Экология современного детства: приоритетные направления научных исследований за рубежом

Флорова Н.Б., кандидат биологических наук, сотрудник реферативно-аналитического сектора Фундаментальной библиотеки, ГБОУ ВПО МГППУ, Москва, Россия, ninaflorova@yandex.ru

В базе данных Core Collection ресурса Web of Science исследована разработанность проблемы зависимого поведения детей, как части конструкта экологической среды современного детства. В трех кластерах - «аддиктивный ребенок», «аддикции детского возраста», «экологическая среда детства», как условных информационных группах данных, анализировались показатели наукометрического пространства - цити­руемость и наполнение полнотекстовых публикаций. Выявлены ведущие тренды научно-исследовательской работы. Показано, что компонент аддиктивности становится все более значимым в конструкте экологической среды детства.

Любой аспект состояния и действий человека на любом этапе жизни соотносится с конкретной экологической средой, будь то семья, система образования, детство, юношество, взросление, ближайшее окружение, профессиональное становление и прочие заданные исследователем параметры.

На произвольно взятом отрезке жизненного цикла (в данном случае детства) исследователь может проследить и прогнозировать вовлечение в рискованное поведение и последствия этого вовлечения на различном уровне внутри разных экологических конструктов.

Такой подход возможен благодаря междисциплинарному характеру понятий аддикции и аддиктивности.

Аддиктивность, как угроза здоровью нации, сегодня находится в поле зрения науки и практики в связи с детским табакокурением, наследственной алкоголизацией, трудностями обучения, психологическими личностными расстройствами и множеством других узловых точек риска для благополучного развития личности.

Цель проведенного анализа - выявление и описание выраженных трендов научно-исследовательской работы по проблеме аддикции и аддиктивности в экологической среде определенного жизненного периода - детства.

В представленном исследовании исследованы трен­ды личностных изменений, имеющие отношение к явлению зависимости и зависимого поведения Задача более четкого дифференцированного анализа литературного материала (раздельно по аддикциям и аддик- тивности) не ставилась.

В ходе предварительного аналитического эксперимента было обнаружено, что информационное пространства ребенка (в двух вариантах «аддиктивный ребенок» и «аддикция детского возраста», как произвольные задаваемые поисковику вариации) и 2) встраивание аддикции и аддиктивности в конструкт экологии детства, то есть выявление места детской аддикции и аддиктивности в экологической жизненной среде ребенка.

В каждом кластере отслеживались число записей, направления исследований, страны-лидеры, общая картина цитируемости.

1. Кластер Аддиктивный ребенок (Addictive Child)

Как видно (рис. 1), в этом кластере по числу записей лидируют США, Германия и Франция (соответственно 26,7, 13,3 и 11,4 % от общего числа записей), что указывает на активную разработку данной проблемы в этих трех странах. На момент сбора данных Великобритания, Канада, Нидерланды, Австралия, Китай разрабатывали ее гораздо менее активно.

Лидирующими направлениями исследований в выявленной совокупности записей оказались психиатрия (26,7%), психология (24,8%), наркология (11,4%), педиатрия (10,5%), нейрофизиология (9,4%); науки о поведении занимают здесь 3,8%.

Следовательно, можно говорить о выраженной тенденции смещения научных интересов а данной области от прикладной медицины к психологии личности ребенка с чертами аддикта. При этом на фоне относительно стабильного числа публикаций в исследуемом отрезке времени (2012-2016 гг), отчетливо виден резкий всплеск цитируемости публикаций в 2015 году.

Рис. 1. Наукометрические параметры кластера «Аддиктивный ребенок» (база данных Web of Science Core Collection, дата обращения 6 марта 2016 г)

Ведущими выявленными трендами в массиве обнаруженных данных в исследованных периоде и кластере были: нарушения роста и развития ребенка в онтогенезе; раннее прогнозирование вовлечения в зависимое поведение; риски формирования зависимого поведения; психология зависимого поведения школьника; детская кибер- аддикция.

В этом кластере заметна тенденция изменения качества и структуры наукометрического пространства.

