Социальный остракизм: современное состояние проблемы, методология и методы исследования

Проблема преодоления рисков и факторов, порождающих деструктивное поведение несовершеннолетних и молодежи, является актуальной для ювенальной юридической психологии и требует построения эффективных моделей исследования. В качестве одного из значимых предикторов деструктивного поведения в статье рассматривается феномен остракизма. Согласно модели остракизма К.Д. Вильямса, в ситуации остракизма у индивида нарушаются одна или несколько базовых потребностей: в контроле, самоуважении (снижается уровень самооценки), принадлежности и осмысленном существовании, что, в конечном итоге, может детерминировать у остракируемого радикальные реакции: аутоагрессию, замещённую агрессию, решение вступить в экстремистские организации или культы и другие акты антисоциального поведения. В статье предпринята попытка систематизировать методологию исследования феномена социального остракизма: рассматриваются методы исследования с позиции объекта (цели), субъекта (источника) и наблюдателя остракизма, приводятся описания схем экспериментов.

Введение

В центре внимания юридической психологии как прикладной науки всегда стоит спектр  проблем, связанных с деструктивным девиантным поведением несовершеннолетних и молодежи. Рассматривая различные стороны проблемы через призму практико-ориентированных целей, ученые разных стран ставят перед собой более фундаментальные задачи поиска объяснительных теорий и определения методологических оснований для исследования связей и закономерностей, выявления факторов и детерминант деструктивного поведения, которые позволят практикам разрабатывать эффективные модели и технологии  профилактики, коррекции и реабилитации.

Проявления антисоциального, (ауто)агрессивного, делинквентного поведения, склонность вступать в деструктивные (радикальные, экстремистские сообщества, секты, криминальные группировки) ряд исследователей считают реакцией на  неопределенность окружающей ситуации и способом ее преодоления, рассматривая особенности идентификационных искажений радикализирующихся индивидов [5]. Деструктивное девиантное поведение рассматривается в контексте клинико-психологических и социально-психологических диагностических признаков, дифференцирующих различные категории отклоняющегося поведения детей и подростков [6]; в рамках задач разработки инструментов анализа и оценки риска противоправного поведения несовершеннолетних [2, 3] и многих других аспектов. Анализ этих и других исследований показывает, что нарушения поведения часто связаны с фактами переживания ситуаций исключения, игнорирования, отвержения, к которым дети, подростки и молодежь наиболее чувствительны. Именно эту триаду факторов, объединяемых  понятием остракизм, на наш взгляд, можно рассматривать в  качестве объяснительного конструкта в исследовании проблематики радикализации и других деструктивных поведенческих паттернов.

Остракизм (игнорирование, исключение, отвержение кого-то кем-то) – признанный значимым и актуальным психологический феномен, встречающийся повсеместно как среди людей, так и у социальных видов животных [1,31,32]. Люди могут подвергаться остракизму как в длительном периоде, так и мимолётно, – некоторые исследования приводят данные о ежедневной статистике игнорирования и/или исключения [14]; остракизм может нарушить физическое и психологическое благополучие индивида, вызывая болезненные негативные эмоции, озлобленность, фрустрацию, агрессию, печаль, чувство одиночества [12,21] и в то же время этот феномен имеет адаптивный эффект, помогая человеку приспособиться к условиям среды и выжить [31,32].

На сегодняшний день исследователи используют понятия «остракизм», «социальный остракизм», «социальное исключение», «отвержение», «игнорирование» по большей части попеременно, несмотря на то, что дебаты о разграничении этих понятий ведутся постоянно [13,22,24,37]. В своей работе, описывающей модель остракизма, К.Д. Вильямс говорит не только об остракизме, как акте игнорирования и исключения, но и об отвержении [31,32]. Отдавая должное научной дискуссии, мы в данной статье будем использовать термин «социальный остракизм», исходя из того, что все обсуждаемые эффекты, реакции, как признают учёные, присущи данному феномену в целом [28].

