Развитие поведенческой автономии подростков и родительский контроль на примере независимых перемещений по городу

Введение

Мы фокусируем данный обзор на исследовательском ландшафте изучения условий развития детской самостоятельности в ситуации современного детства.

Сегодняшний интерес общества и СМИ к детскому развитию, распространение «осознанного родитель­ства» и рефлексия микрособытий внутри детско-родительских отношений как значимых и имеющих последствия способствуют тому, что вокруг темы детской автономии возникает сильный эмоциональный накал.

В числе проблем, связанных с автономией человека, могут обсуждаться отсутствие навыков самообслуживания (чрезмерное ожидание помощи) и дефициты саморегуляции (импульсивность, гневливость), отсутствие инициативы, конформность, зависимое поведение, безответственность, индоктринируемость, отсутствие целей и амбиций, страх (или избегание) взросления, трудности с сепарацией у подростков и молодежи.

В то же время расширение института современных семей — малодетных, поздно родивших первенца, часто не состоящих в браке, — предполагает сверхценность эмоционального контакта и доверительных отношений с детьми, запрет на жесткие методы дисциплинирования, а также страх потери контакта с ребенком одновременно со страхом утраты контроля над его поведением.

Самоценность как самого ребенка, так и периода детства в такой среде возрастает, ценность сепарации падает, и задача формирования идентичности, самоопределения и интеграции во взрослое общество, стоящая перед подростком [Эриксон, 1996], не исчезает, но нередко волевым решением откладывается на более поздний возраст [Arnett, 2016].

Тема развития самостоятельности у подростков и молодежи в современном обществе насыщена противоречиями: с одной стороны, взрослость и зрелость ассоциированы с независимостью от родителей (финансовой, эмоциональной, личностной и др.); с другой стороны, транзитивность общества и невозможность проектировать линейные жизненные траектории удлиняет детство и размывает переход от подростка к взрослому [Arnett, 2016].

Важнейший теоретический подход к задачам развития, прямо относящийся к проблемам соотношения развивающейся самостоятельности и контроля, был предложен Хеймансом П. [Heymans, 2013].

Под задачей развития он понимает ситуацию передачи ребенку полномочий/ответственности по осуществлению каких-то действий. Подчеркивается, что: 1) полномочия передаются, как правило, до того, как эти действия освоены; 2) участие взрослого в выполнении этого действия постепенно «свертывается». Реципрокность действий взрослого и ребенка (свертывание действия взрослого и развертывание действия ребенка) задает соотношение самостоятельности и контроля.

Данная теория во многом созвучна той, которая активно использовалась в работах отечественных и зарубежных психологов, изучавших процессы развития. Изучение характеристик человека, лежащих в основе личности зрелой, целостной, ответственной, опирающейся на свои ценности, имеют давнюю философскую и психологическую традицию обсуждения проблем свободы (Ницше Ф., Фромм Э.), самотрансценденции (Франкл В.), субъектности (Рубинштейн С.Л., Абульханова-Славская К.А., Ананьев Б.Г., Логинова Н.А.), автономии (Леонтьев Д.А., Карабанова О.А., Поскребышева Н.Н.), агентности (Бурдье П.) и др. Леонтьев Д.А., в частности, рассматривает взросление как эмансипацию, отделение, хотя эмансипация, согласно ему, представляет собой лишь один из аспектов автономии, наряду с потребностью в автономии, автономией как личностной диспозицией и др. [Поливанова, 2017]. Центральная в этой теоретической парадигме личностная автономия описывается двумя блоками — ценностно-аффективным и операционно-техническим [Горлова, 2019; Карабанова, 2011].

Исследования самостоятельности.
Почему независимая мобильность?

В фокусе нашего исследовательского интереса находятся операционно-технические характеристики автономии современного подростка, поскольку эти характеристики дают возможность описать непосредственно наблюдаемые явления.

Наиболее изучаемой областью поведенческой автономии подростков можно назвать независимые перемещения [Глазков, 2016; Сивак, 2017; Janssen, 2016; The influence of, 2001].

