Преимущества использования качественных методов в современных исследованиях восприятия конфликта

В данной статье мы изложим некоторые собственные размышления о трудностях, с которыми сталкивается современный исследователь, работающий в данном проблемном поле, а также о возможностях, открывающихся перед ним при использовании качественных методов (на примере нескольких эмпирических исследований, проведенных автором совместно со студентами факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова Д.П. Елеференко, Е.В. Харакоз и З.Г. Шугаевой).

Реальность конфликтного общения — один из интереснейших, но в то же время сложнейших объектов научного анализа. Интереснейших — потому что в условиях конфронтации наиболее ярко проявляются известные социально-перцептивные феномены, например, такие, как избирательность и стереотипность восприятия, ошибки атрибуции [Гришина, 2016; Стефаненко, 2014]. А сложнейших — по ряду причин, некоторые из которых мы рассмотрим. Одна из трудностей связана с тем, что ученый редко становится непосредственным наблюдателем реального конфликтного взаимодействия и не может опросить его участников на месте событий, так как это сопряжено с процедурными и этическими сложностями. Обычно он имеет дело с осмыслением и попытками найти объяснение уже произошедшим конфликтным событиям и должен учитывать это обстоятельство.

Зачастую исследователь сталкивается с неприятными для людей эмоциональными переживаниями, сопровождающими конфликтное взаимодействие и воспоминания о нем [Lindner, 2014], что приводит к низкой мотивации участия и высокому риску возникновения негативных последствий такого исследования для респондентов.

Выбор качественных методов сбора данных, например глубинного интервью, позволяет проявить бережность и заботу о респондентах при разговоре на эмоционально значимую тему, а мягкий выход из ситуации интервью с использованием функциональных вопросов, например о том, что помогает справляться с конфликтами, позволяет на позитивной ноте завершить беседу.

Следующая проблема, которая особенно остро встает в исследованиях межличностных конфликтов, — это социальная желательность ответов респондентов. Само слово «конфликт» имеет преимущественно негативную коннотацию в русском языке [Гришина, 2016], а конфликтное поведение нередко порицается, что определяет «конфлик- тофобию» наших соотечественников [Хасан, 2002]. Бесконфликтность, умение ладить с окружающими и справляться со своими эмоциями входят в число требований, предъявляемых к носителям многих профессиональных ролей, например, таких, как учитель, преподаватель, руководитель. В связи с этим мы можем сталкиваться с избеганием слова «конфликт» в ответах, указанием на собственную бесконфликтность, сложностями признания факта участия в конфликте, описания и оценки своего конфликтного поведения. Подобные сложности возникли у нас при проведении исследования, целью которого являлось изучение восприятия преподавателями и студентами конфликтов между ними. Применение глубинного фокусированного интервью помогло постепенно перейти от обсуждения более общей темы (специфики педагогического общения в современном мире) к описанию реальных конфликтных ситуаций, с которыми сталкивались как преподаватели, так и студенты. Респонденты отмечали, что за последнее десятилетие их взаимодействие стало более конфликтным, в нем присутствует меньше проявлений уважения со стороны студентов к преподавателю и образовательному процессу в целом, нормы поведения в вузе стали более свободными, чаще встречается формальное отношение со стороны преподавателя, меньше личной включенности в жизнь студентов. Вместе с тем в качестве конфликтных воспринимались только наиболее острые ситуации, когда столкновение происходило прямо и открыто (для студентов), когда конфронтация затягивалась, становилась публичной, сопровождалась вмешательством третьих лиц, коллег и администрации (для преподавателей).

Важное преимущество применения методологических принципов качественных исследований [Мельникова, 2013] при анализе текстов интервью — это возможность выйти за пределы классических моделей социально-перцептивных процессов, например каузальной атрибуции. Качественный анализ данных в описанном выше исследовании позволил реализовать более современный дискурсивный подход к изучению этого феномена, согласно которому атрибутивные выводы встроены в повседневную коммуникацию людей, в то, как они описывают происходящие события и сообщают о них другим. При этом любое описание событий рассматривается как не нейтральное, а изначально пристрастное, зависящее от контекста взаимодействия с партнером, занимаемых позиций, и именно это определяет характер атрибутивных заключений [Augoustinos, 2006]. Так, в текстах студенческих интервью большинство конфликтов объяснялось личностными особенностями «плохих» конфликтных студентов. Респонденты позиционировали себя в качестве очевидцев, а не участников таких ситуаций, как «хороших студентов», не нарушающих норм и правил взаимодействия в вузе, признающих существующую субординацию, не попадающих в конфликтные отношения с преподавателем и умеющих их предотвращать, поддерживая таким образом свою позитивную идентичность. Для обозначения собственных проблемных ситуаций во взаимодействии с преподавателями студенты использовали другие слова, такие как «непонимание», «разногласия», и подчеркивали, что делают все возможное, чтобы предотвратить переход этих ситуаций в конфликт. Такой результат согласуется с данными других исследований, свидетельствующими о высокой дистанции от власти у российских студентов, которая заставляет их избегать вертикальных конфликтов в образовательной среде [Голынчик, 2017].

