Человек в цифровом обществе: объяснительный потенциал одной социально-психологической теории

Технологии стали вездесущими, без них едва ли возможно вообразить повседневную жизнь человека. В результате их активного использования у индивида возникает ощущение, будто бы он является важным участником разнообразных процессов, происходящих в глобализированном мире. Целью настоящего теоретико-аналитического исследования является анализ потенциала теории социальных представлений для изучения трансформаций, которые происходят с человеком в цифровом обществе. Проанализировав основные положения теории, кратко остановившись на основных теоретических и методологических подходах, делается вывод о том, что эта теория дает возможность ответить на вопрос, как человек выстраивает объяснение новому явлению и выстраивает свое поведение в соответствии с ним. Современная эпоха в полной мере является эпохой визуальной культуры, где власть текстов (которая соответствовала поколению родителей) сменилась властью изображений (на уровне подростково-молодежной среды). На эту особенность можно взглянуть через призму идей этой теории, говоря о фигуративной и лингвистической риториках. Наконец, теория социальных представлений позволяет артикулировать процессы коммуникации, социальные представления, объяснять, как последние регулируют социальное поведение и социальные отношения в цифровом мире.

Введение

Возникновение и широкое распространение технологий, среди которых важное место занимает Интернет — характерная особенность современного мира. В соответствии со статистикой Hootsuite за 2019 г. [16]: 57% населения планеты (4,388 млрд человек) являются пользователями сети Интернет, 45% населения земного шара (3,5 млрд человек) ежедневно уделяют время социальным сетям. С каждым годом отмечается экспоненциальный рост этих показателей [16]. Данные для Российской Федерации таковы: 76% населения используют Интернет, чуть меньше - 49% - социальные сети. В среднем пользователи Интернета в России проводят в сети 6 часов 29 минут ежедневно (что в 1,55 раз меньше, чем на Филиппинах (максимальный показатель), но в 1,73 раза больше, чем в Японии (минимальный показатель [16])). По данным того же источника - на социальные сети тратится ежедневно 2 часа 16 минут [16]. Если резюмировать статистические данные, то общая тенденция такова: неуклонно растет количество пользователей Интернета и социальных сетей, наиболее активной группой населения оказываются представители подростково-молодежной среды, наряду с этим ежегодно снижается как возраст дебюта использования Интернета снижается, так и возраст, в котором пользователи самостоятельно используют Интернет и решают, какой именно контент они будут употреблять [20].  

Этот источник массовой коммуникации индивидуализировался и стал мобильным, благодаря техническим средствам [20].  По результатам исследований, проведенных в европейских странах (включая Россию), представляется возможным говорить о том, что за десятилетие значительно выросло число пользователей смартфонов, а время, которое счастливые обладатели новых технологий проводят в сети Интернет, увеличилось, удвоившись в ряде стран [35]. И речь в этом исследовании идет о детско-подростковой среде.

А.Кенде отмечает, что: «Социальные медиа (и сопутствующие технологии) представляют собой, вероятно, самый большой переворот в том, как люди взаимодействуют друг с другом со времен Уильяма Джеймса» [19, p.277]. Общение теперь происходит преимущественно в Интернет- пространстве. Даже беглого взгляда достаточно для того, чтобы заметить, что на занятиях (будь то в школе или в университете), сидя в кафе, передвигаясь по улице, пребывая в общественном транспорте и пр. - верные пользователи всемирной сети Интернет неотступно отслеживают события, знакомятся с новостями и сами создают их, размещая посты в социальных сетях, реагируют на информацию - от использования стилизованных графических изображений человеческого лица, до более или менее объемного текста, не прекращают онлайн игр, наблюдают за спортивными состязаниями или терпеливо ожидают, чтобы кто-то отреагировал на то или иное сообщение в социальной сети. Безусловно, требуется систематическое наблюдение за тем, сколько времени проводят пользователи в сети Интернет, однако имеются серьезные основания усомниться в том, что самооценочные данные, которые приведены выше относительно использования Интернета и социальных сетей, верны. Усомниться в точности оценок можно по целому ряду причин: будь то погруженность в деятельность онлайн, которая искажает восприятие и оценку времени, проведенного в сети, или самооправдание, ибо самонаблюдение демонстрирует, что человек проводит слишком много времени в сети — в общественном транспорте, во время занятий в учебном заведении, дома и пр., т. е. пользователь, без сомнения, занижает оценку времени, проведенного в сети.  