Независимая мобильность имеет одну характеристику, важную для исследований: она легко может быть обнаружена и зафиксирована. Поэтому именно независимая мобильность часто оказывается в фокусе исследовательского внимания.

Под независимой мобильностью (independent mobility of children) понимают свободу детей до 18 лет играть на свежем воздухе и перемещаться по окрестностям без сопровождения взрослых (например, ходить в школу, близлежащие парки, чтобы поиграть, встретиться с друзьями, сделать покупки). Эту мобильность можно считать показателем личной независимости [Hillman, 1990; Socio-demographic factors and, 2015].

Дети начинают перемещаться независимо от взрослых преимущественно в возрасте 8—13 лет. Этот момент совпадает с поступлением в начальную или переходом из начальной в среднюю школу. Мальчики, как правило, имеют более высокий уровень независимой мобильности, они чаще устанавливают эпизодические дружеские контакты через участие в локальных мероприятиях на воздухе (например, футбол и другие командные игры). Девочки же, как правило, общаются с друзьями, в торговых центрах, кинотеатрах, что часто требует перемещения на транспорте [Independent mobility in, 2009]. Независимая мобильность детей обычно подразумевает активное перемещение — ходьбу, езду на велосипеде, самокате, использование общественного транспорта [Children's active travel, 2011].

Всемирная организация здравоохранения рекомендует детям уделять физической активности не меньше одного часа в день [Parents’ Willingness and, 2019]. Дети, играющие на улице и перемещающиеся без присмотра взрослых, естественным образом получают необходимую физическую нагрузку, что способствует физическому здоровью и психосоциальному благополучию, помогает поддерживать здоровый вес, улучшает социальные взаимодействия, связь с друзьями и соседями, способствует когнитивному и эмоциональному развитию [например: 48].

В недавнем исследовании, проведенном в Германии [Scheiner, 2019], около двух третей младших школьников, по крайней мере, иногда, сопровождаются взрослыми по пути в школу. В Австралии с 1991 по 2012 год доля детей, посещающих школу самостоятельно, снизилась с 61% до 32% [Socio-demographic factors and, 2015].

Итак, сегодня детская независимая мобильность падает.

Самостоятельные перемещения ребенка вызывают большую тревогу у родителей. Так, по данным опроса Фонда общественного мнения 2012 года[I], на вопрос о том, насколько сейчас опасно гулять детям без присмотра по сравнению с временами их детства, 77% респондентов сообщили, что более опасно,14% — что так же, и 3% — что менее опасно.

Факторы предоставления «лицензии»
на независимую мобильность

Независимая мобильность ребенка связана с мерой свободы, которую ему предоставляют родители, с «лицензией на самостоятельность» — которая дается в зависимости от различных факторов, характеризующих самого ребенка и окружающую его среду.

Возраст и пол ребенка. Исследователи отмечают значимые гендерные и возрастные различия между подростками в предоставляемой родителями автономии [Seydlitz, 1991; Singer, 1988]. Согласно исследованию 1729 домохо­зяйств США, в семьях, имеющих ребенка в возрасте 12—18 лет, главным предиктором независимости у подростков является возраст: старшие подростки получают значительно большую независимость по сравнению с младшими. Это объясняется их более развитыми когнитивными навыками, более обширным доступом к ресурсам вне дома, они выглядят взрослее, ведут себя более ответственно и рассудительно, активнее контактируют с учреждениями вне семьи, а также нормы общества предписывают их возрасту больше прав, как внутри, так и вне дома. Однако девушкам-подросткам чаще предоставляют более поздний «комендантский час», чем юношам к концу подросткового возраста, девушки-старшие подростки получают больше свободы вне дома, поскольку соблюдали родительские правила на протяжении всего подросткового периода.

Дети, которые не являются первыми или единственными детьми в семье, осваивают независимые перемещения несколько раньше, поскольку их контролируют старшие братья и сестры [The influence of, 2001]. Кроме того, родители более старшего возраста предоставляют своим детям больше возможностей независимого передвижения, поскольку они сами пользовались большей свободой в детстве, чем последующие поколения [Karsten, 2005].

