Язык и текст
2021. Том 8. № 3. С. 38–45
doi:10.17759/langt.2021080305
ISSN: 2312-2757 (online)
Проблема массовизации антиутопии как жанра искусства в условиях общества риска
Аннотация
Проблемой данной статьи является трансформация и массовизация жанра антиутопии и утрата им своих сущностных признаков. Гипотезой исследования является существование тесной взаимосвязи процессов массовизации искусства и популяризация антиутопии в современной массовой культуре и общественном сознании. Авторы обращают внимание на роль антиутопии в современном обществе, которое может быть охарактеризовано как общество риска, а также на влияние антиутопий на сознание масс. Основным методологическим приемом выступает функциональный анализ. Кроме того, применяется диалектика, принцип историзма и компаративистский анализ. Результатом исследования является положение о том, что в современном обществе происходит акцентирование на процессе массовизации искусства, в ходе которого значительно менее очевидной становится граница между элитарной и массовой культурой. Кроме того, в ходе исследования проясняется роль литературных произведений на распространение рисков и требование моральной, а возможно, и правовой ответственности за такие деяния. Ключевым выводом является положение, согласно которому в условиях размытия границ между элитарным и массовым искусством антиутопия становится востребованным жанром и оказывает влияние на социальную реальность.
Общая информация
Ключевые слова: философия, культура, антиутопия, общество риска, социальная философия, интерпретация, афтер-постмодерн, медиа
Рубрика издания: Межкультурная коммуникация и проблемы глобализации: психо-, социо- и этнолингвистика
Тип материала: научная статья
DOI: https://doi.org/10.17759/langt.2021080305
Получена: 01.09.2021
Принята в печать:
Для цитаты: Симонова С.А., Гаршин Н.А., Алиханова В.Л. Проблема массовизации антиутопии как жанра искусства в условиях общества риска [Электронный ресурс] // Язык и текст. 2021. Том 8. № 3. С. 38–45. DOI: 10.17759/langt.2021080305
Полный текст
Антиутопия как жанр возникает в ХХ веке, отражая бурные политические процессы в обществе, несбывшиеся надежды слоев и классов на позитивные перемены в обществе. В самом жанре антиутопии уже на момент его генезиса словно сквозит обида и экзистенциальная тоска по поводу разочарований в переменах, невыполненных обещаний пришедших к власти. В этом ключе характерно, что большинство исследователей называют первой и потому классической антиутопией роман «Мы», вышедший из-под пера Е.И. Замятина в 1921 г. Здесь следует заметить, что в тот момент само написание и попытка публикации подобного романа представляли собой нешуточный вызов государству и политическим лидерам, а возможно, и широким массам, которым властями делается значительная идеологическая «прививка». Таким образом, анализируя генезис антиутопии как жанра, мы можем заметить, что она несла в себе особый протестный потенциал и требовала от автора мужества выступить с подобным манифестом и приговором современному ему обществу. Однако также мы можем заметить, что мир, власть и государство в целом, описанные в «Мы» Замятина, в своей антиутопичности и репрессивности куда более честны по отношению к своим гражданам, чем в романе «О дивный новый мир» О. Хаксли, который можно считать американской вариацией на тему «Мы». Государство Замятина — абсолютно механизированный продукт, пропитанный регламентацией, лишь нарушив которую, можно получить глоток свободы и счастья. Само формирование антиутопии как самостоятельного жанра можно соотнести с общим пессимизмом, характерным для мысли конца XIX — начала XX веков. В философии это можно заметить в трудах Ницше и Шопенгауэра, а позднее — в работах Адорно, Хоркхаймера и иных представителей Франкфуртской школы. Ощущения бессмысленности и тираничности мира и социума, выраженные в трудах указанных мыслителей, нашли воплощение в литературном творчестве писателей-антиутопистов. Как отмечает А.Ю. Смирнов, «Антиутопия появляется на более позднем этапе развития утопического сознания, когда последнее получило полноценное выражение в законченной литературнохудожественной форме — романа-антиутопии. Ее окончательная литературная реализация в романах Е. Замятина «Мы» и О. Хаксли «О дивный новый мир» стала возможной вследствие кризиса ключевой социальной мифологемы, определявшей направление развития европейской цивилизации на протяжении XVI-XIX вв. Для ситуации начала ХХ в. характерно следующее: социальные катаклизмы, явившиеся следствием развития научнотехнического прогресса и радикальных политических изменений в общественной жизни европейских государств (достаточно локальных в масштабах рассматриваемого феномена), наложились на общецивилизационный кризис, в результате чего возникла кризисная ситуация второго порядка, обусловившая возможность реализации феномена утопизма в форме литературной антиутопии — явления, носящего диалектический характер, поскольку в нем сопряжены две крайности: собственно утопический подход к действительности и принципиальное отрицание утопии» [6]. Значит, мы можем говорить о том, что антиутопия как жанр появилась не внезапно, каким-то непостижимым или случайным образом, а стала результатом накопления в обществе определенных противоречий, в первую очередь, социально-политических, а также следствием развития цифровых и транспортных технологий.