В эпоху пятой информационной революции [4] технологии встраиваются в повседневную жизнь человека, преобразуя и трансформируя ее так, что у него возникает ощущение, будто бы он является важным участником многочисленных глобальных процессов. Активно используя технические средства, он становится свидетелем (правда, только виртуальным) целого ряда событий, происходящих в разных точках планеты. Подобно журналисту, он ведет собственный блог, высказывает свое мнение по поводу того или иного события, дает советы, по аналогии с выпускающим редактором,  определяет  иерархию новостей в списке оных, пускается в обсуждение интересующих его тем с совершенно неизвестными людьми, соглашается или спорит, блокирует участников общения, которые, вероятно, не разделяют его воззрений и пр. Другими словами, Интернет открыл человеку такие возможности, которых у него не было до появления этого средства [5], и едва ли возможны вне сети Интернет. Действительно - тысячи едва ли знакомых персонажей в категории “друзья” в социальных сетях, позиция эксперта по любому вопросу с последующим бесплатным тиражированием идей, равенство позиций - едва ли такое возможно вне сети Интернет.  

В фокусе нашего внимания - вопрос о том, что, с социально-психологической точки зрения, происходит с индивидом в эпоху пятой информационной революции. Для ответа на него требуется адекватная теоретическая рамка, что и определяет цель излагаемого здесь теоретико-аналитического исследования. В фокусе нашего внимания в настоящей работе потенциал теории социальных представлений для объяснения трансформаций, происходящих с человеком в цифровом мире. Выбор в пользу данной теории объясняется следующим образом: во-первых, имеет смысл отдавать предпочтение теориям или моделям, которые опираются на богатый эмпирический (преимущественно, экспериментальный) материал, позволяющий проверить основные положения, а не разнообразным эмпирическим фактам, которые еще только требуют своего теоретического осмысления. В случае изучения того, что происходит с человеком в цифровом мире - имеются самые разнообразные эмпирические факты, полученные вне рамок психологии. Однако использование их для разрешения интересующей проблемы или построения сколько-либо серьезного прогноза действий человека на их основе - дискуссионно. Во-вторых, объяснительная сила именно этой теории соответствует природе интересующего явления, социетальный характер делает эту теорию, несомненным, лидером, по сравнению с объяснительными схемами, апеллирующими к интраиндивидуальным конструктам. Другой социально-психологический подход, сравнимый по своей объяснительной силе с теорией социальных представлений, и в рамках которого имеется значительное количество исследований, соответствующих рассматриваемой проблеме, - подход социальной идентичности [37]. В-третьих, несмотря на то, что в 2016 году вышла серьезная монографическая работа Т.П.Емельяновой по социальным представлениям [2], многочисленные публикации последних лет, вплоть до диссертационных работ, демонстрируют достаточно странные тенденции: исследователи пытаются установить связь личностных и индивидуально-психологических особенностей с особенностями социальных представлений; предполагают, что, используя прототипический анализ П.Вержеса [38], можно исследовать представление о любом объекте (как не вспомнить, что “каждое социальное представление, конечно, представление об объекте. Но должно быть ясно, что не любой мыслимый объект является объектом социального представления” [15, р.31]; что условная группа обладает социальными представлениями; что само социальное представление - в рамках структурного подхода теории - может и не иметь ядра, а всего лишь периферию и пр. В работе мы остановимся на основных положениях этой теории и продемонстрируем потенциал теории социальных представлений для изучения того, что происходит с человеком в эпоху пятой информационной революции. 

Теория социальных представлений, предложенная С.Московиси - это ключевая европейская социально-психологическая традиция (наряду с подходом социальной идентичности) [14], существующая уже почти шесть десятков лет. Картография научных публикаций, предпринятая недавно А. Де Розой, убедительно демонстрирует, что теория социальных представлений нашла своих сторонников и последователей на всех континентах [33]. Количество научных публикаций, опирающихся на идеи этой теории, растет [12;22;33]. 

