О ранних следах рецепции Лицевого летописного свода

Настоящая статья посвящена специальной проблеме соединения различных исторических, филологических, текстологических, кодификационных и искусствоведческих подходов. Также в данной статье рассматривается многовековая традиция изучения Лицевого летописного свода в отечественной науке с привлечением аргументации порой спорящих между собой авторов, чтоб продемонстрировать читателю, какого широкого круга проблем касается избранная тема.

Комплексное источниковедческое исследование Лицевого летописного свода (далее – ЛЛС) проводилось за последнее время неоднократно и еще в советское время привело к дискуссии, длящейся до сих пор. Один из активных дискутантов, А.А. Амосов, умер в 1996 г., однако разногласия не сглажены и потребность в продолжении дискуссии сохраняется. Расхождения между кодикологическими концепциями Б.М. Клосса и А.А. Амосова – скорее в деталях, но значимость деталей в кодикологии, конечно, весьма велика. Прежде всего, спор вызывает время возникновения и завершения ЛЛС. Б.М. Клосс считает, что работы над ним проводились в 1568–1576 гг. в Александровой слободе. Для нижней даты в этом построении основанием служат данные филиграней и почерков в Соловецких Минеях 7076–7077 гг., находящих аналоги в ЛЛС. Верхняя дата соответствует моменту создания в Александровой слободе Псалтири Андроника Невежи, на которую, по мнению исследователя, была передана часть неиспользованной в ЛЛС бумаги. С этими данными согласуется упоминание в описи Царского архива того, что в августе 7076 (1568) г. «летописец и тетрати посланы ко господарю в Слободу» (возможно – летописец «лет новых» за 7068–7074 и за 7075–7076 гг.) . В пользу нижней границы датировки, отстоящей по времени от последних сообщений русской части ЛЛС, говорит также манера подготовительных работ его создателей: перед началом работы были отобраны источники, в которых были размечены воском и карандашом фрагменты текста, места вставок и т. д.