Вина и грех.

1681

Аннотация

Статья посвящена двум проблемам: различия чувства вины и чувства греха с психологической и духовной точек зрения, а также проблеме онтологического и функционального перехода личности от чувства вины к чувству греха. Делается попытка выявления факторов, мешающих человеку получить освобождение от чувства вины и греха в покаянии и исповеди. Авторы подчеркивают, что грех не относится к существу личности, а носит временный и внешний характер; человек может жить с грехом, а может от него освободиться – это свободный выбор. Чем может помочь здесь психолог, и какова роль пастыря в этом процессе?

Общая информация

Ключевые слова: ценности, фрустрация

Рубрика издания: Психология веры, христианская психология и психотерапия

Тип материала: научная статья

Для цитаты: Лоргус А.В., Красникова О.М. Вина и грех. // Консультативная психология и психотерапия. 2010. Том 18. № 3. С. 165–175.

Полный текст

Три чувства вины преследуют человека в жизни от первых и смутных переживаний своего Я до последнего вздоха: чувство реальной вины, иррациональное чувство вины и чувство вины экзистенциальной. Так считает психолог Джеймс Холлис [2006, с. 30].

Психологу чаще всего приходится работать с иррациональным чувством вины. Реальная вина заставляет человека обращаться к священнику. Христианский психолог в своей практике имеет дело и с чувством вины, и с чувством греха.

Нас интересуют здесь как психологические аспекты чувства вины реальной и иррациональной (мнимой), так и переход чувства реальной вины в чувство греха. Этот переход представляет собой не только смену эмоционального содержания, эмоционального сопровождения некоторых отношений (с Богом или людьми), но и является структурной переменой. Чувство вины отличается от чувства греха по своей внутренней личностной сути. Появление в опыте человека чувства греха приводит к перемене в структуре личности. Формируется особый слой личности – отношение к своей греховности, к своим грехам; отношения со своей совестью, с Богом.

Можно отнести этот слой личности к ценностной сфере, но особым образом. «Покаянная культура», включает в себя не только ценности, но и практику покаяния – деятельность, организованную в соответствии с религиозной традицией. Не принимая во внимание этой стороны личности верующего человека, трудно понять, чем отличается раскаяние от покаяния. Раскаяние относится к общечеловеческим ценностным структурам личности. Покаяние – особая, деятельностная, структура личности церковного человека.

Грех, по христианскому учению, есть поступок или намерение, чувство, мысль, слово, которые по природе противоречат устроению человека, взаимоотношениям с Богом, а также отношениям между людьми. Грех не входит в состав природы человека, в его сущность. Грех всегда привносится в жизнь человека. С этой антропологической точки зрения, грех есть нечто внешнее. Следовательно, психологически он может восприниматься как внешнее, чуждое, насильственное, не свойственное природе человека. Применительно к греховности человека нередки метафоры грязи, скверны, язвы, раны.

Чувство вины и чувство греха не совпадают, прежде всего, в том, что чувство вины есть отношение к себе самому, к своему поступку и мысли как части себя, а чувство греха есть отношение к иному, чуждому мне. Грех может быть «смыт», снят с души, и тогда чувство греха уходит, так как онтологически для него уже нет причины. А чувство вины может либо перейти в чувство греха, если это реальное чувство вины, либо остаться, если это иррациональное чувство вины, или если в практике человека нет покаяния.

Духовно-религиозная культура покаяния – оценки, самообличения, раскаяния, исповеди, прощения и т.п. – имеет древнюю историю и богатую практику. У верующего человека, как правило, отношение к своим поступкам, состояниям, мыслям, словам и чувствам представляет собой довольно развитую систему оценок этических, нравственных, духовных, канонических. Его оценочные отношения чутки, разнообразны и глубоки. Так что религиозному человеку чувства вины не занимать.

Более того, практика психотерапии свидетельствует, что у религиозных клиентов часто приходится встречаться с гипертрофированным чувством своей виновности. Такая гипертрофия может являться следствием скрытой гордыни (например: «я самая великая грешница») и причиной глубокого невроза, депрессии, пограничного состояния, вплоть до желания своей смерти. Наш практический опыт, да и здравый смысл, убеждают нас в том, что такое гипертрофированное чувство вины является следствием искажения религиозной практики[1], но не в меньшей степени невротическим симптомом, имеющим иное, не религиозное, а психопатологическое происхождение.