“Очевидно, - пишет С.Московиси, - что понятие социальных представлений пришло к нам от Дюркгейма. Но мы имеем отличающуюся точку зрения на это, или, в любом случае, социальная психология должна рассматривать это под другим углом, чем это делается в социологии” [28, p. 30]. Если Э.Дюркгейм рассматривает представления как неразложимые далее объясняющие принципы, то Московиси предлагает рассматривать социальные представления (СП) с точки зрения их структуры и динамики, в этой связи он предлагает "считать феноменом то, что ранее рассматривалось как понятие” [28, р.30]. Согласно одному из многочисленных определений СП, предложенных С. Московиси, это: “системы ценностей, идей и практик с двоякой функцией…: во-первых, установить порядок, который позволит индивидам ориентироваться в своем материальном и социальном мирах и овладевать ими; во-вторых, обеспечить коммуникацию между членами сообщества, снабдив их кодом для социального обмена и кодом для присвоения имен и классификации различных аспектов их мира и их индивидуальной и групповой истории” [25, С. xiii]. СП можно рассматривать как специфическую форму социального знания, соединяющую в себе понятийный и образный компоненты [28]. Концептуальный аспект рассматривается в связи со знанием и с языком, иконический - подчинен концептуальному. И хотя можно отдать предпочтение слову, по сравнению с образом, однако из этого вовсе не следует, что сам образ при этом исчезнет [28]. Эта двойственность аспектов представления (концептуального и иконического) приобретает особую значимость в связи с социальным неравенством, где массам доступен преимущественно иконический аспект, а более привилегированным классам, элите - преимущественно более сильный аспект представления – концептуальный. Аналогичным принципом руководствуются современные СМК: фигуративная риторика ориентирована на массы, лингвистическая же – на просвещенное меньшинство [30]. 

Как отмечает С.Московиси, главное предназначение СП заключается в том, чтобы объяснить, как люди понимают научное знание, экспертное мнение и артикулируют его со здравым смыслом [27].

Будучи социально созданными и разделенными, СП организованы и обладают определенной социальной полезностью. Существование СП подразумевает существование группы (реальной, а не условной!), которая вырабатывает, разделяет их и использует в своей повседневной жизни. Действительно так называемый “наивный ученый” или пресловутый “человек с улицы”, как его определяет С.Московиси [30], не может придумать здравого смысла самостоятельно, ибо этот смысл порождается в многочисленных коммуникациях. История, культура, наука и масс медиа оказываются тем самым материалом, который используется “наивными учеными” в коммуникациях для построения СП. 

СП конструируются и распространяются в межличностных и массовых коммуникациях [12]. Предлагается различать целый ряд уровней, на которых реализуется коммуникация [23]: во-первых, межличностной уровень. Здесь происходит коммуникация среди людей, обладающих высокой социальной близостью - будь то члены семьи, друзья, коллеги. Этой неформальной коммуникации присущи все особенности межличностного общения. На этом уровне происходит так называемая социальная валидизация выводов, категоризации и атрибуции в общении со значимыми другими. В силу того, что участники межличностного общения нацелены на поддержание и развитие существующих контактов, предполагается что они стремятся к достижению определенного консенсуса; во-вторых, уровень публичных дебатов  - как и в случае первого уровня  - речь идет о межличностной коммуникации, однако - индивид не принимает в ней участия, а лишь наблюдает за тем, как в дискуссии участвуют другие персонажи, которые нацелены на высказывание своей позиции, своего мнения. Здесь имеет место не консенсус, а столкновение мнений; в-третьих, уровень СМК - реципиенты сталкиваются с колоссальным количеством разнообразной, противоречивой информации, которая не принимается полностью как истинная, но и не рассматривается как ложная. Это материал, используемый индивидами для построения СП. На этом уровне характерно возникновение феномена «снежного кома»: чем больше люди говорят о чем-либо, тем более важным оно становится, как следствие - они еще больше об этом говорить; наконец, уровень культурной коммуникации объединяет литературную, театральную и кинематографическую продукцию, посредством которой также происходит коммуникация. 

СП выполняют целый ряд функций: будь то трансформация чего-то неизвестного, пугающего, зловещего - в известное; или облегчение коммуникации за счет обеспечения участников определенными кодами, выработанными в многочисленных диалогах; ориентация социального поведения и оправдание социальных отношений; наконец - конструирование и поддержание социальной идентичности [6;9;13;25]. 