Тот факт, что оба родителя работают, также влияет на детскую независимую мобильность: становится все больше детей, чье школьное время совпадает с рабочим временем их родителей, и взрослые приводят их в школу перед тем, как идут на работу [Children's active travel, 2011].

Образ района и соседства. В отношении родителей к независимой мобильности собственных детей играют роль их представления о благополучии района и окружающей местности, а также близость школы [Janssen, 2016]. Когда родители считают местное сообщество сплоченным, они с большей готовностью позволяют своим детям самостоятельно преодолевать длинные расстояния [Socio-demographic factors and, 2015]. Материнское восприятие социальной опасности и потенциальной пользы от автономии следом за возрастом ребенка является основными предикто­рами детской независимой мобильности, оно опосредует влияние других — демографических, психосоци­альных и средовых — факторов [Alparone, 2012; Marzi, 2018].

Образ ребенка. Причины, по которым родители либо поощряют, либо ограничивают независимую мобильность в посещении школы и занятия другими видами досуга, обусловлены также тем, как они воспринимают собственных детей — достаточно ли взрослыми, доверяют ли им, насколько считают их нуждающимися в защите [Johannson, 2006]. Один из характерных признаков того, что родители доверяют своим детям — это то, что детям дают ключи от дома.

СМИ. Различные эталоны и ролевые модели, транслируемые в СМИ в разных поколениях, также влияют на взаимодействие между детьми и родителями, что может приводить к увеличению или уменьшению автономности, предоставляемой родителями подросткам [de Ruyter, 2013].

Механизмы расширения границ
автономии подростка

Чем старше ребенок, тем острее встает вопрос о границах дозволенной и запрашиваемой автономии. Наиболее острой тема контроля-автономии становится для семей, в которых ребенок достиг подросткового возраста.

Конфликты подростков с родителями происходят на почве повседневных тем, таких как уборка комнаты, полученные оценки, выбор досугового времяпрепровождения, выполнение домашнего задания, соблюдение комендантского часа, выбор друзей, внешний вид, забота о здоровье, соблюдение гигиены, отношения с братьями/сестрами и т. п.

Подростки считают себя вправе принимать решения по таким вопросам, часто вопреки мнению родителей, и расширение зоны «личного» растет с возрастом. Интервью с европейскими, американскими, японскими, китайскими, бразильскими и афроамери­канскими матерями показывают, что они убеждены в том, что предоставление детям определенных соответствующих возрасту свобод в ограниченном списке вопросов способствует детскому развитию, хотя их представления о том, какая именно независимость подходит или требуется в определенных обстоятельствах, различаются.

Расширение подростковой автономии происходит в направлении «от низов к верхам»: в каждом периоде подростки запрашивают больше личного пространства, чем им дано родителями, и родители постепенно им его предоставляют. Конфликты подростков с родителями отражают несогласие с границами родительского авторитета и обеспечивают контекст для переговоров об автономии и изменений детско-родительских отношений в сторону расширении подростковой независимости и личного контроля [Rote, 2016]. Конфликты, касающиеся автономии и перераспределения ответственности между детьми и родителями, включают множество сфер, однако перемещения (а также их ограничения и запреты) являются наиболее наблюдаемым и доступным для оценки показателем поведенческой автономии.

Обнаружены различия в предоставлении автономии детям работающими и неработающими родителями: при существенной занятости на службе родители стараются следить за поведением своих детей, но основной инструмент для этого — мобильный телефон — дает детям гораздо больше свободы выбора, куда и с кем идти, чем в ситуации, когда родитель может «вживую» контролировать ребенка [Lewis, 2007].

Распространение GPS-трекеров для отслеживания перемещений ребенка (в виде брелоков, браслетов, часов и пр.), а также приложений, которые устанавливаются на детский и родительский смартфоны, позволяющих отслеживать перемещения ребенка, казалось бы, переводят родительский контроль за «независимыми» перемещениями ребенка в сферу нейтрально­инструментальную. Однако это не совсем так: дети лишаются навыков и возможности получить доверенную им родителями (не «украденную») свободу и учатся обходить технические приспособления для контроля, попутно увеличивая психологическую дистанцию между собой и родителями и наращивая количество секретов и обманов взамен доверия [Сергеева, 2019].