Так, французские психологи, специализирующиеся в области аддиктивности взрослых [11], на базе психиатрических клиник Парижа проанализировала совокупность литературных данных на портале PubMed о динамике нарушений развития плода, новорожденного, ребенка и подростка в ситуациях, когда мать является нарко- или никотин-зависимой либо употребляет алкоголь. Был четко продемонстрирован риск патологий фетальной (внутриутробной) фазы на примере резкого снижения массы тела, его гипотрофичности, синдрома наркотической ломки новорожденного, апоплексии матки, патологий плаценты у роженицы и других явлений. В периоде детства и подросткового возраста суммированы данные по нарушениям развития и роста, трудностям обучения, овладения речью и когнитивными навыками (развитие памяти, внимания) в сочетании с импульсивностью или гиперактив­ностью, тревожными расстройствами и депрессивно­стью. Установлена коррелятивная связь тяжести расстройств развития ребенка с дозой и типом наркотического вещества, принимаемого матерью.

Авторы подчеркнули, что 75% младенцев, получивших наркотик от матери внутриутробно, в детстве имеют серьезные медицинские проблемы.

Более того, несмотря на очевидность этой трагической ситуации, специалисты внутри одной отдельно взятой страны все еще не готовы обсуждать ее на едином понятийном медико-психологическом языке. Все еще нет системы сквозного и достаточно длительного мониторинга объемных когорт детей с врожденными патологиями развития наркотической этиологии.

Следовательно, прогнозирование формирования аддиктивных состояний, а значит и профилактические вмешательства, остается недоразработанной проблемой профессиональных сообществ. На этот момент указывается также в американо-австралийском тематическом обзоре по организации профилактики табакокурения с курящими семьями, имеющими маленьких детей возраста 1-5 лет [10]. Из 921 обработанных авторами обзора литературных источников непосредственно к теме профилактического вмешательства относилось 28.

Проблему раннего прогнозирования риска формирования аддиктивного поведения развивают также специалисты университета Sherbrooke (Канада). В своем исследовании выборки детей 6-9 лет из малообеспеченных семей они показали, что проблемы с поведением, как таковые, могут с уверенностью считаться прогнозным фактором раннего вовлечения в потребление психоактивных веществ, алкоголизацию и гемблинг [14]. Тем самым авторы призывают усилить внимание к проблемам школьного мониторинга, создания безопасной образовательной среды, профилактики раннего вовлечения в курение, наркопотребле­ние, алкоголизацию, употребление спайсов и энергетиков, гемблинг.

Момент перехода из младших классов школы в средние, упомянутый выше, действительно может дать ценную информацию для прогнозирования рисков формирования аддиктивности, как подтвердили исследования специалистов США [13] из университетов Кентукки и Индианополиса. Ими показано, что по данным личностного тестирования учащегося младших классов возможно прогнозировать ранние риски аддиктивного поведения конкретного ребенка в средней школе.

Склонность к быстрым опрометчивым действиям под влиянием эмоций на фоне низкой рассудочной деятельности чреваты дефицитом навыков планирования и настойчивости, то есть предпосылками вовлечения в аддикцию.

Высокий уровень эмоциональной напряженности и низкий уровень осознанности своих действий у учащихся последнего класса начальной школы (11 лет) резко повышают риски проблемного поведения (алкоголизации и курения уже год спустя, в первом классе средней школы, то есть в 12 лет) со всеми вытекающими последствиями в старшем подростковом и взрослом возрасте. Авторы подчеркивают возможность и необходимость выстраивания индивидуальной траектории личностного развития для каждого учащегося в группе риска вовлечения.

Страны азиатского региона также ведут активные исследования в данном направлении.

Так, сотрудники университета Гонконга и Департамента прикладной социологии Гуанчжоу (Китай), изучая особенности формирования интернет- аддикции у более старших школьников, уже на средней образовательной ступени (14 лет) выявили такую же закономерность - наивысшая степень интернет- аддиктивности соответствовала наивысшей в рамках наблюдения степени авторитарности родительского стиля [6]. С переходом из класса в класс закономерность сохраняется.

Эти авторы углубили примененный подход и дифференцируют разные уровни одного и того же стиля родительства по степени их воздействия на формирование интернет-аддиктивности у детей, однако моделирование управления и стратегий профилактического вмешательства в эти процессы еще не завершен.

С уверенностью можно сказать лишь, что гибкой стиль родительства имеет выраженное профилактическое воздействие. Важно отметить, что авторы твердо считают: ни авторитарность как таковая, ни гибкость, а только лишь «либерализация, границы дозволенности» в родительстве, в сочетании с твердым контролем, способны регулировать интернет-зависимость ребенка в семье.

