Исследования результативности практик совместного принятия решений в социальной работе с семьей: методологические вопросы

В статье рассматриваются методологические проблемы исследования результативности практик совместного принятия решений в социальной работе, сфокусированных на семье и ее «естественном» социальном окружении, на примере семейных групповых конференций и работы с сетью социальных контактов. Дан концептуальный обзор подходов к конструированию ожидаемых результатов с позиции разных участников — специалистов, взрослых членов семьи и детей. Анализируется чувствительность к результатам этих практик в исследованиях с разным типом дизайна, включая рандомизированные контролируемые исследования и предлагаемые альтернативы им, включая дискретный анализ времени выживания, когортные исследования и кейс-стади. Обсуждаются факторы и механизмы, влияющие на достижение результатов этих практик, которые необходимо учесть в их «теории изменений».

Введение

Практики совместного принятия решений, сфокусированные на клиенте, его семье и «естественном» социальном окружении — друзьях, соседях, коллегах — используются во многих сферах социальной работы (с семьями в трудной жизненной ситуации, с приемными семьями, с пожилыми людьми, в медицинской реабилитации и клинической психиатрии, в восстановительном правосудии).

Данная статья рассматривает технологию «Семейные групповые конференции» (СГК) как наиболее доступную в англоязычной литературе на текущий момент. СГК состоит из последовательности этапов, которыми руководит координатор — прошедший подготовку специалист: 1) исследование социального окружения (беседа и картирование); 2) обсуждение с семьей хода и задач СКГ, людей из социального окружения, которых они хотят пригласить; 3) встреча со специалистами и социальным окружением семьи, на которой семья разрабатывает план; 4) реализация плана: клиент, его неформальное окружение и, по необходимости, специалисты реализуют взятые на себя задачи по улучшению ситуации. В отдельных случаях мы обращаемся к исследованиям технологии «Работа с сетью социальных контактов» (ССК), которая отличается от СГК спецификой проведения встречи (в СГК есть «время семьи», когда специалисты и куратор уходят; в ССК все специалисты и неформальное окружение семьи взаимодействуют в общем кругу, их беседу фасилитируют два ведущих), однако их различия не принципиальны для данного обзора.

В статье преимущественно рассматриваются исследования в сфере социальной работы с семьей, поэтому в качестве синонимов к слову «клиент» здесь иногда используются «родители/ребенок/семья». Когда мы обращаемся к исследованиям других целевых групп, это всегда указывается в тексте.

Цель статьи — выполнить концептуальный обзор подходов к конструированию результатов СГК с точки зрения клиентов и специалистов, а также методологических вопросов и организационных сложностей, возникающих при разработке дизайна исследований результативности этой практики.

Конструирование результатов практики СГК

Данные о результативности СГК во многом определяются тем, кто формулирует результаты и какие инструменты измерения они выбирают [28]. Фокус на клиентах как активных партнерах в принятии решений подразумевает, что они включены и в этот процесс.

«Ориентированные на систему результаты» (service-led outcomes), которые определяются специалистами для и от имени клиентов [7], должны быть дополнены «личными результатами» (personal outcomes), связанными с целями, надеждами и приоритетами самого человека (Табл. 1).

Таблица 1

Типы «личных» результатов, сформулированных клиентами (родителями и детьми), с примерами формулировок [30]

Как правило, люди тесно связывают «личные результаты» с процессом их достижения [3].

Поэтому наряду с результатами надо учитывать и удовлетворенность клиента процессом участия в СГК. Большинство семей оценивают этот опыт положительно [22], хотя другие процедуры в сфере защиты детей вызывают у них негативное отношение [6]: 98 % родителей и родственников считают, что они играли важную роль в разработке плана по решению проблемы на СГК [27]; 95-97 % соглашаются с утверждениями «Я чувствовал, что это встреча моих близких» и «В плане удалось учесть мое мнение по поводу благополучия ребенка»^[1].

Связь между удовлетворенностью процессом и достижением позитивных изменений показана в исследовании Хйорта, где участники ССК оценивали процесс сразу после встречи, а свою жизненную ситуацию — во время подготовки к встрече и после нее^[2]. 38% участников продемонстрировали статистически значимые улучшения после встречи, 50% оценили свое состояние как улучшившееся в пределах критериев клинической значимости; при этом участники, отметившие улучшения в своей жизни, оценили процесс встречи более высоко, а не достигшие улучшений или даже показавшие небольшое ухудшение (12%) — более низко [21].

