Матерей-мигранток традиционно относят к группе социально риска, а работа с ними социальных работников и психологов часто бывает направлена на адаптацию и аккультурацию, включение в массовую систему образования, здравоохранения, социальной помощи. При этом значительное внимание уделяется социально-экономическому риску, адаптационному стрессу, языковым барьерам, и не вполне достаточное – защитным факторам, богатому опыту материнства, присущему родной культуре этих женщин. Находясь вне данной культуры, сложно прогнозировать, какие вмешательства дадут позитивный результат, а какие – будут отвергнуты как нечто чужеродное, как попытка психологической или педагогической «колонизации».
Национальные традиции воспитания детей и поддержки матерей могут служить мощным защитным фактором. В США зарегистрирован так называемый «латиноамериканский парадокс» - перинатальная смертность и рождение маловесных детей у мигранток из Мексики и Пуэрто-Рико отмечается значимо реже, чем в среднем по американской популяции, несмотря на низкий уровень жизни и малую доступность медицинского обслуживания. В качестве факторов, обеспечивающих благополучие рожениц и их детей, отмечаются тесные связи между родственниками и помощь женщинам со стороны сестер или теток, передача знаний о беременности и материнстве от матери к дочери, общее позитивное отношение к материнству (культ Девы Марии) и даже особенности национальных блюд для беременных. Однако влияние защитных факторов ослабевает в следующих поколениях мигрантов.
В 1998 – 1999 гг. в Мельбурне H. McLachlan и D. Forster исследовали выборку из 100 женщин, родившихся в Турции, 100 – во Вьетнаме, и 100 – в Австралии. В выборку вошли женщины, родившие здоровых детей путем вагинальных родов. При выписке из родильного дома им предлагались опросник и интервью, посвященные проблемам налаживания грудного вскармливания.
Матери-мигрантки из Вьетнама кормят детей грудью реже, чем их соотечественницы у себя на родине. В числе причин для этого разные исследования называют: удобство пользования бутылочкой в определенных жизненных обстоятельствах, представления о том, что качество молока «испортилось», необходимость выйти на работу вскоре после родов, уменьшение социальной поддержки, вера в то, что «приличные» семьи в этой стране не придерживаются грудного вскармливания, и желание соответствовать этой норме. Хотя в Австралии в первые месяцы жизни на грудном вскармливании находятся 83% детей (National Health Survey, 2001), австралийки по сравнению с вьетнамками меньше пользуются приспособлениями для ношения ребенка на себе, избегают публичного кормления, поэтому женщины из Вьетнама делают вывод о том, что данная практика там не принята.
Еще одной причиной этого могут быть суеверия, связанные с вредом молозива для младенца, распространенные в некоторых странах Азии. Во Вьетнаме младенцев прикладывают к груди только на 3 день после рождения, до этого их поют рисовым отваром и водой. В чужой стране, без традиционной поддержки грудного вскармливания, такой отложенный старт может приводить к проблемам в дальнейшем его налаживании.
98% женщин из Турции начали кормить ребенка грудью. Практически все турчанки, участвовавшие в исследовании, были мусульманками и ссылались на Коран, предписывающий грудное вскармливание до двухлетнего возраста. (Однако в реальности женщины-мигрантки часто заканчивают его раньше из-за социально-экономических проблем). Религиозные предписания в сфере детско-родительских отношений способствуют сплочению супругов: 83% матерей из Турции отметили, что их партнеры хотят, чтобы они кормили детей грудью, по сравнению с 73% партнеров женщин из Вьетнама и 64% партнеров-австралийцев.
В Новой Зеландии Центр исследований в сфере здравоохранения мигрантов (The Centre for Asian and Migrant Health research) проинтервьюировал 40 женщин различных национальностей – китаянок, кореянок, американок, англичанок, уроженок Палестины, Ирака и Южной Африки об их опыте беременности и родов в Новой Зеландии.
Для большинства женщин, не принадлежащих к евро-американской культуре, основной проблемой оказалось совместное пребывание с ребенком в родильном доме. Несмотря на то, что психологами и педиатрами такая форма проживания в роддоме считается оптимальной, мигранток она заставляет делать выбор между двумя противоположными культурными установками: образом самостоятельной независимой матери, единственной женщины в своей нуклеарной семье и образом традиционного материнства в окружении и при поддержке старших родственниц. Послеродовый отдых в родных культурах многих женщин считается критичным для их эмоционального и физического благополучия, а значит, и для заботы о ребенке по окончании этого отдыха. Попытки сотрудников роддома подчеркнуть важность совместного пребывания для ребенка иногда интерпретировались как их отказ заботиться о самой женщине – «ребенок для них важнее, чем я».