Интернет-аддикция (кибер-аддикция) продолжает оставаться актуальной для детского и подросткового возраста, о чем свидетельствует насыщенность информационных ресурсов этой проблематикой,

Web of Science включила в базу данных публикацию российских авторов (Санкт-Петербург) на эту тему в англоязычной версии одного из отраслевых журналов ВИНИТИ (Automatic Documentation and Mathematical Linguistics) [20].

Представляет интерес междисциплинарный состав этой исследовательской группы: туда вошли представители Междисциплинарного Центра экспертизы научных сертификатов и технологического мониторинга в области ядерных и радиационных исследований и Российской Международной Академии Экологии, безопасности человека и природы. Эта группа указала на социальное звучание проблемы кибер-зависимости как неизбежного следствия научного и технологического прогресса, то есть заявила об обратной стороне жизненного пространства, приобретшего свойства киберпространства.

Авторы подчеркнули, что риски интернет-аддик- ции все еще недооцениваются отечественными масс- медиа. В России сегодня нет осознания реального масштаба последствий для психического и соматического здоровья детей и подростков в связи с техногенными факторами их жизненной среды. В том числе авторы выделили категорию онлайн-аддиктов, к которой относят тинейджеров. Для этой категории пользователей характерны определенные типы компьютерных стресс-синдромов - изменение «доминанты жизни» на фоне общей личностной незрелости и даже инфантилизма и отсутствия осознанных стратегий копинга. Стремительное распространение в детской среде гаджетов новых поколений тут же провоцирует новые паттерны киберзависимостей.

Такие публикации - свидетельство того, как перестраивается наукометрическое пространство проблемы аддикции/аддиктивности - в нее включаются как естественнонаучные, так и технологические составляющие.

В этой связи следует отметить исследование, выполненное в Cyber University Республики Корея [17]. Оно посвящено относительно новому явлению - использованию смартфонов школьниками младшего возраста 6-10 лет.

Данное лонгитюдное исследование было проведено в Сеуле и 16-ти городах- «миллионниках» Южной Кореи, в общей сложности в 95 школах, в течение трех лет. Авторы показали, что на стадии завязывания отношений между детьми линейно возрастает их вовлеченность в пользование смартфоном и угасает интерес к учебному процессу (как мотивация к обучению). Однако с течением времени, по мере укрепления дружеских взаимоотношений, они начинают отвлекать ребенка от излишнего пользования гадже­том и стремления приобретать все более «продвинутую» его модель (не-кнопочную, но сенсорную, другого цвета, с другими приложениями и т.д.). Иными словами, крепкая дружеская связь служит мощным предиктором злоупотребления гаджетами, равно как и высокоавторитарный стиль родительства и мотивация на обучение.

При вариативном изменении ключевых слов для поисковика был получен второй кластер того же смыслового наполнения, но, как оказалось, измененного качества. Представляется, что эти изменения отражают различия рабочих понятий.

2.    Кластер «Аддикции детского возраста» (Childhood Addiction)

Как видно на рис. 2, во втором кластере на фоне более насыщенного информационного поля наблюдается иная расстановка приоритетов научного участия в проблеме аддиктивности детей - в пятерку стран-лидеров входят США, Канада, Австралия, Великобритания и Германия, причем США - с трехкратным отрывом от Канады, - 43,3 и 12, 6% соответственно.

Вместе с тем, в этом кластере сохраняются выявленные нами ранее тенденции ведущих направлений научных исследований и доля их в общем массиве: лидирующие позиции занимают психиатрия, психология и наркология (соответственно 35, 25 и 18%) при значительном отставании наук о поведении (3,3%).

Сохранена также тенденции резкого повышения цитируемости в 2015 году. Более того, за два месяца 2016 года цитируемость в этом кластере вышла на уровень 2012 года.

Во втором кластере четко прослеживается ведущий тренд исследований - негативный опыт детского возраста (психологическая травма) как фактор риска формирования аддиктивности.

Среди недавних (на момент сбора данных) публикаций следует выделить работу специалистов университета Торонто (Канада) по связи пережитого в детстве опыта жестокого обращения с последующей алкоголизацией в подростковом возрасте [22], что свидетельствует о неослабевающей актуальности этой проблемы.