В текстах ответов преподавателей конструировался образ «хорошего преподавателя», вынужденного в наши дни участвовать в конфликтах, причиной которых являются студенты, но не обвиняющего их в этом полностью, находя и другие, социальные и культурные объяснения конфликтного поведения молодежи. Респонденты позиционировали себя как участников описываемых ситуаций и как экспертов по подобным конфликтам, в интервью они искали эффективные педагогические решения возникающих проблем, поддерживая собственную позитивную профессиональную идентичность.

Смена исследовательских парадигм, происходящая в психологии конфликта, также бросает вызов привычной методологии исследования. И в этом заключается еще одна сложность и одновременно новые возможности изучения восприятия конфликта. В работах конца ХХ в. внимание ученых, работающих в русле когнитивного подхода, привлекала проблема адекватности осознания ситуации конфликта, обсуждалась объективно-субъективная природа противоречия, лежащего в его основе [по: 4]. Субъективное видение любого конфликта оценивалось как соответствующее или не соответствующее реальному положению вещей, что заставляло ученых говорить о наличии возможных искажений, ошибок, иллюзий в субъективном отражении объективных условий конфликта [Петровская, 2007]. В науке хорошо изучены подобные эффекты, такие как стереотипность восприятия, атрибутивное искажение, формирование «образа врага» [Лебедева, 2002; Стефаненко, 2014].

Современные работы, посвященные феноменологии социального познания в условиях конфликта, все чаще опираются на методологию социального конструкционизма, предполагающую множественность описаний конфликтной реальности, создаваемых людьми в процессе коммуникации. И ни одно из них не оценивается как более истинное. При этом экспертная трактовка событий, даваемая конфликтологами или новостными СМИ, рассматривается как один 56

из возможных взглядов на ситуацию с определенной позиции. Большое внимание при изучении конструирования образа конфликта уделяется анализу ситуационного и социального контекста коммуникации, в котором этот образ возникает, учитываются культурные истоки конфликта, контекст межгрупповых отношений, дисбаланс власти, существующая социальная иерархия, более широкая система представлений, через призму которой конфликт выглядит именно так, а не иначе [Caleman, 2014; Moghaddam, 2010].

Особо сложным объектом для исследования является социальный конфликт, имеющий широкий общественный резонанс, ярко представленный в СМИ и общественном дискурсе. Каждая из сторон стремится управлять процессом смыслообразования и конкурирует за доминирующую в обществе версию интерпретации событий [Голынчик, 2015].

Изучение осмысления конфликтных событий в тексте — сложная методологическая задача. Использование кон- тент-анализа не позволяет проследить этот процесс и рассмотреть применяемые лингвистические средства и их функции, в то время как дискурс-анализ [Мельникова, 2013] имеет важные преимущества при решении такой задачи. Внимание к авторскому языку, словам и выражениям, при помощи которых описывается и объясняется конфликтная ситуация, к используемым риторическим средствам, крылатым выражениям, эпитетам, ярлыкам и метафорам позволяет обратиться к феноменам социального познания в конфликте напрямую, а не через призму существующих научных понятий и гипотез исследования [Бусыгина, 2011], проанализировать социальный и дискурсивный контекст, в котором актуальному конфликту придается тот или иной смысл, лучше понять конструирование образа конфликта как его непосредственными участниками, так и сторонними наблюдателями, представителями заинтересованных социальных групп, экспертами, журналистами. Такой анализ позволяет сделать предметом рассмотрения не только содержание образа конфликта, но и позицию, занимаемую автором текста.

Нами была проведена серия исследований, посвященных конструированию образа конфликта между Россией и Украиной (2014—2017 гг.) с применением методов интервью и дискурс-ана- лиза. Используя формулировку «конфликт между Россией и Украиной» для обозначения происходящих событий, мы имели в виду, что отношения между этими странами подпадают под категорию конфликтных с точки зрения конфликтологии. Но, анализируя тексты, мы отдавали себе отчет в том, что они могут не восприниматься как таковые их авторами.

