Эта известная неизвестная психология

В рецензии на книгу Д.Н. Робинсона «Интеллектуальная история психологии», выпущенную Институтом философии, теологии и истории св. Фомы, показано, что в книге предпринят поиск места психологии в системе других наук. Обосновывается полипарадигмальный подход к анализу психологии, ведущей к анализу и оценке рассматриваемых психологических концепций с разных точек зрения: и с точки зрения современной науки, и с позиции позитивистских критериев научности и объективности, и с точки зрения их социальной обусловленности ценностями и задачами конкретного времени, и, наконец, с точки зрения их культурного смысла. Утверждается, что психология – социально ориентированная наука, имеющая неразрывную связь с ценностями общества, доминирующими в определенный исторический период. Критическое рассмотрение книги указывает на ряд недостатков, прежде всего связанных со слабостью анализа современной ситуации в психологии. Предложенные Д.Н. Робинсоном способы анализа истории психологии не используются им в полной мере для анализа современности. В современной психологии отсутствуют всеобщие объяснительные принципы, целостные теории.

Книга Д.Н.Робинсона, впервые представленная российскому читателю, появилась весьма своевременно, причем эта актуальность имеет как чисто прагматические, так и теоретико-методологические причины. Введение в вузах нового кандидатского экзамена по философии и истории науки (в нашем случае – истории психологии) ставит сложные задачи перед студентами, а теперь еще и аспирантами, которым необходимо не только выучить предмет и получить более или менее адекватное представление о пути становления науки, которой они хотят заниматься, но, что еще сложнее, осознать свое представление о психологии и ее современном состоянии. Однако кажется, что данный экзамен поставил еще более трудную задачу перед преподавателями, которым надо переструктурировать знакомый предмет под новым углом зрения, заменив пересказ хронологического пути формирования знаний о психологии и методах исследования психики анализом этого пути. Один из вариантов такого анализа как раз и представлен рецензируемой книгой, что является ее огромным достоинством. И это уже относит нас к другой, гораздо более широкой проблеме, связанной с методологией психологии и поиском ее места в системе наук, поиском, который продолжается, как ярко показано и в книге Д.Н.Робинсона, уже не одно столетие.

Естественно, что как сама книга, так и рецензия на нее достаточно субъективны, однако я попытаюсь объективировать свои оценки (соотнося их с удачами и неудачами, без которых не обходится ни один замысел) данного произведения.

Прежде всего отмечу, что читатели книги Д.Н.Робинсона получают представление о разных парадигмах анализа исторического пути психологии, что необходимо и для лучшего понимания этих парадигм, и для полного осознания того, казалось бы, бесспорного, но не всеми еще принимаемого факта, что картина психологической науки и место разных теорий в этой картине существенно отличаются у различных ученых и в разных странах. Интеллектуальное (если следовать авторской терминологии) любопытство удовлетворяет и тот факт, что данная книга показывает, что в американской науке существуют и более углубленные подходы к рефлексии психологии, чем были представлены в нашей литературе до сих пор, особенно если вспомнить учебник Д.Шульц, С.Э.Шульц «История современной психологии» (СПб., 1998), содержание которого являлось не картиной, а, скорее, хаотическим набором отдельных концепций ХХ в. вперемешку с деталями биографий ученых и отрывками из произвольно выбранных трудов.

Книга Д.Н. Робинсона целостна не только в плане воссоздания обобщенной картины развития психологической науки, но и в стремлении сохранить целостность подхода к ее анализу. Однако последнее в меньшей степени удается автору, и в попытках проскользнуть между Сциллой куновского психологизма и Харибдой попперовской логики иногда просвечивают достаточно явные «белые нитки», которыми Робинсон сшивает живую ткань идей. Однако, на мой взгляд, это не умаляет достоинств книги, так как в определенной степени приближает к читателю процесс «переструктурирования» образа психологии, что всегда интереснее лицезрения готового продукта.

Автор интерпретирует психологические концепции античности и Нового времени, теории XVIII и XIX вв. и с точки зрения современной науки, и с позиции позитивистских критериев научности и объективности, и с точки зрения социальной обусловленности науки ценностями и задачами конкретного времени, и, наконец, с точки зрения ее культурного смысла, наполняя новым содержанием уже устоявшееся в современном науковедении понятие «социальная ситуация развития науки». Одновременно прослеживается, несмотря на все сложности, и логическая обусловленность тех трансформаций, которые происходят с предметом психологии и ее взаимоотношениями с другими науками – естественными и гуманитарными. Таким образом, можно сказать, что автор действительно показал пример не только полипарадигмальности самой психологии, но и возможности полипарадигмального (куновско-попперовского) подхода к ее анализу.

