Протестное поведение: индивидуальные и групповые факторы

В современной литературе под протестным поведением чаще всего понимаются действия, направленные на изменения существующего несправедливого положения, ущемляющего права членов группы [Tropp, 2004]; [Veenstra, 2000]. Данные действия могут варьироваться от нормативных, соответствующих представлениям более широкой социальной группы (например, подписание петиций, лоббирование, мирные митинги), до ненормативных, которые нарушают правила большинства (например, забастовки, саботаж, террористические акты) [Brunsting, 2002]. В целом тема коллективных действий, в том числе и протестных, привлекает внимание исследователей, начиная с 70-х годов ХХ века. Преимущественно авторы рассматривают три основных предиктора коллективных действий: воспринимаемая несправедливость и связанные с ней эмоции, социальная идентичность и самоэффек­тивность, взаимодействие которых описывается в рамках различных моделей коллективных действий [Агадуллина, 2013]; [Агадуллина, 2012]. В данной статье анализируется, как именно различные предикторы коллективных действий связаны с выбором различных форм протестных действий, как нормативных так и ненормативных.

Жизненный опыт и воспринимаемая несправедливость

Переживание чувства несправедливости является одним из основных пре­дикторов протестного поведения и базируется на социальном сравнении и восприятии относительной депривации экономических, социальных и политических благ у индивидов и групп. Так как у большинства людей существует представление о том, что все имеют право на равные условия существования, любое неравенство (например, в возможности контролировать свою судьбу и судьбу других людей, в доступе к различным источникам информации (например, экспертному знанию) и даже в размере и статусе различных социальных групп) воспринимается как несправедливость. Исследователи выделяют два уровня восприятия несправедливости: микро-уровень, связанный с личным опытом индивида, и макро-уровень, относящийся к оценке ситуации, происходящей в обществе [Kawashima, 2012]. К микро-уровню, в частности, относится опыт взаимодействия внутри семьи индивида и с различными социальными институтами. Так, исследования показывают, что активисты протестных движений чаще всего жили либо в относительно привилегированных семьях, где отсутствовал жесткий контроль со стороны родителей, дети привлекались к решению семейных проблем, а родители занимали активную социальную позицию [Duncan, 1999], либо в семьях с очень низким социальным статусом. В первом случае активная социальная позиция перенимается детьми как основной способ достижения социальных изменений, во втором — низкий социальный статус воспринимается людьми как основание для дискриминации со стороны членов других социальных групп, что и увеличивает вероятность участия в протестных действиях. Кроме того было показано, что различная мотивация [Tropp, 2004], низкий уровень удовлетворенностью жизнью, недостаточное ощущение счастья [Dalton, 2009] и в некоторых случаях низкий авторитаризм [Duncan, 1999] усиливает восприятие социальной несправедливости на микро-уровне и тем самым увеличивает готовность участвовать в протестных действиях.

К макро-уровню восприятия несправедливости относятся дискриминация, несправедливость политических законов, социальное неравенство, несправедливое отношение со стороны руководителя, и т. д. При этом исследователи предполагают, что несправедливость, воспринимаемая на микро-уровне, в большей степени будет приводить к протестным действиям. При этом стоит отметить, что вероятность протестных действий увеличивается, если индивид не только воспринимает ситуацию как несправедливую, но и чувствует собственную эффективность в изменении сложившейся ситуации.

Самоэффективность

Представление о своей эффективности связано с оценкой способности достижения желаемой цели, в частности, в социальной или политической сфере. Политическая самоэффективность связана с особенностями политической системы, в рамках которой существует индивид. В частности, были получены данные о том, что чем больше партий входит в органы управления места, где проживает индивид, тем выше его самоэффектив­ность [Corcoran, 2011] и, как следствие, готовность принимать участие в протестных действиях. При этом сочетание высокой политической самоэффективности и высокого уровня доверия к политическим институтам и власти в целом приводит к традиционным (нормативным) формам участия в политической жизни (участие в выборах, референдумах, местных органах самоуправления и т. д.), в то время как высокая политическая самоэффек­тивность и низкий уровень доверия к власти связан с участием в силовых и не­нормативных действиях (например, протесты, забастовки и т. д.), направленных на социальные изменения [Tausch, 2011]. Выбор ненормативных действий связан со стратегией, которую Шиперс и его коллеги назвали стратегией «нечего терять» [Scheepers, 2006], полагая, что группы с устойчиво низким социальным статусом, выбирают ненор­мативные действия, так как считают, что другими способами ситуацию изменить нельзя, а ненормативные действия (например, забастовки или нападения на представителей противодействующей стороны и т. д.) позволяют привлечь внимание большего количества людей к существующим проблемам и, как следствие, сильнее повлиять на общественное мнение [Hornsey, 2006]. Таким образом, даже если индивид или группа воспринимает себя в качестве неэффективной и бессильной в решении текущих проблем, ненорматив­ные действия могут обеспечить общественный и политический резонанс, и тем самым облегчить условия, которые могут привести к социальным изменениям в долгосрочной перспективе. Политическая самоэффективность в большей степени влияет на готовность участвовать в протестных действиях в том случае, если индивид идентифицируется с группой, находящейся в ущемленном социальном положении.

