Отчет Хоффмана: психологи и пытки. Этический урок для психологов

Этика в психологии — тема несомненно важная и обсуждаемая. Хотя в отечественной психологии работ ей посвящено не столь много, иногда на нее, можно сказать, возникает мода. Так, например, Первая Международная конференция по Этике в психологическом консультировании и психотерапии, проводившаяся на базе ПИ РАО в 2017 г., привлекла более двух десятков докладчиков и множество слушателей. Однако число статей в отечественных научных журналах, посвященных этике, сравнительно невелико [Воробьева, 2009; Дебольский, 2012; Крючков, 2018; Семенова, 1997; Эйдемиллер, 2000]. В свое время именно на страницах данного журнала, носившего тогда название «Московский психотерапевтический журнал», была опубликована статья И.В. Диянковой, посвященная этическим принципам американской психологии, знакомящая читателей, в том числе, с критическим для психологической этики в США случаем — убийством Татьяны Тарасофф [Диянкова, 2002].

В то же время имеется значительное число зарубежных работ, посвященных этике. Казалось бы, психотерапевтическая этика разработана в США как нигде хорошо. Существует множество учебников и руководств по этике для исследователей и практиков, курс этики в качестве обязательного входит в программы всех учебных заведений, готовящих психологов [Hoffman, 2015; 31. Houck S, 2017; 36. O’Neill P, 2016]. Вместе с тем, как отмечает И.В. Диянкова, сами американские психологи критикуют свои же кодексы, говоря об их консерватизме и размытости.

Другие авторы пишут о том же, а кроме того, ставят под вопрос то, насколько сам по себе кодекс является этикой как таковой. Например, Перри Фрэнсис (P. Francis) и Сьюзан Даггер (X. Dugger) указывают на то, что, хотя этический кодекс и является средством передачи и разъяснения коллективных ценностей и ожиданий профессии, следует осознавать дилеммы, возникающие в случаях, когда личные ценности консультанта не совпадают с коллективными ценностями профессии [Elkins, 2016]. Анализируя этический кодекс лондонского Института группового анализа (Institute of Group Analysis), Фархад Далаль (F. Dalal) касается вопроса: учитывая, что этические кодексы обычно состоят из трюизмов («поступай хорошо и будь хорошим»), в чем же их функция? [Cushman, 2018]

В целом, возможно отметить, что кодекс сам по себе еще не есть этика [Крючков, 2018; Cushman, 2018]. В этом смысле показательна работа иранских психологов Мохамадрасула Ядегарфарда (M. Yadegarfard) и Фатимы Барамбадиан (F. Bahramabadian), анализирующих посылки, на которых выстроен кодекс профессиональной этики иранских психологов, и показывающих, что сами эти посылки являются неэтичными и дискриминационными по отношению к определенным группам клиентов (например, к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией) [43. Welch B, 2017].

Итак, этические кодексы per se еще не представляют собою «этику». Вместе с тем очевидно, что кодексы представляют собою нормативный акт, они устанавливают нормы или общеобязательные правила поведения, которые, в зависимости от конкретных условий, обеспечиваются принудительной силой либо государства (в случаях если психология является государственнорегулируемой профессией), либо общественных объединений психологов. При этом за нарушения данных норм могут быть как публично-правовые санкции (например, штрафы), так и внутренние санкции самих объединений (исключение из профессионального сообщества).

В США этический кодекс Американской психологической ассоциации (АПА) императивно распространяется на ее членов [American Psychological Association, а]. Вместе с тем, как указано в самом кодексе АПА, он может быть использован и другими регулирующими органами, а также его нарушение, хотя и не автоматически, может привести к различным санкциям. Во всех 50 штатах имеются лицензирующие органы, наделенные официальной властью над психологами. Данные органы либо напрямую применяют кодекс АПА, либо используют его как «модельный» для собственных кодексов [37. Pope K, 2016]. И кодекс АРА не является идеальным и массово критикуется различными авторами [Ackerman, 2006; Ahn, 2001; Francis, 2014; 32. Koocher G, 2016; Yadegarfard, 2014], он остается одним из основных, если не главным инструментом этического контроля за работой психологов, своего рода основным «мерилом» этичности [31. Houck S, 2017].

И тем не менее, как показывает история, само по себе наличие кодекса и развитой организационной структуры не является гарантией или страховкой от этических нарушений или злоупотреблений властью. Более того, этический кодекс может стать орудием для злоупотреблений. Такой случай и является предметом настоящей статьи.