Непосредственные результаты отслеживаются как в краткосрочной («на СГК создан план, одобренный специалистами»; «усилилась вовлеченность семей в процесс принятия решений»), так и в среднесрочной перспективе («спустя 6 месяцев семья следует своему плану»). Например, британское исследование [27] показало, что через 6 месяцев после СГК планы выполняются в среднем на 75%; а нидерландское — что 87% семей выполняют планы и ощущают при этом контроль над собственной жизнью [32]. Такой уровень приверженности планам считается высоким в сфере помощи семьям в трудной жизненной ситуации.

Социальные результаты СГК (табл. 2) включают в себя положительные изменения в жизни клиентов и их окружения; как правило, они описывают улучшение жизненной ситуации (снижение рисков для ребенка или пожилого человека; профилактику сиротства; уменьшение количества госпитализаций) и изменения системы отношений (расширение социальной сети; переживание клиентами и социальной поддержки, и личной автономии).

Таблица 1

Примеры формулировок социальных результатов в проспективных исследованиях СКГ

На формулировки результатов влияет и теоретическая ориентация исследователя: так, в рамках системной семейной терапии результаты ССК описываются как «изменение паттернов взаимодействия в социальной сети» или «преодоление ригидных стратегий взаимодействия» [23].

«Семью» или «сеть» не следует рассматривать как единого участника СГК, поскольку у разных членов семьи есть разные потребности и цели, в том числе, противоречащие друг другу. Применительно к детям можно говорить о специфических возрастных потребностях, например о потребности (и праве) в учете взрослыми их мнения при принятии решений, влияющих на их жизнь [11].

Фокус на тех или иных результатах — не нейтрален. Так, акцент только на «ориентированные на систему результаты» может угрожать соблюдению принципов СКГ: он превращает право близких клиента помогать ему в обязанность и не всегда учитывает их реальные возможности [28]. При этом измерение таких «личных результатов», как эмпауэрмент, возможно с помощью косвенных показателей, например, «доля задач в планах, создаваемых на СГК, возложенных на людей из окружения семьи, а не на специалистов», которая на практике может достигать 80% ^[5].

Рандомизированные контролируемые исследования (РКИ) для оценки результатов СГК: «золотой стандарт» или неподходящий метод?

Среди исследователей нет единодушия в том, являются ли РКИ адекватным дизайном для исследования СГК: их позиции расходятся в диапазоне от «РКИ должны стать не просто “золотым”, а “единым стандартом”» [42] до «РКИ не позволяют делать корректные выводы о результативности комплексных вмешательств с активным участием самих семей, которые борются сразу с несколькими проблемами». Есть и те, кто предлагает перенести на исследования СГК подход персонализированной медицины, где сбор и интерпретация данных проводятся с учетом генетики и индивидуального биохимического профиля каждого конкретного пациента [37].

Интересно, что дизайн исследований СГК влияет на выводы о его результативности. Ретроспективные исследования показывают, что СГК эффективнее, чем обычная социальная работа с семьей, для снижения рецидивов жестокого обращения, а также количества и длительности эпизодов размещения детей вне кровной семьи, однако проспективные исследования (преимущественно РКИ) не находят таких преимуществ [1]. Метаанализы [13; 41] также не выявили превосходства СГК перед «обычной» социальной работой в снижении числа эпизодов жестокого обращения, отобраний детей из семьи и потребности семей в социальном сопровождении.

Анализ доказательной базы СГК показывает, что с начала 2000-ых гг.^[6] ее качество растет с точки зрения иерархии доказательств, принятой в биомедицинских исследованиях, однако «сильных» работ все еще немного [2; 20]. Так в систематическом обзоре результативности СГК для социального сопровождения пожилых людей поиск в 14 базах данных дал 1680 статей, из которых критериям качествам, установленным авторами обзора, соответствовали только 6 работ на основе 3 исследований [20].

Редкий выбор РКИ в качестве дизайна исследований СКГ связан с рядом организационных и методических ограничений.

Все РКИ СГК проводились на небольших выборках (50—250 семей). Но работая с большим количеством контекстуальных переменных, включая те, что не поддаются контролю или даже отображению в модели, необходимо использовать большие выборки и подробно обосновывать выбранный размер, учитывая (1) риск ошибки первого типа (5%); (2) мощность (80—90%); (3) допущения о контрольной группе, основанные на предыдущих исследованиях, например, частоту тех или иных событий, величину стандартного отклонения; (4) ожидаемые результаты интервенции (например, их клиническую значимость) [10].