Из истории исследования социального остракизма

Согласно обзору эмпирических исследований остракизма К. Д. Вильямса и С.А. Ниды [33], ещё в 60-70-х годах прошлого столетия в литературе по социальной психологии можно было найти описание лишь нескольких экспериментов в данной области. Без сомнения, мощный импульс к началу многочисленных экспериментов по изучению остракизма дала работа 1995 года Р.Ф. Баумайстера и М.Р. Лири [8]. Именно в этот период несколько лабораторий независимо друг от друга начинают проявлять интерес к изучению остракизма (К.Д. Вильямс), исключения (Р.Ф. Баумайстер) и отвержения (М.Р. Лири). Учёные приходят к заключению, что «люди зачастую испытывают психологическую и/или физическую боль, когда у них вследствие остракизма нарушается одна из четырёх фундаментальных потребностей: в принадлежности (Baumeister, Leary, 1995), в самоуважении (Steele, 1988), в чувстве контроля (Seligman, 1975) и чувстве осознанного существования (Solomon, Greenberg, 1975)» [33, с. 72]. Здесь необходимо пояснить, что, говоря о потребности в самоуважении, учёные имеют в виду «потребность в сохранении достаточно высокой самооценки», под потребностью в контроле понимается «потребность в восприятии контроля над своим социальным окружением», потребность в осмысленном существовании – это  «потребность чувствовать, что другие признают, что ты существуешь и стоишь их внимания» [32, с. 288].

Опираясь на вышеуказанные исследования, в 1997 году К. Д. Вильямс представил научному сообществу свою теоретическую модель остракизма: «The temporal need-threat model of ostracism» – «модель остракизма на основе нарушенных потребностей и с учётом времени его воздействия на индивида», на которую в основном и стали опираться впоследствии исследователи игнорирования, отвержения и исключения в своих работах [13,  22, 26].

Модель остракизма на основе нарушенных потребностей и с учётом времени его воздействия на индивида (К.Д. Вильямс)

В структуре данной модели Вильямс постулирует три стадии ответной реакции на ситуацию остракизма: рефлекторную (немедленную), рефлексивную (копинговую) и резигнации (долгосрочную). Согласно этой модели остракизма, на первой, рефлекторной стадии, как только индивид обнаруживает признаки остракизма, он может ощутить боль, почувствовать печаль, злость, у него снижается уровень удовлетворённости одной или нескольких фундаментальных психологических потребностей (в принадлежности, самоуважении, контроле, осмысленном существовании). При этом степень воздействия остракизма на индивида обнаруживается не только на уровне самоотчета, но и физически осязаема. После первого «укола» остракизма индивид переходит на вторую, рефлексивную стадию, где сосредотачивает усилия на восстановлении своих нарушенных потребностей. Именно на этой стадии происходит принятие решения о стратегии реагирования: антисоциально, просоциально или самоисключиться из причиняющего боль социального взаимодействия. Заключительная стадия – стадия принятия (или резигнации) – наступает в том случае, если процесс остракизма принимает длительный/хронический характер. В этом случае индивид может страдать от чувства отчуждения, впасть в депрессию, испытывать беспомощность и никчемность [1, 4, 19, 21, 31, 32].

О методах исследования социального остракизма

Как показывает анализ схем исследований остракизма [7,11.16, 18, 23], существует ряд методов и даже специальных компьютерных программ, используемых для исследования именно этого феномена. И связано это, прежде всего, с неизменными эксклюзивными задачами их исследовательской схемы: искусственное создание ситуации игнорирования, исключения или отвержения или изучения этих факторов в приложении к объект/субъекту/наблюдателю остракизма. Как показывает практика исследований остракизма, использование стандартизированных опросников, шкал, проективных методик и других методов исследования хоть и не является исключением, но, как правило, занимает незначительную часть батареи методик, применяемых в экспериментах по изучению тех или иных параметров социального остракизма. Таким образом, мы понимаем, что для решения определённой задачи (например, симулирование ситуации остракизма) необходимо наличие определённых «орудий труда» – методик. И в таком случае мы с уверенностью можем утверждать, что для изучения социального остракизма должен существовать специфический набор методик, применяемых для изучения исключительно этого феномена.

В своей работе по разработке и апробации нового метода исследования остракизма, основанного на мотивировании одного индивида к исключению/игнорированию/отвержению другого, С.Л. Гули с коллегами уже предприняли попытку классифицировать методологический аппарат изучения феномена социального остракизма с позиции субъекта [16]. Учёные указали на традиционность в схемах исследования остракизма, когда изучается, главным образом объект (цель), то есть остракируемый индивид (группа), и предложили сменить угол зрения, включив в эту схему, собственно, сам источник – субъект остракизма: «... важно признать тот факт, что остракизм по своей сути является межличностными отношениями, требующими наличия не только цели, но и источника» [там же, с. 411].