Динамика детско-родительских отношений.
Амбивалентный характер родительского контроля

По мере того как дети достигают подросткового возраста и сосредотачиваются на развитии навыков взросления, а также независимого существования, вопрос о том, сколько необходимо контроля и сколько автономии, становится все актуальнее. Высокий уровень поведенческого контроля, направленный на соблюдение жестких правил (в том числе «комендантского часа», запрета на посещение определенных мест и пр.), может приводить к снижению самооценки у подростков, в частности, к росту самокритики у девочек 12—14 лет [Gittins, 2019].

Переговоры представляются родителям подростков всех возрастов необходимыми, независимо от того, предпочитают родители такой способ общения или нет. Предполагается, что успех переговоров во многом связан со стилем воспитания детей, при этом более «демократический» подход взрослых к семейным отношениям может требовать больше энергии, навыков и настойчивости. Высшее образование и более высокий социально-экономический статус могут быть связаны с большим количеством родительских объяснений и переговоров.

Такая родительская модель поведения побуждает и подростков, в свою очередь, открыто декларировать и отстаивать свои интересы. Объяснения делают точку зрения родителей более ясной, позиция подростков становится более открытой, и это может приводить к большему числу конфликтов и разногласий, которые, однако, могут способствовать обоюдному развитию и выстраиванию новых более зрелых конфигураций в детско-родительских отношениях.

Поведение родителей может приводить к разному обращению подростков с информацией о себе: доверительные отношения и уважение родителей побуждают к доверию и самораскрытию со стороны подростков; жесткий контроль и отсутствие доверия способствуют тому, что дети умалчивают об определенных деталях своей жизни, хранят свои жизненные истории в секрете или лгут родителям [Rote, 2016].

Исследования родительского поведения в контексте развития детской автономии прошли длинный путь за последние годы. До 1990-х годов активно развивался типологический подход к родительскому поведению [Baumrind, 1971; Maccoby, 1983], сфокусированный на конструктах отзывчивости (responsiveness) и требовательности (demandingness). Предположительно, поведение заботящегося взрослого сдвигается от полностью защищающей роли в первые годы жизни ребенка к роли подчеркивания осваиваемых навыков и поощрения саморегуляции по мере взросления ребенка [George, 1989], и детям в разных возрастах разрешается принимать некоторые решения самостоятельно, однако это происходит в установленных родителями пределах [Baumrind, 1978].

Многие исследования [например: 17] подчеркивают преимущества создания ясной структуры благоприятного поведения с помощью четких и разумных правил, что дает детям возможность понять последствия своих действий и таким образом развить свои собственные эффективные навыки принятия решений. Структура позволяет ребенку прогнозировать события, чувствовать себя эффективным и способным совладать с появляющимися задачами. Родители могут использовать структуру в ключе поддержки автономии (предоставляя выборы, обосновывая отсутствие выборов) либо в ключе контроля (чрезмерно опекая, требуя соблюдения неукоснительного соблюдения правил) [Soenens, 2010].

Метаанализ 10 эмпирических исследований подтвердил корреляцию между безопасной привязанностью и поддержкой детской автономии родителями [Koehn, 2018].

Важнейшей характеристикой родительского поведения является родительский контроль, в котором Эрл Шефер [Schaefer, 1965] предложил рассматривать две основные разновидности.

Поведенческий контроль представляет собой родительские практики регулирования и структурирования поведения ребенка (учебу, манеры поведения, коммуникацию с ровесниками), например, через трансляцию правил надлежащего поведения и мониторинг поведения ребенка [Barber, 1994; Stattin, 2000]. В контексте перемещений поведенческий контроль может выражаться, например, в регламентировании времени и места прогулок или в запрете на прогулки в случае провинности. Низкий уровень поведенческого родительского контроля у детей в возрасте 6—12 лет является значимым предиктором антисоциального поведения в подростковом возрасте, однако возможно, что типичной реакцией на поведенческий контроль со стороны подростков является протест, отражающий их возрастные задачи самоопределения и сепарации от родителей [Barber, 1994].