СП можно охарактеризовать, если апеллировать к идее М.-Л.Рукета о социальном мышлении [15], согласно которой мышление имеет многоуровневое строение и включает: мнения, социальные установки, СП, а также - убеждения, ценности, нормы и темату (последние конструкты принадлежат идеологическому уровню, наиболее инертному - в структуре социального мышления, конструкты этого уровня имеют наименьшую вариативность между индивидами). Тогда местоположение СП - уровень, подчиненный идеологическому и надстраивающийся над мнениями и социальными установками. Конструкты более высокого уровня влияют на нижележащие, т.е. изменения, происходящие на более высоком уровне, затрагивают все подчиненные конструкты, соответственно, изменения, происходящие на более низком уровне в структуре социального мышления, не затрагивают конструктов более высокого уровня. П.Молине и К.Гимелли предлагают различать четыре теоретических подходах к анализу СП: 1) социогенетический, 2) структурный, 3) социодинамический; 4) диалогический [24]. Эти подходы вовсе не противостоят друг другу, а взаимодополняют друг друга [24], ибо они базируются на различающихся трактовках СП, данных самим С.Московиси в ряде работ. В фокусе внимания социогенетического подхода, предложенного С.Московиси, находится вопрос о порождении и развитии СП (что и было отражено исследовании, посвященном СП о психоанализе [27]. Возникновение СП - связывается с необходимостью объяснить что-то новое, странное, неизвестное, пугающее. Два механизма объясняют порождение СП - якорение и объективация. Якорение - это процесс, посредством которого странный и незнакомый объект СП пересоздается в существующие уже ментальные системы, привычные для нас категории. Осуществляется классификация или категоризация интересующего нас объекта, затем он получает соответствующее имя, т.к., не будучи категоризованным и названным, объект продолжает быть пугающим. Этот процесс способствует выработке общих понятий, общего языка и точек отсчета [32]. Объективация - подразумевают процесс, посредством которого происходит превращение абстрактного и неощущаемого в нечто конкретное и материальное. Это превращение есть переход с уровня идей на уровень существования в физическом мире, посредством которого абстрактный объект превращается в часть нашей социальной реальности и становится ощущаемым. В таком виде объект становится доступным для коммуникации, он как бы приобретает плотность значений, которая допускает «натуральную» фиксацию объекта в умах людей. Это посредством объективации возникает комплекс образов, который визуализирует комплекс идей – фигуративное ядро. Этот процесс значительно пересекается с процессом символизации. Ведь благодаря символам люди чувствуют, что сложные вещи становятся им понятными даже при беглом взгляде на них, ибо символы представляют в простой и доступной форме нечто сложное и комплексное. Процесс объективации реализуется в двух формах: схематизации (или фигурации) и персонификации. В результате – образы становятся элементами реальности, а не мысли. Окружающий нас мир, по сути, и образован такими образами [28]. Посредством этих двух процессов нечто, странное и угрожающее превращается в нечто знакомое и понятное, обретает свою реальность среди других известных и знакомых объектов, которые можно увидеть, потрогать, но самое главное - проконтролировать. Если якорение основывается на разделенном знании прошлого, то объективация базируется на переживаниях настоящего теми или иными членами группы [39;40]. В результате этого процесса образ и значение становятся взаимозаменяемыми. 

По аналогии с тематическим анализом науки, предпринятым Г.Холтоном, в начале 90-х годов теория СП получила свое дальнейшее развитие благодаря тому, что было введено новое понятие – темата [26;31]. Под тематой подразумевается первоидея, “источник идей”, который порождает новые аксиомы в эволюции наших представлений о мире. Будучи глубоко укорененной в культуре, темата являет собой часть знаний или убеждений, разделенных людьми, она присутствует в коммуникации эксплицитно или имплицитно и принимается как само собой разумеющееся [30]. СП, будучи комплексными образованиями, вписаны в рамку предшествующих идей, всегда коренятся в ценностях и традициях. По сути, введение этого понятия открывает возможность рассматривать роль коллективной памяти и языка в процессе формирования СП, ибо сама темата поддерживается коллективной памятью и языком.

 Структурный подход, предложенный Ж.-К. Абриком и К.Фламаном, нацелен на анализ структуры СП (центральной системы (ядра) и периферии) [6;24]. Ядро является стабильной и устойчивой частью СП, связанной с коллективной памятью, с историей группы, с ее ценностями и нормами. Здесь располагаются элементы, в наибольшей степени коренящиеся в культуре. Функции ядра заключаются в следующем: смыслообразование, организация и стабилизация [24]. Стабильность ядра СП достигается в результате процесса объективации. Ядро кристаллизуется в ценностной системе, разделенной членами группы, оно поддерживается за счет коллективной памяти. Очевидно, что не может быть речи о СП без ядра (!).