Мы возьмём на себя смелость добавить к этой схеме ещё и «третьего» участника взаимодействия в рамках ситуации социального остракизма, а именно: наблюдателя. На сегодняшний день это наименее изученный аспект данного феномена: так называемый викарный остракизм [29] или «третья сторона» в остракизме [17]. В связи с этим, представляется  целесообразным рассмотреть методологию изучения остракизма именно по объектно-субъектному признаку.

Учитывая тот факт, что в психологии на данный момент широко используется междисциплинарный подход к построению схем исследований, мы дополнили описанную С.Л. Гули и коллегами схему ещё одним направлением: исследованием с использованием методов функциональной диагностики индивида [10].

Объект (цель) остракизма

«Перекидывание мяча» (Ball tossing)

Одна из первых процедур по симулированию ситуации остракизма (1997 год), в специализированной литературе её чаще называют «минимальной парадигмой исследования», представляла из себя следующее. Три человека ожидали в комнате начала некоего эксперимента, из которых только один – наивный участник, а два других – конфедераты, помощники экспериментатора. Пока все ожидали начала эксперимента, один из конфедератов «неожиданно» замечал находящийся в помещении мяч, брал его и вовлекал остальных участников в игру по перекидыванию друг другу мяча. По ходу этой спонтанной игры конфедераты, согласно плану эксперимента, либо продолжали играть с третьим участником (условия включения), либо постепенно переставали давать тому подачи и играли только вдвоём (условия исключения) [31, 32].

«Кибербол» (Cyberball)

В 2000 году К.Д. Вильямс с коллегами разработали виртуальный аналог «Ball tossing»: программу «Кибербол» (Cyberball), имеющую ряд преимуществ перед своим прототипом. «Кибербол»  оказался более эффективным, поскольку не требует участия конфедератов. По данным на 2009 год «в экспериментах с использованием «Кибербола» уже приняли участие более 5000 человек» [33, стр. 72]. Данная программа предоставлена разработчиками для свободного скачивания по ссылке: http://www.empirisoft.com/cyberball.aspx.

Если говорить о схеме симуляции ситуации остракизма, то в «Киберболе» вместо стихийно возникающей игры в мяч легенда такова: исследователи информируют участников о том, что их эксперимент с использованием игры «Кибербол», инсталлированной на компьютер, ставит своей целью тренировку навыков ментальной визуализации других участников этой игры. Участникам сообщают, что они играют по сети с двумя, иногда тремя другими участниками, и неважно, кто ловит, кто подаёт виртуальный мяч в этой игре, главное, что эта анимированная игра помогает им визуализировать других участников. Как и в «Ball tossing», участники в ситуации исключения получают лишь 2-3 подачи мяча в начале игры. Обычно игра состоит из 30-50 подач.

«Остракизм в поезде» (O`Train) -  ещё один метод симуляции ситуации социального остракизма, который может быть использован исследователями для изучения реакций не только объекта, но субъекта и наблюдателя остракизма. По сценарию в помещении имитируются условия вагона поезда: в несколько рядов ставятся по три стула. Участник, который садится в середину – объект остракизма (или объект включения), участники на 1 и 3 стуле – субъекты, которым экспериментатор накануне даёт определённые инструкции. По легенде все участники изображают обычное общение попутчиков в поезде в течение 5-7 минут, но, начиная со второй минуты, участники на 1 и 3 стульях либо исключают из своей беседы участника №2 (симулирование ситуации остракизма), либо активно вовлекают в беседу (инклюзия). По окончании игры все участники отвечают на вопросы о своих чувствах и нарушенных потребностях. После чего обязательно проводится дебрифинг, в ходе которого экспериментатор раскрывает схему эксперимента [38].

«O`Cam»

Упоминание о другом виде симуляции ситуации исключения и игнорирования,  получившей название «O`cam» [11], мы находим в работах немецкого исследователя М. Пфундмайер, которая в ходе серии экспериментов изучала пусковые механизмы антисоциального реагирования на остракизм, а именно проявление индивидом радикальных реакций [18]. Статус остракизма и статус включения во второй части эксперимента конструировались по сценарию: сначала участников просили коротко рассказать о себе перед веб-камерой в присутствии двух других «участников проекта» (конфедератов). Последние создавали ситуации остракизма или включения: в течение 15 секунд внимательно слушали самопрезентацию участника на веб-камеру, затем в течение 75 секунд либо начинали игнорировать его и беседовать между собой, либо продолжали заинтересованно слушать.

