Психологическая структура телесности

В статье авторы продолжили разработку концепции телесности как высшей психической функции и представили оригинальную модель психологической структуры телесности, разработанную на основе культурно-исторического и феноменологического подходов. Необходимость создания подобной модели обусловлена неясностью горизонтальных связей и иерархических соотношений между различными телесными феноменами. Как высшая психическая функция, телесность должна обладать соответствующей уровневой структурой, в рамках которой было бы возможно квалифицировать телесные явления. В психологической структуре телесности мы выявили следующие компоненты: образ тела, феномены владения и управления телом, телесные функции. Для выделения названных элементов в таксономические единицы мы обратились к результатам эмпирических исследований, в которых используется клинический принцип двойной диссоциации.

Введение

Телесность представляет собой особую проблему в психологии. А.Ш. Тхостов [12] замечает, что психология, при формальном признании психосоматической целостности человека, озабочена в большей степени изучением сознания и психических процессов. Однако телесность в прижизненном развитии человека выступает «…самым первым предметом овладения и трансформации в универсальное орудие и знак» [12, с. 6]. М. Мерло-Понти [6] также утверждает, что наиболее ранняя форма самосознания коренится в телесном опыте человека. (Само)сознание, согласно французскому феноменологу, предполагает пребывание в мире посредством собственного живого тела. Такой взгляд разделяется рядом исследователей, занимавшихся изучением телесного самосознания у младенцев [29; 30]. Тем не менее, К. Ясперс (K. Jaspers) считал тщетными попытки сформировать общий принцип во взаимосвязи психического и соматического, так как они приводят либо к дуализму, т. е. признанию психофизического параллелизма, либо к монистическому материализму, где психическое рассматривается как преходящее свойство соматического субстрата, или же к спиритуализму, постулирующему прямо противоположное [14]. Холизм, по всей видимости, является такой же крайностью. Можно согласиться с К. Ясперсом в том, что для эмпирического исследования важно лишь то, что тело воздействует на психику, а психика — на тело [14, с. 832]. Возможно, принять такую позицию — все равно что разрубить гордиев узел, но мы бы хотели обсудить не столько философию взаимосвязи души и тела, сколько психологическую структуру телесности, так как эта проблема важна и для самого вопроса психосоматического единства, и для более точной квалификации телесных феноменов при проведении исследований и решении практических диагностических и лечебных задач, стоящих перед клиницистами.

В отечественной психологии телесности В.В. Николаевой и Г.А. Ариной была предложена концепция тела как «…иерархически организованной квазисистемы с различными уровнями регуляции и дисрегуляции» [9, с. 125]. Эта позиция предполагает, что телесные феномены имеют черты высших психических функций, т. е. они социальны по генезу, опосредствованны и системны по психологическому строению, произвольны по способу осуществления, в них есть элементарный и высший компоненты. Авторами было показано, что телесные функции дыхания, пищеварения, болевой реакции и др. преображаются в процессе освоения знаково-символических форм регуляции. Иерархическая организация телесности отражена и в концепции внутренней картины болезни, где В.В. Николаева выделяет уровень перцептивных ощущений (сенсорный), аффективного реагирования (эмоциональный), когнитивных представлений (интеллектуальный) и уровень мотивационный, связанный с отношением к своему состоянию [8]. Схожим образом в модели А.Ш. Тхостова и Г.А. Ариной выделяется чувственная ткань, представленная трудноразличимыми неприятными ощущениями; первичное означение этих ощущений в категориях модальности, локализации, интенсивности; вторичное означение, которое включает ощущения в концепцию болезни, пропуская их через фильтр культурных представлений; и, наконец, личностный смысл болезни как влияние болезни на мотивы деятельности субъекта [13]. Феномен болезни для психологии телесности имеет особенное значение, так как болезнь часто сопряжена с неприятными интрацептивными ощущениями, посредством которых телесность манифестирует в жизни каждого из нас [12].