Периферическая система СП конкретизирует значение ядра СП, это связующее звено между ядром и той конкретной ситуацией, в которой вырабатывается и действует СП. Периферическая система характеризуется вариативностью и изменчивостью [24]. За счет этого свойства периферия позволяет СП адаптироваться к изменяющемуся контексту, в том числе и к историческому эволюционированию. Это своего рода “защитная система” ядра СП, по сути, - и всего СП, ибо изменение ядра ведет к изменению СП. В рамках этого подхода в жизни СП предлагается выделять ряд этапов, отражающих динамику СП: зарождение, стабилизация и трансформация [24]. Зарождение СП соотносится с появлением нового объекта (который обладает полиморфностью) или с повышением социальной значимости уже известного (например, важность работы для индивидов, находящихся в ситуации безработицы). Потенциальные объекты представлений должны обладать такими необходимыми характеристиками: 1) «социокогнитивная выпуклость» в данной культуре в какой-то определенный момент; 2) интересующая нас группа должна иметь какой-либо опыт действия в отношении потенциального объекта СП [15]. Продолжительность процесса формирования варьирует в зависимости от того, насколько группе доступна необходимая информация, насколько сложна система коммуникация, каков сам объект представления. Как отмечал Ф.Бартлетт, новое не приходит в культурный вакуум, оно подвергается влиянию уже существующих значений [7], что придает специфику формирующимся СП. На этапе стабилизации на уровне ядра СП превращается в консенсусное знание, оно выполняет свои функции, становится средством объяснения окружающего мира. Изменение СП наступает тогда, когда оно уже не способно выполнять свои функции. С точки зрения структурного подхода, процесс трансформации представлений означает, что происходит изменение ядра представлений, например, элементы ядра перемещаются в периферическую систему, а элементы периферической системы – в ядро. Любопытно, что Ю.М.Лотман называет смену элементов ядра и периферии одним из «механизмов структурной динамики» [3, с.553].

Социодинамический подход, разрабатываемый В.Дуазом с коллегами [10;11], нацелен на анализ того, как социальная структура влияет на формирование СП, в фокусе внимания – анализ СП, определяемых как “организующие принципы принятия позиции, они связаны со специфическим включением в социальные отношения и организуют символические процессы, вторгающиеся в эти отношения”  [10, р.243] . Социальная позиция подразумевает обладание некоторой общей базой, языком, разделенным между людьми.  Если в структурном подходе консенсус является основополагающим принципом СП, то в рамках социодинамического подхода консенсус отрицается.

В рамках диалогического подхода, предложенного И.Марковой, теория СП позиционируется как теория социального знания [21]. Основываясь на идеях М.М. Бахтина о диалогическом общении [1], она помещает в фокус анализа понятие диалогичности, определяемое как “фундаментальная способность человеческого разума постигать, создавать и сообщать о социальных реалиях в терминах эго-альтер” [21, р. 93]. Эта способность является результатом филогенеза и социокультурной истории человека. Развивая идею диалогичности, И.Маркова подчеркивает важность диалогической коммуникации в связи с формированием интерсубъективности. Динамической единицей теории социального знания является триада “Эго-Альтер-Объект”. “Фундаментальным понятийным инструментом в развитии теории социального познания”, - по выражению Марковой [21, р. 57], является мышление в антиномиях”. Этот инструмент кажется очень перспективным в отношении понятия тематы. 

С методологической точки зрения, П.Молине и К.Гимелли различают четыре подхода к анализу СП (хотя это разделение и условно): 1) этнографический, 2) социологический, 3) кросскультурный и 4) экспериментальный [24].    

Этнографический подход отражен в исследовании Д.Жоделе, в котором она анализировала СП о психической болезни в одном французском городе, где больные проживали вне психиатрической клиники, в семьях, в обязанности которых входила забота о больных, не являющихся родственниками [17]. Поместив в фокус исследования жителей небольшого города, которые в повседневной жизни сталкиваются с проблемой психической болезни - являются экспертами по проблеме психического неблагополучия на основе своего повседневного опыта, Жоделе, используя комплексную стратегию исследования (объединяющую интервью, наблюдение, анализ документов), проанализировала порождение СП.  