В религиозной практике, а именно практике христианского покаяния, малейшее чувство вины должно побуждать к немедленному поиску причин этого чувства. Найденный факт опознается как подлинная вина, как грех на основе духовной шкалы ценностей и посредством определенных духовных навыков. В святоотеческой православной практике ряд подобных навыков именуются такими понятиями как «различение духов», «трезвение», «сердечное внимание», «самособранность», «дух рассуждения» и иными. Все они укоренены в традиции, в Священном Писании, в опыте Церкви. Причем функциональное значение этих духовных навыков не сводится только к покаянию, самоосуждению и самообличению. Так, например, «дух рассуждения» помогает человеку различать подлинную виновность от ложной.

К ложной виновности могут быть отнесены, например, следствия таких явлений, как горделивые амбиции, обещания, стремление к святости и др. Опытные подвижники с древности предупреждали, что острое иррациональное чувство вины, приводящее к самобичеванию, унынию и отчаянию, может охватить молодого инока от осознания собственного несовершенства, ведь стремление к совершенству чрезвычайно свойственно начинающим христианам. Это предупреждение могло помочь распознать в себе иррациональное чувство вины и не впасть в духовную прелесть.

Если чувство вины опознано, найдена содержательная причина вины («я виноват в том, что я …»), ответственность за содеянное признана («я мог поступить по-другому, но я выбрал этот путь»), то здравая духовная оценка этого является решающим фактором развития чувства вины. Результатом такой здравой оценки, как нам представляется, может быть различение реальной вины от прочего. Здравая оценка – это дело не только самой личности, здесь может быть и пастырская работа, и, отчасти, психотерапевтическая.

В сложных случаях и состояниях человек может обратиться к психотерапевту с запросом о неизбывном чувстве вины, которое не имеет ясных религиозных критериев, но при этом может казаться грехом. Например, в семейной психотерапии часто встречается запрос, связанный с виной ребенка перед матерью, которая находится почти в постоянном состоянии обиды на ребенка[2]. Часто виновность ребенка, переживаемая им (в любом возрасте) как сильное деструктивное чувство, не имеет никаких реальных причин. Такое чувство вины можно отнести к иррациональному чувству вины.

Оценочная стадия покаяния может оказаться очень полезной, как с ретроспективной точки зрения, когда человек может переоценить свое прошлое, так и с целительной точки зрения. Устраняя из пространства покаяния ложные содержания, избавляясь, по возможности, от иррационального чувства вины, душа высвобождает силы для подлинного и реалистического покаяния.

Осознание своей реальной вины дает человеку как чувство греха, стыда, боли, страдание, так и новые возможности. В религиозной практике основной возможностью после осознания вины является раскаяние в поступке, чувстве, мыслях, словах («мне жаль, что я это сделал»). Раскаяние можно понимать как сложный процесс. Во-первых, это акт ценностного выбора, признание или непризнание факта вины. Во-вторых, это начало смены позиции Я по отношению к факту вины. Это переход от «Я-поступок» к «мой-поступок», при котором личность отделяется от своего поступка. Дифференциация Я и поступка, события, факта вины – главное функциональное содержание раскаяния. Умение различать Я и Мое, по мнению С. Франка[3], есть основной момент личности. К Я можно отнести реалистическое самосознание. Переживание греха в этом ключе следует отнести к «мое».

Третья ступень процесса раскаяния есть отношение к тому, что только что было отделено от себя, отношение к греху. Это отношение в религиозной практике может быть раскаянием, гореванием, плачем (в прямом смысле, что делали многие подвижники, или переносном смысле), сожалением. В любом случае это переживание боли, стыда, неприязни греху. Именно эти чувства приводят личность на иную ступень покаяния.

Фрустрирующие переживания подталкивают личность либо к вытеснению чувства вины, греха, либо к избавлению от самого греха. Не вдаваясь в онтологическую оценку греха[4], скажем, что подлинное избавление от греха есть акт мистический, а не волевой, лишь отчасти психологический и никак не социальный. Покаяние – акт социальный и психологический, а исповедь – акт личностный. Освобождение от греха совершает Сам Господь в мистическом акте Таинства.

