Судебно-психологическая экспертная диагностика семейных взаимоотношений: возможности психосемантического подхода

В научном обзоре анализируются возможности применения психосемантического подхода в исследовании смыслового восприятия в русле семейных отношений. Рост числа дисгармоничных семей обусловливает увеличение числа разводов, в которых в ряде случаев взаимоотношения между супругами носят высококонфликтный характер и сопровождаются спорами о воспитании ребенка, что, в свою очередь, определяет рост числа гражданских судебных экспертиз по спорам о воспитании ребенка. Существует ряд теоретических направлений исследования дисфункциональных семей и семейных конфликтов и множество практических подходов по работе с ними. Однако, как в зарубежных, так и в отечественных исследованиях дисфункциональных семей, основное внимание уделяется преимущественно феноменологическому анализу и выделению формально-структурных признаков, тогда как их структурно-содержательному анализу уделяется меньше внимания. К одному из перспективных направлений изучения системы семейных отношений, на наш взгляд, относится психосемантический подход — исследование содержательного компонента психологического отношения — эмоционально-смысловых конструктов, лежащих в основе смыслового восприятия друг друга и ребенка родителями.

Специфика подхода при производстве комплексных психолого-психиатрических экспертиз (КСППЭ) по судебным спорам между родителями о воспитании ребенка, в отличие от других видов экспертиз в уголовном и гражданском процессах, заключается в том, что диагностируется вся система семейных отношений. Отличительной чертой данного вида экспертиз является высокий уровень конфликта между родителями и вовлечение детей в семейный конфликт [25].

Традиционно проблема семейного конфликта в зарубежной литературе рассматривается в рамках в консультативной практики в исследованиях, посвященных дисфункциональным семьям и высококонфликтным разводам.

Выделяют несколько направлений анализа супружеских конфликтов и дисфункциональных семейных отношений: мотивационное, психодинамическое, социокультурное, бихевиористское и когнитивисткое.

Мотивационное направление связывается с изучением проблемы межличностной совместимости — потребностной и поведенческой. Считается, что человек выстраивает свои отношения с другими людьми на основе типичных для него моделей межличностной ориентации, которые определяются тремя фундаментальными интерперсональными потребностями: включенности, контроля и любви. Разнообразные сочетания этих потребностей образуют, в свою очередь, три типа совместимости: взаимообменную, реципрокную и инициаторную [45].

В рамках психодинамического направления дисгармония семейной жизни рассматривается с позиций классического психоанализа. Основной причиной семейной дисгармонии выступают защитные механизмы, выработанные в детстве, ведущим из которых выступает страх потери ценности собственного Я и в необходимости его «защиты» от партнера. Неудовлетворенная в детстве потребность в безопасности ведет к конфликтам в браке и определяет их неотвратимость. Кроме того, психодинамическое направление постулирует прямой перенос отношений в родительской семье на отношения в супружеской паре [6].

В рамках социокультурного подхода исследования сосредоточены на изучении распределения ролевых ожиданий и собственно ролевого поведения в семье. Конфликты в семье порождаются либо из-за неправильного распределения ролей, либо из-за искажений в реализации роли. А трудности в осознании семейных конфликтов коренятся в рассогласовании между ожиданиями и актуальной реализацией ролевого поведения, что и составляет мишени коррекционного воздействия [31].

В рамках бихевиористского подхода диадическое взаимодействие рассматривается как соотношение вознаграждений и издержек (как материальных, так и психологических) — положительного или отрицательного подкрепления, баланса между «брать» и «отдавать». Считается, что кризисные пары характеризуются в большей степени наказывающим, а не вознаграждающим типом взаимодействия [47].

С позиций когнитивистского подхода, опирающегося на идеи конструктивного альтернативизма Дж. Келли [11], предполагается, что у каждого члена семьи есть свой взгляд на проблему, опирающийся на индивидуальную систему конструктов, а исследование конструктов семьи позволяет исследовать стоящую за ними систему смысловых установок.

Конструкты позволяют прогнозировать ситуации, их изменчивость определяется их гибкостью, а развитие — новым опытом; и напротив, ситуации эмоциональной напряженности, фиксация на старом опыте препятствуют выработке новых систем конструктов. В рамках когнитивного подхода принято считать, что люди выбирают партнеров, которые могут формировать конструкты, позволяющие сделать их мир более предсказуемым; системы конструктов у партнеров формируют паттерны взаимодействия внутри семьи; дисгармония в семейной системе наступает в случае несформированной, нерефлексируемой, либо ригидной системы конструктов [35]. Супружеские конфликты обусловлены несходными конструктами партнеров по браку [28; 29; 42; 44; 46], а также дефицитом конструктов, касающихся семейной жизни, их упрощенностью, отсутствием градаций [32].