Предшествующий детский опыт и подростковая аддикция - сохраняющая актуальность область интересов научных учреждений мира. Так, межуниверси­тетская исследовательская группа в США (Вашингтон и Огайо) работает над выявлением связи употребления каннабиса подростками с психопатологиями детского возраста [5]. Показано, что длительность и насыщенность эпизодов злоупотребления каннабисом, в зависимости от имевшихся в детстве форм нарушений психического развития, в свою очередь расширяет перечень этих нарушений к возрасту 30 лет. Это наблюдение легло в основу концепции о прогнозном значении имеющихся в анамнезе фактов о длительности и частоте эпизодов употребления каннабиса в подростковом возрасте и имеющейся психопатологии детского возраста для суждений о вероятности развития комор- бидных психопатологий вплоть до 30 летнего возраста. Иными словами, совокупный предшествующий опыт употребления и патология психики в детстве - функции коморбидности взрослого возраста.

Следует отметить глубокую проработку данной проблемы в крупных транснациональных исследовательских группах.

Рис. 2. Наукометрические параметры кластера «Аддикция детского возраста» (база данных Web of Science Core Collection, дата обращения 6 марта 2016 г)

Так, транснациональное исследование тканей головного мозга показало, что индивидуальные различия микроструктуры белого вещества могут считаться причиной различий в способности к принятию решений, в том числе рискованных (и рискованного поведения), на всем протяжении онтогенетического развития, начиная с детства [18].

Специалисты университетов США и Франции, исследовав данные компьютерной томографии мозга и анамнез людей разного возраста в выборке от 8 до 70 лет, подтвердили известный факт, что орбито-пре­фронтальная кора головного мозга ответственна за принятие решений. Авторы ввели в арсенал специалистов понимание того, что целостность микроструктуры белого вещества мозга меняется в онтогенезе, к подростковому возрасту и даже в ранне-взрослом периоде белое вещество остается анатомически незрелым. Это свое наблюдение авторы адресуют прежде всего специалистам, работающим в сфере профилактики наркоза­висимостей.

В связи с проблемой последствий негативного детского опыта следует отметить транснациональную работу междисциплинарной группы специалистов из университетов и научных учреждений США, Великобритании, Австралии по наследуемости употребления каннабиса на фоне стресса, пережитого в детстве [12]. Проведенное исследование было проведено на базе крупного проекта Study of Addiction: Genetics and Environment (SAGE) - части проекта Gene Environment Association Studies (GENEVA) при поддержке National Human Genome Research - отдела Национального Института Здоровья (Мэриленд, США).

Авторы разработали гипотезу, согласно которой у лица, зависимого от каннабиса, повышена активность минорного аллеля-А гена rs604300 в структуре эндо- каннабиноидной системы организма. Данному аллелю присуща также защитная функция в ситуации пережитого в детстве стресса (например, насилия). В эксперименте гипотезу удалось подтвердить, что в дальнейшем позволит оценивать роль генотипа в формировании устойчивости и адаптационных ресурсов, уровне энергетического обмена, проблемах избыточного веса и способности переносить боль. Как видно на рис. 3 из этой публикации, симптоматика употребления канна­биса у лиц, переживших насилие в возрасте до 16 лет (CA), существенно выше по сравнению с не пережившими стресса (No CA) относительно двух модификаций аллеля ( GG и АА/AG).

Можно отметить и публикации психиатров США, в которых сообщается о различной реакции на интраназальный окситоцин у лиц с одновременным наличием в анамнезе двух факторов - опыта детского насилия и сформированной наркозависимости - и без них [9]. Есть также данные о предикторном значении для профилактики кокаиновой зависимости еще двух сочетанных факторов - детского опыта насилия и особенностей генетического картирования кортикостероидных рецепторов [8].

Насыщенность информационного пространства такими публикациями дает основание полагать: традиционная медицина продолжает активно работать над клиникой детской химической и нехимической зависимостей и не уступает своих позиций.

Необходимо сказать о том, что в России давно и активно развивается научная школа генетического маркирования рисков семейного употребления психо­активных веществ. Академик РАН И.П. Анохина в основу своей научной школы заложила теорию патогенеза алкоголизма и наркоманий, концепция единства биологических механизмов различных видов зависимости и генетические механизмы основа наследственной предрасположенности к потреблению психоак­тивных веществ.