С течением времени развитие антиутопического жанра все больше связывалось с уменьшением свободы личности, особенно в области работы с информацией. Наиболее показательна в этом аспекте книга Р. Бредбери «451 градус по Фаренгейту». В ней четко прослеживается страх утратить доступ к информации, опасения цензуры и мысли.
Тем не менее, на протяжении продолжительного периода времени антиутопия остается по-настоящему протестным жанром. Это заключается как в заложенных в произведения смыслах и идеях, так и в самом факте существования этого жанра в социальном пространстве. Искусство существует не изолированно от общих тенденций в обществе, напротив, оно часто определяет эти самые тенденции. И в самой антиутопии уже имманентно содержатся и компоненты политических структур и политического дискурса, что еще в большей степени смещает этот жанр в поле реальной социальной активности и протестности. Как отмечают Н.А. Сребрянская и Е. А. Мартынова, «в пространстве англоязычных антиутопий представлены базовые характеристики политического дискурса — общение власти с народом через СМИ, социальная оппозиция «свой — чужой», употребление политических знаков (мифы, эвфемизмы, дисфемизмы). В связи с этим литературная антиутопия может рассматриваться как вид политического дискурса» [8, С.123]. Во многом именно антиутопии вдохновляли борцов с тоталитарными режимами, противников военного вмешательства в социальную и политическую жизнь других стран, диссидентов и сторонников прав и свобод граждан. Следовательно, антиутопия была значимым социальным явлением, а авторы, пишущие антиутопии, выступали в качестве субъектов, формирующих общественное мнение и оказывающих значительное влияние на жизнь государства и гражданского общества.
Однако с течением времени и ростом уровня потребления антиутопия массовизируется и из отчасти элитарного и уникального жанра превращается в модное средство развлечения. В этом она не уникальна. Как писал Э. Хиз, всякий продукт контркультуры или субкультуры рано или поздно поглощается массовой, господствующей культурой, становясь товаром и идя на продажу в массы. В условиях общества потребления антиутопия также становится товаром, массовым и слишком популярным жанром, эту эпоху философ характеризует следующим образом: «фундаментальная проблема общества потребления состоит не в том, что наши потребности созданы искусственно, а во взгляде на ценность производимых товаров: главными считаются не столько подлинно полезные свойства, сколько способность сигнализировать об уровне успешности владельца <...> когда элементарные потребности удовлетворены, товары начинают все больше цениться за их „престижные“ свойства. Одежда становится все вычурнее, дома — больше, блюда — изысканнее, и начинают появляться ювелирные украшения. Все эти товары служат свидетельствами определенного социального статуса» [10, С.131]. Это, безусловно, сказывается на качестве производимого текста, материала. Обилие антиутопий и их чрезмерная популярность привели к тому, что в число авторов-антиутопистов вошли и откровенно слабые писатели, которые зачастую занимались откровенной графоманией. На определенном этапе быть автором антиутопии стало модно и просто-напросто выгодно в финансовом отношении, а также это позволяло без труда стать популярным, делая вариации на тему классических антиутопий, адаптированных под актуальные социальные условия.