Отчет Хоффмана: история и содержание

Летом 2015 г. американскую психологию потрясло, по выражению Филипа Кушмана, «землетрясение» [Conrad, 2019]. 10 июля 2015 г. был опубликован отчет, подготовленный по заказу Совета Директоров АПА и специального комитета при нем. Отчет был выполнен чикагской юридической фирмой Сидли Остин (Sidley Austin). Персонально отчет был подготовлен под руководством одного из партнеров фирмы — Дэвида Хоффмана — при участии ряда специалистов-психологов. По его имени отчет часто зовется отчетом Хоффмана (Hoffman report). На 563 страницах документа подробно описывается то, как руководство АПА в начале 2000-х гг. посредством манипуляций при внесении правок в этический кодекс АПА сделало возможным участие психологов-членов ассоциации в программе по разработке пыток для ЦРУ и департамента обороны США (обозначаемые эвфемизмом — «расширенный допрос»). Основные результаты проведенного Хоффманом расследования изложены на первых 70 страницах отчета. Мы приведем основную историю и выводы отчета [Guishard, 2018].

После событий 11 сентября 2001 г. и начала контр-террористических операций, а по сути, войн в Афганистане и Ираке, в руках ЦРУ и министерства обороны оказалось значительное количество пленных, подозреваемых в террористической активности. Важнейшей задачей для ЦРУ и министерства обороны стало получение от них информации относительно уже произошедших террористических атак и возможных планов террористов.

В 2002 г. министерство юстиции США выпускает меморандум в адрес ЦРУ, в котором максимально сужается определение пытки. Так, намеренное причинение физической боли человеку считается пыткой, только если оно приводит к серьезной физической травме, такой, как отказ органа или телесной функции, или смерти. Действия, приносящие психологический вред, считаются пыткой, только если наносят значительный психологический ущерб, длящийся годами или месяцами, например, вызывают психическое расстройство.

В 2003 г. министерство обороны (которому подчиняется, в частности, военная база Гуантанамо) выпускает сходный меморандум, также сужая определение пыток и указывая, что «с целью предотвращения будущих террористических атак, направленных на США, военному персоналу допустимо применять “расширенные техники допроса” к заключенным Гуантанамо» [Guishard, 2018, c. 3]. Меморандум также указывал, что к заключенным Гуантанамо не применяются положения Женевской конвенции о военнопленных.

В июне 2005 г. АПА создает рабочую группу, посвященную психологии и безопасности — «Президентский временный комитет по этике и национальной безопасности» (Presidential Task Force on Ethics and National Security, PENS). Группу возглавляет президент АПА Рон Левант (Ron Levant), затем — Джеральд Кучер (Gerald Koocher). После трехдневной встречи рабочей группы с директором АПА по этике Стивеном Бенке (Stephen Benke), 26 июня 2005 г. PENS выпускает список из 12 этических рекомендаций, которые менее чем через неделю на внеочередном заседании Совета директоров АПА утверждаются как правила.

В ноябре 2014 г. совет директоров АПА принимает решение пригласить независимую юридическую компанию для проверки предположений о том, что изменения в этическом кодексе АПА и связанных документах, произведенные в 2002—2005 г., были сделаны в том числе под влиянием министерства обороны США и с целью облегчить вовле­ченность психологов в работу ЦРУ и министерства обороны, в частности, в разработку процедур «расширенного допроса» (пытки). Одной из причин заказа такой проверки стала публикация осенью 2014 г. книги журналиста New York Times Джеймса Ризена, в которой он высказывает соответствующие предположения, основываясь на фактах, которые ему удалось собрать [American Psychological Association, б1; 38. Ragusea S, 2015].

Конкретный вопрос, который был поставлен перед Хоффманом, звучал следующим образом: были ли руководители АПА в сговоре с руководством ЦРУ, министерства обороны или иных ведомств с целью «поддержки» пыток. Вместе с тем, как указывает сам Хоффман, в ходе работы над отчетом вопрос стал несколько шире. Тем не менее, Хоффман отвечает на вопрос, был ли сговор, что произошло и почему. Хоффман также указывает на ограничения отчета, в частности на то, что расследование велось частными лицами, поэтому не все опрошенные люди соглашались идти на контакт, не всю запрошенную информацию, особенно закрытую, удалось заполучить; кроме того, являясь не психологами, а юристами, Хоффман и его сотрудники не всегда могли глубоко вникнуть в суть психологических процессов. Хоффман также указывает на сложности, которые связаны с тем, что от 10 до 19 лет минуло с момента, когда происходили события, описываемые в отчете, меньше документов и воспоминаний сохранилось. Несмотря на это, отчет получился достаточно объемным и подробным.

