К проблеме психологического понимания и исследования символа в психотерапии

Символ как феномен и психологическое средство прямо или косвенно представлен в практике почти всех основных направлений психотерапии [2; 4; 24; 28; 29; 30; 35; 37; 39; 40; 45]. Сложность заключается в том, что в разных школах существует множество несовпадающих друг с другом подходов к пониманию того, что такое «символ», поэтому психотерапевты, используя один и тот же термин, часто говорят о противоположных явлениях. К примеру, в ряде работ З. Фрейда символ рассматривается как универсальный образ сновидения, которому соответствует постоянное значение [39; 40]; Ф. Пёрлз, говоря о символах, подразумевал «метки для объектов и процессов», которые воспроизводят реальность в уменьшенном масштабе [30; c. 175]; по А. Минделлу, символом может быть любое чувственно осязаемое явление, в котором творчески реализуется и раскрывается область глубинного, единого и невыразимого опыта, дающего начало любому дискретному опыту [28]. В первом случае представление о символе неразрывно связано с предположением скрытого бессознательного измерения психики, символ выражает постоянное соотношение между чувственно осязаемым явлением, которое представлено в сознании, и его бессознательным значением; во втором примере понимание специфики символа детерминировано представлением о способности психики к прямому отражению реальности, поэтому символ — это своего рода уменьшенная копия реальных объектов; в последнем примере определение символа также содержит имплицитное предположение об ином, скрытом измерении психики, однако соотношение между осознаваемым, чувственно осязаемым явлением и бессознательным смыслом постоянно преобразуется, форма символа, так же как и его смысл, способны трансформироваться и развиваться, как живое существо.

Существующие в психотерапии определения символов, а также приемы и методы работы с ними детерминированы теориями и концепциями школ, внутри которых они возникли. Однако, оставаясь только на уровне понимания сущности символа в той или иной школе, невозможно составить целостное психологическое представление о символе как явлении и средстве психотерапии. С нашей точки зрения, проблема психологического исследования символа в психотерапии может быть решена только с позиции исследователя, независимого от той или иной психотерапевтической школы, изучающего символические феномены и средства психотерапии сквозь призму определенного теоретико-методологического подхода, включающего соответствующие друг другу общефилософский, психологический и психотехнический уровни. В связи с этим возникают вопросы: во-первых, какой могла бы быть методологическая позиция по отношению к исследованию символа в психотерапии, во-вторых, какое представление о символе выбрать в качестве теоретического основания исследования (иными словами, на какое содержательное представление о символе опираться). Цель настоящей статьи — попытаться ответить на поставленные вопросы и охарактеризовать уровни возможного теоретико-методологического подхода к психологическому пониманию и исследованию символа в психотерапии. Важно подчеркнуть, что мы не предлагаем новый подход к пониманию и исследованию символа, новизна заключается в попытке охарактеризовать целостную теоретико-методологическую позицию по отношению к научному пониманию и исследованию символа как психологического средства в контексте целей и задач психотерапевтической практики. В этой статье представлена попытка синтезировать существующие подходы в философии и психологии для понимания сущности символа как средства психотерапии.

Описанные в самом начале статьи примеры психотерапевтических представлений о символе показывают, что, как правило, психотерапевты рассматривают символ как психическое явление или как продукт определенных психических процессов. Нам видится продуктивным исследование символа с точки зрения культурно-исторического подхода, представленного в работах Л.С. Выготского [18], поэтому мы рассматриваем символ, прежде всего, как психологическое средство, которое в контексте психотерапии используется для достижения определенных терапевтических целей. Необходимо подчеркнуть, что, опираясь на идеи и принципы культурно-исторической концепции Л.С. Выготского, мы не отрицаем возможность и продуктивность иных, сформировавшихся внутри тех или иных школ психотерапии способов понимания и обоснования символических средств. В контексте настоящего исследования выбор культурно-исторического подхода связан с предположением, что именно данный подход позволяет, во-первых, понять, почему и как происходят продуктивные психологические изменения в ходе терапевтического применения символов, во-вторых, осмыслить обще­психологическую роль символических средств, используемых в психотерапевтической практике.