«Ostracism Online»

Данный вид симуляции условий остракизма основывается на использовании платформ социальных сетей по принципу Facebook, Twitter  и др. В 2014 году группа учёных [15]  разработала парадигму «Ostracism Online» для выполнения ряда задач: иметь возможность строго контролировать запрограммированное поведение компьютерных игроков; предложить учёным возможность манипулировать характеристиками социальных групп с учётом задач исследований; иметь возможность накопления данных в режиме он-лайн; быть экологически валидным методом в условиях современного общества.

При использовании «Ostracism Online» участникам сообщают, что они примут участие в решении некой задачи с он-лайн участием группы других участников. На самом деле в данной игре принимает участие только один реальный участник, остальные – это программный код, который отвечает за «поведение» виртуальных участников. Реальный участник заполняет свой профиль: создает аватар и пишет резюме о себе. Затем он имеет возможность ознакомиться с профилями других. В процессе данного виртуального знакомства его просят представить, каковы другие участники в реальной жизни, и поставить «лайк» понравившимся. Количество «лайков», получаемых всеми участниками взаимодействия, визуализируется на экране, и  реальный участник видит, кто, включая его самого, сколько оценок получил. Уровень остракизма манипулируется количеством «лайков», которые может получить профиль реального участника.

Исследование остракизма в условиях виртуальной реальности

По мнению современных исследователей [25], разработанные в предыдущие годы минимальные парадигмы изучения остракизма имеют ряд недостатков. Например, создание ситуации остракизма «вживую», «лицом к лицу» всегда требует наличия как минимум ещё двух хорошо подготовленных  конфедератов и не позволяет привлечь более одного участника эксперимента за раз. «Киберболу» же не достаёт реалистичности. С учётом этих недостатков в 2012 году исследователи разработали программное обеспечение парадигмы кибер-остракизма с использованием шлема виртуальной реальности, которое предполагает такой же принцип манипулирования ситуацией исключения/включения как и в «Киберболе», но делает это в условиях наиболее приближенных к реальности: сам игрок может двигаться, визуально находиться на игровом поле, двигать рукой для подачи паса, видеть движения фигур других  игроков [25].

Исследование остракизма с использованием функциональной диагностики индивида

В ряде исследований учёными были изучены физиологические реакции в актуальной ситуации игнорирования или отвержения или сразу по её завершении. Так ещё в 2004 году Л. Задро провела эксперимент, в ходе которого остракируемые участники во время игры в «Кибербол» были подключены к импедансному кардиографу, аппарату, чувствительному к изменению гемодинамики и позволяющему проводить длительные неинвазивные наблюдения [см. обзор: 31]. В ходе исследования Л. Задро сравнивала уровень показаний на первичной стадии включения, далее на стадии игнорирования и на заключительной стадии повторного включения. Исследование не выявило систематической реакции страха, но обнаружило признаки повышения артериального давления в ситуации остракизма.

Помимо нейроэндокринных реакций [39] исследователями изучались также реакции головного мозга на ситуацию остракизма. В 2003 году Н. Айзенбергер с коллегами провели лабораторные исследования остракизма с использованием функциональной магнитно-резонансной томографии в процессе игры участников эксперимента в «Кибербол» [10]. Результаты исследования показали, что «вне зависимости от того, был ли остракизм намеренным или ненамеренным, он во всех случаях вызывал активацию участка дорсальной передней поясной коры, который является в головном мозге индикатором физической боли» [31, с. 433]. Правый префронтальный корковый слой показал рост активации, но лишь в случае намеренного остракизма. Данный участок головного мозга отвечает за передачу болевой реакции.

Для исследования остракизма учёные используют также ряд самоотчётных методик: шкалы, опросники, дневники и другие.

Шкала субъективного остракизма (подростки) (OES-A)

Шкала «Ostracism Experience Scale for Adolescents» (OES-A), была разработана коллективом авторов [24] в качестве самоотчётного метода о восприятии подростком остракизма. Шкала включает в себя два фактора: «исключён из» и «игнорирован» социумом. Разные версии шкалы состоят из 19 или 11 утверждений и активно используются в современных исследованиях на подростковых выборках в разных странах.

Для определения уровня нарушенных потребностей индивида в ситуации остракизма (или сразу после неё) с 2001 года учёные активно используют Опросник «Базовые потребности» Primary needs questionnaire, 12 вопросов (по 3 на каждую из 4-х потребностей) [26], «Шкалу нарушенных потребностей» Needs-Threat Scale, 20 утверждений (по 5 на каждую из 4-х потребностей) [9]. В РФ данные шкалы не адаптированы и не валидизированы.