Случайное распределение в экспериментальную (ЭГ) и контрольную (КГ) группу крайне затруднено в условиях реальной практики. В одном РКИ 64 семьи, находившихся на социальном сопровождении, были случайным образом включены в ЭГ и получили направление на СГК. Но за 15 месяцев исследования только для одной из этих семей действительно состоялась СГК — в остальных случаях либо члены семьи отказывались, либо специалисты выстраивали работу с помощью других технологий^[7]. Оценочные исследования^[8] внедрения практики СГК показывают: чтобы согласиться на участие, большинству семей нужно обсудить эту идею со специалистом; направления и информационных материалов недостаточно [24]. Важную роль здесь играют установки специалиста в отношении СГК [37] и его навыки работы со стыдом клиентов. Исследователи призывают рассматривать стыд как самостоятельную «методологическую проблему» СГК [35], при этом он играет роль как фактора риска, мешающего согласиться на СГК, так и фактора, способствующего достижению результатов^[9] [8].

Сторонники РКИ согласны, что в исследованиях СГК их результаты требуют дополнительной интерпретации. Например, как относиться к тому, что количество получаемых семьей социальных услуг после СГК по одним данным снижается [25], а под другим — незначительно возрастает [1]? Это зависит от ресурсности конкретной семьи и специфики ее контакта со специалистами — иногда повышение мотивации клиентов на получение профессиональной помощи в тех сферах жизни, где неформальной поддержки мало, само по себе является результатом [1].

Альтернативны РКИ в исследованиях результативности СГК

В качестве альтернатив де Йонг и Шаут предлагают «восприимчивую оценку» (responsive evaluation). При разработке дизайна исследования она требует обращать внимание на контекст, в котором существует изучаемая практика, и на ценности всех вовлеченных в нее лиц. Применение количественных методов не исключается, но, в отличие от РКИ, получаемые данные требуют интерпретации в диалоге с участниками исследования [9].

Рекомендуемый ими дизайн количественных исследований — дискретный анализ времени выживания (discrete-time survival analysis) на больших когортах — не подразумевает случайного распределения в ЭГ. Добровольный выбор семьи участвовать или не участвовать в СКГ — это реализация самоопределения, как ценности и механизма этой практики [9], поэтому важно, чтобы дизайн исследования не вступал с ним в потенциальный конфликт.

С помощью структурного моделирования (structural equation modeling) исследовали более 600 000 случаев в профилактике жестокого обращения с детьми за 5-летний период, в части из которых проводились СГК. Обнаружилось, что СГК чаще проводились в семьях юных матерей и в семьях с более высоким уровнем риска. СГК показали значительное влияние на исход работы с семьей, даже с учетом других сопутствующих факторов: вероятность отобрания ребенка после СГК снижалась на 51,4% [24].

Ванг с соавторами исследовали влияние СГК на постоянное жизнеустройство для детей из фостерных семей (N = 80 690) — на воссоединение с кровной семьей, родственную опеку или усыновление. Результаты дискретного анализа времени выживания показали, что СГК повышают вероятность возвращения в кровную семью (к родителям или родственникам), однако не помогают значимо сократить время проживания в фостерной семье [16].

Онруст с соавт. провели post hoc анализ результативности СГК в сфере комплексной помощи подросткам с интеллектуальными дефицитами. Чтобы избежать искажений выборки, связанных с тем, что на СГК направляют семьи с определенными характеристиками, в качестве КГ использовались кейсы, с которыми организации работали в течение года до момента внедрения СГК. Чтобы добиться сходства ЭГ и КГ, исследователи (1) подбирали кейсы с похожими социально-демографическими характеристиками клиентов и профилями проблем; (2) просили сотрудников, работавших с семьями в группе СГК, выбрать похожие случаи из архива; (3) полученных таким образом кейсов не хватило, поэтому часть КГ была сформирована случайным образом. Результаты показали, что количество диагностируемых социальных и поведенческих проблем после СГК значимо уменьшилось по сравнению с КГ [31].