Социологический подход - именно с него все и началось, ибо он реализуется С.Московиси в исследовании СП о психоанализе, в фокусе внимания оказываются социально-демографические критерии для сравнения СП о психоанализе [27].   

Кросскультурный подход позволяет анализировать то, как нормы или традиции, соответствующие той или иной национальной группе, влияют на содержание и структуру СП.   

Экспериментальный подход позволяет ответить на вопрос о том, как переменная или ряд переменных влияют на СП (например, на динамику представлений). Эта исследовательская стратегия зачастую используется в работах представителей структурного подхода [24].

В рамках теории СП различают системы массовой коммуникации [30]: распространение (эта система нацелена на широкую передачу информации значительной аудитории, опирающаяся на дистанциированный, интеллектуальный стиль), воспроизведение (нацеленность на группы, имеющие сходные взгляды о некотором явлении; опирается на апелляцию к нормам и ценностям, разделенным в группе), пропаганда (способ усиления идентичности и побуждения к действию). 

Рассматривая ситуацию возникновения и широкого распространения новых технологий, в частности — Интернета, С.Московиси отмечает, что социальные сети и виртуальная реальность — это «магистрали» информации, по которым распространяются — СП, обладающие определенной логикой, С.Московиси называет их  киберпредставлениями [29]. В перспективе необходимость исследовать новые явления, а именно: “как здравый смысл, языковой обмен и группы формируются в кибер-коммуникации” [29, p.19].  Развитие этой идеи последователями Московиси позволило описать новую систему коммуникации — эффузию [8]: участники коммуникации обладают эквивалентными статусами, их позиция власти в процессе коммуникации взаимозаменяемы, асимметрия статуса, характерная для всех остальных систем, - отсутствует. Цели, которые преследуются, а также аудитория, к которой обращается коммуникатор в случае эффузии, отличаются от оных в классических системах, описанных С.Московиси [27]. Предполагается не только обмен информацией, но впечатлениями, оценками, чувствами и эмоциями. Как отмечает Ф.Бушини, представляется возможным проводить аналогии между этой системой коммуникации и слухами, ибо в обоих случаях информация передается от коммуникатора к реципиенту, каждый из них - взаимозаменяем и обладает равным статусом, здесь нет той асимметрии, которая присуща классическим системам [8]. Эта система коммуникации подразумевает не только ориентацию на других, но и активное вовлечение в коммуникацию ее участников, что объясняет трансформации общения в сети Интернет.  

Даже из краткого рассмотрения основных идей теории СП, очевидно, что этот подход обладает богатым потенциалом для анализа того, что происходит с человеком в эпоху пятой информационной революции: новые технологии становятся объектами СП (будь то компьютеры, Интернет  или социальные сети [34;36]). В ситуации доминирования визуальной риторики, ибо мы живем в эпоху визуальной культуры, когда на смену власти текстов (которая соответствовала поколению родителей) пришла власть изображений (на уровне подростково-молодежной среды) [18], теория СП позволяет понять суть этих трансформаций.  

Будучи средством анализа социального поведения, теория СП дает ключ к пониманию того, как массовая коммуникация связана с СП, которые, в свою очередь, регулируют социальное поведение и социальные отношения. И ответ на вопрос о том, как поведение в сети Интернет соотносится с оным в реальной жизни, доступен через призму анализа этой теории.

Заключение

Технологии стали вездесущими, сложно представить повседневную жизнь человека без них. В результате у индивида возникает ощущение, будто бы он является важным участником разнообразных процессов, происходящих в глобализированном мире. Используя все новые и новые технические средства, он становится свидетелем целого ряда событий, свершающихся в разных уголках планеты. Подобно журналисту, он ведет собственный блог, высказывает свое мнение по поводу того или иного события, дает бесценные советы; по аналогии с выпускающим редактором, определяет  иерархию списка новостей, пускается в обсуждение интересующих тем с совершенно неизвестными людьми, соглашается или спорит, блокирует участников общения, которые, вероятно, не разделяют его воззрений и пр. Другими словами, Интернет открыл перед человеком такие степени свободы, которых у него не было до появления этого средства [5], и которые, едва ли возможны в реальной жизни: действительно - тысячи едва ли знакомых людей в категории “друзья” в социальных сетях, ощущение  собственной экспертности по любому вопросу с последующим бесплатным тиражированием идей и пр., - едва ли такое возможно вне сети Интернет.  