Субъект остракизма

На сегодняшний день субъект (источник) остракизма, то есть тот, кто, собственно, игнорирует, отвергает и/или исключает, изучается в психологии не столь активно, как сам объект. Однако и этот взгляд на социальный остракизм предлагает исследователю ряд интересных методологических решений. Так, ещё в 2000 году К.Д. Вильямс, Ф. Бернири, С. Фолкнер, Н. Джада-Джейн и Дж. Граэ использовали метод дневника для исследования ощущений субъекта остракизма. В течение пяти дней учёные по очереди подвергались остракизму со стороны других участников этой научной группы. Результаты данного эксперимента показали, что быть субъектом остракизма – это неприятно и истощает субъект остракизма когнитивно. Для исследования субъекта остракизма применяется и описанная ранее парадигма «В поезде». Л. Задро, К.Д. Вильямс и Р. Ричардсон в 2000 году провели эксперимент, сценарий которого предполагал две роли для субъектов: они либо игнорировали третьего участника, который сидел между ними, либо спорили с ним или оскорбляли его [см. обзор: 35, с. 499].

Приведённые выше методологические приёмы исследования социального остракизма с позиции его субъекта наглядно демонстрируют, что создание ситуации, когда один индивид будет игнорировать, отвергать и/или исключать другого, вполне реально. И всё же все они имеют один главный недостаток: во всех описанных выше схемах субъекту давались прямые инструкции по остракизму некоего объекта, то есть субъект не поступал так по собственному желанию. Этот факт побудил ряд учёных к разработке новых методов исследования, обеспечивающих мотивацию индивида к остракированию другого индивида.

Одним из таких методов, отвечающих критериям «был мотивирован остракировать» и «не получал инструкций»,  является метод «направленных воспоминаний», когда участники пишут историю о том, как они игнорировали кого-то своим молчанием [30], или вспоминают случаи отвержения ими кого-либо [20]. Метод направленных воспоминаний безусловно соответствует описанным выше критериям, но также имеет свои ограничения. Н. Шварц, Р.М. Грувс и Х. Шуман ещё в 1998 году обнаружили, что «индивиды в подавляющем большинстве случаев вспоминают высоко эмоциональные события, и опыт остракизма или отвержения, о котором вспоминают участники, может не соответствовать типичному опыту, когда индивид выступает в роли источника остракизма или отвержения» [35, стр. 500].

«Атимия» (Atimia)

В 2015 году Дж. Х. Вирт, М. Дж. Бернштейн и А.С. Лерой разработали компьютерную игру, которую назвали «Atimia», по названию одного из видов наказания граждан античной Греции, у которых имелся долг перед городом Афины. Учёные позиционируют «Атимию» в качестве аналога «Киберболу», но изучающего не объект, а субъект остракизма. «Атимия» позволяет моделировать ситуацию мотивированного остракирования в режиме он-лайн, задействуя несколько участников параллельно. Данная игра адаптивна для программирования контролируемых условий.

По условиям «Атимии» 3 участника группы в он-лайн взаимодействии по очереди (на самом деле реальный участник в группе один, остальные – программные коды) выполняют общую  задачу по решению теста отдалённых ассоциаций Медника. В тесте испытуемым предлагаются словесные триады, которые принадлежат к отдалённым ассоциативным областям. Задача участника – найти четвёртое слово, которое объединяло бы его с каждым из этих трёх слов и с каждым из них образовало бы новое словосочетание. Цель игры: как можно быстрее набрать 20 правильных ответов.

Результаты исследования подтвердили гипотезу: реальный участник без предварительных инструкций экспериментатора чаще исключал (не давал право следующего хода) игроку, отвечающему в большинстве случаев неправильно.

Наблюдатель остракизма

Изучение остракизма с точки зрения третьего участника данного взаимодействия, наблюдателя, является на сегодняшний день самым редким. В своей работе о викарном остракизме, так в научной литературе называют остракизм с точки зрения наблюдателя, Э.Д. Вессельманн, К.Д. Вильямс и Э.Х. Хейлс пишут, что им «известно лишь о девяти экспериментальных исследованиях, демонстрирующих викарный остракизм» [24, стр. 19].