В одной из публикаций И.П. Анохиной совместно с руководимой ею исследовательской группой указано: «...в наших исследованиях обнаружено, что в группе больных алкоголизмом русской национальности с семейной отягощенностью увеличена частота встречаемости генотипа 9/10 ДАТ (0;41) по сравнению с контрольной группой и группой больных без семейной отягощенности... Среди больных опийной наркоманией наблюдалось преобладание гомозигот 10/10 с частотой 0,69, а также гетерозигот 9/10 с частотой 0,24. . В выборке больных достоверно увеличение доли гомозиготного генотипа 9/9. Вероятно, аллель 9 можно рассматривать как аллель риска алкоголизма и наркомании. Поиск генов- кандидатов, ответственных за предрасположенность к злоупотреблению психоактивными веществами, целесообразно вести .среди генов, регулирующих дофаминовую нейромедиацию» [1] [ДАТ - один из важнейших функциональных белков дофаминовой системы - НФ].

Рис. 3. Взаимосвязь генотипа rs604300 с пережитым опытом детского насилия как прогнозный фактор для выявления возможной симптоматики употребления каннабиса (по данным Caitlin E. Carey, Arpana Agrawal, and Bo Zhang. Emily D. Conley, Andrew C. Heath and Daofeng Li, Louisa Degenhardt, Michael T. Lynskey, Nicholas G. Martin and Grant W. Montgomery и других, 2015) [12]. CA - лица, пережившие насилие (стресс), No CA - лица без опыта пережитого насилия, GG, AA/AG - две модификации аллеля

Другой выраженный тренд исследований в этом кластере - участие медицинской педиатрической научной школы в разработке государственных профилактических программ, прежде всего антитабачных.

Пример - программная публикация Американской Академии Педиатрии «Clinical Practice Policy to Protect Children From Tobacco, Nicotine, and Tobacco Smoke» в журнале «Педиатрия» [7].

В этом документе подчеркивается, что табачная зависимость начинает формироваться в детстве, и острой проблемой мирового сообщества остаются подверженность детей пассивному воздействию табачного дыма и провоцируемые этим фактором заболевания и пренатальная смертность. Педиатры обозначают эту ситуацию как небезопасную для жизни детей, и проблему детской табачной зависимости относят исключительно к компетенции педиатрии.

Здесь указывается также, что специалисты, проходящие переподготовку в области профилактики детского табакокурения, должны иметь соответствующие сертификаты.

В этом документе изложены и рекомендации практиков клиницистов по экспертной оценке качества критериев доказательной профилактики. Авторы документа разработали кадастр качества доказательств с преобладанием (или равной мерой) вреда или выгоды для индивида или социальной группы, и соответствующим решением о вынесении экспертами строгого требования, рекомендации либо мнения по каждому из доказательств (рис. 4).

Рис. 4. Кадастр качества критериев доказательной профилактики детского табакокурения на уровне государственной антитабачной политики (по данным Clinical Practice Policy to Protect Children From Tobacco, Nicotine, and Tobacco Smoke. 2015, США [11]

Авторы документа разработали специальный опросник для дифференцированного анализа показателей соматического состояния курящего ребенка и соотнесения этих данных с одной из пяти категорий качества. При этом документ содержит перечень диагностических признаков как стандарт, дающий право на строгие рекомендации. Как видно из рис. 4, основанием, например, для строгих (запретительных) рекомендаций являются выявленные на уровне популяции четкие диагностические нарушения в состоянии здоровья; основанием для мнения служат экспертные оценки, отдельные клинические случаи (истории болезни) и т.д.

Иными словами, мы наблюдаем здесь действия американского медицинского профессионального сообщества, регламентирующие решение проблемы детского табакокурения на национальном уровне.

Таким образом, в кластере «Аддикция детского возраста» мы наблюдаем мощный тренд практико-ориентированных исследований - пережитый в детстве опыт насилия и его последствия, с доминирующим медицинским направлением.

На следующем этапе исследования аддиктивность ребенка была рассмотрена как часть конструкта экологии детства.

3.    Кластер «Экологическая среда детства» (Childhood Ecological Environment)

Научная экологическая школа постоянно обогащается информацией о детстве как особой экологической среде, со специфичными требованиями к безопасности, устойчивости, благополучию.

В ходе научно-информационного поиска нами была выявлена широкая панорама исследований экологии детства, которая отличается разнообразными подходами, аспектами, междисциплинарностью, многофактор­ностью, внутренними и внешними ассоциативными связями параметров и другими отличиями. Четко дифференцировать обнаруженные публикации по фактору аддикции/аддиктивности удавалось не всегда.