В качестве иллюстрации хочется привести последний из реализованных этапов исследования, где в фокусе нашего внимания оказалась роль коллективной памяти в конструировании образа актуального социального конфликта. При его проведении мы опирались на опыт изучения межгрупповых трудноразрешимых конфликтов в израильской школе [Paez, 2015], а также исследования коллективной памяти о Великой Отечественной войне Т.П. Емельяновой [Емельянова, 2002].

Анализу подвергались сообщения из новостных СМИ, посвященные отдельным эпизодам конфликта, а также тексты интервью с москвичами. Использование дискурс-анализа позволило выделить различные способы актуализации событий прошлого для конструирования образа конфликта в настоящем: использование ярлыков, прямые или косвенные отсылки к событиям прошлого, упоминание конкретных исторических личностей и событий, подкрепленные эмоционально насыщенными риторическими средствами (эпитетами, метафорами).

В текстах новостных СМИ эти средства использовались с разными целями. Во-первых, для обоснования намерений, преследуемых правительством. Например, для оправдания военных действий, позиционирования их как вынужденных, оборонительных, миротворческих применялась идентификация с историческими фигурами освободителей от фашизма или борцов за свободу. Во-вторых, для делигитимизации действий отдельных членов аутгруппы и группы противника в целом. Например, привлечение отсылок к историческим событиям времен гитлеровской Германии, фашизма, сталинских репрессий, упоминание конкретных исторических фигур того времени использовались с целью деморализации аутгруппы, объяснения ее действий злым умыслом, жестокостью, стремлением уничтожить ингруппу. В-третьих, для позиционирования собственной группы или ее части (например, жителей Крыма) в качестве жертвы. Например, с использованием апелляции к таким событиям прошлого, как геноцид, депортация, дискриминация со стороны аутгруппы. В-четвертых, для повышения солидарности внутри собственной группы. Например, с помощью указаний на единство в оценке и отношении к конфликту среди всех представителей ингруппы, апелляции к легитимности власти в своем государстве, использования отсылок к успехам и победам прошлого, когда государство было целостным и сильным. Перечисленные цели актуализации событий прошлого для осмысления актуального конфликта созвучны функциям коллективной памяти, выделенным Т.П. Еме­льяновой [Емельянова, 2002].

Использование отсылок к содержанию коллективной памяти при конструировании образа актуального конфликта позволяет «продлить» конфликтную историю в прошлое за счет избирательного включения в нее более ранних событий и позиционирования актуального конфликта как их продолжения. Таким образом, например, конструируется идея о неизменности негативных черт аут- группы, что обычно влечет коллективное эмоциональное переживание безысходности, часто сопровождающее трудноразрешимые конфликты [Halperin, 2016].

Дискурс-анализ ответов на вопросы интервью показал, что анализируемый нами конфликт России и Украины не воспринимается и не описывается как реальный большинством респондентов. То есть вооруженные столкновения на юго-востоке Украины, присоединение Крыма к России не отрицаются, но эти события описываются как «искусственный», «инсценированный», «тщательно подготовленный», «раздутый» конфликт. Фокус внимания смещается с противостояния России и Украины на противопоставление политических элит, верхушек, властей обеих стран (и некоторых других — США, Евросоюза) с одной стороны и обычных граждан — с другой. В качестве представителей аутгруппы определяются лица, наделенные властью, независимо от их национальной принадлежности и «спонсированные» ими агрессоры, а в качестве ингруппы — рядовые граждане России и Украины. Официальные власти представляются в текстах в качестве агрессора, а большинство населения России и Украины описывается как страдающее и испытывающее негативные последствия от искусственно созданного конфликта. Одним из средств, при помощи которых конструировалась такая картина конфликта, являлось косвенное указание на страдания ингруппы «простых людей» от действий аутгруппы «властей» в прошлом. Присутствовали прямые отсылки к войне в Ираке, Сирии, Египте, развалу Югославии и другим конфликтам, ответственность за которые приписывалась той или иной группе власть имущих, действующих для достижения внутренних интересов и вопреки интересам рядовых граждан.

В рамках данной статьи нам удалось рассмотреть лишь немногие сложности, связанные с изучением феноменологии социального познания в контексте конфликтного взаимодействия в современной психологии. Перечисление преимуществ использования качественной методологии для преодоления этих сложностей не претендует на полноту, опирается на опыт проведения всего нескольких подобных исследований, может расширяться в будущем.