К вопросу о терапии духовной культурой в Преображенской психиатрической больнице в старину

Преображенская психиатрическая больница, построенная в 1808 году, – одна их давних клинических баз кафедры. Покойный Владимир Евгеньевич Рожнов так любил ее двор, сад, старинные толщенные стены, живущий в них и сейчас дух старой российской психиатрической интеллигенции. Здесь работали в ΧΙΧ веке 3иновий Иванович Кибальчич, Василий Федорович Саблер, Павел Петрович Малиновский, Сергей Сергеевич Корсаков, многие другие прекрасные психиатры, но все, кого я уже назвал, больше или меньше, занимались с душевнобольными Терапией духовной культурой в формах того времени. Малиновский называл эту Терапию в ту пору “Лечением посредством впечатлений”.

Кибальчич в своей короткой заметке “Известие о доме сумасшедших в Москве и о способе лечения, в нем употребляемом” (Журнал Императорского Человеколюбивого Общества, 1821, № 11, с.91-102), как о важном для лечения больных, пишет, что “к югу находится большой сад, где больные прогуливаются”, “среди сада есть строение для купанья в теплой и холодной воде”, что “неподалеку от сего заведения находится церковь, в которую позволяется ходить больным”.

О клинико-психотерапевтическом оживлении души больных в те времена я уже рассказывал в своей “Терапии творческим самовыражением” (1989, 1999). Здесь – лишь небольшая добавка. В “лечение посредством впечатлений”, как описывает это Малиновский, входили такие занятия, как чтение, письмо, рисование, науки, рукоделия, занятия на открытом воздухе, полевые работы, садоводство, огородничество (Малиновский П.П. Помешательство, описанное так, как оно является врачу в практике. – М., “Медгиз”, 1960. 216 с.). Конечно, это – душевно  трудная врачебная работа. Малиновский предусмотрительно трезво отмечает, что “здесь надобно изучать характеры, наклонности”, “здесь врач должен сделаться мучеником для того, чтобы быть исцелителем; здесь он должен испытывать и переносить пренебрежение, отвращение, насмешки, ругательства, иногда даже толчки и удары жалких существ, которым он хочет сделать добро” (с.174). Но зато потом больные “ведут себя прилично, каждый чем-нибудь занимается, вместо кривляний, криков, прыжков вы изредка подметите здесь только гримасу”. Посетители не раз говорили Малиновскому: “Вы привели меня в какое-то заведение, где учатся разным предметам и рукодельям, тут нет ни одного сумасшедшего” (с.197). Далее следует, в виде примера, убедительный клинико-психотерапевтический случай хронического бредового больного, старика дьячка Кринова, как “случай помешательства, излеченного почти одними только занятиями”. Понятно, под “излечением” имеется в виду погашение обострения.

Мне скажут сегодня: зачем все это, когда “кривлянья, крики и прыжки” надежно купируем психотропными препаратами. Конечно, купируем. Всякое возбуждение сегодня погасим. Но, если еще попытаемся оживить более или менее пригашенную лекарствами душу хотя бы элементами Терапии духовной культурой, то у тяжелых хронических больных будет совершенно иное качество духовной жизни, возникнет в душе какой-то смысл, поистине человеческое, светлое переживание. И, по-видимому, поменьше пойдет лекарств на такое лечение. Во всяком случае, там, где сегодня в психиатрических больницах России врачами и их помощниками, хотя бы в некоторых тяжелых отделениях, продолжается (понятно, современными способами Терапии духовной культурой) подобная помощь больным, – эти отделения так же, как и в старину, не похожи на обычные психиатрические не только тишиной, но и душевной, человеческой оживленностью, а то и тихой целительной одухотворенностью многих своих больных. Дело тут в том, что здоровые благополучные люди могут тешить себя творчеством, а могут и не тешить, заниматься чем-то другим, оставаясь вполне здоровыми. Многие же душевнобольные (особенно те из них, кто сложен душой и тягостно переживает свою неполноценность) творчеством насущно лечатся-собираются и без него чувствуют себя совсем плохо. В основе сегодняшней Терапии духовной культурой (в широком смысле) – креативный (творческий) механизм (подробнее об этом в моей “Клинической психотерапии” (Бурно, 2000). Благодаря этому механизму человек в творчестве делает что-то неповторимо по-своему, именно творчески, оживляя-собирая этим свою личность, становится все более живым, одухотворенным человеком с любовью и смыслом в душе. Если тяжелый депрессивный “хроник” почувствует хоть ненадолго эти искры творческого вдохновения, у него возникает убежденность, что вот ради чего жизнь его имеет смысл. Убеждался в этом и в собственной работе, и, особенно, наблюдая, время от времени, психотерапевтическую работу преподавателя нашей кафедры Владимира Елизаровича Смирнова, уникального психотерапевта тяжелейших больных, здесь, в Преображенской больнице.