Материалы этого класлера были отобраны с допущением, что аддикции/аддиктивное поведение рассматриваются как категории с обязательным присутствием факторов риска физическому и психическому здоровью и социальному статусу.

При рассмотрении среды детства, ограничиваясь ее экологическими параметрами, мы видим, что здесь пятерку лидеров составляют США (со значительным отрывом), Канада, Австралия, Великобритания и Франция (рис. 5). Ведущими направлениями исследований являются общественное здравоохранение и психология, то есть психология поднимается на более высокие рейтинговые позиции в общем перечне направлений. Затем следуют социология, проблемы здорового питания, психиатрия. Поведенческие проблемы, равно как и проблемы наркологии и социальной работы, в среднем на порядок теряют свои позиции по сравнению с первыми двумя кластерами. За интересующий нас период времени была выражена тенденция роста как публикационной активности (число публикаций), так и активности цитирования.

В этом кластере обнаружены публикации, раскрывающие взаимосвязи особенностей жизненной среды, в которой протекает период детства, с явлением детской аддикции (аддиктивности). Точнее, публикации этого кластера ориентированы на описание и оптимизацию жизненной среды детей (прежде всего школьного возраста) в ситуациях риска и угрозе безопасности жизненной (в том числе образовательной) среды. При этом следует оговорить, что в публикациях этого кластера обсуждаются не столько проблемы аддикции/ аддиктивности детского возраста, сколько психологические проблемы, провоцирующие эту тенденцию. Это наблюдение согласуется с низкими позициями проблем поведения в рейтинге направлений исследования, отмеченными выше.

Такой работой, - имеющей опосредованное отношение к проблеме аддиктивности, но выполненной «на стыке» с ней и содержащей высокоактуальный материал, - является недавняя совместная публикация психологов университета Мичиган и медицинских психологов университета Питсбург (США) [21] по проблеме эмоционального дефицита (черствости) у детей и роли родительства в решении этой проблемы. Заболевание, недавно вошедшее в стандарт DSM-5 как limited prosocial emotions’ - LPE (ограниченность про- социальной эмоциональной сферы) представляет собой недавнюю концептуализацию черствого (жестокого, бездушного, эмоционально неокрашенного) поведения (callous unemotional (CU) behavior).

Авторы этой публикации предложили модель данного заболевания с ее асоциальными последствиями, где продемонстрировали феномен - наличие прямых связей материнского тепла и материнской агрессии с низкоэмоциональным поведением детей возраста 10-12 лет и последующим асоциальным поведением ребенка (рис. 6).

При этом для возраста 10-12 лет точкой риска формирования неэмоционального поведения является возраст 2 года, а для возраста 20 лет такой точкой является возраст 10-12 лет. В обеих точках критическим фактором является эмоциональное тепло матери.

Абстрагируясь от этой сухой научной трактовки, можно интерпретировать ее как подтверждение общеизвестного факта - эмоциональное тепло матери незаменимо для ребенка, особенно в возрасте 2 лет и 10-12 лет.

Рис. 5. Наукометрические параметры кластера «Экологическая среда детства» (база данных Web of Science Core Collection, дата обращения 6 марта 2016 г)

Рис. 6. Модель прямых и непрямых эффектов взаимодействия между факторами риска формирования жестокого (бездушного) поведения ребенка с его асоциальным поведением (по данным Rebecca Waller & Daniel S. Shaw & Erika E. Forbes & Luke W Hyde6 2015 [21])

Специалисты по проблемному детскому поведению университетов Нью-Йорка, Пуэрто-Рико и Колумбия (США) провели лонгитюдное исследование популяции детей в возрасте 10 лет, положив в основу своей концепции тезис о том, что индивидуальные (личностные) и пространственно-отдаленные (дистальные) факторы (семья, общество, культура) ответственны за такие явления в детской среде, как буллинг (издевательства), причем буллинг может быть не эпизодическим, а систематическим. В эксперименте объектом буллинга на двух пространственно разобщенных площадках был расовый (этнический) компонент.

Авторы составили градиент факторов риска бул­линга для ребенка, куда вошли трудности социальной адаптации, трудности обучения, жесткий родительский контроль, негативная атмосфера в школе, преследование по типу насилия, делинквентное поведение сверстников и уровень аккультурации [16].