Остается не вполне понятным, чем является сама телесность. Можно сказать, что в общем виде она представляет собой спектр взаимосвязанных феноменов, возникающих на стыке соматического и психического. Следуя определению В.П. Зинченко [5, с. 168], телесность означает пространство между «оплотневенной» душой и «одушевленным» телом, пространство, которое в равной степени относится к тому и другому. Проблема, которую призвана помочь разрешить представленная ниже модель, состоит в неочевидности горизонтальных и вертикальных связей между множеством феноменов, возникающих в пространстве между психическим и соматическим. Кроме самого отношения к телесности, какова взаимосвязь между движениями, интрацептивными ощущениями, дыханием, научными и фольклорными представлениями о теле, позой, ощущением принадлежности собственных действий, имплицитным знанием о длине своих конечностей, эмоциональным отношением к телу? На первый взгляд эти явления хаотично мелькают в пространстве психосоматического. Но на основе закономерностей между ними можно выделить компоненты, формирующие психологическую структуру телесности, а именно: образ тела; феномены владения и управления телом; телесные функции. Образ тела и телесные функции (схема тела, дыхание, пищеварение, кровообращение, реакция боли и др.) являют собой, в общем виде, высшую и элементарную составляющие телесности. Основанием для выделения феноменов владения и управления телом служит их сквозной характер по отношению ко всем телесным явлениям. Ниже мы более подробно обсудим каждый из названных компонентов структуры телесности.

Схема и образ тела

Эти понятия остаются предметом большой терминологической путаницы, нередко они используются как взаимозаменяемые или одному приписываются составляющие другого, поэтому необходимо обсудить, что схема тела (СТ) и образ тела (ОТ) из себя представляют и как соотносятся, так как разрешение этой проблемы открывает путь к более точной квалификации телесных феноменов.

1. Gallagher первым провел разграничение между этими понятиями в теоретическом плане. Схему тела (body schema) он определил как «…преноэтическую автоматическую систему процессов, которая отвечает за непрерывное регулирование позы и движения; систему сенсомоторных способностей, функционирующую без необходимости перцептивного мониторинга» [24, с. 149]. Здесь сразу следует пояснить, что преноэтичность СТ означает ее онтогенетическую первичность по отношению к концептуальным структурам и имплицитность функционирования. Как «преноэтический сенсомоторный паттерн», СТ находится между понятием и чувственностью с точки зрения когнитивных процессов [2]. К СТ, исходя из определения S. Gallagher, необходимо отнести мультисенсорную интеграцию, зрительно-проприоцептивную координацию и исполнение движений [18].

Образу тела (body image) S. Gallagher дал следующее определение: «…интенциональное содержание сознания, которое состоит из системы восприятий, отношений и убеждений, связанных с телом» [24, c. 149]. ОТ, согласно S. Gallagher и авторам, дополнившим его модель, состоит из трех компонентов: 1) перцептивного телесного опыта субъекта; 2) общих концептуальных (мифологических или научных) представлений о теле, имеющихся у человека; 3) отношения к телу, включающего когнитивное, аффективное и поведенческое звенья [24; 31].

Основанием для разделения СТ и ОТ послужили следующие критерии: 1) представленность в сознании и отношение к Я; 2) целостность/раздельность; 3) связь с окружающей средой [24]. В первом критерии речь идет о различении внесознательного телесного функционирования (СТ) и сознательной осведомленности о своем теле (ОТ) [16]. Далее СТ характеризуется целостностью, тогда как для ОТ свойственно тело «расчленять», выделять отдельные его части, локализуя ощущения. В третьем критерии постулируется, что СТ функционирует относительно предметного контекста окружающей среды, а ОТ предполагает отвлечение от него, фокусировку на теле в пределах его границ. S. Gallagher приводит следующий пример [24, c. 151]: когда человек, читающий текст, испытывает зрительное напряжение, то оно являет себя как изменения в объектах взаимодействия (свет слишком слабый, шрифт мелкий, текст нудный и сложный). Требуется время, чтобы глаза, «вшитые» в СТ и работающие с ней как одно целое, были выделены из ее «преноэтической анонимности». Лишь после того, как человек заметит свою усталость, глаза как отдельная часть тела и связанные с ними ощущения становятся принадлежащими человеку, перестают объективироваться в окружающей среде.