Перспективы использования культурно-исторической теории Л.С. Выготского для осмысления и/или организации психотерапевтической практики обсуждались в публикациях А.Л. Венгера [13], Е.Е. Кравцовой [22], А.Б. Холмогоровой и В.К. За­рецкого [42], L. Holzman и F. Newman [47]; M. Quin- tino-Aires [48]. По мнению А.Л. Венгера, «...культурно-историческая психология, во-первых, должна давать обоснование психотерапевтическим методам, поскольку она с полным основанием претендует на статус общепсихологической концепции. Во-вторых, она вполне может справиться с этой задачей, так как располагает необходимым теоретическим инструментарием и исследовательскими методами» [12, с. 33]. Автор предполагает, что анализ психотерапевтических техник с позиции культурно-исторического подхода «должен отвечать на следующие вопросы:

•    Каковы основные психологические средства, предлагаемые клиенту данной системой психотерапии, каковы формируемые у него способы использования этих средств?

•    Как строится социальное отношение между клиентом и терапевтом, насколько эффективно достигается интериоризация средств, их «присвоение» клиентом?

•    В какой мере обеспечивается произвольность и самостоятельность клиента в управлении своим психическим состоянием и своей деятельностью?» [12, с. 34].

Опираясь на культурно-исторический подход, мы считаем возможным рассматривать психотерапию под определенным углом зрения — как совместную деятельность терапевта и клиента, направленную на оказание психологической помощи, в ходе которой с использованием определенных методов и средств актуализируются продуктивные психические процессы, приводящие к качественному, содержательному изменению сознания клиента. В ходе особым образом организованного взаимодействия с терапевтом клиент овладевает способами действия с предлагаемыми психологическими средствами. В результате интериоризации терапевтических отношений и способа действия со средством формируется внутреннее средство или психическое новообразование (новые функциональные органы), которые реорганизуют весь психологический мир клиента.

Культурно-исторический подход задает определенные требования к психологическому исследованию специфики применения символа в той или иной школе психотерапии, в соответствии с которыми роль символа как психологического средства необходимо изучать: 1) внутри особой системы отношений терапевта и клиента; 2) учитывая способ овладения средством (технику); 3) анализируя динамику проблемы, с которой обратился клиент за психологической помощью (Как преобразуется проблема в ходе терапевтического применения символа? Как организуется ее «видение», осмысление? Как символизируется проблема?); 4) характеризуя внутренние средства и психические новообразования, которые формируются в ходе терапевтического использования символа в той или иной школе психотерапии.

Несмотря на то, что Л.С. Выготский часто использовал в своих публикациях термины «символ» и «символическая деятельность», в его работах не было сформулировано содержательное теоретическое представление о символе как особом психологическом средстве. Долгое время проблема различий между символом и знаком в отечественной психологии оставалась вне исследовательского интереса. С 90-х гг. XX в. стали появляться психологические исследования, в которых обосновывается специфика символа [6; 7; 15; 20], изучается роль символического опосредствования в развитии психических функций и личностном развитии в целом [9; 14; 15; 31; 34; 43; 46]. Вместе с тем значение символических средств в психотерапевтической практике все еще является недостаточно осмысленным с научно-психологической точки зрения [16; 44]. В этой статье мы хотели бы провести анализ того, как существующие в современной психологии представления о символе могут преломляться на психотехническом уровне — в контексте целей и задач психотерапии. Ниже представлена попытка охарактеризовать возможную теоретико-методологическую позицию по отношению к символу в психотерапии, синтезирующую философский, психологический и психотехнический уровни понимания символа.

В основе философского уровня рассматриваемого теоретико-методологического подхода лежат представления П.А. Флоренского [38], А.Ф. Лосева [26], М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского [27]. С нашей точки зрения, именно эти авторы наиболее глубоко раскрывают сущность символа как культурного средства. Несмотря на разность представлений, они пытались понять сущность символа в его неразрывной связи с сознанием. В широком смысле, символы рассматриваются этими философами как своего рода «ориентиры» сознания или средства «настройки» сознания на «видение», переживание и понимание смыслового измерения бытия. Опираясь на указанные подходы, философскую сущность символа как особого культурного средства можно охарактеризовать с помощью следующих положений.

1.   Символ — это чувственно осязаемая «вещь»[2], которая раскрывает в сознании объективную смысловую сущность определенных явлений или экзистенциальных ситуаций и порождает «духовное видение», благодаря которому духовная реальность становится доступной чувственному опыту [38].