Авторы заявили, что помимо школьной среды, специфичные аспекты общества, семьи, культуры являются значимыми в развитии буллинга, что должно учитываться в программах вмешательства и профилактики. Особенно актуальной эта проблема оказалась для меньшинств, оказывающихся в зоне риска в силу жизненных обстоятельств. При этом основные надежды по содействию в решении проблемы буллинга детского возраста авторы возлагают на педиатров и работников социальной службы (не на психологов).

Абсолютно оправданным в связи с ростом объема психологических проблем детского возраста видится рост публикаций о воспитании позитивных представлений о жизни и счастье и в конечном счете жизненного оптимизма у школьников и молодежи.

Особенно актуальной эта проблема считается для детей младшего подросткового возраста, то есть выходящих из детства. Все еще недостаточно данных о роли оптимизма в протекании раннего юношеского возраста. На модели процессов личностного развития в этом жизненном периоде в междисциплинарной работе психологов двух университетов Канады показано, что депрессивные и тревожные симптомы и поведение подростков зависят от поддержки родителей, контакта с ними, семейных традиций (семейные обеды), взаимодействия со сверстниками в школе и вне школы [19]. Авторы считают, что с усилением родительской поддержки усиливается и оптимизм подростка 9-13 лет, особенно если изначально уровень депрес­сивности подростка снижен (рис. 7).

Рис. 7. Взаимосвязь симптомов депрессивности и родительской поддержки в возрасте 9-13 лет (по данным Kimberly C. Thomson, Kimberly A. Schonert-Reichl, Eva Oberle, 2015 [19])

По мнению авторов, этот эффект отражает сложную взаимосвязь личности с ее окружением, когда уровень воздействия позитивного фактора (родительская поддержка) зависит от субъективного восприятия этой поддержки подростком. Поэтому авторы пришли к выводу: подростки с высокой депрессивностью могут и осознавать, что родители хотят помочь, но неспособны применить эту поддержку для выхода в будущее с позитивным настроем.

Следует отметить наличие в этом кластере регламентирующих документов, ориентированных на работу со средовыми факторами - образовательной средой и семьей. Так, например, обнаружен системный обзор, выполненный совместно специалистами Австралии и США, по программам вмешательств для снижения вреда от табакокурения в семьях с новорожденными и маленькими детьми [2]. Авторы обзора отметили крайне малое количество публикаций с результатами исследований на основе социо-экологического подхода, где фигурировали бы семьи с детьми 1-5 лет. Авторы призывают также обратить внимание на необходимость поддержки семей с маленькими детьми с тем, чтобы они могли самостоятельно создавать семейную среду, свободную от курения и безопасную для всей семьи. При этом внутренние психодинамические процессы и социальные проблемы семей с детьми должны быть приоритетными трендами исследования.

Можно упомянуть также национальную программу профилактических вмешательств на базе общеобразовательных школ в Китае, ориентированную на обучение здоровому образу жизни и профилактику ожирения в детско-подростковой популяции, охватываемой школьным образованием , то есть в возрастном интервале 7-18 лет [2] (Как показано выше, Китай входит в первую десятку стран, активно ведущих исследования в рамках данного кластера).

Авторы подчеркивают, что это первая и наиболее объемная национальная программа школьного вмешательства, ориентированная на проблему избыточного веса детей, обобщающая социо-демографические и географические параметры детей и подростков, у которых обнаружены данные нарушения развития. Вмешательство построено на социально-когнитивной теории и социально-экологической модели здоровья, с картированием результатов.

Особое внимание к семьям с маленькими детьми в плане избыточного веса детей отражено в работе крупной исследовательской группы, в которую вошли специалисты разных университетов США [4].

В этой публикации описана заслуживающая нашего внимания модель формирования избыточного веса у детей (рис. 8) с дифференцированием и ранжированием многочисленных факторов риска ожирения по степени угрозы здоровью детей, начиная с возраста 3-5 лет (внутренний круг) и вплоть до окончания школы (внешний круг). Как видно, в поле зрения авторов оказались просмотр телепередач, посещение ресторанов родителями, организация школьного питания.

Рис. 8. Модель формирования избыточного веса у детей (по данным Brandy Buro, Abby Gold; Dawn Contreras; Ann L. Keim, Amy R. Mobley et al, 2015 [4]

Специалисты университета Южная Дакота (США), изучая прогнозные экологические факторы субъективного благополучия детей в крупных городах [19], представили условный кадастр факторов жизненной среды ребенка-горожанина 10-12 лет, ответственных за его субъективное благополучие. Авторы выделили три наиболее мощных предикторных (прогнозных) фактора благополучия - пол, параметры образовательной среды, взаимоотношения внутри жизненного окружения.