Целью излагаемого здесь теоретико-аналитического исследования был анализ потенциала теории СП для изучения трансформаций, которые происходят с человеком в эпоху пятой информационной революции. Проанализировав основные положения теории, кратко остановившись на основных теоретических и методологических подходах, мы приходим к выводу, что подход обладает богатым потенциалом для анализа трансформаций, происходящих с человеком в цифровом мире: новые технологии становятся объектами СП (будь то Интернет [34] или социальные сети). Теория СП дает возможность ответить на вопрос, как человек выстраивает объяснение новому явлению и выстраивает свое поведение в соответствии с ним [36]. Современная эпоха в полной мере является эпохой визуальной культуры, где власть текстов (которая соответствовала поколению родителей) сменилась властью изображений (на уровне подростково-молодежной среды) [18]. Взглянув на это через призму идей теории СП, получим: фигуративная риторика нацелена на массы, а лингвистическая – на просвещенное меньшинство [30]. Наконец, теория СП является средством анализа социального поведения, ибо она дает ключ к пониманию того, как массовая коммуникация связана с СП, которые, в свою очередь, регулируют социальное поведение и социальные отношения. 

Настоящую работу можно считать своего рода дань уважения автору теории - С.Московиси, которому 14 июня этого года исполнилось бы 95 лет. Справедливости ради заметим, что юбилейная статья, посвященная С.Московиси, его вкладу в развитие социальной психологии, опубликована П.Молине [22].