Представление об аутгруппе

Исследования показывают, что люди с большей готовностью участвуют в протестных действиях, если считают, что кто-то ответственен за неблагополучное положение их или других людей. Приписывание ответственности другим людям или группе приводит к простому и легкому объяснению для сложных социальных явлений (например, «банкиры жадные стремятся к личному обогащению, и поэтому на них лежит ответственность за экономические проблемы нашей страны»), т. е. обычно «мы» выступаем как невинные жертвы, а «они» как плохие парни.

Неоднократно было показано, что представления аутгруппы о действиях ингруппы, отличаются от того, как сами члены ингруппы интерпретируют свои действия [Drury, 2000]. Например, итальянские и английские полицейские воспринимают толпы, участвующие в протестных акциях, как гетерогенные, дихотомические (агрессивное меньшинство и внушаемое большинство), агрессивные, иррациональные и, как следствие, опасные. Следствием такого восприятия становится представление о том, что против толпы требуется использовать жесткие методы, и полиция не ответственна за начало и развитие конфликта между двумя сторонами [Prati, 2009]; [Stott, 1998]. Демонстранты со своей стороны считают, что занимаются законным и ненасильственным протестом и дифференцируют себя от тех, кто ищет конфликта с полицией. При этом если полиция проявляет насилие в отношении демонстрантов (например, сдерживание или рассеивание толпы) — эти действия рассматриваются участниками митинга как основание для изменения отношения к «незаконным» действиям. Участники митингов или демонстраций начинают признавать за собой право законно коллективно противостоять действиям полиции [Drury, 2000], что часто приводит к выбору экстремальных способов взаимодействия с полицейскими. В результате подобной радикализа­ции коллективных протестов обостряется восприятие несправедливости сложившейся ситуации, а так же усиливаются негативные эмоции по отношению к каждой из сторон взаимодействия, что в свою очередь еще больше обостряет протестные настроения.

Гнев и презрение рассматриваются исследователями как основные эмоции, вызывающие протестные действия, при этом гнев является предиктором нормативных действия, а презрение — ненор­мативных. Дж. Беккер с коллегами показали, что переживание гнева по отношению к аутгруппе не только предсказывает конкретные протестные действия индивидов, но и их готовность продолжать протестную активность в будущем, а вот презрение к аутгруппе — нет [Becker, 2011]. Это связано с тем, что данные эмоции имеют различные последствия для социальных отношений. Так, гнев в основном приводит к краткосрочным действиям (например, словесным оскорблениям) и возникает в том случае, если между конфликтующими сторонами существуют достаточно близкие отношения, и, в конечном счете, они могут рассчитывать на примирение. Презрение же возникает в случае, когда стороны не ищут примирения и между ними возникает физическое и психологическое дистанцирование. Отсутствие желания сохранять социальные отношения с объектом, вызывающим презрение (например, правительство, полиция или любая другая аутгруппа), подрывает желание соблюдать социальные и моральные нормы в отношении противодействующей группы и, как следствие, приводит к выбору ненорма­тивных протестных действий. Кроме того презрение часто возникает, когда гнев не позволяет разрешить предыдущий конфликт, что приводит к ухудшению социальных отношений.

Социальная идентичность

Идентификация с группой рассматривается в большинстве психологических работ как основной предиктор готовности присоединиться к протестному движению. В 2008 году М. ван Зомерен и его коллеги описали модель коллективных действий, в рамках которой предполагается, что социальная идентичность предсказывает протестные действия как непосредственно, так и опосредованно через воспринимаемую несправедливость и оценку вероятности успеха коллективных действий группы (самоэф­фективность) [Van Zomeren, 2008]. Идентичность связана с выбором протестных действий в том случае, если положение группы воспринимается как критическое, а предполагаемые действия группы рассматриваются как эффективные [Opp K.-D, 2012]. Если же протестное поведение не будет восприниматься как эффективный способ решения проблем (выгода от них будет низкой, а затраты высокие), даже сильная идентификация с группой не приведет к протесту. В данном случае группа вероятнее всего будет выбирать неконфронтацион­ные способы для решения сложившихся проблем или изменения ситуации (например, переговоры, пожертвование и т. д.). В целом идентификация с группой более значима для тех индивидов, которые собираются бороться за свои права и только в том случае, если она является сильной и устойчивой, т. е. люди в группе в большинстве ситуаций рассматривают себя именно как членов этой группы [Thomas, 2009]. Именно сила и устойчивость социальной идентичности связаны с выбором нормативных и ненорматив­ных видов протеста. Опросив респондентов, участвующих в акциях по сохранению окружающей среды и движения за мир, авторы выявили, что участники, которые сильно идентифицировались с социальными движениями, чаще выбирали жесткие и ненормативные формы протеста (забастовки, участие в агрессивных митингах и т. д.), в то время как участники с не высокой идентификацией останавливались на мягких и нормативных формах (подписание петиции, лоббирование и т. д.) [Brunsting, 2002]; [Giguère, 2010]; [Veenstra, 2000].