Следует также отметить, что в СТ объединяются автоматические восходящие сенсорные и исполнительные процессы, а ОТ состоит из нисходящих репрезентаций более высокого порядка [27]. Последние носят лексико-семантический характер и отвечают за означение частей тела, телесных функций, интрацептивных ощущений и отношений между телом и внешними объектами. С точки зрения семиотической схемы ОТ является структурой, ответственной за первичное и вторичное означение телесных явлений. На уровне ОТ мы можем зафиксировать взаимодействие субъективного проживаемого и объективного физического тела.

Эмпирически выделить СТ и ОТ в отдельные таксономические единицы представляется возможным благодаря клиническому принципу двойной диссоцации, суть которого в том, что если при нарушении в одной функции сохранной остается другая и наоборот, то эти функции достаточно независимы друг от друга, чтобы рассматривать их по отдельности, не исключая при этом их взаимосвязь [21; 31].

Далее мы оказываемся перед вопросом о взаимодействии ОТ и СТ, которую подробно обсуждают V. Pitron et al. [28]. Влияют ли они друг на друга? Являются ли интеракции между ними систематическими и реципрокными? Первая проблема, с которой предстоит столкнуться при ответе на эти вопросы, — пластичность названных феноменов, так как влияние предполагает возможность изменения.

Существуют кратковременные и устойчивые телесные феномены [28]. К первым относятся, прежде всего, движения, а также поза, осанка и походка, т. е. динамическое положение тела относительно объектов окружающей среды и положение частей тела относительно друг друга. Ко вторым — психическое отражение частей тела и их размера. В подавляющем числе случаев движения, поза, походка осуществляются СТ. Носителем же устойчивых телесных феноменов является ОТ [22; 23]. Вопрос о пластичности наиболее интересен как раз в отношении вторых, так как поза, походка, движения предполагают высокую изменчивость. Представляется, что если размер и количество частей тела существенно и быстро не меняются в течение жизни, то пластичность и гибкость ОТ невысока. Однако использование орудий может послужить примером обратного. Наилучшим образом это отражено в феномене «зонда». Используя зонд при взаимодействии с предметом, субъект локализует ощущения на границе между зондом и предметом, а не между частью тела и зондом [10]. Скажем, когда гардеробщица использует съемник для одежды, то она не просто движет рукой так, будто та более длинная, но и воспринимает ее такой. В исследованиях телесных иллюзий было показано, что у испытуемых смещается восприятие центра руки после использования специальной палки [26]. Таким образом, орудие не только «захватывается» телом в исполнительно-моторном акте, но и инкорпорируется в тело перцептивно, влияя и на СТ, и на ОТ. Однако феномен зонда ограничен автономностью предмета. Коль скоро последний проявляет сопротивление, то получает суверенитет и выходит из владения субъекта. Если съемник для одежды из примера выше начнет двигать кто-то еще, помимо гардеробщицы, то локализация ощущений вернется к границе зонд/кисть руки. Относительно устойчивые телесные репрезентации могут меняться и в отсутствие орудия. К примеру, при воздействии вибрации на сухожилия бицепса пробанды ощущали, что рука удаляется от корпуса, и прикосновение к носу приводило к восприятию его как более длинного (в том числе и в виртуальной реальности) [19]. Если исходить из того, что тело, которое полностью подчинено субъекту, также выступает «универсальным зондом», то в ситуации воздействия с стороны не-Я, тело теряет полную управляемость, а граница восприятия смещается. В настоящем контексте подтверждается тезис о необходимости замены бинарного субъект-объектного деления на триадическое: субъект—тело—объект [10, с. 17]. Исходя из этого, можно предложить следующую интерпретацию рассматриваемых феноменов: СТ — это имплицитное тело субъекта при взаимодействии с объектом, а ОТ — это тело субъекта в ситуации взаимодействия с самим телом как объектом, но объектом особенным, потому как это еще и посредник между субъектом и окружающей средой, предметным миром.