Исследования случая (кейс-стади) для оценки результативности СГК

Оценка процесса (process evaluation) связывает результаты, достигнутые после и/или вследствие СГК, с процессом ее проведения и с проблемами, которые были показанием к ней. Глубинные интервью со всеми участниками воссоздают связную картину того, как, с их точек зрения, складывался диалог на СГК и как он повлиял на ситуацию конкретной семьи в ее уникальном контексте. При этом среди участников может не быть консенсуса о том, была ли СГК «успешной» или «неуспешной» [17].

Кейс-стади полезны для изучения практик, у которых нет фиксированного перечня результатов, а также для исследования различий между случаями [43]. Бридуолд и Тонкенс применили множественное эксплораторное кейс-стади (multiple exploratory case studies), включающее наблюдение за ходом СКГ на всех этапах, интервью с клиентами, людьми из их окружения, специалистами, координаторами СГК и администраторами социальных служб. Это позволило им сформулировать факторы успешного применения технологии [5].

Кейс-стади позволяют отвечать на вопросы о влиянии СГК на широкий контекст социальной работы, в который они встраиваются. Шаут с соавторами задались вопросом, какую «добавленную ценность» привносят СГК в работу психиатрического стационара для взрослых. Выяснилось, что они помогают медикам реже прибегать к принудительной госпитализации и/или использовать более мягкие формы недобровольного лечения, поскольку план безопасности для пациента разрабатывают его близкие; это также снижает тревогу пациента перед потерей контроля над своей жизнью в стационаре [38].

Важным, но трудно поддающимся формализованному измерению результатом является положительная динамика отношений в поддерживающей социальной сети семьи: ведь кроме количества источников поддержки надо учесть качество отношений с каждым из них (конфликтность, близость и др.). Данные о том, что клиенты из ЭГ по сравнению с КГ указывают больше источников поддержки, не помогают понять механизм воздействия — вовлекаются ли новые помощники из «периферии» социальной сети или, наоборот, сдерживается их «отток» из ближнего круга [1].

«Теория изменений» СГК: как достигаются результаты?

Работ с объяснениями причин (не)достижения результатов СГК на данный момент недостаточно [5]. Шаут задается вопросом: «Как мы можем оценить СГК, учитывая, что «на входе» (inputs) мы имеем объединение неформальной группы и профессионального сообщества, в процессе (throughputs) мы видим множество обстоятельств и стимулов, влияющих на путь от проблем к решениям, а все результаты (outcomes) — зависимы от контекста, изменчивы и многогранны?» [37].

В решении этой задачи может помочь теория изменений — описание и модель сути практики, которые объясняют, как (причинно-следственные связи), почему (механизмы) и при каких условиях (допущения) можно достичь запланированных результатов для данной целевой группы. Интересно, что клиенты предлагают свою «теорию изменений» на базе житейских понятий: в исследовании Пеннелла и Берфорда через 1 год после проведения СГК участники отмечали «укрепление семейных связей» как основной результат, а все остальные позитивные изменения объясняли именно укреплением связей [34].

Разрабатывая дизайн исследования результативности СГК, надо учитывать факторы, позволяющие атрибутировать результаты именно механизмам этой практики [33].

Во-первых, надо очертить логические и временные границы вмешательства. Если специалистам удается передать инициативу в принятии и реализации решений членам семьи и ее окружению, то результаты достигаются благодаря не только механизмам вмешательства, но и практикам^[10] родственной и соседской взаимопомощи. При этом специалисты тоже активны: они организуют СГК, утверждают или корректируют планы, участвуют в их реализации. СГК — это процесс совместного творчества (co-creation) социального окружения семьи и специалистов, что делает границу между профессиональным вмешательством и неформальными практиками «мерцающей». Часть профессионального сообщества считает, что некорректно исследовать результативность СГК как профессионального вмешательства: надо рассматривать его как способ реализации прав семьи в ситуации вмешательства государства [30].

