек, выбор уединения при коммуникативных затруднениях (17% у юношей против 3% у девушек).

У девушек, в отличие от юношей, отчужденность в межличностных отношениях коррелирует с общим уровнем переживания одиночества, а у юношей, в отличие от девушек, конфликтность связана с позитивным отношением к одиночеству и осознанному выбору уединения.

У юношей, в отличие от девушек, конфликт мотивов аффилиации, проявляющийся в стремлении быть принятым референтной группой и страхе быть отвергнутым, ведет к зависимости от общения, стремлению избежать одиночества и внутренней напряженности.

Следовательно, установлен ряд статистически значимых корреляционных связей структур межличностных отношений, аффилиации и переживания одиночества в юношеском возрасте в связи с половыми различиями.

Исследование следует отнести к начальному этапу изучения данной актуальной проблемы. Ограничением уровня обобщения результатов исследования является относительно небольшая выборка испытуемых; ее численное увеличение позволит повысить надежность результатов и подтвердить полученные данные.

Полученные результаты близки к исследованию Е.В. Кудрявцевой (2010), в котором установлена связь показателей отчуждения с количеством используемых психологических защит в межличностных отношениях в юношеском возрасте [10].

Знания об особенностях межличностных отношений и переживания одиночества в условиях социальной нормы необходимы для планирования психологического сопровождения в периоды неопределенности [17; 22; 30; 33; 35 и др.]. Так, угрозы эпидемии COVID-19 создали глобальную ситуацию непрерывного травматического стресса [22]. Установлен высокий риск психологического травматизма пандемии для социальных групп медицинских работников, молодежи, людей, потерявших работу или имеющих хронические заболевания и др. [22; 35]. Это вызвало необходимость проведения исследований ресурсов саморегуляции и совладания, в том числе переживания одиночества в режиме социальной изоляции, введенном для снижения риска распространения инфекции.

Установлена зависимость уровня переживания одиночества в период пандемии от национально-культурных норм социального и межличностного взаимодействия в обществе, степени личностной автономии молодых людей [2], а также принятого уровня эпидемиологических ограничений в разных странах [26; 31].

Обнаружены корреляционные связи переживания одиночества в период пандемии COVID-19 с симптомами депрессии и тревоги, молодым возрастом, низким социально-экономическим положением [33], несколькими диагнозами физического или психического здоровья, наличием широких виртуальных социальных контактов [30]. Рассматривается связь переживания одиночества, актуального эмоционального состояния, межличностной чувствительности, мотивов аффилиации и принятых мер изоляции в период пандемии [16].

Выявлены половые различия в переживании стресса пандемии COVID-19. Женщины составляют группу риска получения психологической травмы [22; 35]; для мужчин отмечен высокий риск развития депрессии и тревоги [33]. В динамике социальных страхов в период пандемии у мужчин выявлена трансформация локуса контроля в сторону экстернальности; у женщин отмечено повышение показателей интернальности в межличностных и семейных отношениях [4].

В настоящем исследовании, выполненном до наступления пандемии COVID-19, установлены некоторые дифференциально-психологические особенности межличностных отношений, потребности в позитивных эмоциональных контактах и переживания одиночества в юношеском возрасте.

Проведение исследований по данной теме, касающихся развития личности, изучения потребности в общении и формирования межличностных отношений с учетом индивидуальных, групповых и типологических различий между людьми, позволит предупредить развитие проблем переживания одиночества, как в условиях социальной нормы, так и в периоды экстремальных ситуаций жизнедеятельности человека.

Выводы

Выполненное исследование межличностных отношений, потребности в общении и переживания одиночества в юношеском возрасте в зависимости от фактора пола позволяет сделать следующие выводы.