В социальной психологии под конфликтом понимается столкновение несовместимых по тем или иным причинам целей, интересов, позиций, мнений субъектов взаимодействия. При этом конфликт рассматривается не только в негативном, но и в позитивном ключе — как конструктивное решение проблемной ситуации. В зарубежной и отечественной психологии отсутствует общепринятая теория супружеских конфликтов, изучаются в основном такие аспекты, как обусловливающие их факторы, их динамика и т. п. В семейной психологии выделены основные характеристики семейного конфликта. К ним относят: вид конфликта — актуальный, прогрессирующий, хронический; форма его протекания — явный, скрытый; способ разрешении — конструктивный, деструктивный. Развод относится к ненормативному кризису семейной жизни [10], которому, как правило, предшествует хроническая, деструктивная, неразрешенная совокупность конфликтных ситуаций. Анализируя зарубежные исследования, посвященные высококонфликтным разводам (High divorce conflict), можно выделить ряд сущностных характеристик родителей, оказавшихся в длительной ситуации судебного спора о воспитании и месте жительства ребенка. Так, в случае высококонфликтных разводов судебные разбирательства становятся новой формой борьбы между конфликтующими родителями [39]. При разводах, сопровождающихся судебным спором, причинами конфликта между родителями являются неспособность одного или обоих родителей принять расторжение брака, противоречивое отношение к разводу, трудности в переориентации отношений от супружеских к со-родительским, фиксированность на собственных переживаниях и неспособность оградить ребенка от них и от участия в родительских конфликтах, а также неспособность сфокусироваться на потребностях детей. Считается, что высококонфликтный развод сам по себе может быть формой проявления заостренных личностных особенностей или их психопатологических эквивалентов, либо личностные и психопатологические особенности родителей являются реакцией на стрессовую субъективно значимую ситуацию [38].

Согласно зарубежным исследованиям, считается, что в ситуации развода некоторый уровень конфликта между родителями является нормой [40] и в последующем, в течение 2—3 лет после развода, выраженность конфликта уменьшается. Вместе с тем выделяются 8—12% разведенных родителей, уровень конфликта между которыми остается достаточно высоким [37; 41; 43]. В случае высококонфликтных разводов родители не способны самостоятельно прийти к соглашению, как о порядке общения отдельно проживающего родителя с ребенком, так и о месте жительства ребенка. При этом дети в таких семьях приобретают особую значимость из-за потребности родителей как в эмоциональной поддержке, так и в создании альянсов и коалиций с детьми против другого родителя и тем самым вовлекаются в конфликт выбора между родителями — «конфликт лояльности». Наиболее часто в зарубежных исследованиях используется типология конфликта в разведенных семьях, предложенная К.Б. Гаррити и М.А. Баррисом, которая описывает пять уровней выраженности конфликта между родителями, последовательно вычленяющие нарастание стрессогенности этой ситуации, выраженность агрессии, нарушения способности родителей к сотрудничеству, степень вовлечения ребенка в супружеский конфликт [36].

Как видно, зарубежные исследования семейных конфликтов в ситуации развода родителей сводятся к выделению их формально-структурных признаков и направлены преимущественно на феноменологический анализ, тогда как структурно-содержательному анализу уделяется меньше внимания.

В концепции позитивной семейной психотерапии Н. Пезешкиана получила свое развитие проблема содержания и переработки семейного конфликта [20]. Им были выделены четыре формы переработки конфликтов: телесная — через ощущение и восприятие; деятельностная — через деятельность; социально-коммуникативная — через социальные контакты; общение — через воображение и интуицию. Эффективную переработку конфликта обеспечивает согласованное взаимодействие всех четырех форм, что возможно при условии того, что все четыре формы будут отражаться в смысловом взаимовосприятии партнеров целостно. Тогда как доминирование одной из форм переработки конфликта приводит к невротическим симптомам [10].

Таким образом, одним из продуктивных подходов к изучению семейного конфликта как феномена супружеской жизни и его более специфической формы в случае высокого уровня конфликта между супругами в ситуации развода, может выступить исследование смыслового восприятия родителями друг друга и ребенка, интегрирующее телесные, деятельностные и коммуникативные аспекты семейных взаимоотношений.