Хоффман и его команда установили следующее [Guishard, 2018].

1.    Ключевые руководители АПА, в частности директор по этике Стивен Бенке, избранный президент Джеральд Кучер, руководитель дирекции психологической практики Расс Ньюман (Russ Newman), при поддержке прочих руководителей вступили в сговор с министерством обороны с тем, чтобы АПА несколько ослабил высокие требования этических стандартов, тем самым не ограничивая министерство обороны в применении пыток больше, чем внутренние документы самого министерства. Руководство АПА пошло на это ради сближения АПА с руководством министерства обороны. Хоффман указывает на два важных мотива — сделать хорошую рекламу для АПА и позволить психологии развиваться без ограничений в данной сфере.

2.    Было обнаружено, что в течение трех последующих лет после утверждения отчета PENS 2005 г. руководство АПА было вовлечено в секретное сотрудничество с руководством министерства обороны, направленное на препятствование попыткам Совета представителей АПА[*] принять документы, которые бы напрямую запретили психологам принимать участие при допросах в Гуантанамо и иных секретных тюрьмах США за рубежом. В число людей, участвующих в данных переговорах, входил директор АПА по этике, который вместе с небольшой группой представителей министерства обороны создал закрытую коллаборацию, чтобы убедиться, что заявления и действия АПА будут происходить согласно целям и потребностям министерства обороны. В значительном числе электронных писем и сообщений, а также разговоров он регулярно запрашивал и получал одобрение действий от одного из лидирующих психологов Управления специальных операций армии США, прежде чем официально решать, какая будет позиция АПА, какие будут сделаны публичные заявления, какая стратегия будет избрана для действий.

3.    Вместе с тем, Хоффман и его команда не нашли подтверждений тому, что официальные лица АПА знали о существовании программы допросов, именуемой «Расширенные техники допроса». Однако им удалось найти доказательства того, что в течение указанного времени руководство АПА стремилось создавать и поддерживать «мягкие» этические правила, которые бы не сдерживали министерство обороны существенно. При этом у руководителей АПА имелось достаточно оснований подозревать, что абьюзивные технологии допроса применялись. Кроме того, руководство АПА намеренно и стратегически избегало предпринимать шаги для проверки и подтверждения данных подозрений. Таким образом, Хоффман заключает, что в сотрудничестве с официальными лицами министерства обороны официальные лица АПА, во-первых, действовали так, чтобы поддерживать применение расширенных техник допроса; во-вторых, сделали так, чтобы не было особенных ограничений на введение и продолжение использования таких техник; в третьих, ин- диффирентно отнеслись к сообщаемым фактам относительно использования абьюзивных техник допроса.

4.   Несмотря на то, что удалось обнаружить множество обсуждений того, как лучше позиционировать АПА в отношениях с министерством обороны и представлять это в медиасреде, практически не обнаружено обсуждений или анализа того, какую этическую позицию следует занять, учитывая, что знания об эмоциях и сознании позволяют психологам эффективно как исцелять, так и наносить вред.

5.    Было обнаружено, что официальные лица АПА в период 2001— 2004 гг. плотно взаимодействовали с ЦРУ, пытаясь выстроить столь же тесные отношения между АПА и ЦРУ, как и с министерством обороны. Однако, не найдено подтверждений какой-либо связи этого сотрудничества с отчетом PENS. Более того, основное контактное лицо между АПА и ЦРУ вышло на пенсию к 2005 г., а сама программа «расширенных допросов» ЦРУ к 2005 г. была приостановлена.

6.    Было обнаружено, что требование, введенное в этический кодекс АПА 2002 (стандарт 1.02), гласящее, что в случае конфликта между этикой и законом или приказом вышестоящего лица психолог должен следовать приказу или закону, и это не является этическим нарушением («Нюрнбергская защита»), было разработано до событий 11 сентября 2001 г. и без связи с ними. Тем не менее, данный вопрос обсуждался руководством АПА в дальнейшем при внесении изменений в кодекс, но безрезультатно.