В то же время стремление совместить разные точки зрения в некоторых моментах, как мне кажется, связано с непоследовательностью или отсутствием у автора определенной позиции. Это проявилось, например, в его рассуждениях по поводу прогресса и прогрессивного направления в развитии психологии. С одной стороны, психология, как гуманитарная наука, конечно, не может иметь прогрессивного развития и измеряться критериями, характерными для точных наук. Невозможно утверждать, что портреты Леонардо хуже, чем портреты Шилова, а стихи Петрарки уступают стихам Евтушенко. Точно так же нельзя постулировать, что теория Аристотеля менее прогрессивна и точна, чем теория Ж.Пиаже или Л.С.Выготского. Вместе с тем нельзя отрицать и того факта, что методы исследования, точнее – оборудование для проведения исследований, в настоящее время более прогрессивны, чем они были в античные времена. Эта двойственность вызывает у Д.Н.Робинсона очевидные затруднения при оценке современной психологии и сравнении ее с физикой, химией или биологией. Возможно, именно поэтому он и останавливается на пороге нового этапа в развитии психологии, где-то на рубеже 30-х гг. ХХ в. Соотнося разные мнения по поводу «научности» психологии, Д.Н.Робинсон убедительно показывает, что понятие «научность» не имеет объективного критерия и в разное время к науке относили разные области знаний, выявляет отголоски прежних, казалось бы, ушедших со временем открытий в сегодняшних дискуссиях и теоретических исследованиях. Так, например, он отмечает, и не безосновательно, влияние рационализма в эпистемологических и возрастно-психологических работах, посвященных исследованию стадий развития интеллекта или априорных способностей, проявляющихся при овладении детьми языком. Однако при этом он почему-то начинает сравнивать психологию с биологией и физикой, доказывая ее большую зависимость от прошлых теорий, противореча себе и забывая о том, что он сам же говорил о невозможности применения единого критерия к естественным и философским, гуманитарным наукам.

Вместе с тем его анализ развития «физиологической, или материалистической», психологии, например теорий рефлекса от Декарта до настоящего времени, показывает не только преемственность, но и принципиальное, прогрессивное отличие этих концепций. Интересно, что при этом и сам анализ, и его результат в данном случае подтверждают наличие общих универсальных истин не только в точных науках, но и в психологии. Данный раздел в работе Д.Н.Робинсона аналогичен работам по проблеме рефлекса М.Г.Ярошевского.

Непоследовательность и даже некоторая растерянность автора особенно ярко проявились при анализе вопроса о том, насколько всеобъемлющи и универсальны современные психологические теории. Д.Н.Робинсон пишет об отсутствии синтетических психологических теорий, хотя, по его мнению, и в физике, и в биологии, и в других естественных науках присутствует стремление к поиску всеобщих объяснительных принципов, которое когда-то было и в психологии. С его точки зрения, это связано с тем, что психология отчаялась найти такие всеобщие законы и объяснительные принципы, устала от прошлых ошибок и стала более прагматичной, перейдя к узкой специализации ученых. Таким образом, когда речь заходит о кардинальных отличиях психологии ХХ в. от античной, Д.Н.Робинсон уходит от своих же принципов анализа. Признавая безусловным тот факт, что в психологии почти нет синтетических системных теорий и устойчивых научных школ, в качестве исходной точки для поиска ответа на вопрос о том, почему это происходит, можно апеллировать к предложенным им же параметрам, т. е. к связи психологии с социальной ситуацией, экономическими и политическими изменениями, происходящими в обществе. Перспективы в развитии психологии, как и общества в целом, не совсем ясны, так как мир изменчив и направления происходящих изменений бывает трудно экстраполировать. Поэтому сложно выстраивать и обобщенные психологические теории – теории общества и человека в нем. Но в этом факте как раз и находит свое подтверждение мысль Д.Н.Робинсона о том, что психология, возможно, наиболее социально ориентированная наука. Однако это положение еще не доказывает, что психология отказалась от поиска всеобщих объяснительных принципов и стала описательной наукой, тем более что многие тенденции в развитии американской психологии мало представлены в европейской науке.

Убеждение Д.Н.Робинсона в том, что психология – социальная наука, расширяет границы анализа, включая в него пусть не всегда бесспорные, но всегда логически выстроенные воззрения автора на социальную и политическую обстановку, в которой работали ученые, на относительность оценки «мрака» Средневековья и «света» Возрождения, на образ Города и его эволюцию во времени. Перед нами предстает целостная система идей, а не только подход того или иного ученого к теории познания или концепции рефлекса, благодаря чему и взгляды на проблему познания, соотношение врожденного и приобретенного, опытного и рационального познания становятся более понятными, отчетливыми и объемными. Особенно хотелось бы выделить рассуждения Д.Н. Робинсона о глубинной связи психологических концепций с ценностными ориентациями и установками, доминирующими в определенный исторический период в обществе, в культуре. Представляется, что эти рассуждения могут заинтересовать не только психологов, но и историков, социологов и политиков.

К достоинствам книги, несомненно, можно отнести близость затронутых в ней проблем к вопросам, ставшим в последние годы предметом многочисленных дискуссий, – относительно места психологии в современном знании, предмета психологии и степени объективности ее методов в теории и прикладных исследованиях, наконец, о возможных границах влияния идей на общество. Хотя сам термин «конструкционизм» и не используется автором, в его рассуждениях явно просматриваются некоторые параллели с взглядами Д.Гергена, а отдельные разделы книги доказывают правильность положений Ж.Пиаже и Г.Салливена об избирательности нашего внимания и о том, что мы видим и нам нравится только то, что мы хорошо знаем. Возможно, именно это и является причиной некоторых досадных пробелов или неопределенностей, имеющихся в книге. Однако, помня об этом, мы не должны, узнавая знакомые факты, отторгать и то новое в облике психологии, что иногда смотрит на нас со страниц книги.

История психологии – история идей, заразительно и убедительно доказывает Д.Н.Робинсон. Она универсальна и прагматична одновременно, так как таково время, но, чтобы это понять, необходимо соотнести теорию со временем, ввести ее в контекст социальных изменений и культурных детерминант, идеалов и стремлений конкретной страны и времени. Книга Д.Н.Робинсона помогает это сделать, и в этом ее огромное значение.

1. Робинсон Д.Н. Интеллектуальная история психологии. М., 2005.