При этом важно отметить, что нормативные и ненормативные протестные действия в свою очередь так же влияют на идентичность индивида. Совершение индивидами радикальных ненорматив­ных действий (например, террористических акций, акций вандализма и т. д.) от имени более широкой социальной группы может привести к дезидентификации с данной группой. Это происходит в том случае, если совершаемые действия не соответствуют групповой норме — действиям, которые поддерживаются большинством представителей группы. Например, достаточно часто радикальные исламисты совершают террористические акты от имени всех мусульман. Мусульмане в ответ на такие действия чаще всего не признают истинными мусульманами террористов, что в свою очередь приводит к тому, что люди, совершившие ненормативные действия, перестают идентифицировать себя с обобщенной группой мусульман, и воспринимает себя как отдельную политическую или религиозную группу [Becker, 2011]. Схожие результаты были получены при исследовании германских студентов, участвующих в радикальных действиях против повышения оплаты обучения. Ненормативные акции протеста и последующая за ними реакция общественности привели к тому, что протестующие перестали идентифицировать себя с группой «студенты», а стали относить себя к группе политических активистов.

Результаты многочисленных исследований показывают, что каждый из этих предикторов имеет свой вклад в предсказание протестного поведения индивида. Однако проведенный Ван Зомеренен и коллегами мета-анализ показал, что несмотря на важность каждого из трех проверяемых предикторов (несправедливость, инструментальность протестных действий и идентичность), центральную роль все-таки играет уровень идентификации. Идентификация предсказывает участие в коллективных протестных действиях как напрямую, так и непосредственно [Van Zomeren, 2008].

Вместо заключения

Исследования протестного поведения крайне важны и актуальны в современном мире. Выделение, описание и эмпирическое исследование влияния различных пре­дикторов на выбор протестных форм поведения все шире представлены в современной психологической литературе. Как уже упоминалось выше, представленные в статье предикторы чаще всего объединяются авторами в различные модели коллективных действий (более подробно см. [Агадуллина, 2013]). При этом существует достаточное количество исследований, в которых отдельные личностные характеристики, различные групповые и ситуационные факторы так же рассматриваются как предикторы протестного поведения вне контекста тех или иных моделей коллективных действий. Нарастающее количество различных эмпирических данных ставит задачу разработки новых классификаций и моделей взаимодействия между различными предикторами выбора определенных форм протестных действий. Эта задача наиболее актуальна, так как большинство предыдущих исследований ориентировались на исследование нормативных форм протестных действий, а не­нормативные действия стали предметом исследования только в последнее время.

Отдельная задача состоит в том, чтобы описать различия в выборах индивидуальных и групповых форм протеста. В частности, если обратиться к представленным в статье предикторам протестного поведения, можно предположить, что результатом индивидуального участия в протестной деятельности может быть осознание своей социальной идентичности — прояснение своих ценностей и приоритетов, в частности связанных с тем, как индивид относится к различным ситуациям политической и социальной несправедливости. Достаточно часто индивид может сталкиваться с различными ситуациями, которые вызывают сильную эмоциональную реакцию (например, стихийные бедствия). Если при этом он будет считать, что способен эффективно повлиять на изменение ситуации (пожертвование, юридическая помощь, протест и т. д.), его идентичность может меняться, что повлечет за собой определенные действия, например, вступление в группу волонтеров, участие в массовых протестах и т. д. Таким образом, и эмоции, и представление о само­эффективности могут способствовать пониманию того, кем именно является индивид.

Если же речь идет о групповых формах протеста, то исходным пунктом будет выступать социальная идентичность, которая может «подсказывать» индивиду ситуации, которые являются несправедливым по отношению к ингруппе, а какие нет, а также указывать на то, какой эффективностью обладает группа в решение тех или иных вопросов. Т. Постмес с коллегами утверждают, что социальная идентичность лежит в основе восприятия несправедливости по отношению к ингруппе, так как общее представление о том, что группа в связи с определенными обстоятельствами находится в более ущемленном положении, чем другие социальные группы, является элементом «общей судьбы» [Postmes, 1999]. Воспринимаемая несправедливость в свою очередь порождает определенного рода эмоции (чаще всего негативные), представления об эффективности конкретных протестных действий, представления о членах аутгруппы (чаще всего группа, против которой осуществляется протест). Достаточно часто в результате группового протеста идентичность членов группы политизируется, что еще больше увеличивает вероятность повторного участия в протестных действиях.