7.    Кроме того, Хоффман обнаружил, что на этические жалобы на лидирующих психологов в области безопасности «закрывались глаза», были предприняты усилия для того, чтобы «прикрыть» данных специалистов [Guishard, 2018].

Хоффман описывает и ряд других этических проблем, в частности, конфликт интересов у ряда вовлеченных лиц (Расс Ньюман), использование «втемную» авторитетных психологов, например, Мартина Се­лигмана, у которого психологи, связанные с ЦРУ, получили несколько консультаций относительно выученной беспомощности, под предлогом того, что эту концепцию возможно использовать для помощи американским солдатам, попавшим в плен. Подобные же консультации давал и Филипп Зимбардо.

Интересным открытием стало то, что одним из мотивов кооперации АПА с министерством обороны была попытка «выбить» психологам, работающим в учреждениях министерства обороны (например, в крупнейшей сети госпиталей и реабилитационных центров Администрации ветеранов), разрешение прописывать медикаменты, тем самым уравнивая их в конкуренции с психиатрами.

Реакция на отчет

Официальная реакция АПА. Внутри самой АПА реакция последовала незамедлительно. Уже 7 августа 2015 г. было принято постановление Совета представителей АПА, вводящее серьезные изменения в этические правила и политики АПА с целью приведения их к международным стандартам превенции пыток [American Psychological Association, а1]. Резолюция Совета гласила, что психологам стоит воздержаться от участия в допросах, проводимых какими-либо органами национальной безопасности (исключая внутриамериканскую работу полиции, которая находится под контролем местного законодательства и где конституционные права допрашиваемых гарантируются). Вместе с тем, в отличие от этического кодекса, резолюции Совета представителей не являются общеобязательным правилом, поэтому на практике следование им необязательно. Любопытно, что руководство АПА практически сразу дезавуировало данную резолюцию в ряде писем в адрес министерства обороны, направленных на успокоение министерства относительно сотрудничество АПА и военных психологов [American Psychological Association, б].

Осенью 2015 г. был предпринят ряд шагов и создано несколько рабочих групп для дальнейшего разбора и предотвращения подобных ситуаций в дальнейшем [American Psychological Association, а2]. В апреле 2016 г. был опубликован отчет о действиях, предпринятых в качестве реакции на отчет Хоффмана [American Psychological Association]. Данные действия включали, в том числе, создание панели по ревизии и рекомендациям относительно этических политик АПА, а также принятие резолюции по прояснению роли психологов по отношению к допросам пленных, содержащихся в учреждениях национальной безопасности. Наиболее значительным являлось внесение изменений в этический кодекс, переопределяющих пытки более широко и эксплицитно запрещающих участие в них психологов [ ]. Вместе с тем основные события произошли в 2015—2016 гг., а реакция АПА выражалась в письмах, резолюциях и комментариях [American Psychological Association, б2].

Нельзя сказать, чтобы данный отчет произвел какой-либо массовый поворотный эффект в целом. Недаром ряд авторов указывают на недостаточность действий АПА и сообщества [Botticelli, 2018], требуют персональных санкций и «полной очистки» ассоциации [Dryjanska, 2017] или созыва «комиссии правды», которая бы проанализировала сотрудничество психологов со спецслужбами, начиная с 70-х годов [40. Seligman M, 2018].

Восприятие отчета психологами. Хотя Кушман сравнивает данный отчет с землетрясением, объективно в литературных базах можно обнаружить не более двух—трех десятков статей, ссылающихся на отчет [Conrad, 2019]. Это приводит к курьезным ситуациям, когда автор, предлагая уже в 2017 году пересмотреть этический кодекс АПА, не упоминает отчет, а многократно ссылается на книгу одного из часто упоминаемых в отчете лиц — Джеральда Кучера [Yadegarfard, 2014].

Тем не менее, можно обнаружить весьма любопытные исследования, такие как исследования Лоры Дрыянской (L. Dryjanska), которая, используя метод социальных репрезентаций Московичи на материале из 130 интервью испытуемых и статей из 31 новостного европейского журнала, изучила восприятие отчета Хоффмана европейскими психологами [Dalal, 2014]. Хотя она указывает на восприятие отчета европейскими психологами как «шок», каких-либо коллективных действий или официальных реакций не последовало. Как отмечают другие авторы, в Европе скандал прошел «практически незамеченным» [American Psychological Association, а3].