Из общей психологии известно, что образ восприятия является регулятором деятельности субъекта и отражает личностное, пристрастное отношение к объекту восприятия [13].

В социальной психологии термин «социальная перцепция» изначально подчеркивал факт детерминации перцептивных процессов социальными факторами, но позднее приобрел второе значение — восприятия социальных объектов [15] и в дальнейшем свелся к терминам межличностной перцепции как восприятия одной личностью другой личности. Однако в отличие от общей психологии в социальной психологии межличностное восприятие исследуется в совокупности всех когнитивных компонентов, а также эмоций, мотивации, личности, как «…результирующий аспект, зафиксированный в индивидуальном «образе» значимого социального объекта …» [15, с. 20—21]. Восприятие людьми друг друга представляет собой единство двух различных процессов, которые могут быть разделены лишь условно: выделения (наблюдения, оценка, селекция признаков, качеств, свойств объекта) и приписывания другому человеку признаков, свойств, черт характера [4]. Структура межличностного восприятия описывается как состоящая из четырех компонентов: объекта (воспринимаемого), субъекта (воспринимающего), собственно процесса межличностного восприятия и отражения социального объекта в сознании субъекта. Психологическая характеристика «… “взаимодействия” субъекта и объекта межличностного восприятия заключается в построении образа другого человека» [15; 33]. Подчеркивается, что «... “качество” такого прочтения обусловлено как способностями читающего, так и ясностью текста… поэтому для результата межличностного восприятия значимыми являются характеристики и субъекта, и объекта» [15; 32].

В отечественных исследованиях, посвященных исследованию восприятия в семье, большое внимание уделяется образу родителя как воспитателя, его представлению о системе семейного воспитания, а также образу ребенка глазами родителя — т. е. делается упор на изучение психолого-педагогического аспекта образной регуляции воспитательного взаимодействия [10]. Тогда как собственно особенности межличностного восприятия в супружеских парах занимают существенно меньшее место. Открытым остается вопрос о выработке единого понятия, обозначающего семейные представления, поставлена, но не раскрыта проблема их содержания. Для описания восприятия семьи ее членами существует ряд понятий: «образ Мы» (A.B. Черников) [30]; «семейная идентичность» (Н. Аккерман) [1; 2]; «внутренняя картина семьи» (Э.Г. Эйдемиллер, В. Юстицкис) [33]; «семейные мифы» (А.Я. Варга) [5]; «семейное самосознание» (O.A. Карабанова) [10]; «семейный нарратив» (Е.Е. Сапогова) [24]; имплицитная теория семьи (L.R. Barnhill) [34].

В последнее время в отечественных исследованиях, посвященных проблеме социального познания, наметилась тенденция к активному использованию психосемантического подхода, отражающего переход от объектной логики к логике субъектной парадигмы.

По мнению Е.Л. Доценко, «… работ, в которых психосемантика использовалась для исследования межличностного общения, очень мало. А возможности психосемантического подхода в данной области... очень широки» [8; 41]. Логика объектной парадигмы в психологии определяется как «…структура экспериментально-психологических данных, в рамках которой человек описывается как объект, обладающий определенными психическими свойствами, но не как субъект, строящий собственную модель (образ) мира» [32; с. 33—37]. Психосемантика позволяет переменить исследовательскую позицию с объектной на субъектную [8].

В последние годы в отечественных исследованиях, выполненных в рамках семейной психологии, получило распространение изучение семейных представлений как фрагмента имплицитных теорий семьи (ИТС) методами психосемантики [16; 17]. Понятие имплицитной теории семьи впервые употребил Л.Р. Бранхил [34], отметив, что стабильно функционирующая семья описывается исследователями не на научном уровне, а на уровне «имплицитных теорий семьи».

По мнению А.Г. Лидерса, «…имплицитная теория семьи является фрагментом образа мира, организует восприятие реальной семьи и регулирует поведение в ней. На основании собственной имплицитной теории семьи каждый член семьи имеет какое-то представление о том, какая она, его семья, что она из себя представляет и какое место в ней он занимает. Представления о семье определяют реальные взаимоотношения в семейной сфере. Имплицитные теории семьи относятся к разряду имплицитных социальных теорий; соответственно, они могут быть представлениями целой группы, а не только одного человека» [23, с. 163]. Опираясь на представления о по-уровневой структуре образа мира [22; 27], О.А. Минеева предполагает, что ИТС структурируют семантический слой образа мира: она может быть представлена как трехуровневая структура двухполюсных конструктов, состоящая из: ядерного (инвариантного) уровня — системы базовых конструктов, общих для всех людей; группового уровня — набора имплицитных теорий, разделяемых индивидом со своими референтными социо-культурными группами, образованными на основании сходного жизненного опыта; индивидуального уровня, формирующегося на основании личного опыта [18].