Коль скоро ОТ и СТ обладают потенциалом к изменению, то необходимо установить, как и в какой мере они воздействуют друг на друга. Чаще всего ОТ и СТ конгруэнтны в плане содержания, что обеспечивает беспрепятственное телесное функционирование. Согласованность может нарушаться, если возникшее расхождение между ними (а) длится достаточно долго, чтобы сохранять к нему толерантность [28], и, как мы считаем необходимым добавить, (б) имеет значимые последствия для повседневного функционирования индивида. Так, разрыв между СТ и ОТ нарастает в ситуациях, когда результат телесной операции значительно расходится с исходной программой действий и ОТ призван посредством перцептивного мониторинга исправлять «неудачи» СТ. Скажем, когда у баскетболиста-новичка нет автоматизированного навыка, позволяющего осуществлять точные броски, и он промахивается, бросая мяч в корзину, то ему приходится останавливаться и представлять, следуя речевым или визуальным инструкциям тренера, как его тело со всеми его параметрами в установленных условиях внешней среды производит определенную последовательность моторных актов, приводящих к желаемому результату, чтобы потом уже с большим шансом на успех в буквальном смысле воплотить эти движения. Если в этом примере показано воздействие ОТ на СТ, то, чтобы увидеть обратное влияние, можно обратиться к упомянутым экспериментам с созданием телесных иллюзий, где посредством воздействия на сенсомоторные процессы, т. е. СТ, исследователи вызывали изменения телесной перцепции, т. е. ОТ.

Обсуждение выше позволяет показать разницу между СТ и ОТ, очертить в общем виде паттерны их взаимодействия. В психологической структуре телесности, если исходить из тезиса Л.С. Выготского о том, что «высшая функция есть овладение низшей» [цит. по: 4, с. 140], ОТ выступает высшим звеном телесности. СТ, будучи ограничена сенсомоторными процессами, для ОТ выступает только как один из агентов взаимодействия наряду с прочими телесными функциями. Опираясь на исследования А.Ш. Тхостова, можно посмотреть на ОТ как на продукт культурного преобразования первичных телесных явлений, что автор называет телесностью «трансформированной»: «Превращаясь в культурный предмет, она удваивает форму своего существования: помимо реализации своей природной сущности, телесность становится означающим в самых широких пределах и начинает строиться не только по природным закономерностям» [12, с. 176]. Сверх того, если СТ имеется у большинства животных, то ОТ со всеми перечисленными компонентами есть только у человека [28], хотя его наличие в менее дифференцированном виде подтверждается у шимпанзе [25].

Владение и управление телом

В феноменологии вслед за Э. Гуссерлем (E. Husserl) и Х. Плеснером (H. Plessner) принято разграничивать проживаемое субъективное тело (Leib) в значении быть телом (Leibsein) и физическое объективное тело (Körper) в значении иметь тело (Körperhaben) [33]. Субъективное проживаемое тело выступает носителем первичного самосознания, еще пока лишенного самообъективации и концептуальности. Эта наиболее онтогенетически ранняя и онтологически фундаментальная форма самосознания определяется: 1) чувством того, что человек является тем, кто проживает опыт (self-ownership), и 2) ощущением, что субъект является инициатором собственных действий (self-agency) [15]. В онтогенезе к пререфлексивным доконцептуальным составляющим телесности присоединяются репрезетентации более высокого порядка, что вновь возвращает нас к представлению о телесности как высшей психической функции.

Это соотношение онтогенетически более ранних чувств проживания опыта и инициации действий с более поздними концептуальными структурами отражено в феноменах владения и управления телом, где в каждом выделяется чувственный и концептуальный компонент. Так, владение телом, согласно исследованию A.B. David и Y. Ataria [20], подразделяется на знание о владении телом (judgement of body ownership/knowing) и чувство владения телом (sense of body ownership/feeling). Согласно авторам, будучи закрепленным в сенсорных и исполнительных процессах, имплицитное и диффузное чувство владения телом относится к СТ, тогда как знание о владении телом эксплицитно основывается на концептуальных (научных или мифологических) представлениях о теле и языковой интерпретации телесного опыта, а потому входит в структуру ОТ.

