но зато, когда солнце, — это почти что рай. Ничего представить нельзя лучше впечатления этого неба, воздуха и света…»
Ф.М. Достоевский. Из письма Софье Ивановой
от 25 января 1869 года
Сегодня с особой силой и глубиной звучит слово писателя о Красоте… о той, что «кабы добра была! Все было бы спасено!». Сохранилось множество исторических свидетельств путешествий Достоевского по Европе, его трепетного отношения к её «священным камням» и памятникам, попыток философского осмысления роли души и духовности русского человека в мире. Читая его письма и дневники, в особенности, итальянские, можно осмелиться предположить, что с большой вероятностью идея о спасающей мир Красоте родилась в восторге вдохновенных прогулок по флорентийским улочкам… или в воспаряющем душу созерцании навеки победивших время шедевров Уффици…
«Флоренция хороша, но уж очень мокра. Но розы до сих пор цветут в саду Boboli на открытом воздухе. А какие драгоценности в галереях! Боже, я просмотрел "Мадонну в креслах" в 63 – м году, смотрел неделю и только теперь увидел. Но и кроме нее сколько божественного. Но всё оставил до окончания романа. Теперь закупорился!»
Речь идёт о флорентийском периоде работы над романом «Идиот», вошедшем в сокровищницу мировой литературы и ставшем символом христианского психологизма русской души, с её природным потенциалом к преображению великой красоты и искусства в кроткую любовь и сострадание. Удивительным образом роман объединяет образы «земного рая» – прекрасной Италии, впечатления от европейских путешествий и размышления о русской ментальности, – идеи, которые стали лейтмотивом всего литературного и философского творчества Достоевского. Убеждённый славянофил и горячий патриот, писатель сформулировал идею об особом пути развития русской культуры, уникальным образом вобравшей и преобразовавшей в себе европейское, античное наследие; идею, которая и сегодня не только не потеряла своей актуальности, но продолжает с особой сердечностью звучать в устах современных мыслителей, отражаясь в самых разных жанрах искусства и художественных проектах.
Прогулка по выставке «От барокко до модерна…» в музее В.А. Тропинина в Москве приглашает к размышлению об отражении культурно-исторического развития идеалов национальной духовности – в эволюции художественных образов красоты в русском искусстве в XVIII-XIX вв. От бесплотной глубины иконописных ликов, до драматичности, академичности, античного языка светской живописи барокко, классицизма, романтизма, и изящной эмоциональности модерна.
Эстетика итальянского барокко и античности выступает в XVIII столетии величественным спутником сближения Российской Империи и Европы. Сближения в искусстве, канонах прекрасного, философии, науках.. Сближения, которое, обогатит русское искусство в образно-символическом, стилевом и жанровом плане, а в дальнейшем подарит миру «Золотой век русской культуры» – век XIX…
На выставке представлены замечательные работы кисти Владимира Лукича Боровиковского и художников его круга: «Царь во славе» (1780-е), «Три жестикулирующих апостола» (1780-е) и «Распятие» (кон. XVIII – нач. XIX вв.). Выбор тем, колорит произведений, их композиционный строй и эмоциональность – всё исполнено барочного драматизма и классической красоты античности.
|
Рис. 1. Владимир Боровиковский Царь во славе. Композиция на евангельскую тему 1780-е |
Три жестикулирующих апостола, идущие в левую сторону 1780-е |
Конец XVIII – первая четверть XIX века |
Рис. 2. Неизвестный художник круга Владимира Боровиковского
Рис. 3. Владимир Боровиковский Распятие
Героический язык древнеримского военного триумфа служит средством выражения красоты, мудрости и величия императорской власти в скульптурном портрете Екатерины II (кон. XVIII в.), золочёном бронзовом портрете Петра I (XVIII в.), костяных и медных медальонах русских монархов, подаривших России галантный и славный «просвещенья век».
|
|
|
|
|
|
Рис. 4. Неизвестный скульптор Портрет Екатерины II в образе Минервы Последн. четв. XVIII века |
Рис. 5. Неизвестный скульптор круга Этьена М. Фальконе Портрет императора Петра I XVIII век |
|
Рис. 6. Медальон с профильным изображением Екатерины II Вторая пол. XVIII века |
Рис. 7. Тимофей Иванов (1729-1803) Портрет Елизаветы Петровны |
Вблизи скульптуры Екатерины II – сдержанная красота стройного академизма портретов В.Л. Боровиковского начала XIX века. Античной поэзией дышит портрет Варавары Томиловой (1800-е)… изящный гребень в естественных кудрях и лёгкость ампирного платья «помпеянки» – предвестники романтизма и свидетели начала золотого века русской реалистической живописи…
|
Портрет Варвары Андреевны Томиловой 1800-е |
Античный художник Первая пол. XIX века |
1810 год |
Рис. 8. Владимир Боровиковский
Рис. 9. Александр Витберг
Рис. 10. Василий Тропинин Полуобнажённая женщина
…живописи, сформировавшейся в культурно-историческом диалоге России и Европы и запечатлевшей тончайшие грани духовной красоты нашего отечества: от трогательной чистоты Венециановских народных мотивов до глубины психологического портрета, «европейского» переосмысления евангельских сюжетов и морально-нравственной, национальной направленности передвижников.
|
1840-е |
|
Эскиз плафона Господь Саваоф с ангелами 1850-е |
XIX век |
Рис. 11. Неизвестный художник Мальчик, надевающий лапти. Копия картины А.Г. Венецианова
Рис. 12. Василий Тропинин Портрет Екатерины Ивановны Карзинкиной в русском наряде и интерьере. Этюд. Около 1838 года
Рис. 13. Василий Худяков
Рис. 14. Н
Совершая прогулку по выставке, чувствуешь глубокую и тёплую благодарность ее создателям, которые с таким вниманием и любовью сложили изящный живописный аккорд – размышление об образах русской духовности в искусстве XVIII-XIX столетий… Останавливаешься у Рафаэлевского сюжета «Мадонны в креслах» во вдохновенном копийном исполнении неизвестного художника, тебя обволакивает мягкость колорита и гармония округлой композиции… и задумываешься вновь о чуде явления уникальной русской мысли и духовности, родившейся во многом из соприкосновения византийской православной традиции и глубокого философского переосмысления и преображения сокровищ европейской культуры. В сознании оживают, дошедшие до наших дней, воспоминания Ф.М. Достоевского о том, как, сидя на балконе во Флоренции, с бокалом Кьянти, Фёдор Михайлович рассказывал товарищу Николаю Страхову, как юношей 16-ти лет, начитавшись западных книг, мечтал когда-то убежать в этот великий город, и продолжал, оставаясь верным своим юношеским убеждениям: «Европа нам тоже мать, как и Россия, вторая мать наша, мы много взяли от нее, и опять возьмем...».
Рис. 15. Неизвестный русский художник
Мадонна с младенцем и Иоанном Крестителем
1873 год
Продолжением этой мысли звучат и прекрасные слова: «...Пусть бы я и ничего не сделал в Европе, пусть я ехал только скитаться (да я и знал, что еду только скитаться), но довольно и того, что я ехал с моею мыслью и с моим сознанием. Я повез туда мою русскую тоску... Русскому Европа так же драгоценна, как Россия: каждый камень в ней мил и дорог. Европа так же была отечеством нашим, как и Россия. О, более!.. О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого Божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!» (из романа «Подросток»).