В зависимости от пола не выявлено статистически значимых различий в показателях общего уровня переживания одиночества, зависимости от общения и позитивного отношения к одиночеству. Выявлены следующие особенности:

— независимо от пола показатели напряженности, агрессии, общей субъективной оценки межличностных отношений коррелируют с показателями структуры переживания одиночества;

— у девушек показатели напряженности, отчуждения, агрессии и общей субъективной оценки межличностных отношений связаны с уровнем общего переживания одиночества;

— у юношей показатели напряженности, конфликтности, агрессии и общей субъективной оценки межличностных отношений коррелируют с уровнем позитивного отношения к одиночеству;

— у юношей конфликт мотивов аффилиации связан с зависимостью от общения и стремлением избежать уединения.

Полученные данные могут быть использованы для разработки комплексных программ развития межличностных отношений и формирования опыта позитивного использования уединения, развития самостоятельности, творчества и включения в общественно значимую деятельность, в том числе в ситуации неопределенности.

1. Бармина П.С., Нозикова Н.В. Исследования феномена «одиночество» в гуманитарных науках // Психология. Историко-критические обзоры и современные исследования. 2019. Том6. № 1. С. 32—39.
2. БрегаА.А. Субъективное ощущение одиночества у юношей и девушек в период вынужденной самоизоляции, связанной с пандемией COVID-19: кросс-культурное исследование // Психология человека в образовании. 2022. Том 4. № 1. С. 101—111.
3. Духновский С.В. Диагностика межличностных отношений. Психологический практикум. СПб.: Речь, 2009. 141 с.
4. Ермолаев В.В., Марьин М.И., Воронцова Ю. Управление организационной культурой органов внутренних дел в динамике переживания полицейскими социальных страхов COVID-19: гендерный аспект // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2022. Том 27. № 1(88). С. 60—70.
5. ЗинченкоЕ.В. Одиночество // Психология общения: энциклопедический словарь / Под общ. ред. А.А. Бодалева. М.: Когнито-Центр, 2015. С. 98—99.
6. Ишанов С.А., Осин Е.Н., Костенко В.Ю. Личностное развитие и качество уединения // Культурно-историческая психология. 2018. Том14. № 1. С. 30—40.
7. Клецина И.С. Психология гендерных отношений: теория и практика. СПб.: Алетейя, 2004. 403 с.
8. Корчагина С.Г. Психология одиночества. М.: Московский психолого-социальный университет, 2008. 228 с.
9. Крюкова Т.Л. Психология совладания с одиночеством // Психологические исследования. 2016. Том 9. № 49. (дата обращения: 17.01.2021).
10. Кудрявцева Е.В. Критерии отчуждения в юношеском возрасте // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2010. № 11(91). С. 150—158.
11. Леонтьев Д.А. Экзистенциальный смысл одиночества // Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. 2011. Вып. 19. № 2. С. 101—108.
12. ЛибинА.В.Дифференциальная психология. М.: Юрайт, 2020. 442 с.
13. Неумоева-Колчеданцева Е.В. Одиночество как психический феномен и ресурс развития личности в юношеском возрасте // Образование и наука. Известия УРО РАО. 2011. № 1(80). С. 42—51.
14. Осин Е.Н., Леонтьев Д.А. Дифференциальный опросник переживания одиночества: структура и свойства // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2013. Том 10. № 1. С. 55—81.
15. Павлова Т.С., Краснова В.В. Современные теории социальной тревожности в детском и подростковом возрасте // Современная зарубежная психология. 2014. Том 3. № 3. С. 27—40.
16. Польская Н.А., Разваляева А.Ю. Межличностная чувствительность в период самоизоляции: роль в выборе мер социального дистанцирования // Психологическая наука и образование. 2020. Том 25. № 6. С. 63—76.
17. Психологическое сопровождение пандемии COVID-19 / Под ред. Ю.П. Зинченко. М.: Изд-во Московского университета, 2021. 597 с.