Стремление к вертикальной мобильности, желание не только адаптироваться, но и стать успешным в новых условиях, связано с сознательным отказом от национальных традиций как «старомодных». Отсюда еще один парадокс – социально-благополучные мигрантки имеют больший риск возникновения психологических проблем, связанных с беременностью и материнством. С другой стороны, попав в новое для себя культурное окружение, женщина имеет возможность сравнивать местные практики ухода за младенцами с принятыми у нее на родине. Такое сравнение подразумевает выделение и озвучивание того, что в привычном контексте казалось «само собой разумеющимся» и может служить основой для осознанного выбора матерью определенных способов воспитания и ухода.
Исследование матерей из южноазиатского региона (Dobson & Homans in Woollett et al., 1995) показало, что во многих случаях «свои» и «чужие» представления об уходе за детьми не конфликтуют, а сосуществуют параллельно: женщины могут воспитывать детей согласно национальным традициям, но при этом полностью доверять заботу об их здоровье западной медицине. Конфликт воспитательных практик обычно озвучивают (еще точнее – создают) специалисты, работающие с семьей, например, патронажные сестры. Их может смущать нежелание матери купать младенца каждый день («здесь у вас слишком холодно») или гулять с ним в первые недели жизни («в Индии мы не выходим с ребенком сорок дней, и к себе никого не пускаем, кроме родственников»). У матерей-мигранток и местных органов здравоохранения могут различаться представления об основных потребностях ребенка: «Я сказала им, что у меня дома всех младенцев подолгу и тщательно массируют, и не могли бы они на первых порах помочь мне с массажем. Но мне сказали, что это – дополнительная услуга, и за нее надо платить». Дополнительным источником напряжения является своеобразный вариант конфликта лояльностей: женщины вынуждены ориентироваться не только на то, что хорошо для малышей и для них самих, но и на то, что не оскорбит и не смутит значимых для них лиц на родине и на новом месте.
То, какая культура «перевешивает», сильно влияет на материнскую идентичность, на отношение к ребенку и к себе как к матери. Например, исследование беременных и матерей младенцев, переехавших из Мексики в США, показало, что ориентация на родную культуру обеспечивает им снижение частоты случаев послеродовой депрессии (за счет поддерживающей социальной сети, состоящей из родственников), а ориентация на американскую культуру – снижение тревоги перед родами (за счет переноса внимания с предстоящих родов на перспективы развития ребенка) (B.Campos et al., 2007).
Каким же образом строится борьба с трудностями без профессиональной помощи, внутри самого сообщества мигрантов? К примеру, женщины, приехавшие в Новую Зеландию из Гоа, использовали стратегии возвращения себе (reclaiming) и изобретения заново, воссоздания (re-inventing) традиционных знаний о беременности и воспитании детей (Ruth DeSouza, 2005). Для этого они объединялись с более опытными землячками, не столько создавая «группы поддержки», сколько реконструируя процесс передачи знаний от «старейшин» к молодым матерям. Многие приглашали пожить к себе своих матерей или свекровей. Объединение женщин в новые социальные сети активизировало их мужей, и они стали уделять много внимания воспитанию младенцев, что не характерно для Гоа.
По свидетельству некоторых женщин, книги и инструкции оказались бессильны помочь им в таких телесно-ориентированных практиках, как материнский массаж. Однако они оказались в состоянии воспроизвести некоторые приемы по памяти, приготовив традиционную массажную смесь из гороховой муки и используя ее.
Таким образом, нельзя сказать, что миграция ослабляет семью, лишает молодых матерей поддержки опытных родственников. Это справедливо лишь отчасти. В новом социальном и культурном контексте функции членов семьи подвергаются радикальному пересмотру; появляются новые проблемы, но и новые возможности их решения (Boyd, 1996; Parrenas, 2001; Da, 2003b). Даже без физического доступа к расширенной семье молодая мать не остается в вакууме: у нее выстраивается целая «семейная география», включающая истории об оставшихся на родине родственниках и родственниках, инициировавших переезд; активно используются современные средства связи. Однако, как видно из вышеприведенных примеров, не все знания об уходе за младенцем можно описать словами. Поэтому специалистам в роддомах и на курсах для будущих матерей необходимо быть внимательными к культурным особенностям посещающих их женщин и воздерживаться от навязывания доминирующего варианта «нормального» взаимодействия матери и младенца.