2.   Символом могут быть как культурные средства (произведения искусства, слово, ритуалы и др.), так и некоторые жизненные события или чувственно осязаемые феномены, которые «настраивают» сознание на «видение» или переживание объективного смыслового измерения действительности [38]. Важно отметить, что символом могут быть только те явления или жизненные события, которые вызывают сильные переживания, индуцируя такие состоянии сознания, в которых открывается или порождается переживание «иного» — смыслового уровня бытия.

3.   Символ порождает в сознании и мышлении не данную прямо и непосредственно, но предполагаемую идеальную действительность, задающую смысловую модель, конструктивный принцип, упорядочивающий и вносящий смысловую закономерность во все частные проявления эмпирической действительности [26].

4.   Символ обеспечивает возможность нового сознательного опыта, т.е. порождения такого состояния сознания, в котором становится возможным опыт понимания смысла определенного ритуала, явления или события. Этот процесс М.К. Мамардаш­вили и А.М. Пятигорский называли «вхождением» в структурные содержательности сознания [27, c. 158], которое на психологическом уровне осуществляется как работа переживания, качественно меняющая протекание психических процессов и в целом реор­ганизующая психологический мир человека.

Идеи П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, М.К. Мамар­дашвили и А.М. Пятигорского позволяют рассматривать символ как культурное средство, благодаря которому объективные духовные смыслы через переживание становятся опытом индивидуального бытия личности (смыслами для меня), превращаются в смысловые структуры сознания отдельного индивида.

Психологический уровень анализируемого теоретико-методологического подхода составляют представления о символе, развиваемые в отечественной психологии[3] [9; 13; 14; 15; 32; 34; 46], так как понимание символа в западной психологии (Р. Арн- хейм, Р. Блумер, Дж. Мид, Ж. Пиаже, M.H. Borns­tein, T.C. Callaghan, J.S. DeLoache, V. Lowerfeld и др.) противоречат рассмотренным выше философским основаниям.

В российской психологии до 90-х гг. XX в. проблема символа как особого культурного средства не исследовалась в полной мере. Определенные аспекты символа и символизации так или иначе затрагивались в контексте исследования игровой деятельности (Л.С. Вы­готский, А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец, Д.Б. Элько- нин), а также в контексте развития познавательных способностей (Л.А. Венгер, О.М. Дьяченко), однако в этот период развития российской психологии (до 90-х гг. XX в.) последовательное теоретическое обоснование существенных различий между символическими и знаковыми средствами не было проведено. В философских работах того времени последовательно проводилось различие между символом и знаком [26; 27], но в российской психологии, как правило, данные понятия использовались как синонимичные и взаимозаменяемые[4], либо различия между ними не признавались существенными. Например, Н.Г. Салмина отмечает различие между символом и знаком, однако в контексте целей и задач своих исследований не считает эти различия значимыми [36].

В современных российских психологических исследованиях можно выделить два подхода к пониманию символа. Для первого подхода наиболее характерно рассмотрение символа как образа, который выражает личностный смысл и субъективное, пристрастное отношение к действительности. К этой группе можно отнести исследования О.М. Дьяченко и Н.Е. Вераксы [15], А.П. Афанасьевой [3], А.В. Цвет­кова [42], А.Н. Вераксы [13; 14; 46], Е.В. Воробьевой [17], Е.Л. Подзоровой [31], отчасти исследование средств опосредования переживаний, проведенное О.Г. Шалиной [44]. Эта традиция понимания символа складывалась под влиянием идей Л.С. Выготско­го, выраженных преимущественно в работах, посвященных анализу развития воображения и игровой деятельности [18], А.Н. Леонтьева — его деятельностной концепции строения сознания и строения знака как психологического орудия.

Второй подход характеризуется рассмотрением символа как образа или предмета, который обладает объективным духовным смыслом, независимым от актуальных личных предпочтений или отношений. К этой группе мы относим исследования Т.М. Буя- кас и О.Г. Зевиной [6; 7; 8; 9], А.М. Полякова [32; 33; 34]. Можно сказать, что символ представляет собой «Другого», транслирующего иные смысловые позиции, иные видения и понимания. В данном контексте определение «иные» характеризует противопоставление актуальному, наличному уровню психического развития, подразумевает смыслы, альтернативные наличным, ранее сформировавшимся личностным смыслам. На формирование представления о символических средствах в этой группе большое влияние оказали философские концепции символа П.А. Флоренского, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского.