Изучение стереотипов «обыденного» сознания представляет интерес для исследования регуляторной роли «…образа — стереотипа как носителя социальных установок, представляющих некий стандартизированный вариант личностного смысла группы». Вместе с тем указанное понимание не исчерпывает всего спектра исследований индивидуального сознания.

Сформировавшаяся в недрах психосемантики, психология субъективной семантики отличается от ИТС, как в основных методических подходах к описанию структур субъективного опыта, так и в построении его моделей.

«Предметом психосемантики является моделирование систем значений как структур репрезентации опыта в сознании» [26, с. 6], при этом «…для построения моделей психосемантики требуется априорное постулирование существования семантического пространства, организованного по типу разнообразных метрических пространств» [26, с. 6]. Однако ряд допусков математического моделирования делают затруднительным использование математических моделей для описания субъективного опыта, поскольку они не описывают «…качественное своеобразие изучаемых явлений, а “приписывают” экспериментальному материалу свойства используемых математических описании» [26, 10]. Кроме того, ряд содержательных трудностей, связанных с привнесением элемента субъективности в интерпретацию полученных данных, могут искажать результаты измерительной процедуры. Поэтому большинство математических моделей называются не моделями субъективного опыта, а операциональными аналогами опыта [21].

«В отечественной психологии на основе принципа единства сознания и деятельности развивалась парадигма моделирования структур субъективного опыта с максимально меньшим числом допусков модели и с максимально меньшим количеством формализаций данных эксперимента. Это необходимо для моделирования не только результатов, но и механизмов семантического оценивания. Необходимым требованием к модели является постоянно дорабатываемое соответствие аксиоматики модели с аксиоматикой моделируемой реальности» [26, с. 11]. Такие модели носят название парадигмальных [3].

Согласно В.Н. Мясищеву, «…отношения образуют целостную систему избирательных, сознательных связей личности с разными сторонами объективной действительности»; отношение к социализированным объектам «…вытекает из всей истории развития человека, выражает его личный опыт и внутренне определяет его действия, его переживания» [19, с. 426]. Отношения понимаются как «…многомерная, многоуровневая, динамическая система субъективно-личностных отношений», которые можно представить в виде многомерного «…субъективного пространства, каждое измерение которого соответствует определенному субъективно-личностному аспекту» [14, с. 444].

Согласно парадигмальной модели движения смысла по слоям субъективного опыта, «элементы семантического слоя субъективного опыта понимаются нами как следы деятельностей, зафиксированные в отношении к предметам, объектам манипуляции и условиям этих деятельностей». [3, с. 23]. Обобщая большой эмпирический материал, накопленный в психологии субъективной семантики, Е.Ю. Артемьева утверждала, что «…предметами в субъект-объектных отношениях являются не вещи, не объекты, ситуации, явления, а свернутые следы взаимодействия с ними, некоторое состояние, реализация в здесь-и-сейчас образа мира» [3, с. 352], т. е. «...отношения к объектам фиксируется в виде операций, которые субъект использовал при взаимодействии с предметами внешнего мира» [7, с. 65]. С полным правом это положение можно отнести и к реальности субъект-субъектных межличностных отношений. При этом «квазивеществом» субъективного пространства образа семьи, на наш взгляд, выступают «психологические» отношения человека, существо которых черпается из реальности межличностных взаимодействий, и возможность их экспериментальной фиксации методами психосемантики на материале восприятия позволяет выявлять и описывать в традициях построения парадигмальных моделей, — приближая (дорабатывая) аксиоматику модели к аксиоматике психологического механизма, — малоосознаваемые, трудно вербализуемые пласты «психологических» отношений личности в контексте семейных отношений.

Такой подход близок к теории личностных конструктов Дж. Келли [11], раскрывающей конструкт как определенное смысловое образование, посредством которого человек воспринимает, понимает, оценивает окружающую действительность.