Практики совместного принятия решений состоят из нескольких этапов, а соотношение количества семей, которым рекомендуются СГК / для которых начинается подготовка к СГК / и для которых проводятся ССК, представляет собой «воронку». В качестве иллюстрации приведем работу Онруст с соавт., где это соотношение составило 270 : 217 : 131 [31]. Встает вопрос, когда можно считать СКГ состоявшимся и потенциально приносящим свои результаты? В поисках ответа Де Йонг с соавторами проанализировали 18 «неудачных» кейсов СГК в психиатрической клинике (из 41, состоявшихся в период исследования) — где встреча не состоялась, план не был выработан или не был реализован. Полуструктурированные интервью с 118 (из всего 215) участниками этих встреч показали, что неудачи были вызваны неверным таймингом (использованием СГК как «последнего шанса»), недостаточно активной мобилизацией социального окружения и ощущением беспомощности у клиента. Интервью включали в себя вопросы о процессе СГК и о результатах; 1) о достижении целей; 2) об ощущении эмпауэрмента и связанных с ним действий; 3) усилении социальной поддержки; 4) улучшении жизненной ситуации. Выяснилось, что даже «неудачные» СГК помогли прояснить паттерны коммуникации в социальной сети клиента; определить, кто точно (не) может оказывать поддержку; исследовать разрыв между тем, чего клиент хочет и что он может сам с учетом своего состояния; показать людям из социального окружения, насколько их поддержка ценна для клиента; сделать выводы для совместного предотвращения кризисов в будущем; дать голос тем, кто раньше не высказывался [18].

Во-вторых, надо учитывать влияние системы социального обслуживания в целом, в рамках которой функционирует практика СГК.

Система социального обслуживания, с одной стороны, влияет на реализацию практики СГК, а с другой — сама трансформируется в ответ на ее внедрение. Так, отсутствие различий между результативностью СГК и «обычной» социальной работы, которое отмечают некоторые исследователи, можно объяснить и тем, что после внедрения СГК вовлечение социального окружения клиента становится частью «обычной» работы [1]. Рост компетенций в работе с социальным окружением — это результат СГК, который достигается для специалистов [29].

Условия успешного применения СГК разнообразны: наличие у семьи поддерживающей сети; удовлетворение потребности в профессиональной помощи в дополнение к поддержке неформальной сети; активные меры против патернализма и унижения; серьезное отношение к нежеланию клиента обращаться к людям из неформальной сети за помощью [5]. Часть из них явно связаны с качеством профессиональной подготовки и приверженностью (fidelity) специалистов и их руководителей принципам практики, уровень которых тоже должен учитываться в исследованиях.

Одновременно с СГК в социальной сфере внедряются и другие инновации, которые могут способствовать достижению результатов СГК. Некоторые когортные исследования оценивают вклад СГК в жизнь семей, сравнивая ситуацию на территории до и после внедрения этой практики; они вынуждены учитывать и другие новшества. Так, через год после внедрения СГК в одном из муниципалитетов Англии в течение полугода после СГК успешно закрывались 17% случаев защиты детей, а еще через год — уже 30%, но в этот же период там внедрили и технологию раннего вмешательства [39].

Практика СГК, которая базируется на ряде ценностей, может вариативно трактоваться разными акторами социальной политики. Вовлечение социального окружения семьи в работу можно рассматривать как с позиций эмпауэрмента уязвимых членов семьи и максимизации доступа ко всем возможным источникам поддержки (социально-демократический подход), так и с позиции социальной и экономической автономии семьи, необходимости как можно скорее начать справляться с проблемами самостоятельно (неолиберальный или консервативно-корпоративистский подходы)^[11] [11]. Политическая ориентация влияет на формулировки результатов СГК: так, идея о росте самостоятельности членов семьи после СГК может описываться как избегание необоснованного или не являющегося необходимым вмешательства государства в жизнь семьи [12] или конструктивное использование семейных и институциональных ресурсов [36].

В-третьих, важно очертить временные границы влияния практики. Лонгитюдные исследования эффектов СГК на малых выборках оптимистичны: они показывают значимое снижение уровня жестокого обращения с детьми и домашнего насилия (28 случаев, 1 год / по сравнению с КГ с близкими характеристиками) [34]; значимое увеличение числа воссоединений с кровной семьей и уменьшение числа повторных обращений в социальные службы (70 случаев, 6 мес. и более / по сравнению с данными по региону) [26]. Лонгитюдное 3-летнее исследование в 10 шведских муниципалитетах (66 случаев с 97 детьми) показало отсутствие преимуществ СГК и даже незначительно большую выраженность проблем после них; однако исследователи признают, что сами по себе эти случаи были сложнее, чем вошедшие в КГ. Интересен вывод о вкладе СГК: он объясняет всего 0—7% дисперсии. Будучи разовым событием, «точкой принятия решений», вклад СКГ в долгосрочной перспективе «размывается» [40].