1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М.М. Собр. соч.: В 7 т. М.: Русские словари: Языки славянской культуры, 2002. Т. 6. 341 с.
2. Емельянова Т.П. Социальные представления: история, теория и эмпирические исследования. М.: Издательство Института психологии РАН. 2016. 476 с.
3. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство - СПБ, 2000. 704 c.
4. Ракитов А.И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры: пример России // Вопросы философии. 1994. № 4. С. 14-34.
5. Тхостов А.Ш. Трансформация высших психических функций в эпоху информационного общества [Электронный ресурс].URL:https:// www.youtube.com/watch?v=B8FuIeaAWfo (дата обращения: 08.08.2020).
6. Abric J.-C. Pratiques sociales et représentations. Paris: Presses Universitaires de France.1994. 251 p.
7. Bartlett F.C. Conventionalisation// Bartlett F.C. Remembering: A Study in Experimental and Social Psychology. Cambridge: Cambridge University Press. 1932. P.268-280.
8. Buschini F. Diffusion, propagation, propagande : et après ? L’effusion, un nouveau mode de communication médiatique pour l’étude des représentations sociales // Paper presented at the EASP Small group meeting in honor of Serge Moscovici.2016.17—18 November.
9. Doise W.  Les représentations sociales: définition d’un concept. In W. Doise, A. Palmonari (eds.). L’étude des représentations sociales. Neuchatel: Delachaux & Niestlé. 1986. P.86-98.
10. Doise W., Clémence A., Lorenzi-Cioldi, F. Représentations sociales et analyses de données. Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble. 1992. 365 p.  
11. Doise W., Spini D., Clémence A. Human Rights Studies as Social Representations in a Cross- cultural Context // European Journal of Social Psychology. 1999. № 29. P. 1-29.
12. Eicher V., Emery V., Maridor M., Gilles I., Bangerter A. Social Representations in Psychology: A Bibliometrical Analysis // Papers on Social Representations. 2011. № 20. P. 11.1—11.19.
13. Empirical approaches to social representations / G. Breakwell & D. Canter (eds.). Oxford: Oxford University Press. 1993. 350 p.
14. Farr R. The roots of modern social psychology. Oxford: Blackwell Publishers. 1996. 166 p.
15. Flament С. Rouquette M.-L. Anatomie des idées ordinaires. Paris: Armand Colin.2003. 256 p.  
16. Global digital report 2019 — We are social [Электронный ресурс].URL:https://wearesocial.com/global-digital-report-2019 (дата обращения: 06.08.2020).
17.  Jodelet D. Madness and social representations: Living with the mad in one French community. Berkeley: University of California Press. 1991. 316 p.
18. Kalmus V. Socialization in the changing information environment: Implications for media literacy. In: D. Macedo, S. R. Steinberg (eds.). Media Literacy: A Reader. New York: Peter Lang, 2007. Р. 157—165.  
19. Kende A., Ujhelyi A., Joinson A., Greitemeyer T. Putting the social (psychology) into social media // European Journal of Social Psychology. 2015.Vol.45. P.277-278. DOI:10.1002/ejsp.2097
20. Livingstone S., Haddon L., Görzing A., Őlafsson K., with members of the EU kids online network. EU kids online. London: Final report.September. 2011.54 p.
21. Markova I. Dialogicality and social representations. The dynamics of mind. Cambridge: Cambridge University Press. 2003. 224 p.
22. Moliner P.  On Serge Moscovici’s 95th Anniversary: The Theory of Social Representations - History, Postulates and Dissemination// RUDN Journal of Psychology and Pedagogics. 2020. Vol.17. P.524-536. 
23. Moliner P. Une approche chronologique des représentations sociales. In:P.Moliner (ed.). La dynamique des représentations sociales. Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble. 2001. P.245-268.
24. Moliner P., Guimelli C. Les représentations sociales. Grenoble : Presses Universitaire de Grenoble. 2015. 139 p.
25. Moscovici S. Foreword. In: C.Herzlich (ed.). Health and illness. A social psychological analysis.London: Academic Press. 1973.Р.ix—xiv.  
26. Moscovici S. Introductory address // Papers on Social Representations. 1993. № 2. P. 1—11.
27. Moscovici S. La Psychanalyse: son image et son public. Paris: Presses Universitaires de France. 1961.652 p.  
28. Moscovici S. The phenomenon of social representations. In: G.Duveen (ed.). Social representations: explorations in social psychology. N. Y.: New York University Press. 2000. P.18-77.
29. Moscovici S. Vygotsky, le Grand Robert et la cyber-représentation // Les Cahiers Internationaux de Psychologie Sociale.1995.Vol.28.P.15-21. 
30. Moscovici S. Why a theory of social representations?. In: K. Deaux, G. Philogène (eds.). Representations of the social: bridging theoretical traditions. Oxford: Blackwell Publishers. 2001. P. 18-61.
31. Moscovici S., Vignaux G. Le concept de thêmata. In: C. Guimelli (ed.). Structures et transformations des représentations sociales. Paris: Delachaux et Niestlé. 1994. P. 26-72. 
32. Orfali B. Active minorities and social representations: two theories, one epistemology//Journal for the theory of social behaviour. 2002. Vol.32. P.395-416.
33. de Rosa A.S. Mise en réseau scientifique et cartographie de la dissémination de la théorie des représentations sociales et son impact sur la culture bibliométrique. In: G. Lo Monaco, S. Delouvée, P. Rateau (eds.). Les représentations sociales: Théories, méthodes et applications.  Bruxelles: De Boeck Supérieur. 2016.P.51-68.
34. Salesses L. Rôle du niveau de connaissance dans le processus de structuration d’une représentation sociale // Les cahiers internationaux de psychologie sociale. 2005. № 66. Р. 25–42.
35. Smahel D., Machackova H., Mascheroni G., Dedkova L., Staksrud E., Ólafsson K., Livingstone S., Hasebrink U. EU Kids Online 2020: Survey results from 19 countries.EU Kids Online. 2020.DOI: 10.21953/ lse.47fdeqj01ofo
36.  Tateo L. Représentations sociales et nouvelles technologies. In: G. Lo Monaco, S.Delouvée, P.Rateau (eds.). Les représentations sociales. Théories, méthodes et applications. Louvain-la-Neuve : De Boeck Supérieur. 2016. P. 399-408.
37. Tajfel H. Social psychology of intergroup relations // Annual Review of Psychology. 1982. Vol. 33. P.1–39.DOI:10.1146/annurev.ps.33.020182.000245
38. Vergès P. L'Évocation de l’argent: une méthode pour la définition du noyau central d’une représentation // Bulletin de psychologie. 1992. T. XLV (405). P. 203—209.
39. Wagner W. Social representations and beyond: brute facts, symbolic coping and domestic worlds// Culture and psychology. 1998. P.297-329.DOI:10.1177/1354067X9800400302
40. Wagner W., Duveen G., Farr R., Jovchelovitch S., Lorenzi-Cioldi F., Markova I., Rose D. Theory and method of social representations// Asian Journal of Social Psychology.1999 P.95-125.

PlumX

Метрики публикации