Управление телом отражает связь между намерениями и действиями субъекта. Авторы в управлении телом также разделяют чувство управления телом (sense of body agency) и знание об управлении телом (judgement of body agency). Чувство управления, как и чувство владения телом, пререфлексивно и имлицитно, потому исследователи относят этот феномен к СТ. Знание об управлении телом эксплицитно и концептуально, а потому относится к ОТ. ОТ предполагает абстрагирование тела, т. е. аллоцентрическую перспективу, и, смотря на себя «со стороны», человек понимает каузальную обусловленность своих действий, интерпретирует их как собственные.

Таксономически разделить владение телом и управление телом позволяет принцип двойной диссоциации. M. Tsakiris, M. Longo и P. Haggard [32] связывают чувство владения телом с афферентными звеньями и мультисенсорной интеграцией, а чувство управления телом — с эфферентными звеньями. Исследования деафферентации показывают различие между мозговой организацией этих явлений. Кроме того, подобное разделение соответствует модели взаимодействующих когнитивных подсистем (ICS), согласно которой интеро-, проприо- и экстероцептивные стимулы кодируются пропозициональным и импликативным путями. Пропозициональная подсистема содержит когниции (мысли и образы), которые могут быть выражены с помощью языковых средств («знаю, что…»), тогда как импликативная подсистема отвечает за обработку трудновербализуемых аффектов и ощущений («чувствую, что…») [17].

Несмотря на то, что знание о владении и управлении телом относится к ОТ, а чувство владения и управления телом — к СТ, мы рассматриваем сами феномены владения и управления телом как самостоятельные единицы, так как целиком они не относятся ни к СТ, ни к ОТ, а пронизывают их. Поскольку СТ мы рассматриваем как одну из телесных функций, то полагаем, что чувство владения и управления телом можно отнести и к ряду прочих телесных функций: экспрессивным иннервациям, дыханию, мочеиспусканию и дефекации, сексуальной функции, болевой реакции.

Телесные функции

Как пишут В.В. Николаева и Г.А. Арина [9], в ходе психосоматического развития человек осваивает знаково-символические формы регуляции, которые существенным образом меняют природно заданные потребности и телесные функции. ОТ, а также знание о владении и управлении телом как знаково-символические формы регуляции телесной деятельности формируются в соответствии с общим генетическим законом культурного развития [3; 7] в процессе интериоризации и представляют собой конечный продукт этого процесса. На первом, интерпсихическом, этапе интериоризации в ходе совместной деятельности со взрослым ребенок усваивает систему восприятий, отношений, убеждений и поведения, связанных с телом, что и составляет ОТ. Также на этом этапе ребенок получает знание о том, что его тело ему принадлежит и что он им управляет. На последующих экстра- и интрапсихическом этапах ребенок относится к телесным явлениям в соответствии с содержанием ОТ. Что касается чувства владения и управления телом, то они закладываются на более ранней онтогенетической стадии вместе с СТ.

Выше мы достаточно подробно рассмотрели взаимодействие ОТ как регуляторного средства и СТ как телесной функции. Помимо последней, т. е. двигательной активности и ориентации в актуальной пространственной обстановке, к биологически обусловленным телесным функциям следует отнести мимическую и пантомимическую экспрессию, дыхание, мочеиспускание и дефекацию, сексуальную функцию, пищеварение, болевую и кожно-гальваническую реакцию, кровообращение и потоотделение. На эти телесные функции человек способен влиять опосредствованно, через эмоциональную регуляцию. Чтобы проиллюстрировать связь биологически обусловленных телесных функций и эмоциональных явлений, можно отметить, что во время смеха, когда человек испытывает радость, происходят спазматические сокращения диафрагмы и лицевых мышц. А гневу сопутствует замедление деятельности желудочно-кишечной системы, повышение кровяного давления и увеличение частоты сердечных сокращений [1]. От степени осознанности, опосредствованности речью, произвольности, уровня предметности эмоциональных состояний зависит управляемость сопутствующих им экспрессивных иннерваций и вегетативных реакций [11]. Так, в аффектах, характеризующихся непроизвольностью и беспредметностью, вегетативные проявления неуправляемы, а целостная зрелая эмоция, предметная и доступная опосредствованной регуляции, открывает возможность к ограниченному контролю ее соматических составляющих.