С точки зрения методологии викарный остракизм пока не обладает неким эксклюзивным набором методик, разработанных специально для его исследования. Как правило, для изучения викарного остракизма учёные адаптируют уже имеющиеся методы исследования. Так в семи из девяти упомянутых выше исследований использовалась модифицированная версия «Кибербола»: все игроки были запрограммированными, а наблюдателю сообщалось, что он следит за онлайн-игрой реальных игроков [23]. Викарный остракизм также активно изучается с применением МРТ [31]. Немногочисленные исследования викарного остракизма свидетельствуют о том, что при наблюдении остракизма у наблюдателя активируются те же области головного мозга, что и у объекта [30], и зачастую наблюдатель реагирует на наблюдаемый остракизм в просоциальном ключе [28].

Заключение

В последнее десятилетие наметилась стойкая тенденция к разработке специфической методологии исследования субъекта или объекта остракизма. Ряд авторов, однако, указывают на то, что учёные при разработке схемы исследования должны проявлять осторожность и учитывать тот факт, что использование различных парадигм может привести к разным результатам исследований [7]. Сравнительный анализ нарушения базовых потребностей в ситуации остракизма с использованием трёх самых популярных парадигм: «направленных воспоминаний», «Кибербола» и «O`Cam» выявил следующее: «O`Cam» вызывает более сильное нарушение потребностей в принадлежности, контроле и самоуважении, чем направленные воспоминания, и значительно сильнее нарушает потребности в контроле и самоуважении, чем «Кибербол». Таким образом учёные предостерегают от необдуманного выбора методологии исследования остракизма, поскольку, по их мнению, многие исследователи уверены, что «все парадигмы исследования остракизма «одинаковы» и потому применяют их попеременно» [7, стр. 8].

Если говорить о перспективах развития методологии исследования остракизма, то, несмотря на уже накопленный опыт, сами исследователи говорят о необходимости разработки иных валидных методов исследования остракизма, таких как, например, создание парадигм мотивированного остракизма субъектом [16, 35], создания парадигм исследования малоизученного викарного остракизма [29], развития методологической базы на основе дополненной реальности [25]. Полагаем, что самые широкие перспективы в этом отношении открываются перед российскими исследователями феноменов остракизма, поскольку на данный момент с уверенностью можно констатировать наличие сформированной методологической базы исследования и диагностики лишь в области буллинга, который лишь отчасти пересекается с феноменом социального остракизма [1].

Все это делает крайне важным фундаментальное и прикладное изучение феномена остракизма. который, как показывает уже накопленный зарубежными коллегами теоретико-эмпирический массив научного знания в данной области, несёт в себе мощный потенциал для разработки методов профилактики антисоциального, преступного, самоповреждающего поведения.