Психологический (манипулятивный) контроль составляют родительские практики, направленные на контроль не поведения, а внутреннего мира ребенка — его чувств, желаний, стремлений, ценностей: они могут включать индукцию чувства вины или тревоги, условную или отвергающую любовь, обесценивание чувств, мыслей, опыта ребенка и др. [Barber, 1996; Steinberg, 1990]. Психологический контроль за перемещениями ребенка может отражаться, например, в таких высказываниях: «Когда ты приходишь после захода солнца, у меня всегда болит сердце»; «Опять ты меня на своих подруг променяла» и т. п. Использование психологического контроля мешает созданию стабильной позитивной самооценки у подростков, повышает риск депрессивной симптоматики, препятствует развитию безопасного чувства собственного «я», приводит к нарушениям психосоциального функционирования и сложностям с академической успешностью, поскольку препятствует переживанию безопасности и развитию чувства собственного достоинства; родители, использующие такие практики контроля, воспринимаются как вторгающиеся, навязчивые, чрезмерно опекающие [Gargurevich, 2015; Grolnick, 2009; Schaefer, 1965].

Рекомендуемый исследователями родителям путь состоит в поддержке детской автономии — принятии родителями позиции ребенка, разрешении принимать собственные решения, внимании и поддержке детской инициативы, — которая способствуют удовлетворению потребности в автономии и в целом благополучию ребенка [Barber, 2002; Grolnick, 2002; Soenens, 2010].

Сфера независимых перемещений является здесь значимой и показательной: до какого-то момента отпускание ребенка в самостоятельный маршрут может свидетельствовать о поспешности родителей и скорее пренебрежении детской безопасностью; когда независимая мобильность оказывается в зоне ближайшего развития ребенка, родители могут поддержать готовность ребенка и научить его основам безопасного самостоятельного перемещения по территории; если этот период прошел, а ребенок все еще не получает разрешения на перемещения без взрослых, он может начать переживать это как избыточный контроль, завидовать сверстникам с большей степенью свободы и либо смиряться с ограничениями, снижая свое субъективное благополучие, либо учиться обманывать родителей, снижая уровень доверия в семье.

Заключение

Тема становления детской автономии не была особенно значимой в рамках российской науки, в частности, культурно-исторической теории. Но социально­культурные изменения делают эту проблематику все более важной: взросление откладывается [Arnett, 2016], структуры, задававшие еще несколько десятилетий назад модели поведения, ослабевают, и все большее значение приобретает самостоятельный выбор подростка, а затем юноши и взрослого человека. Но, как мы видим, исследования продолжают линию описания родительского контроля как средства удержания и конструирования структур поведения. Эти изыскания наиболее полно представлены теоретическими моделями родительского контроля Баумринд в середине 70-х, в середине 90-х — Барбера и др. [Barber, 1996; Barber, 2002; Baumrind, 1971; Baumrind, 1978]. Затем в 2012 появилась статья Алпароне и Пачилли, одна из наиболее цитируемых сегодня [Alparone, 2012]. Последнее десятилетие эти исследования продолжаются, но, как правило, применительно к отдельным странам и территориям [A cross-sectional description, 2019; Campione-Barr, 2020]. Таким образом, связь типа родительского контроля и подростковой независимости остается в поле исследовательского интереса. Эта ситуация выдвигает на первый план задачу расширения изучения повседневности детско-родительской совместности, обеспечивающей развитие автономии.

Несмотря на связь между психологическим благополучием ребенка и его возможностью развивать собственную автономию, в частности, через независимые от взрослых перемещения, имеется ощутимый недостаток в эмпирическом материале, касающемся представлений родителей о границах самостоятельности их детей всех возрастов, о фактическом предоставлении автономии для перемещений и другой самостоятельной деятельности, а также инструментов поддержания и смещения этих границ.

Видится необходимым продолжение эмпирических исследований практик родительского контроля и поддержки автономии в контексте детских перемещений и других форм поведенческой автономии.