Выводы

Результативность практик совместного принятия решений, сфокусированных на клиенте, его семье и «естественном» социальном окружении — сложный объект для исследования. Исследователь должен договариваться о формулировках ожидаемых результатов со специалистами и клиентами. Он должен учитывать организационные и ценностные ограничения на возможность случайным образом формировать экспериментальную и контрольную группы; комбинировать количественные методы исследования с кейс-стади и интерпретировать результаты с учетом большого количества контекстуальных факторов. Оптимально, если разработке дизайна исследования будет предшествовать моделирование «теории изменений»: анализ контекста, допущений, причинно-следственных связей и механизмов, ведущих к достижению результатов практики.

Мы не считаем возможным и необходимым создание «общей» теории изменений СГК и ССК, поддерживаемой всем профессиональным сообществом. Однако сам процесс разработки и обсуждения таких моделей позволит более обосновано выбирать дизайн и методы исследования для ответов на те или иные исследовательские вопросы; проводить границы между достижением социальных результатов и воплощением ценностей; налаживать взаимодействие между сферами академических исследований, оценки социальных проектов и «жизненным миром» клиентов.

1. A Randomized Controlled Trial on the Effectiveness of Family Group Conferencing in Child Welfare: Effectiveness, Moderators, and Level of FGC Completion / S. Dijkstra, J.J. Asscher, M. Deković, G.J.J.M. Stams, H.E. Creemers // Child Maltreatment. 2019. Vol. 24. № 2. P. 137—151. DOI:10.1177/1077559518808221
2. An evidence review of the impact Family Group Conferencing (FGC) and Restorative Practices (RP) have on positive outcomes for children and families [Электронный ресурс] // Family Group Conferencing and Restorative Practices — an evidence review. Leeds: The RTK, 2016. 18 p. URL: https://www.education.ox.ac.uk/wp-content/uploads/2019/06/Family-Group-Conferencing-Summary-Leeds.pdf (дата обращения: 30.10.2022).
3. Beresford P., Branfield F. Developing inclusive partnerships: user-defined outcomes, networking and knowledge − a case study // Health and Social Care in the Community. 2006. Vol. 14. № 5. P. 436—444. DOI:10.1111/j.1365-2524.2006.00654.x
4. Braithwaite J. Crime, Shame, and Reintegration. Cambridge: Cambridge University Press, 1989. 226 p.
5. Bredewold F., Tonkens E. Understanding Successes and Failures of Family Group Conferencing: An in-Depth Multiple Case Study // The British Journal of Social Work. 2021. Vol. 51. № 6. P. 2173—2190. DOI:10.1093/bjsw/bcab062
6. Broadhurst K., Holt K., Doherty P. Accomplishing parental engagement in child protection practice?: A qualitative analysis of parent-professional interaction in pre-proceedings work under the Public Law Outline // Qualitative Social Work. 2012. Vol. 11. № 5. P. 517—534. DOI:10.1177/1473325011401471
7. Cook A., Miller E. Talking Points: Personal Outcomes Approach — Practical Guide. Edinburgh: Joint Improvement Team, 2012. 64 p.
8. De Jong G., Schout G. Breaking through Marginalisation in Public Mental Health Care with Family Group Conferencing: Shame as Risk and Protective Factor // British Journal of Social Work. 2013. Vol. 43. № 7. P. 1439—1454. DOI:10.1093/bjsw/bcs050
9. De Jong G., Schout G. Evaluating Family Group Conferencing: Towards a meaningful research methodology // Child Abuse and Neglect. 2018. Vol. 85. P. 164—171. DOI:10.1016/j.chiabu.2018.07.036
10. De Jong G., Schout G., Abma T. Examining the Effects of Family Group Conferencing with Randomised Controlled Trials: The Golden Standard? // The British Journal of Social Work. 2015. Vol. 45. № 5. P. 1623—1629. DOI:10.1093/bjsw/bcv027