Здесь следует подчеркнуть, что избавление от греха, прощение, получаемое от людей, социальные формы покаяния и ответственности (например, отбывание наказания в тюрьме) не могут быть смешаны[5]. Они различны по сути. Прощение греха Богом – Таинство – есть акт надличностный, внепсихологический, и, как таковой, не является предметом психологического анализа. А вот сам процесс покаяния и подготовки к исповеди, как процесс личностный, нас, как психологов, может интересовать.

Итак, перед личностью открываются два пути: избавление от греха или вытеснение чувства греха. Очевидно, что эти пути не равноценны, как с точки зрения структуры личности, так и с точки зрения прогноза развития личности. Избавление от греха предполагает высокую меру осознанности, и, стало быть, большую степень цельности личности. Кроме того, как мы увидим далее, избавление ведет к развитию и силе. Вытеснение же предполагает не только избегание чувства греха, но и избегание самого «места греха» в личности, отщепление от Я (по мысли, например. А. Фрейд[6]). Забвение (вытеснение) греха есть путь искажения личности.

Два пути, открытые раскаянием, есть момент свободы и выбора. Эта точка трудна, и, как мы выше признались, является решающей. Далее выбор ведет не сходящимися путями: один – к развитию, целостности, другой – к обеднению, замкнутости и распаду. Один путь приводит к Исповеди, другой – к защитному личностному поведению, к неврозу. Ведь жить с фрустрирующими чувствами греха и вины невозможно, а значит, возникает «необходимость» защищаться от этих чувств.

Путь покаяния ведет личность к возрастающему чувству неприязни к своему греху – в святоотеческой литературе говорится даже о «ненависти ко греху». В некоторый момент (он не всегда связан с личностными факторами) человек решается на Исповедь. В покаянной христианской практике время, возможность и необходимость исповеди широко варьируется. Мы же говорим о внутренней готовности и решимости исповедать свой грех. Навык личностного выбора, решимость и готовность приобретаются в религиозной жизни и составляют часть покаянной культуры личности. Но для нас сейчас важно, что переход от чувства греха к действию покаяния есть иной уровень личности, уровень деятельный, динамический, развивающий[7].

Что происходит в покаянии, в самом акте исповеди, сейчас мы опускаем, так как у нас иная тема. Нам важно проанализировать, как изменяется чувство вины, чувство греха, и что личность приобретает или теряет в процессе покаяния.

Если исповедь состоялась, как с канонической (с мистической), так и с психологической точки зрения, то грех, как таковой, перестает быть тем, «что имел» человек и тем, «что» владело человеком. Грех исчезает, перестает быть источником «виновности» человека. Душа действительно освобождается от греха. Это факт религиозной жизни, а не психологического обнаружения или вывода. Это предмет веры и исповедания. Психологически мы можем только наблюдать чувство освобождения.

Христианское учение, если оно принято верующим, не оставляет сомнения в том, что греха исповеданного, после Таинства Исповеди, более нет в душе человека. Эмпирически это обнаруживается как яркое, заметное освобождение от фрустрирующих чувств, как облегчение, как радость и свобода души. Психологически факт освобождения может быть отмечен как новое явление, имеющее в предшествующем опыте определенный прогноз. Дело в том, что, решаясь на исповедь, человек имеет сильную надежду на прощение от Бога греха, даже ожидает и сердцем знает, что прощение его «ждет»[8]. Ожидание освобождения, радости и легкости после покаяния – часть христианского опыта, и, стало быть, опережающее, прогнозируемое чувство.

Тем не менее, исповедь дает реальное чувство освобождения от греха, и это новое явление. Очевидно, однако, что часто такого чувства освобождения люди после исповеди по поводу данного конкретного греха не испытывают. Христианское учение на этот счет говорит, что в таком случае могло иметь место не глубокое, не искреннее покаяние. Оставляя этот факт как верный, с точки зрения духовной практики, отметим иные причины, которые интересует нас больше. Их несколько.

Первая причина остающегося чувства вины заключается в том, что к покаянию привело иррациональное ложное чувство вины. Каяться из ложного чувства вины не конструктивно и не результативно, так как за такой виновностью, скорее всего, стоит внутриличностный конфликт (невротический комплекс). Возникающее из иррационального чувства вины чувство греха есть фантом, и покаяние проходит здесь как бы над глубинными слоями души. Душа, выражаясь метафорически, не освобождается от несуществующих оков, так как их нет.