1. Бойкина Е.Э. Остракизм и родственные феномены: обзор зарубежных исследований [Электронный ресурс] // Психология и право. 2019. Том 9. № 3. С. 127–140. doi:10.17759/psylaw.2019090310
2. Дозорцева Е.Г., Бадмаева В.Д., Ошевский Д.С., Александрова Н.А. Оценка риска противоправных действий у детей и подростков: метод. рекомендации. М.: ФГБУ «ГНЦССП имени В.П. Сербского» Минздравсоцразвития России, 2011. 25 с.
3. Мартынова И.Р. Современные зарубежные направления исследований факторов риска противоправного поведения у несовершеннолетних. [Электронный ресурс] // Психология и право. 2016(6). № 2. С. 41-56. doi: 10.17759/psylaw.2016060204
4. Сыроквашина К.В. Нападения в школах: агрессивные и аутоагрессивные действия несовершеннолетних [Электронный ресурс] // Современная зарубежная психология. 2019. Том 8. № 3. С. 37–44. doi:10.17759/jmfp.2019080304
5. Тихонова А.Д., Дворянчиков Н.В., Эрнст-Винтила А., Бовина И.Б. Радикализация в подростково-молодежной среде: в поисках объяснительной схемы // Культурно-историческая психология. 2017. Том 13. № 3. С. 32–40. doi:10.17759/chp.2017130305
6. Чиркина Р.В., Делибалт В.В., Дозорцева Е.Г., Дегтярев А.В., Дебольский М.Г., Воронина А.В. К вопросу обоснования диагностических признаков различных категорий несовершеннолетних с противоправным поведением в контексте деятельности ПМПК [Электронный ресурс] // Психология и право. 2018. Том 8. № 1. С. 77–94. doi:10.17759/psylaw.2018080106
7. Are all ostracism experiences equal? A comparison of the autobiographical recall, Cyberball, and O-Cam paradigms Adolescents [Электронный ресурс] Godwin A., [et al.] // Behavior Research Methods. 2013. Vol. 46. Iss. 3. P. 1–8. doi: 10.3758/s13428-013-0408-0
8. Baumeister R.F., Leary M.R. The need to belong: Desire for interpersonal attachments as a fundamental human motivation [Электронный ресурс] // Psychological Bulletin.1995. Vol. 117. Iss. 3. P. 497–529. doi:10.1037/0033-2909.117.3.497
9. Beest Van I., Williams K. D. When Inclusion Costs and Ostracism Pays, Ostracism Still Hurts [Электронный ресурс] // Journal of Personality and Social Psychology. 2006. Vol. 91. Iss.5. P. 918–928. doi:10.1037/0022-3514.91.5.918
10. Eisenberger N.I., Lieberman M.D., Williams K.D. Does rejection hurt? An fMRI study of social exclusion [Электронный ресурс] // Science. 2003. Vol. 302. P. 290–292. doi: 10.1126/science.1089134  
11. Goodacre R., Zadro L. O`Cam: A new paradigm for investigating the effects of ostracism [Электронный ресурс] // Behavior Research Methods. 2010. Vol. 42. Iss. 3. P. 768–774. doi: 10.375/BMR.42.3.768
12. Hawkley L.C., Williams K.D., Cacioppo J.T. Responses to ostracism across adulthood [Электронный ресурс] // SCAN. 2010. Vol. 6. P. 234–243. doi: 10.1093/scan/nsq045
13. If you can’t join them, beat them: effects of social exclusion on aggressive behavior [Электронный ресурс] Twenge J.M., [et al.] // Journal of Personality and Social Psychology. 2001. Vol. 81. Iss. 6. P. 1058–1069. doi: 10.1037//0022-3514.81.6.1058
14. Ostracism in Everyday Life: The Effects of Ostracism on Those Who Ostracize [Электронный ресурс] Nezlek J. B., [et al.] // The Journal of Social Psychology. 2015. Vol. 155. P. 432-451. doi:10.1080/00224545.2015.1062351
15. Ostracism Online: A social media ostracism paradigm [Электронный ресурс] Wolf W., [et al.] // Behavior Research Methods. 2014. doi: 10.3758/s13428-014-0475-x
16. Ostracizing for a Reason: A Novel Source Paradigm for Examining the Nature and Consequences of Motivated Ostracism [Электронный ресурс] Gooly S.L., [et al.] // The Journal of Social Psychology. 2015. Vol. 155. P. 410–431. doi:10.1080/00224545.2015.1060933
17. Over H., Carpenter M. Priming third-party ostracism increases affiliative imitation in children [Электронный ресурс] // Developmental Science. 2009. Vol. 12. Iss. 3. P. 1–8. doi: 10.1111/j.1467-7687.2008.00820.x
18. Pfundmair M. Ostracism promotes a terroristic mindset [Электронный ресурс] // Behavioral Sciences of Terrorism and Political Aggression. 2018. P. 1–15. doi: 10.1080/19434472.2018.1443965
19. Psychological flexibility and ostracism: Experiential avoidance rather than cognitive fusion moderates distress from perceived ostracism over time [Электронный ресурс] Tindall I., [et al.] // Journal of Contextual Behavioral Science. 2018. doi: 10.1016/j/jcbs/2018/02/001