11. Democratising the Family and the State? The Case of Family Group Conferences in Child Welfare / S. Holland, J. Scourfield, S. O'Neill, A. Pithouse // Journal of Social Policy. 2005. Vol. 34. № 3. P. 59—77. DOI:10.1017/S0047279404008268
12. Doolan M. The Family Group Conference: Changing the Face of Child Welfare // Ontario Association of Children's Aid Societies. 2011. Vol. 56. № 4. P. 15—23.
13. Effectiveness of family group conferencing in preventing repeat referrals to child protective services and out-of-home placements / D.M. Hollinshead, T.W. Corwin, E.J. Maher, L. Merkel-Holguin, H. Allan, J.D. Fluke // Child Abuse and Neglect. 2017. Vol. 69. P. 285—294. DOI:10.1016/j.chiabu.2017.04.022
14. Effects of family group conferences among high-risk patients of chronic disability and their significant others: study protocol for a multicentre controlled trial / C.F. Hillebregt, E.W.M. Scholten, M. Ketelaar, M.W.M. Post, J.M.A. Visser-Meily // BMJ Open. 2018. Vol. 8. № 3. Article ID e018883. 12 p. DOI:10.1136/bmjopen-2017-018883
15. Esping-Andersen G. The Three World of Welfare Capitalism. Cambridge: Polity Press, 1990. 264 p.
16. Expediting permanent placement from foster care systems: The role of family group decision-making / E.W. Wang, M.C. Lambert, L.E. Johnson, B. Boudreau, R. Breidenbach, D. Baumann // Children and Youth Services Review. 2012. Vol. 34. № 4. P. 845—850. DOI:10.1016/j.childyouth.2012.01.015
17. Family Group Conferences in pre-proceedings [Электронный ресурс]: evaluation report / H. Lawrence, A. Ludvigsen, S. Taylor, J. Lovbakke. UK: Department for Education, 2020. 42 p. URL: https://www.coram.org.uk/sites/default/files/resource_files/Longitudinal_-_Daybreak_FGCs.pdf (дата обращения: 30.10.2022).
18. Family Group Conferencing in public mental health and social capital theory / G. De Jong, G. Schout, J. Pennell, T. Abma // Journal of Social Work. 2015. Vol. 15. № 3. P. 277—296. DOI:10.1177/1468017314547675
19. Family group conferencing in youth care: characteristics of the decision making model, implementation and effectiveness of the Family Group (FG) plans / J.J. Asscher, S. Dijkstra, G.J.J.M. Stams, M. Deković, H.E. Creemers // BMC Public Health. 2014. Vol. 14. Article ID 154. 9 p. DOI:10.1186/1471-2458-14-154
20. Family group decision-making interventions in adult healthcare and welfare: a systematic literature review of its key elements and effectiveness / C.F. Hillebregt, E.W.M. Scholten, M.W.M. Post, J.M.A. Visser-Meily, M. Ketelaar // BMJ Open. 2019. Vol. 9. № 4. Article ID e026768. 11 p. DOI:10.1136/bmjopen-2018-026768
21. Hjort E. Att arbeta med det större systemet: Feedback-informerad terapi och nätverksterapi inom socialtjänsten [Электронный ресурс]. Linköping: Linköping University, 2019. 41 p. URL: http://liu.diva-portal.org/smash/get/diva2:1343812/FULLTEXT03.pdf (дата обращения: 30.10.2022).
22. Increasing Social Support for Child Welfare — Involved Families Through Family Group Conferencing / T.W. Corwin, E.J. Maher, L. Merkel-Holguin, H. Allan, D.M. Hollinshead, J.D. Fluke // The British Journal of Social Work. 2020. Vol. 50. № 1. P. 137—156. DOI:10.1093/bjsw/bcz036
23. Kliman J., Trimble D.W. Network Therapy // Handbook of Family and Marital Therapy / Eds. B.B. Wolman, G. Stricker, J. Framo, J.W. Newirth, M. Rosenbaum, H.H. Young. NY: Springer, 1983. P. 277—314. DOI:10.1007/978-1-4684-4442-1_14
24. Lambert M.C., Johnson L.E., Wang E.W. The impact of family group decision-making on preventing removals // Children and Youth Services Review. 2017. Vol. 78. № С. Р. 89—92. DOI:10.1016/j.childyouth.2017.05.005
25. Litchfield M.M., Gatowski S.I., Dobbin S.A. Improving outcomes for families: Results from an Evaluation of Miami's Family Decision Making Program // Protecting Children. 2003. Vol. 18. № 1-2. P. 48—51.