Заключение

Мы рассмотрели телесность как высшую психическую функцию, в психологической структуре которой выделяются образ тела, феномены владения и управления телом, а также телесные функции. Образ тела являет собой «интенциональное содержание сознания», которое состоит из: 1) перцептивного телесного опыта субъекта; 2) общих концептуальных (мифологических или научных) представлений о теле, имеющихся у человека; 3) отношения к телу, включающего когнитивное, аффективное и поведенческое звенья. Владение и управление телом — это сквозные телесные феномены, относящиеся к образу тела и телесным функциям, и имеющие двухуровневую структуру: имплицитное диффузное чувство и эксплицитное концептуальное знание. Телесные функции, трансформированные посредством знаково-символического отражения и регуляции, представлены мимической и пантомимической экспрессией, сенсомоторными процессами и ориентацией в актуальной пространственной обстановке (схема тела), дыханием, мочеиспусканием и дефекацией, пищеварением, болевой и кожно-гальванической реакцией, сексуальной функцией, кровообращением, потоотделением. Предложенная концепция психологической структуры телесности как высшей психической функции призвана облегчить более точную квалификацию и категоризацию телесных феноменов, что требует дальнейших эмпирических исследований.

1. Александер Ф. Психосоматическая медицина: пер. с англ. М.: «Канон+», 2022. 352 с.
2. Бородай С.Ю. Язык, концептуализация и воплощенное познание // Человек. 2022. № 2. С. 46—64. DOI:10.31857/S023620070019510-8
3. Выготский Л.С. История развития высших психических функций. М.: Юрайт, 2023. 337 с.
4. Завершнева Е.Ю. Записные книжки, заметки, научные дневники Л.С. Выготского: результаты исследования семейного архива // Вопросы психологии. 2008. № 2. С. 120—136.
5. Зинченко В.П. Психология на качелях между душой и телом // Гуманитарные науки: теория и методология. 2005. № С. 151—169.
6. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия: пер. с фр. / Под ред. И.С. Вдовиной, С.Л. Фокина. М.: Ювента; Наука, 1999. 608 c.
7. Мещеряков Б.Г. Стадии развития ВПФ и их эмпирические референты: реконструкция имплицитной концепции Л.С. Выготского // Вестник Московского университета. Серия 14, Психология. 2004. № 3. С. 57—72.
8. Николаева В.В. Влияние хронической болезни на психику. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. 168 с.
9. Николаева В.В., Арина Г.А. Клинико-психологические проблемы психологии телесности // Психологический журнал. 2003. № 1. C. 119—126.
10. Психосемиотика телесности / Под ред. И.В Журавлева, Е.С. Никитиной. М.: ЛЕНАНД, 2019. 152 с.
11. Тхостов А.Ш. Культурно-историческая патопсихология. М.: Канон-плюс, 2020. 320 с.
12. Тхостов А.Ш. Психология телесности. М.: Смысл, 2002. 287 с.
13. Тхостов А.Ш., Арина Г.А. Теоретические проблемы исследования внутренней картины болезни // Психологическая диагностика отношения к болезни при нервно-психической и соматической патологии. 1990. С. 32—38.
14. Ясперс К. Общая психопатология: пер. с нем. М.: КоЛибри, 2020. 1056 с.
15. Abdulkarim Z., et al. Neural Substrates of Body Ownership and Agency during Voluntary Movement // The Journal of Neuroscience. 2023. № 13 (43). P. 2362—2380. DOI:1523/JNEUROSCI.1492-22.2023
16. Alsmith A.J.T., Longo M.R. The Routledge Handbook of Bodily Awareness. NY: Routledge, 2023. 570 p. DOI:10.4324/9780429321542