Принимая за основу работы системный анализ человеческого сознания, наиболее перспективным в изучении особенностей семейных представлений (образа семьи) видится рассмотрение его эмоционально-смыслового аспекта — системы субъективных отношений как составляющей индивидуального сознания родителей — субъектов гармоничных и дисфункциональных семейных отношений. В качестве примера исследования, выполненного с опорой на методологию психологии субъективной семантики, можно привести исследование содержательного компонента психологического отношения — эмоционально-смысловых конструктов, лежащих в основе смыслового восприятия друг друга и ребенка родителями — участниками судебного спора. Было показано, что в семьях, характеризующихся высокой степенью конфликта, единство позитивных оценок ограничивается оценкой себя и ребенка, тогда как при оценке супруга (супруги) наблюдается своеобразная инверсия оценки. При этом отрицательное отношение к супругу (супруге) выражается не в наделении другого родителя отрицательными характеристиками, а в отказе от признания у них положительных свойств. В гармоничных же семьях выявлено позитивное принятие всех членов семьи [12].

В исследовании, посвященном анализу системы конструктов приемных родителей, применение метода репертуарных решеток, выявило его эффективность в качестве инструмента психологической помощи в плане: развития восприятия детско-родительских отношений; работы с ригидными убеждениями; развития конгруэнтности и рефлексии убеждений; выявления отвержения кого-либо из семейной системы [9].

Таким образом, подход, опирающийся на методологические и методические принципы психологии субъективной семантики, открывает перспективы в изучении и выявлении имплицитной структуры внутрисемейных отношений, их эмоционально-смыслового аспекта с содержательной стороны, позволяет дополнить арсенал идеографических методов исследования личности, преодолевающих факторы социальной желательности и установочного поведения родителей, а его результаты могут продуктивно применяться в различного вида психологических практиках — в том числе и при производстве судебно-психологических экспертиз по делам, связанным со спорами о воспитании детей.