Иными словами, иррациональное чувство вины не приводит к подлинному покаянию и освобождению через Таинство, так как нет самого греха. Есть только чувство вины, но чувство вины не причина для покаяния! Причиной для покаяния может быть только чувство греха, опознанное и сознательно осмысленное. Здесь как раз и необходимо трезвение, то есть сосредоточенное, и, по возможности, бесстрастное рассуждение, собранность, реализм, «хождение перед Богом» (мысленное и чувственное удерживание себя перед Божьим взором).

Иррациональное чувство вины, к сожалению, очень часто воспринимается, как путь к покаянию. Но это ошибка, требующая личностного отрезвления и пастырского уврачевания. На наш взгляд, духовный руководитель, духовник, может предупредить и предостеречь от увлечения своей мнимой греховностью. Такая «греховность» может вести к неврозу (с психологической точки зрения) и к прелести (с духовной точки зрения). Пастырская забота – научить различать реальную и мнимую греховность, и христианская психология может в этом помочь.

Вторая причина отсутствия чувства свободы от греха после Исповеди может заключаться в том, что виновность, верная, с точки зрения причинности в межличностных отношениях, не всегда бывает реальной виной, с точки зрения христианской этики, духовных реалий, ответственности человека, осознанности его поступков или его информированности. Например, машинист электрички, сбивший на переезде человека и не имевший никакой возможности предотвратить трагедию, испытывает чувство вины, несет ответственность за случившееся (как участник дорожного происшествия), но не виноват в том, что произошло. Его вины и греха здесь нет.

Другой пример: ребенок, «виноватый» тем только, что мама в плохом настроении по своим личным причинам (поссорилась с мужем или переживает неприятности на работе). Ребенок не знает рациональных причин состояния своей мамы, но, в силу детского эгоцентризма, считает, что мама грустит, потому что он сделал что-то плохое. Ребенок испытывает иррациональное чувство вины, от которого никак не может избавиться, так как в реальности он ни в чем не виноват. Взрослый человек может поступать так же, повторяя неосознаваемый в раннем детстве навык «быть виноватым».

Люди не только приписывают себе несуществующую вину, они иногда преувеличивают или преуменьшают свою реальную вину. В случае, когда они хотят сохранить образ Я «хорошим», они могут не признавать очевидные факты, доказывающие их виновность. Здесь в ход идут любые защитные механизмы: отрицание, вытеснение, рационализация и пр. Более того, они могут начать обвинять окружающих, проецируя на них свою вину, чтобы уменьшить свои переживания чувства вины. Недаром иррациональное чувство вины называют еще защитным – оно помогает сохранять идеальный образ Я, оберегает от внутреннего напряжения.

Менее понятно, зачем человек преувеличивает свою реальную вину. Но и в этом случае есть психологическое объяснение: если я являюсь причиной какого-то события (пусть даже трагического), то я – не «пустое место», от меня что-то зависит. То есть с помощью иррационального чувства вины человек пытается подтвердить свою значимость. Ему страшнее признать тот факт, что он ни на что не мог повлиять, признать свое бессилие что-либо изменить, чем сказать «это из-за меня!». Такое иррациональное чувство вины если и приводит к чувству греха и покаянию, то не находит облегчения в покаянии.

Часто приходится слышать: «Каюсь, каюсь, а легче не становится». Это, скорее всего, означает присутствие иррационального, мнимого чувства вины, от которого невозможно избавиться покаянием. Более того, иррациональное чувство вины имеет свойство разрастаться, при условии невротических изменений в личности. Иррациональное чувство вины есть следствие внутриличностного конфликта, невроза, а не виновности.

Наконец, третья возможная причина того, что покаяние не приносит облегчения и освобождения – это экзистенциальная и семейная вина. Эта «виновность» есть дань принадлежности к национальным, общечеловеческим или семейным системам. Ни один человек не в состоянии принести покаяние за весь род человеческий, за страну или народ, или за своих предков, родителей, детей или других родственников.