20. Rejecting another pains the self: The impact of perceived future rejection [Электронный ресурс] Chen Z., [et al.] // Journal of Experimental Social Psychology. 2014. Vol. 50. P. 225–233. doi: 10. 1016/j.jesp.2013.10.007
21. Ren D., Wesselmann E.D., Williams K.D. Hurt people hurt people: ostracism and aggression [Электронный ресурс] // Current Opinion in Psychology. 2018. Vol. 19. P. 34–38. doi: 10.1016/j.copsyc.2017.03.026
22. Schaafsma J., Williams K. D. Exclusion, intergroup hostility, and religious fundamentalism [Электронный ресурс] // Journal of Experimental Social Psychology. 2012. Vol. 48. P. 829–837. doi: 10.1016/j.jesp.2012.02.015
23. Social media ostracism: The effects of being excluded online [Электронный ресурс] Schneider F.M.,  [et al.] // Computers in Human Behavior. 2017. Vol. 73. P. 385–393. doi: 10.1016/j.chb.2017.03.052
24. Validation of the Ostracism Experience Scale for Adolescents [Электронный ресурс] Gilman R., [et al.] // Psychological Assessment. 2012. Vol. 25. Iss. 2. P. 319–330. doi: 10.1037/a0030913
25. Virtually Ostracized: Studying Ostracism in Immersive Virtual Environments [Электронный ресурс] Kassner M.P., [et al.] // Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking. 2012. Vol. 12. Iss. 8. P. 399–403. doi: 10.1089/cyber.2012.0113
26. Waldeck D. Qualitative Research with Participants Suffering From Ostracism: A Practical Guide For the Novice Researcher [Электронный ресурс] // The Qualitative Report. 2017. Vol. 22. Iss. 7. P. 1744–1758. URL:http://nsuworks.nova.edu//tqr/vol.22/iss7/1 (дата обращения: 22.01.2018)
27. Wesselmann E.D., Bagg D., Williams K.D. «I feel your pain»: the effects of observing ostracism on the ostracism detection system [Электронный ресурс] // Journal of Experimental Social Psychology. 2009. Vol. 45. Iss. 6. P. 1308–1311. doi: 10.1016/j.jesp.2009.08.003
28. Wesselmann E.D., Ren D., Williams K.D. Motivations for responses to ostracism [Электронный ресурс] // Frontiers in Psychology. Cognitive Science. 2015. Vol. 6. P. 1–5. doi: 10.3389/fpsyg.2015.00040
29. Wesselmann E.D., Williams K.D., Hales A.H. Vicarious ostracism [Электронный ресурс] // Frontiers in human neuroscience. 2013. Vol. 7. Iss. 153. P. 1–2. doi: 10.3389/fnhum.2013.00153
30. When silence speaks louder than words: Explorations into the intrapsychic and interpersonal consequences of social ostracism [Электронный ресурс] Sommer K. L., [et al.] // Basic and Applied Social Psychology. 2001. Vol. 23. P. 225–243. doi: 10.1207/S15324834BASP2304_1
31. Williams K. D. Ostracism [Электронный ресурс] // The Annual Review of Psychology. 2007. Vol. 58. P. 425–452. doi: 10.1146/annurev.psych.58.110405.085641
32. Williams K. D. Ostracism: A Temporal Need-Threat Model [Электронный ресурс] // Advances in Experimental Social Psychology. 2009. Vol. 41. P. 275—314. doi: 10.1016/S0065-2601(08)00406-1
33. Williams K. D., Nida S.A. Ostracism: Consequences and Coping [Электронный ресурс] // Current Direction in Psychological Science. 2011. Vol. 20. Iss. 2. P. 71–75. doi: 10.1177/0963721411402480
34. Williams K. D., Zadro L. Ostracism: On being ignored, excluded, and rejected [Электронный ресурс] // In M. R. Leary (Ed.), Interpersonal rejection. New York, NY: Oxford University Press. 2001. P. 21–53. doi: 10.1093/acprof:oso/9780195130157.003.0002
35. Wirth J.H., Bernstein M.J., Leroy A.S. Atimia: A New Paradigm for Investigating How Individuals Feel When Ostracizing Others [Электронный ресурс] // The Journal of Social Psychology. 2015. Vol. 155. P. 497–514. doi: 10.1080/00224545.2015.1060934
36. Witnessing peer rejection during early adolescence: neural correlates of empathy for experiences of social exclusion [Электронный ресурс] Masten C.L., [et al.] Social Neuroscience. 2010. Vol. 5. Iss. 5–6. P. 496–507. doi: 10.1080/17470919.2010.490673
37. Wölfer R., Scheithauer H. Ostracism in Childhood and Adolescence: Emotional, Cognitive, and Behavioral Effects of Social exclusion [Электронный ресурс] // Journal Social Influence. 2013. Vol. 8. Iss. 4. P. 217–236. doi: 10.1080/15534510.2012.706233
38. Zadro L., Williams K.D., Richardson R. Riding the `O` Train: Comparing the Effects of Ostracism and Verbal Dispute on Targets and Sources [Электронный ресурс] // Group Processes and Intergroup Relations. 2005. Vol. 8. Iss. 2. P. 125–143. doi: 10/1177/1368430205051062
39. Zwolinski J. Psychological and neuroendocrine reactivity to ostracism [Электронный ресурс] // Aggressive behavior. 2012. Vol. 38. P. 108–125. doi: 10.1002/ab.21411

PlumX

Метрики публикации