17. Barnard P.J., Teasdale J.D. Interacting cognitive subsystems: A systemic approach to cognitive-affective interaction and change // Cognition & Emotion. 1991. № 1(5). P. 1—39. DOI:10.1080/02699939108411021
18. Baumard J., Osiurak F. Is Bodily Experience an Epiphenomenon of Multisensory Integration and Cognition? // Frontiers in Human Neuroscience. 2019. Vol. 13. P. 316. DOI:10.3389/fnhum.2019.00316
19. Berger C.C., et al. Follow Your Nose: Extended Arm Reach After Pinocchio Illusion in Virtual Reality // Frontiers in Virtual Reality. 2022. Vol. 3. DOI:10.3389/frvir.2022.712375
20. David A.B., Ataria Y. The body image-body schema/ownership-agency model for pathologies: four case studies. In David A.B., Ataria Y., Gallagher S. (eds.) Body Schema and Body Image: New Directions. Oxford University Press, 2021. P. 328—348. DOI:10.1093/oso/9780198851721.003.0020
21. De Vignemont F. Body schema and body image-Pros and cons // Neuropsychologia. 2010. № 3(48). P. 669—680. DOI:10.1016/j.neuropsychologia.2009.09.022
22. De Vignemont F. Mind the Body: An Exploration of Bodily Self-Awareness. Oxford: Oxford University Press, 2018. 288 p. DOI:10.1093/oso/9780198735885.001.0001
23. Gadsby S. Distorted body representations in anorexia nervosa // Consciousness and Cognition. 2017. Vol. 51. P. 17—33. DOI:10.1016/j.concog.2017.02.015
24. Gallagher S. Dimensions of Embodiment: Body Image and Body Schema in Medical Contexts Philosophy and Medicine // Handbook of Phenomenology and Medicine / Toombs S.K. (ed.). Dordrecht: Springer Netherlands, 2001. P. 147—175. DOI:10.1007/978-94-010-0536-4_8
25. Gao J., Tomonaga M. How chimpanzees and children perceive other species’ bodies: Comparing the expert effect // Developmental Science. 2020. № 6(23). DOI:10.1111/desc.12975
26. Martel M., et al.The long developmental trajectory of body representation plasticity following tool use // Science Report. 2021. №11(559). DOI:10.1038/s41598-020-79476-8
27. Moayedi M., et al. The structural and functional connectivity neural underpinnings of body image // Human Brain Mapping. 2021. № 11(42). P. 3608—3619. DOI:10.1002/hbm.25457
28. Pitron V., Alsmith A., De Vignemont F. How do the body schema and the body image interact? // Consciousness and Cognition. 2018. Vol. 65. P. 352—358. DOI:10.1016/j.concog.2018.08.007
29. Rochat P. Clinical pointers from developing self‐awareness // Developmental Medicine & Child Neurology. 2021. № 4(63). P. 382—386. DOI:10.1111/dmcn.14767
30. Rochat P. The Ontogeny of Human Self-Consciousness // Current Directions in Psychological Science. 2018. № 5(27). P. 345—350. DOI:10.1177/0963721418760236
31. Sattin D., et al. An Overview of the Body Schema and Body Image: Theoretical Models, Methodological Settings and Pitfalls for Rehabilitation of Persons with Neurological Disorders // Brain Sciences. 2023. № 10(13). P. 1410. DOI:10.3390/brainsci13101410
32. Tsakiris M., Longo M., Haggard P. Having a body versus moving your body: neural signatures of agency and body-ownership // Neuropsychologia. 2010. Vol. 48(9). P. 2740—2749. DOI:10.1016/j.neuropsychologia.2010.05.021
33. Wehrle M. Being a body and having a body. The twofold temporality of embodied intentionality // Phenomenology and Cognitive Sciences. Vol. 19. P. 499—521. DOI:10.1007/s11097-019-09610-z