Оставим в стороне сейчас вопрос об ответственности детей за поступки родителей. Он не решается на психологическом уровне. Отметим, что человек, осознающий свою причастность к роду человеческому или семье (а каждый человек реально, принимает он это или не принимает, причастен и к тому, и к другому), может принять на себя вину экзистенциальную и семейную. Это личностный акт – выбор. Выбор не всегда осознанный, так как может быть продиктован аффектом. «Взвалить» на себя ответственность за все человечество или за своих предков – гордыня или глупость, если такая ответственность не подкреплена величиной духовного роста, опыта, смирения и послушания. В любом случае – это не может привести к истинному покаянию и прощению.

В православной аскетической истории есть примеры подвижников, молившихся за весь мир (например, прп. старец Силуан Афонский, прп. Макарий Египетский). Но величина их подвига, в данном случае, мера греха человеческого, «взятого на себя» только в степени осознания своей причастности миру, была соразмерна их смирению. Без смирения души такое принятие на себя экзистенциальной вины ведет к гордыне. Также и в семье, принятие на себя семейной «вины», вхождение в роль «семейного героя» может быть продиктовано гордыней и привести к мнимой греховности и нерезультативному покаянию.

Если покаяние не приводит к освобождению, облегчению и радости, то, психологически, следствием этого может быть невротическое искажение личности. Во-первых, не получая освобождения, личность привыкает принимать свою виновность как неизбывную, никем не побеждаемую[9]. Во-вторых, само покаяние обесценивается и превращается в обряд. В-третьих, личностная роль покаяния умаляется и разрушается, ее место часто занимают нравственные процедуры праведности и правильности, соблюдение норм и правил. В отношениях с другими у таких людей развивается непримиримость и осуждение.

После покаяния, если оно получило свое подлинное удовлетворение в Таинстве Исповеди, начинается новый этап. Его новизна – в динамике, эмоциональности и опытности. Освобождаясь от реального греха через покаяние, душа высвобождает силы, которые прежде были скованы чувством вины и греха, вытеснением или раскаянием. Да и сам грех, как травма или рана души, парализует и сковывает силы и способности ее. «Отпущение» греха, то есть мистическое удаление греха из души, приводит к динамическому пробуждению – не аффективному, а энергетическому. Через покаяние человек приобретает новые силы, которые были скованы, утрачены или отчуждены от личности. Новые силы переполняют душу, открывая новые возможности для роста и обретения целостности.

Кроме того, в результате покаяния личность приобретает новый духовный и психологический опыт. Это не знание о грехе, не знание собственного греха, это опыт исцеления души. Недаром народная пословица говорит: «Не согрешишь – не покаешься». Это циничное выражение несет в себе, тем не менее, рациональное зерно. Покаяние есть бесценный опыт. Не грех, а покаяние. И только через призму покаяния грех может иметь такую «ценность», о которой идет речь в народной премудрости.

Опыт покаяния непременно должен включать в себя духовный результат – опыт преодоления греха, то есть опытное знание того, как можно не допустить ошибки и как, допустив ошибку, можно вернуться к целостности и здоровью души. К духовному результату следует также отнести силы и способности, рост и развитие, которые дает покаяние и прощение, а кроме того и память о «делах своих».

* * *

В заключение хотелось бы подчеркнуть два аспекта рассматриваемой темы. Первый аспект – пастырский. Практика пастырского душепопечения, в указанном смысле, может быть направлена, в частности, на то, чтобы научить человека отличать в себе мнимое чувство вины от реальной виновности, помочь готовить к покаянию душу в трезвении и смирении. Кроме того, пастырь может способствовать человеку в осознании необходимости разобраться с иррациональным чувством вины, порекомендовав ему обратиться к специалисту.

Нередко молодые священники полагают, что покаянием можно вылечить все, всегда и в любом случае. Напрасно! Пограничные состояния и неврозы покаянием не лечатся. Если уже обходиться без психологии, которая по идеологическим причинам неприемлема некоторым православным, то «лечить» невроз нужно деятельной любовью, духовным руководством, смирением. Но это очень долгий путь и не всем известный.

Второй аспект – психотерапевтический. Психологическая консультация, а чаще длительная психотерапия может помочь христианину разобраться с чувством вины, выделить из такого чувства подлинное, отложить иррациональное, ложное, мнимое, а в результате – сделать свою подготовку к исповеди продуктивнее.