Специалисты Португалии и Австралии опубликовали в 2015 году весьма своеобразную работу по экологическим аспектам риска в поведении детей (то есть экологическим аспектам рискованного и безопасного поведения детей) [3].

Эти авторы отходят от общепринятых понятий «рискованная жизненная среда» и «дети группы риска», и утверждают, что, в свете экологической теории, детям с определенными характеристиками личности жизненная среда предоставляет определенные возможности. В этом контексте риск может рассматриваться как реляционная составляющая (пространства - времени).

Рассматривая экологическую среду из трех компонентов - ребенок-взрослый-пространство «с градиентом опасностей», авторы выдвинули рабочую гипотезу, согласно которой деятельность ребенка побуждает его к восприятию и познаванию окружающей среды, что в свою очередь инициирует новые, в том числе рискованные, формы поведения в той же фоновой среде. Поэтому риск представляется динамичным конструк­том и, следовательно, действия детей отражают качество их восприятия или возможности дальнейших действий («result of actualization of affordances»).

В свою очередь, аффордансы, или возможности для совершения действий, в детской жизненной среде тесно связаны со способностями ребенка к тому или иному действию в конкретной жизненной среде; они начинают развиваться с раннего возраста. «Ребенок может не понимать, - пишут авторы, - что сооружения на игровой площадка слишком высоки чтобы спрыгнуть, или что падать на твердую землю больно и с высокой лестницы - опасно, и получает об этом представлениенасобственномопыте». Первоочередной задачей воспитателей становится поэтому развитие способностей ребенка к исследованию и обучению.

Следовательно, в данном кластере проявляется разнообразие научных направлений, отличающихся острой социальной направленностью и объединением исследователей в транснациональные группы высокого научного потенциала. Среди их разработок выделяются проведенные на клеточном и молекулярном уровне и модели управления ситуациями риска вовлечения в рискованное поведение.

Заключение

Высокая насыщенность информационных ресурсов и их постоянное обновление обеспечивают как самообразование, так и обмен информацией между специалистами. Сегодня существует возможность самостоятельно следить за развитием научной школы и не упускать из виду состояние сопредельных областей знания.

Проведенный анализ продемонстрировал также результативность работы междисциплинарных и транснациональных групп в исследовании аспектов детского зависимого поведения. Мы видим еще одно подтверждение тому, что современное научно-практическое знание предоставляют собой не только теоретический (концептуальный), но и инструментальный и методологический ресурс и поэтому оно ценно для разработки профилактических и реабилитационных программ, нормативных документов, системы переподготовки кадров, организации работы реабилитационных центров и многих иных целей.

Действительно, в большинстве проанализированных работ, выполненных крупной группой специалистов, прямо или косвенно акцентируется необходимость создания «двучленного» инструмента управления профилактической и лечебной деятельностью - государственные профессиональные стандарты персонализированной ранней диагностики рисков и психологической помощи - с одной стороны, и индивидуальный подход к лечению и диагностике - с другой.

Аналогичные проблемы сегодня активно решаются в медицине. Можно, например, видеть, как кардиологи стран Европы и США начинают, ориентируясь на международные профессиональные стандарты диагностики и лечения, выбирать из них пригодные для конкретного пациента.

Персонализированность проблемы аддиктивно-сти, как и всех проблем, ориентированных на физическое и психическое здоровье человека, изначально обусловлена этнографическим фактором как данностью. Люди из разных стран и даже разных регионов одной страны существенно различаются особенностями биохимических и физиологических процессов, психосоциальными и иными параметрами, поэтому профилактировать, лечить и реабилитировать их требуется совершенно по-разному, но на единой концептуальной основе.

Наконец, нельзя не оговорить субъективность суждений, вынесенных в этой статье. Она обусловлена в том числе произвольностью задаваемых поисковику ключевых слов, отсутствием до настоящего времени единого международного терминологического словаря профессионального сообщества аддиктологов, превентологов и реабилитологов.

Тем не менее, удалось показать, что на сегодняшний день обусловленная жизненной средой психология зависимого поведения постепенно занимает должное место в рейтинге научных исследований. Среди разработок средового тренда выделяются исследования на клеточном и молекулярном уровне и модели управления ситуациями риска вовлечения в рискованное поведение.