С точки зрения первого подхода, символическое опосредствование позволяет ориентироваться в ситуации неопределенности, которая характеризуется отсутствием известных значений, необходимых для успешного действия. Ситуация неопределенности преодолевается посредством построения символа, выражающего личностный смысл и эмоциональное отношение к ней [см. исследования А.Н. Вераксы: 13; 14; 46]. В широком понимании здесь мы имеем дело с субъектным «освоением» действительности, преодолением неизвестного и неопределенного за счет наделения индивидуальными значениями (эмоциональными, фантазийными, вымышленными). Человек строит воплощающий личностные смыслы символ, позволяющий ему ориентироваться в неопределенной ситуации. Ориентация в пределах эмоционально насыщенной образной формы символа позволяет интерпретировать значение объективной ситуации [14]. Во втором подходе смысловое содержание символа само по себе представляет потенциальную неопределенность. Транслируемое символом «иное смысловое измерение» является своего рода вызовом для преодоления «себя», преодоления наличных способов «видения» и понимания, условием выхода в пространство диалога смысловых позиций (актуального личностного смысла и смыслов, потенциально задаваемых символом). Ситуация неопределенности (или неопределенности смыслового содержания символа) также вызывает субъектную активность, которая выражается не в том, чтобы преодолеть, «ассимилировать» неопределенность фантазийными предположениями и личностными смыслами, а в том, чтобы взаимодействовать с ней, «прислушаться» к этой неопределенности. Символ в этом случае также выполняет функцию ориентации в ситуации неопределенности, но иным образом: человек пытается «услышать», «открыть», почувствовать объективный смысл ситуации, воплощаемый символом.

Выделенные нами подходы к пониманию символа в современных отечественных психологических исследованиях также отличаются друг от друга по способам обоснования специфики символа как психологического средства и его отличий от знака. С точки зрения первого подхода, специфика символа заключается в том, что в структуре символа преобладает образная форма и личностный смысл, которые выходят на первый план. В то время как в знаке на первый план выходит общепринятое, конвенциональное значение. Символ, в отличие от знака, задает пространство смыслов и предназначен для решения задач «на смысл», т.е. выражение и выстраивание собственного отношения и личностной позиции. Знак же указывает на значения, нормы, правила и предназначен для решения задач на «значение», т.е. на выявление свойств реальности. С позиции второго подхода, отличие символа от знака заключается в том, что он не указывает на свойства действительности или на другие предметы, а является условием обнаружения и воплощения в личном бытии объективных, общечеловеческих смыслов, поэтому символ в отличие от знака «беспредметен», так как указывает на смысловые структуры сознания. Важно уточнить, что символ не просто указывает на смысл, а является условием для порождения смысловых структур в индивидуальном сознании. Для этого недостаточно одного лишь указания на связь между чувственной формой символа и определенным смыслом, необходимо субъективное переживание, возникающее в ходе психотехнической работы с символом, в результате которого порождаются новые смысловые структуры, реорганизующие сознание и психологический мир человека.

Мы предполагаем, что оба психологических подхода к пониманию символа позволяют целостно понять сущность символа как психологического средства в психотерапии, которое можно рассматривать одновременно и как средство экспликации, чувственного воплощения личностных смыслов (первая традиция), и как средство порождения новых личностных смыслов (вторая традиция), новых смысловых структур сознания и самосознания.

Итак, символ как психологическое средство является чувственно осязаемой «вещью», которая эксплицирует личностные смыслы и/или порождает новые личностные смыслы. В этом определении важно акцентирование двух психологических функций символа: 1) экспликация и чувственное воплощение личностных смыслов; 2) порождение качественно новых личностных смыслов, новых смысловых структур сознания и самосознания.

Отметим наиболее существенные свойства символа, которые позволяют рассматривать его как специфическое психологическое средство.