Однако даже более значимым и интересным в контексте этой статьи является вопрос о том, почему именно в обществе потребления столь велика потребность в антиутопичном жанре. Здесь мы можем обратиться к истории утопии и ее сравнению с антиутопией. На наш взгляд, утопия возникла во времена, когда по-настоящему сытно и обеспеченно могла жить лишь небольшая прослойка населения. Причем эта сытость и была едва ли не единственным благом — говорить о достойном уровне медицины, косметических и гигиенических процедур, доступных сегодня практически каждому из нас, не приходилось, о чем свидетельствуют, например, мемуары Екатерины Второй, описывающие все сложности жизни женщины даже в более поздние, чем написание первых утопий, времена. Как пишет уже во введении к своей работе А.М. Буровский, «Современный человек несравненно богаче своих предков. По понятиям даже очень обеспеченных людей начала XX века он просто неправдоподобно богат. Убедиться в этом очень просто: достаточно сравнить размеры домов и квартир начала XX и начала XXI веков. Жилье богатого парижанина или петербуржца столетней давности меньше и темнее, чем жилье самого среднего из наших современников. Наша повседневная еда показалась бы пиром для 90 % жителей Петербурга или Москвы 1900 года. Одежда... После изобретения нейлона наши женщины ходят в шелках, как императрицы Рима или как жены миллионеров XIX века» [2, С.8.]. Таким образом, утопия возникает как проявление экзистенциального желания человека к Иному, как проявление его тяги к переменам и разнообразию. Таким же образом дело обстояло и с антиутопией. В момент, когда уровень потребления человека значительно вырос, когда, как мы видим из приведенной выше цитаты Буровского, уровень потребления и благосостояния значительно вырос, у человека, во-первых, появляется масса новых потребностей, а во-вторых, высвобождается масса свободного времени, которым человек зачастую не умеет распорядиться. Это приводит к тому, что человеку хочется «играть» в деятельность, ему необходимо занимать себя чем-то модным. При этом тяга к иному, упомянутая выше, влечет его специально искать нечто ужасное, пугающее, отталкивающее, что наглядно демонстрируется в антиутопиях. Люди испытывают потребность в выбросе адреналина, в решении значимых проблем, связанных с выживанием, которые были так остры для наших предков. Безусловно, эта тяга сугубо подсознательна, да и вряд ли большинство из нас всерьез способны решать подобные проблемы и задачи, однако желание героического и протестного поведения внутри нас никуда не пропало. Неслучайно именно сегодня столь популярен жанр антиутопии, «1984» и «О дивный новый мир» регулярно входят в топ продаж книг, равно как и современные антиутопии, от «Метро 2033» до иных, менее известных. Появляется и обилие исследований на тему антиутопий, наиболее свежим примером которых является работа «Министерство правды», принадлежащая перу Д. Лински. В этом труде автор освещает вопросы влияния романа Оруэлла на поколения, находящиеся на стыке тысячелетий, культуру современного мира, а также проводит анализ создания этого произведения. Кроме того, уже порядка 10 лет выходят и научные труды, посвященные этой проблематике.
Влияние антиутопий на разум наших современников велико. Ряд исследователей-психологов, анализируя начало пандемии, отмечают, что многие люди подсознательно восприняли происходящее как некую вариацию компьютерной игры или фильма-катастрофы, отсюда столь активное социальное заражение масс непроверенной информацией, слухами и домыслами относительно коронавируса. Этим же можно объяснить и некую беспечность людей — привыкнув жить в вымышленном антиутопичном и апокалиптичном мире книг и игр, они не смогли всерьез и критично воспринять информацию и принять меры по защите от биологической угрозы. В их поведении скорее прослеживалось желание «сыграть» в антиутопию в жизни, а понимание того, что беда пришла всерьез и надолго, отошло на второй план или вовсе отсутствовало.
Особенно существенной представляется данная проблема в контексте общества риска, которое может быть кратко охарактеризовано нами как такое общество, в котором всякое действие или бездействие ведет к мультипликации рисков. К сожалению, массовизация антиутопия приучает потребителей произведений искусства, будь то зрители или читатели, относиться к рискам как к форме игры, недооценивая потенциал перемен и возможных опасностей. При этом возможно разрушение нормальных связей между гражданином, гражданским обществом и государством, а ведь именно создание устойчивого и продуктивного диалога между этими субъектами — важная задача в современном мире [7]. Особые опасения вызывает то, что реальные угрозы и вызовы представляются в свете искаженного, зачастую деформированного чувства юмора, и тем самым легитимируются в сознании современного человека [12].