1. Аккерман Н. Семья как социальная и эмоциональная единица // Семейная психотерапия: Хрестоматия. СПб: Речь, 2007. С. 16–23.
2. Аккерман Н. Теория семейной динамики // Семейная психотерапия: Хрестоматия. СПб: Речь, 2000. С. 70–77.
3. Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики. М.: Смысл, 1999. 352 с.
4. Бодалев А.А. Личность и общение: Избранные психологические труды. 2-е изд., перераб. М.: Международная педагогическая академия, 1995. 328 с.
5. Варга А.Я. Системная семейная терапия: краткий лекционный курс. СПб: Речь, 2001. 144 с.
6. Дикс Г.В. Теория объектных отношений и исследование брака // Журнал практической психологии и психоанализа. 2007. № 1.
7. Доценко Е.Л. Семантика межличностного общения: Дисс. ... докт. психол. наук. М., 2000. 510 с.
8. Доценко Е.Л. Межличностное общение: семантика и механизмы. Тюмень: ТОГИРРО. 1998. 202 с.
9. Жуйкова Е.Б., Печникова Л.С., Рыжов А.Л. Переосмысление психодиагностической работы с принимающими семьями с позиций конструктивизма [Электронный ресурс] // Психологические исследования. 2019. Том 12. № 63. С. 3. doi:10.54359/ps.v12i63.244
10. Карабанова О.А. Психология семейных отношений и основы семейного консультирования: Учебное пособие. М.: Гардарики. 2005. 320 с.
11. Келли Дж. Теория личности: психология личных конструктов. СПб: Речь, 2000. 249 с.
12. Кулаков С.С. Эмоционально-оценочное отношение родителей из высококонфликтных семей друг к другу и ребенку [Электронный ресурс] // Психология и право. 2016. Том 6. № 4. С. 126–141. doi:10.17759/psylaw.2016060412
13. Леонтьев А.Н. Психология образа // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. 1979. № 2. C. 3–14.
14. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984. 444 с.
15. Межличностное восприятие в группе / Под ред. Г.М. Андреевой, А.И. Донцова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. 294 с.
16. Минеева O.A., Лидерс А.Г. Имплицитные теории семьи // Семейная психология и семейная психотерапия. 2004. № 4. С. 3–22.
17. Минеева O.A., Лидерс А.Г. Многомерное шкалирование психосемантических данных, как прием исследования имплицитных теорий (на примере имплицитных теорий семьи) // Психологическая диагностика. 2007. № 6. С. 26–49.
18. Минеева О.А. Возрастные и гендерные особенности содержания имплицитных теорий семьи: Автореф. дисс. ... канд. психол. наук. М., 2011. 36 с.
19. Мясищев В.Н. Личность и неврозы. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1960. 426 с.
20. Пезешкиан Н. Позитивная семейная психотерапия: семья как терапевт. М.: Март, 1996. 336 с.
21. Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. 176 с.
22. Петухов В.В. Образ мира и психологическое изучение мышления // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. 1984. № 4. С. 13–21.
23. Психология субъективной семантики: истоки и развитие / Под ред. И.Б. Ханиной и Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2011. 471 с.
24. Сапогова Е.Е. Концепты семейного нарратива в структуре первичной социализации субъекта // Семейная психология и семейная психотерапия. 2004. № 4. С. 23–28.
25. Сафуанов Ф.С., Харитонова Н.К., Русаковская О.А. Психолого-психиатрическая экспертиза по судебным спорам между родителями о воспитании и месте жительства ребенка. М.: Генезис, 2011. 192 с.
26. Серкин В.П. Методы психосемантики: Учебное пособие. М.: Аспект Пресс, 2004. 382 с.
27. Смирнов С.Д. Психология образа: проблема активности психического отражения. М.: Из-во МГУ, 1985. 231 с.
28. Тащёва А.И. Атрибутивные процессы в супружеских конфликтах: Дисс. … канд. психол. наук. М., 1987. 172 с.
29. Фрондзей С.Н. Личностные детерминанты конфликтов в неофициальном молодежном браке: Дисс. … канд. психол. наук. Ростов-на-Дону, 2009. 175 с.
30. Черников A.B. Системная семейная терапия: Интегративная модель диагностики. М.: Класс, 2001. 208 с.
31. Черников А.В. Введение в семейную психотерапию (Интегративная модель диагностики). М., 1998. 152 с.
32. Шмелев А.Г. Психодиагностика личностных черт. СПб: Речь, 2002. 373 с.
33. Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В. Психология и психотерапия семьи. СПб: Питер, 2008. 672 с.
34. Barnhill L.R. Healthy family system // The Family Coordinator, 1979. Vol. 28(1). P. 94–100. doi:10.2307/583274
35. Carr A. Family therapy: concepts, process and practice. Chichester: Wiley, 2006. 624 p.
36. Garrity K.B., Barris M.A. Caught in the Middle: Protecting the Children of High-conflict Divorce. San-Francisko: Jossey-Bass, 1994. 192 p.
37. Hetherington E.M. Should we stay together for the sake of the children? // E.M. Hetherington (Ed.). Coping with Divorce, Single Parenting, and Remarriage. Mahwah, NJ: Erlbaum, 1999. P. 93–116.
38. Johnston J.R. High-conflict divorce // The Future of Children and Divorce. 1994. Vol. 4(1). P. 165–182. doi:10.2307/1602483
39. Johnston J.R., Campbell E.G. Impasses of Divorce: The Dynamics and Resolution of Family Conflict. N.Y.: The Free Press, 1988.
40. Kelly J.B., Emery R.E. Children’s adjustment following divorce: risk and resilience perspectives // Family Relation. 2003. Vol. 52(4). P. 352–362. doi:10.1111/j.1741-3729.2003.00352.x
41. 1.       King V., Heard H.E. Nonresident father visitation, parental conflict, and mother’s satisfaction: What’s best for child well-being? // Journal of Marriage and Family. 1999. Vol. 61(2). P. 385–396. doi:10.2307/353756
42. Kotler T., Chetwynd J. Changes in family members during psychotherapy // Human relations. 1980. Vol. 33(2). P. 101–110. doi:10.1177/001872678003300202
43. Maccoby E.E., Mnookin R.H. Dividing the Child: Social and Legal Dilemmas of Custody. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1992. 369 p.
44. McConahie H. Parents and Young Mentally Handicapped Children: A Review of Research Issues. London: Routledge, 1986. 288 p.
45. Schutz W.C. FIRO, A three-dimensional theory of interpersonal behavior. N.Y.: Rinehart & Company, Inc., 1958. 267 p.
46. Sharma S., Winter D., McCarthy M. A personal construct approach to understanding stress in mothers of children diagnosed with autism spectrum disorders // Journal of constructivist psychology. 2013. Vol. 26(1). P. 50–61. doi:10.1080/10720537.2013.732534
47. Thibaut J.W., Kelley H.H. The social psychology of groups. N.Y.: Wiley, 1959. 286 p.

PlumX

Метрики публикации