1.   Чувственная форма символа является «проводником» к потенциально заданному смысловому содержанию. Благодаря чувственной форме смысловое содержание символа потенциально доступно для «психической проработки» и для порождения нового сознательного опыта. «Психическая проработка» смыслового содержания символа осуществляется как работа переживания (деятельность смыслопо- рождения [10]), инициируемая психотехнической работой с символом.

2.   Смысловое содержание символа многоаспектно, бесконечно и представляет собой пространство иных смысловых позиций или «голосов». Это является условием становления диалогического сознания.

3.   Символическая форма всегда указывает на «иное», таинственное, скрытое, что позволяет осуществить переход от эмпирически данного, знаемого, внешнего, очевидного содержания к внутреннему, потенциальному, тому, что представляет «тайну» психической жизни.

Психотехнический уровень характеризуемого теоретико-методологического подхода тесно связан с рассмотренными выше уровнями. На этом уровне философские и психологические представления о символе преломляются в контексте психологической практики, в частности, в контексте методов и техник психотерапии. По мнению Н.Е. Вераксы и

О.М. Дьяченко, одно из функциональных различий между знаком и символом заключается в том, что знаки направлены на решение задач на значение, в то время как символы являются средством решения задач на смысл [15]. Мы разделяем такое понимание функциональной специфики символа и считаем обоснованным рассматривать символы в психотерапевтическом процессе как средства решения терапевтических «задач на смысл». Предметом осмысления в терапевтическом процессе является психологическая проблема клиента, поэтому одна из самых важных «задач на смысл» в психотерапевтической практике — это задача на порождение, изменение, осознание смысла проблемы. Опираясь на сформулированные выше свойства символа как психологического средства, мы предполагаем, что терапевтическое применение символов актуализирует динамику смысловых процессов, приводящих к формированию новых смысловых связей и структур сознания, позволяющих решить или преодолеть проблему клиента. Продуктивность смысловых процессов, актуализированных терапевтическим применением символов, определяется тем, в какой мере обеспечивается возможность преодолеть или разрешить проблему, являющуюся предметом взаимодействия терапевта и клиента. Мы предполагаем, что сформировавшиеся в истории психотерапии способы терапевтического применения символов представляют собой различные стратегии осознания или порождения смыслов, позволяющих преодолеть уровень актуальных смыслов и значений, с помощью которых клиент пытался осмыслить и решить испытываемую проблему до обращения к психотерапевту, и выйти в задаваемое символом пространство альтернативных смыслов, расширяющих или преобразующих понимание и видение проблемы клиента и его психологического мира в целом. Таким образом, техники терапевтического применения символов можно рассматривать как психотехнические способы фасилитации процессов смысловой динамики или способы направленного воздействия на них (в случае директивных школ психотерапии) [25].

Заключение

В этой статье мы хотели предложить свой ответ на вопрос о том, как понимать и исследовать символ в психотерапии.

Мы предполагаем, что культурно-исторический подход является продуктивным методологическим основанием для исследования символа в психотерапии, так как, во-первых, с его позиции возможно рассматривать символ как психологическое средство, во-вторых, основные положения культурно-исторического подхода позволяют осмыслить механизм «работы» символа как психологического средства в системе отношений терапевта и клиента.

Однако использование культурно-исторического подхода без дальнейшей содержательной разработки особенностей и свойств символа недостаточно, так как долгое время в этом подходе символ не рассматривался как особое психологическое средство. Исследования, в которых символ анализируется как самостоятельное психологическое средство, отличное от знака, стали проводиться только в 90-е гг. XX в. Почти во всех этих исследованиях символ изучается преимущественно в контексте проблем развития познавательных функций и ценностно-смысловой сферы личности. На сегодняшний день значение символа в психотерапевтической практике остается недостаточно осмысленным с позиции научной психологии. В нашей статье мы попытались представить возможный теоретико-методологический подход к пониманию символа в психотерапии, синтезирующий философские и психологические концепции. Опираясь на выбранные теоретико-методологические основания, мы рассматриваем символ как средство смыслового преобразования сознания. Мы предполагаем, что в контексте психотерапии применение символов выступает способом фасилитации динамики смысловых процессов. В результате интериоризации, «присваивания» способа действия с символом клиент формирует внутренние способы самостоятельного порождения смыслов, благодаря которым изменяется его отношение к проблемной ситуации и жизни в целом.