Нередко психологов обвиняют в том, что они считают своей задачей избавить человека от чувства вины. Действительно, некоторые психологи придерживаются такого подхода: «Чувство вины – непродуктивная и даже разрушительная эмоциональная реакция человека на самообвинение и самоосуждение. Чувство вины, по сути, это агрессия, направленная на самих себя, – это самоуничижение, самобичевание, стремление к самонаказанию»[10]. Однако в психологии можно встретить и иной взгляд на вещи: «Чувство вины является необходимой составляющей личности в том случае, если без этого чувства личность не в состоянии самостоятельно выбирать социально-полезные и конструктивные формы взаимодействия с другими людьми и группами»[11].

Противоречивое отношение к этому психологическому явлению не отменяет фундаментального факта: чувство вины необходимо человеку. Оно укоренено в ценностной и духовной сфере личности. Без чувства вины, как и без чувства успеха и удовлетворения, человек жить не может.



[1] Об этом нам уже приходилось говорить в курсе лекций «Психопатология религиозной жизни».

[2] Это часто встречающийся в исповедальной практике мнимый грех против пятой заповеди о почитании родителей [Исх. 20, 12], с которым в пастырской практике приходится много работать. Мнимая вина ребенка перед родителем – широко распространенный невротический симптом созависимых отношений. Тем не менее, нарушение пятой заповеди действительно тяжкий грех. Чтобы помочь пастырю в различении мнимого и подлинного греха, необходима дополнительная работа.

[3] Следует различать «… "Себя" от того, что я "имею" (или что "имеет меня" [Франк, 1997, с. 238])». Я в покаянии отделяет «себя» от поступка, от греха. Грех не есть Я – вот основное отличие чувства вины от чувства греха. Грех есть нечто чуждое душе, наслоение, «грязь», нечто не сущностное, и потому оно может быть изъято, «омыто». Разделение подлинности души от не подлинности поступка есть переход от того, что (грех, страсть) «имеет меня» к тому (греху, поступку, страсти), что имею Я. Этот переход делает меня «обладателем» греха. Только как обладатель, я могу с ним что-то делать.

[4] См. наши лекции по Православной антропологии, часть третья «Зло и грех» (рукопись).

[5] Тюремному священнику часто приходится сталкиваться с тем, что через покаяние некоторые наивные заключенные пытаются получить себе помилование или уменьшение срока.

[6] Анна Фрейд пишет в частности: «… Вытеснение … самый опасный механизм психологической защиты. Отщепление от эго, осуществляемое за счет отчуждения от сознания целых областей аффективной и инстинктивной жизни, может раз и навсегда разрушить целостность личности» [Фрейд А., 2008, с. 48]. Эта мысль совпадает с нашим представлением о расщеплении личности, механизм которого есть вытеснение.

[7] Следует отметить, что практикующий христианин, вошедший в покаянную культуру, значительно углубляет свою систему рефлексии, самопознания и межличностного знания. Покаянная культура православия помогает личности развивать постоянное самонаблюдение и самоанализ.

[8] Отец из евангельской притчи о Блудном сыне, встречающий сына, бегущий ему навстречу, «ждет» сыновнего покаяния. Так и Господь ждет человеческого покаяния.

[9] Это искажение христианского учения, как отрицание подвига Христа, на Кресте искупившего грехи всего мира. Таинство Исповеди и есть реализация этого учения.

[10] http://www.psynavigator.ru/artpages/519.htm

[11] http://www.psychologos.ru

Литература

  1. Франк С.Л. Реальность и человек. М.: Республика, 1997.
  2. Фрейд А. Эго и механизмы психологической защиты. М.: АСТ: Астрель, 2008.
  3. Холлис Дж. Душевные омуты. Возвращение к жизни после тяжелых потрясений. М.: Когито-Центр, 2006.

Информация об авторах

Лоргус Андрей Владимирович, декан факультета психологии , Российский православный университет во имя апостола Иоана Богослова, Москва, Россия, e-mail: lorgus2009@yandex.ru

Красникова Ольга Михайловна, психолог-консультант, руководитель Психологического Центра "Собеседник"

Метрики

Просмотров

Всего: 8771
В прошлом месяце: 43
В текущем месяце: 11

Скачиваний

Всего: 1681
В прошлом месяце: 6
В текущем месяце: 1