26. Long Term and Immediate Outcomes of Family Group Conferencing in Washington State (June 2001) [Электронный ресурс] / N. Shore, J. Wirth, K. Cahn, B. Yancey, K. Gunderson // Restorative Practices eForum, 2002. 9 p. URL: https://www.iirp.edu/images/pdf/fgcwash.pdf (дата обращения: 30.10.2022).
27. Marsh P., Crow G. Family Group Conferences in Child Welfare. Oxford: Blackwell Science, 1998. 198 p.
28. Metze, R.N., Abma T.A., Kwekkeboom R.H. Family Group Conferencing: A Theoretical Underpinning // Health Care Analysis. 2015. Vol. 23. P. 165—180. DOI:10.1007/s10728-013-0263-2
29. Mitchell M. Reimagining child welfare outcomes: Learning from Family Group Conferencing // Child & Family Social Work. 2020. Vol. 25. № 2. P. 211—220. DOI:10.1111/cfs.12676
30. Morris K., Connolly M. Family decision making in child welfare: challenges in developing a knowledge base for practice // Child Abuse Review. 2012. Vol. 21. № 1. P. 41—52. DOI:10.1002/car.1143
31. Onrust S.A., Romijn G., de Beer Y. Family Group Conferences within the integrated care system for young people with ID: a controlled study of effects and costs // BMC Health Services Research. 2015. Vol. 15. Article ID 392. 12 p. DOI:10.1186/s12913-015-1062-2
32. Oosterkamp-Swajcer E.M., de Swart J.J.W. Op eigen kracht vooruit: Een onderzoek naar de resultaten van Eigen Kracht-conferenties in Nederland. Enschede: Saxion, 2012. 83 p.
33. Patton M.Q. A utilization-focused approach to contribution analysis // Evaluation. 2012. Vol. 18. № 3. P. 364—377. DOI:10.1177/1356389012449523
34. Pennell J., Burford G. Family group decision making: Protecting children and women // Child Welfare. 2000. Vol. 79. № 2. P. 131—158.
35. Ramon S. Family Group Conferences as a Shared Decision-Making Strategy in Adults Mental Health Work // Frontiers in Psychiatry. 2021. Vol. 12. Article ID 663288. 10 p. DOI:10.3389/fpsyt.2021.663288
36. Schmid J.E., Pollack S. Developing Shared Knowledge: Family Group Conferencing as a Means of Negotiating Power in the Child Welfare System // Practice. 2009. Vol. 21. № 3. P. 175—188. DOI:10.1080/09503150902807615
37. Schout G. Into the swampy lowlands. Evaluating family group conferences // European Journal of Social Work. 2022. Vol. 25. № 1. P. 41—50. DOI:10.1080/13691457.2020.1760796
38. Schout G., Meijer E., de Jong G. Family Group Conferencing — Its Added Value in Mental Health Care // Issues in Mental Health Nursing. 2017. Vol. 38. № 6. P. 480—485. DOI:10.1080/01612840.2017.1282996
39. Sen R., Webb C. Exploring the declining rates of state social work intervention in an English local authority using Family Group Conferences // Children and Youth Services Review. 2019. Vol. 106. Article ID 104458. 8 p. DOI:10.1016/j.childyouth.2019.104458
40. Sundell K., Vinnerljung B. Outcomes of family group conferencing in Sweden: A 3-year follow-up // Child Abuse and Neglect. 2004. Vol. 28. № 3. P. 267—287. DOI:10.1016/j.chiabu.2003.09.018
41. The effectiveness of family group conferencing in youth care: A meta-analysis / S. Dijkstra, H.E. Creemers, J.J. Asscher, M. Deković, G.J.J.M. Stams // Child Abuse and Neglect. 2016. Vol. 62. P. 100—110. DOI:10.1016/j.chiabu.2016.10.017
42. When the ‘Golden’ Standard Should Be the General Standard: Response to a Commentary on the Use of Randomised Controlled Trials to Examine the Effectiveness of Family Group Conferencing / H.E. Creemers, K. Sundell, M. Deković, S. Dijkstra, G.J.J.M. Stams, J.J. Asscher // The British Journal of Social Work. 2017. Vol. 47. № 4. P. 1262—1267. DOI:10.1093/bjsw/bcw060
43. Yin R.K. Case Study Research: Design and Methods. Thousand Oaks: Sage Publications, 2013. 312 p. (Applied Social Research Methods Series; vol. 5).
44. Zimmerman M.A., Warschausky S. Empowerment theory for rehabilitation research: Conceptual and methodological issues // Rehabilitation Psychology. 1998. Vol. 43. № 1. P. 3—16. DOI:10.1037/0090-5550.43.1.3