Таким образом, по итогам статьи мы можем прийти к следующим выводам. Антиутопия как жанр прошла долгий путь становления и трансформировалась из редкого, элитарного и протестного жанра в массовый продукт, востребованный современным обществом. Вследствие этого в рамках антиутопий перестали появляться по-настоящему революционные и новые идеи, и сам жанр значительно утратил свои позиции в художественном и идейном аспектах, при этом став одним из самых массовых и популярных в современной литературе. Причинами популярности антиутопии стали развитие общества потребления и переизбыток потребления благ вкупе с увеличением свободного времени у человека. Из-за этого в человеке, в силу его экзистенциальной тяги к иному, стало пробуждаться желание погрузиться в мир, полный вызовов, приключений, протеста, при этом ничем не рискуя. Антиутопия стала средством развлечения, а любые пересечения с реальностью лишь усиливают моду на такие произведения. Наконец, нужно заметить, что антиутопии оказали значительное влияние на сознание граждан и их поведение в повседневной жизни, а особенно в моменты социальных и политических кризисов. Можно сказать, что антиутопия стала одним из самых ходовых товаров массовой культуры, утратив свой высокий статус и роль.
Литература
- Беньямин В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения // Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. 2012. Москва: РГГУ, 288 с.
- Буровский А.М. Человек третьего тысячелетия (Куда мы идем). 2013. СПб.: Страта, 264 с.
- Гарскова И.М. «Цифровой поворот» в исторических исследованиях: долговременные тренды // Историческая информатика. 2019. № 3. С. 57 - 75. DOI: 10.7256/2585-7797.2019.3.31251.
- Симонова С.А. Ловушки эстетизации: от ренессанса к культуре постмодерна // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия «Философия, социология, право». 2014. № 9 (180). С. 201–207. URL: https://www.bsu.edu.ru/upload/iblock/0b6/N%209(180)%20%D0%B2%D1%8B%D0%BF%2028.pdf (дата обращения 22.06.2021)
- Симонова С.А. Маятник культуры: между морализмом и эстетизацией. 2012. Berlin: LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co.KG, 128 с.
- Смирнов А.Ю. Литературная антиутопия: проблема генезиса // Весник БДУ. Серия 4. 2009. № 1. С. 39-43. URL: https://elib.bsu.by/bitstream/123456789/4381/1/07%20СМИРНОВ%20.pdf (дата обращения 22.06.2021)
- Сорина Г.В. Особенности коммуникаций между государством и обществом в современном социальном пространстве // Ценности и смыслы. 2014. №4 (32). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-kommunikatsiy-mezhdu-gosudarstvom-i-obschestvom-v-sovremennom-sotsialnom-prostranstve (дата обращения 22.06.2021)
- Сребрянская Н.А., Мартынова Е.А. Антиутопия как вид политического дискурса // Вестник ВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2011. № 2. С. 122–124. URL: http://www.vestnik.vsu.ru/pdf/lingvo/2011/02/2011-02-24.pdf (дата обращения 22.06.2021)
- Старыгина А.С. Массовизация современного социокультурного пространства // Вестник современных исследований. 2018. № 5.1 (20). С.61-63. URL: https://www.elibrary.ru/download/elibrary_35258287_72689034.pdf (дата обращения 22.06.2021)
- Хиз Дж., Поттер Э. Бунт на продажу. Как контркультура создает новую культуру потребления. 2007. М.: Добрая книга, 456 с.
- Шапинская Е.Н. Массовая культура: теории и практики. 2017. М.: Согласие, 386 с.
- Little L.E. Just a Joke: Defamatory Humor and Incongruity's Promise // Southern California Interdisciplinary Law Journal. 2011. Vol. 21. P. 95. URL: https://clhc.usc.edu/why/students/orgs/ilj/assets/docs/21-1%20Little.pdf (дата обращения 22.06.2021)
Информация об авторах
Метрики
Просмотров
Всего: 437
В прошлом месяце: 11
В текущем месяце: 0
Скачиваний
Всего: 189
В прошлом месяце: 6
В текущем месяце: 0