18. РыбалкоЕ.Ф. Возрастные периоды развития человека // Психология / В.М. Аллахвердов, С.И. Богданова и др.; отв. ред. А.А. Крылов. М.: Проспект, 2004. С. 112—338.
19. 19. Слободчиков И.М. Одиночество личности: природа, структура, содержание, механизм развития // Актуальные аспекты социально- и психолого-педагогических проблем детства и сопровождения участников образовательного процесса: сб. науч. статей. М.: ФГБНУ «ИИДСВ РАО», 2020. C. 184—206.
20. Станибула С.А. Специфика совладающего поведения у студентов с различной выраженностью чувства одиночества // Научные труды Республиканского института высшей школы. 2017. № 17-3. С. 369—375.
21. Терюшкова Ю.Ю. Переживание чувства одиночества старшеклассниками в разных социальных ситуациях развития // Социальная психология и общество. 2014. Том 5. № 4. С. 91—104.
22. Травматизация страхом: психологические последствия пандемии COVID-19 [Электронный ресурс] / Екимова В.И. [и др.] // Современная зарубежная психология. 2021. Том 10. № 1. C. 27—38.
23. Фетискин Н.П., Козлов В.В., Мануйлов Г.М. Социально-психологическая диагностика развития личности и малых групп. М.: Изд-во Института психотерапии, 2002. 490 с.
24. Холодкова О.Г, Половеева И.А. Особенности переживания одиночества в юношеском возрасте // Вестник Алтайского государственного университета. 2017. № 4(33). С. 63—66.
25. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия / Пер. с англ. Т.С. Драбкина. М.: Класс, 2014. 574 с.
26. BastoniS., et al. Psychosocial effects and use of communication technologies during home confinement in the first wave of the COVID-19 pandemic in Italy and the Netherlands // International Journal of Environmental Research and Public Health. 2021. Vol. 18. №  5. P. 2619. DOI:10.3390/ijerph18052619
27. Buecker S., et al. Loneliness and the Big Five Personality Traits: A Meta-analysis//European Journal of Personality. 2020. Vol. 34. P. 8—28. URL: https://www.researchgate.net/publication/338504147_Loneliness_and_the_Big_Five_Personality_Traits_A_Meta-Analysis (дата обращения: 05.07.2021).
28. La Placa V., Oham Ch. Loneliness and young people experiencing mental health difficulties: evidence and further research// PEOPLE: International Journal of Social Sciences. 2019. Vol. 5. № 2. Р. 1024—1039. DOI:10.20319/pijss.2019.52.10241039
29. Mann F., et al. A life less lonely: The state of the art in interventions to reduce loneliness in people with mental health problems// Soc. Psychiatry Psychiatr. Epidemiol. 2017. Vol. 52. № 6. P. 627—638.
30. Rumas R., et al. Predictors and consequences of loneliness during the COVID-19 pandemic // Psychiatry Research. 2021. Vol. 300. P. 113934. DOI:10.1016/j.psychres.2021.113934
31. Shpakou A.I., et al. The prevalence of loneliness among university students from five European countries during the COVID-19 pandemic // Psychology. Journal of Higher School of Economics. 2021. Vol. 18. № 4. P. 871—887. DOI:10.17323/1813-8918-2021-4-871-887
32. Soest T., Luhmann M., Gerstorf D. The Development of Loneliness through Adolescence and Young Adulthood: Its Nature, Correlates, and Midlife Outcomes // Developmental Psychology. 2020. Vol. 56. № 10. P. 1919—1934. DOI:10.1037/dev0001102
33. Stickley A., Ueda M. Loneliness in Japan during the COVID-19 pandemic: prevalence, correlates and association with mental health // Psychiatry Research. 2022. Vol. 307. P. 114318. DOI:10.1016/j.psychres.2021.114318
34. Stickley A., et al. Loneliness and its association with psychological and somatic health problems among Czech, Russian and U.S. adolescents// BMC Psychiatry. 2016. Vol. 16. № 128. DOI:10.1186/s12888-016-0829-2
35. Stress, anxiety and depression levels in the initial stage of the COVID-19 outbreak in a population sample in the northern Spain / N. Ozamiz-Etxebarria [et al.] // Cadernos de Saúde Pública. 2020. Vol. 36. № 4. P. 1—10. DOI:10.1590/0102-311X00054020